Книга: Свидетель, не увидевший свет (сборник)
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7

Глава 6

– Ты узнал? – спросил Гуров, когда Чебриков беззвучно, словно привидение, вынырнул из темноты.
– У Захарова никого дома нет. Соседи говорят, что он вернулся после обеда, переоделся и почти сразу ушел. Соседи у него – пожилая пара. Они за домом следят в его отсутствие, зимой протапливают. Потом я сразу пошел домой к Бочкину. С ним все получилось сложнее. Я там попал в переплет сразу с двумя женщинами. Одна его тетка, Ольга Ивановна. Она почтальон и возит сюда на дрезине почту, пенсии местным пенсионерам. Они с Павлом остановились у Анны Сергеевны. Это неподалеку от магазина.
– Слушай, тут столько пенсионеров, – удивился Гуров. – Сколько же она денег с собой сюда возит?
– Кстати, не очень много. Я специально спросил, когда мне в голову пришла такая же мысль. Оказывается, когда тут карьер стал закрываться, то в поселке закрылась и почта. А раньше пенсию сюда возили инкассаторы. С тех пор многие пенсионеры, что помоложе, пооткрывали счета в банках. Пенсия идет на счет, а они ездят раз в несколько месяцев, снимают, сколько им тут на проживание надо. Ольга Ивановна возит тем, кто совсем из поселка никуда не выезжает.
– Ты это должен был выяснить в первые дни после заступления в должность, – проворчал Гуров. – У тебя на участке женщина наличку из города возит, и ты обязан обеспечить ей безопасность. Ладно, Оксаны тоже дома нет. Я простоял под окнами примерно с час – ни шевеления, ни звука. Так что думаем, где их искать.
– Слушайте, – оживился участковый. – А может, вы разошлись с Оксаной? Может, она в магазин пошла? Ну, посудите сами! У нас нет центральной улицы, где по вечерам гуляет молодежь. Молодежи нет. Клуба или Дома культуры тоже нет, как нет и красивого берега у реки, где можно вздыхать и обниматься.
– Ладно, пошли проверим этот вариант, – согласился Гуров. – В конце концов, может, у нее какая-то плановая проверка продуктов и она какой-то отчет пишет. Или же просто пошли с Захаровым туда целоваться, опасаясь, что Бочкин следит за ее домом и за домом Захарова.
Чебриков повел сыщика напрямик, самой короткой дорогой, мотивируя тем, что, если уж Захаров и Оксана и будут скрываться, то тоже пойдут короткой дорогой по неосвещенным улицам. Гуров согласился. Они молча пробирались мимо деревянных покосившихся заборов, обходили в темноте столбы. И вдруг Чебриков остановился и поднял руку. Гуров тоже почти сразу услышал шум впереди. Несколько возгласов, потом женский вскрик, а следом – стук. Так падает на землю тело.
Участковый выхватил пистолет и бросился вперед. Гуров чертыхнулся и побежал за ним. Снова у него появилось ощущение, что он отстает от преступника на шаг. Это злило. Но в то же время его радовало то, что он вообще нащупал и ухватил ниточку, за которую стал распутывать творившиеся тут дела. Мог, между прочим, не заметить и не ухватить. Неужели все-таки Бочкин? Слишком уж все сходится на нем. Какие натяжки ни допускай, сколько ни списывай на случайности, на совпадения, все равно все сходится на нем. Так редко бывает, но бывает.
Луна выползла из-за туч неожиданно, как будто ей тоже стало интересно, а чем это тут занимаются поздним вечером люди, когда всем полагается спать. И она осветила небольшой переулок. А люди занимались странным! Один мужчина лежал на земле, опираясь на локоть, а другой рукой зажимал голову. Второй мужчина с остервенением вырывался из рук женщины, размахивая чем-то длинным, видимо, вывернутым из забора колом или доской. Гуров узнал всех троих. Паша Бочкин, видимо, огрел Захарова по голове своей дубиной, а Оксана Полупанова пыталась удержать разбушевавшегося ухажера, чтобы он не врезал сопернику еще раз. Кажется, и первый удар был достаточно сильным.
– А ну-ка! – заорал Чебриков, размахивая пистолетом и отпихивая Бочкина от его жертвы. – Хватит, я сказал!
Гуров присел на корточки возле Захарова и сразу понял, что ничего страшного не произошло. Охотник тихо матерился и даже пытался смеяться, размазывая кровь на рассеченной голове. Встал на ноги он почти без помощи Гурова, нашарил в кармане носовой платок, приложил к глубокой ссадине на голове и, кривясь то ли от боли, то ли от досады, проговорил:
– Вот придурок! Совсем чокнулся.
– Я тебя пришибу, урод! – продолжал вырываться Бочкин, но свою палку все же бросил.
– Что произошло? – взялся выяснять участковый. – Из-за чего драка?
– Да ни из-за чего, товарищ лейтенант, – попыталась спокойно ответить Оксана, но, увидев кровь на лице Захарова, кинулась к нему: – Что, сильно он тебя, Игорь? У тебя же кровищи вон сколько…
– Ерунда, просто кожу рассек, – отмахнулся Захаров. – Сейчас она остановится.
– За что ты его так? – Гуров подошел и остановился перед Бочкиным, заглядывая ему в лицо.
– За все хорошее! – огрызнулся Павел.
– Обычная твоя манера объяснять, – усмехнулся Лев. – Ты почему-то всегда норовишь уйти от прямого ответа. Почему, а, Паша?
– Да пошли вы все! – махнул рукой Бочкин и повернулся, чтобы уйти.
– Погоди-ка! – резко остановил его Гуров и схватил за рукав куртки. – Я же не разрешил уходить! – напомнил он.
– А кто ты такой? – вспылил Павел, безуспешно дернув руку. – Ты чего тут командуешь?
– Полковник полиции Гуров! Главное управление уголовного розыска МВД Российской Федерации.
– Ни хрена себе! – отчетливо прозвучал в темноте голос Захарова.
– Вы заявление писать будете? – осведомился Чебриков казенным голосом, обращаясь к пострадавшему.
– Сами разберемся, – усмехнулся Захаров. – Еще полицию я буду вмешивать в личные дела.
– Бочкин, вы задержаны, – объявил Гуров.
Павел промолчал, но сыщик ощутил, как шевельнулись его мышцы под курткой. Так обычно бывает перед тем, когда задержанный готовится резко вырваться и попытаться сбежать.
– Спокойно, Паша, спокойно, – тихо сказал сыщик. – Придется тебе какое-то время посидеть под замком. Чебриков, наручники!
Участковый, коротко звякнув металлом в темноте, подошел и защелкнул наручники на запястьях Бочкина.
– Вот и помогай вам после этого, – усмехнулся задержанный.
– За помощь спасибо! А проламывать головы гражданам в нашей стране запрещается. Это называется «нанесение телесных повреждений». Пошли! – Гуров подтолкнул Бочкина в спину, направляя его в сторону участкового пункта. – А ты, Игорь, зашел бы к местному фельдшеру со своей раной. Может, там швы накладывать надо.
– Разберемся, – проворчал Захаров.
До участкового пункта дошли в полном молчании. Чебриков отпер дверь, вошел первым и включил свет. Гуров подтолкнул Бочкина к высокой, до самого потолка, решетке в дальней части комнаты. Небольшая камера, размером примерно два на четыре метра, имела лежанку и вполне современные унитаз и раковину. Сняв наручники с Бочкина, Чебриков запер за ним дверь на навесной замок и вопросительно посмотрел на Гурова.
Сыщик подошел к решетке и, глядя на Павла, угрюмо улегшегося на лежанке и уставившегося отсутствующим взглядом в потолок, сказал:
– Посиди пока здесь, подумай. Учти, что я знаю больше, чем тебе кажется, и очень о многом догадываюсь. Отсюда тебе не выйти, если, конечно, не проявишь доброй воли. Будешь молчать, тогда тебе одна дорога отсюда – в район, когда появится возможность тебя туда транспортировать.
– Великое преступление, – усмехнулся Бочкин. – Дожили! Уже и по морде подонку съездить нельзя. – С этими словами он демонстративно отвернулся к стене и замолчал.
– Во-первых, не по морде, – поправил его Гуров. – Я бы так сказал, что это больше граничит не с пощечиной, которой награждают подлеца, а с попыткой проломить человеку голову. Это немножко разные вещи. Ты знаешь, что твою выходку можно расценить даже как покушение на убийство? Да-да! Этим дрыном, которым ты огрел Захарова, его вполне можно было убить. Это немножко разные статьи и разный уровень ответственности. Уже не административной, а уголовной. Учти это. Но ты напрасно делаешь вид, что ничего не понял, Павел. Мне хотелось бы поговорить с тобой о взрывчатке. Понимаешь?
– Какая еще взрывчатка? – проворчал Бочкин в стену. – Я тут не был несколько лет, что вы ко мне с ней пристаете?
– Ладно, не тороплю, – кивнул Гуров. – Полежи пока, подумай. Пошли, Чебриков.
Оставив дежурное освещение в кабинете, Чебриков запер входную дверь и сунул ключ в карман. Гуров взял участкового за пуговицу и тихо заговорил:
– Ну, все, Володя, в инкогнито мы с тобой играть не будем, пора раскрывать карты. Серьезно допрашивать Бочкина придется чуть позже, потому что пока у тебя одно основание для его задержания – нанесение побоев Захарову. У нас с тобой все сходится на Бочкине, и это неприятно сознавать. У него наверняка есть здесь сообщник или сообщники. И где-то спрятана взрывчатка, и она кому-то зачем-то нужна. А это не детская игрушка, так что у нас времени на размышления не осталось. Придется действовать быстро, но обдуманно. Офис твой, я думаю, пока можно оставить без надзора, потому что никто еще не знает, что мы Павла заперли в камере. Но прежде чем его допрашивать, надо уточнить несколько вопросов. Как, зачем он приехал? Почему его потянуло сюда именно сейчас, если он столько лет тут не был? Тут ведь нет ничего, что его могло чисто теоретически привлечь. Я сейчас отправлюсь к его тетке, а потом к этому железнодорожнику, который их привез на дрезине.
– К Рыбникову?
– Да. Необходимо узнать подробно, как Бочкин оказался на дрезине, не происходило ли чего-то особенного или приметного во время поездки. Видишь ли, Александр Васильевич рассказал мне недавно, что кто-то подменил содержимое канистры. Они должны были заливать масло, а залили какую-то дрянь, отчего в двигателе полетела поршневая группа. Не думаю, что Леша Штыков мог это сделать. Тем более умышленно. А у нас совпадение. На дрезине в тот момент оказался Бочкин, которого мы с тобой и так подозреваем в связи с теми, кто похитил взрывчатку. А ты, как и положено участковому, сейчас отправляйся и получи хотя бы устные объяснения у Захарова и Полупановой по поводу недавнего происшествия с Бочкиным. Как получилось, что он напал, зачем, что говорил, какие предпосылки были раньше. Понял?

 

Ольга Ивановна нервно теребила воротник поспешно надетого халата. Халат хозяйки дома был ей велик на пару размеров, и смотрелась она в нем жалко. Наверное, эффекта добавляло выражение лица почтальонши, смотревшей на Гурова со страхом и непониманием. Они сидели за столом на кухне. Хозяйка дома, дородная тетя Аня, стояла, подпирая спиной косяк, и жевала уголок платка, то и дело сокрушенно покачивая головой. Известие о том, что Павла пришлось задержать и посадить временно в камеру, буквально повергло обеих женщин в шок.
– Так он же никогда, Лев Иванович, никогда даже в детстве не дрался, – в который уже раз повторяла Ольга Ивановна. – Понимаете?
– Все когда-то начинают, и все когда-то случается впервые, – пожал Гуров плечами. – Драка произошла у нас с участковым на глазах, и оставить Павла в таком состоянии мы не могли. А если он кинется дом поджигать? Он же весь поселок спалит из-за своей ревности.
– Не понимаю, что на него нашло, – всхлипнула Ольга Ивановна. – Он всегда такой спокойный, рассудительный.
– Зачем он сюда приехал?
– С Оксанкой поговорить, с Полупановой. Они в школе в одном классе учились. Предложение он хотел ей сделать. Он ведь ее со школы еще вроде любит. А тут узнал, что она одна, что вернулась и давно уже в поселке продавщицей работает, так и загорелся. Уверен был, что она с радостью согласится, чтобы отсюда вырваться в город. Молодая ведь еще, красивая баба. А оно вон как повернулось, у нее мужик оказался.
– А раньше Павел никогда не упоминал об Оксане?
– А когда ему упоминать? Мы же в городе и виделись-то нечасто. Может, от кого из одноклассников узнал, а может, и я сболтнула когда. Теперь уж и не помню.
– Так вот сразу он и загорелся этой поездкой или давно поговаривал о том, что стоит съездить?
– Загорелся, это точно. Прибежал ко мне вечером и просит, возьми меня, тетка, с собой на дрезину, а то, говорит, в Белореченское ничем больше не доберешься. А у меня там дело важное. Можно сказать, жизненное!
– Так и сказал, что ничем больше не доберешься? – ухватился Гуров за фразу.
– Ну да. Если на автобусе, да через Суктыл – это же какой крюк.
– А на дрезине Павел чем занимался?
– Да чем же на ней заниматься? – снова напряглась Ольга Ивановна, которая немного начала успокаиваться, решив, что вопросы закончились. – Ясное дело – посидит, покемарит на лавке да покурить на ветерок выйдет. С Лешкой, помощником машиниста, все болтали. Рыбников-то молчун, тот за всю дорогу и слова не проронил. А Лешка балагур.
– И много Паша с Лешкой болтали? Или больше сидел и кемарил на лавке?
– Ой, я и не помню, – снова начала пугаться женщина. – А что случилось-то?
– Да вот пытаюсь выяснить, с кем Павел общался перед приездом сюда, – схитрил Гуров. – Может, говорил о ревности или о том, что хочет Оксану замуж позвать. Ведь не зря же он Захарова по голове ударил.
– Надо с Игорем поговорить, – обрадовалась Ольга Ивановна. – Он парень рассудительный, порядочный. Пусть заявление заберет, а то ведь Пашку так можно и в тюрьму засадить. А он же без злого умысла, не такой он. Это все из-за Оксанки, чтоб ей пусто было, шалаве такой!
– Не надо, – покачал головой Лев. – С Игорем я поговорю сам. Я их помирю. А почему вы так Оксану Полупанову… Шалавой?
– А кто ж она, если из-за нее мужики в кровь бьются? Шалава и есть. Порядочные бабы гамузом вокруг себя мужиков не собирают, чтоб они еще и дрались из-за нее!
Гуров не стал распространяться на эту тему и говорить, что во все времена рубились и стрелялись на дуэлях из-за прекрасных дам вполне приличного поведения, а просто завершил разговор, попрощался и отправился к Рыбникову.
Железнодорожник, выглянув в окно, увидел Гурова и молча кивнул головой. Через несколько секунд раздался звук отодвигаемого засова, и гулкий со сна голос пригласил:
– Заходи!
Просторные темные сени с запахом засушенных трав, дверь в такую же темную комнату. Гуров старательно смотрел под ноги, идя за хозяином. Наконец они оказались на большой кухне, отделенной от остальной части дома деревянной аркой и цветастой занавеской. Рыбников зажег маленький ночник на столике и показал глазами на мягкий табурет:
– Что-то еще случилось? Чего ты посреди ночи шастаешь?
– Александр Васильевич, простите меня за некоторый маскарад, – прямо заявил Гуров. – Иначе было нельзя, а теперь пришло время представиться по-настоящему. Я – полковник полиции из Москвы. Из Министерства внутренних дел. Тут я оказался случайно, но, видать, судьба. К вам пришел потому, что вы один из тех немногих мужиков в поселке, кому я верю, кого считаю честными гражданами, на кого могу положиться.
– Ты не темни, полковник. Я на лесть не падок. Я срочную служил, два срока прапорщиком отпахал. И кабы не несчастный случай, был бы сейчас военным пенсионером. Поэтому, что такое родину беречь, мы знаем. Что случилось и что от меня надо?
– Есть у меня, Александр Васильевич, серьезные подозрения, что где-то в районе вашего поселка прячут украденные из карьера еще несколько лет назад запасы тротила. Много, килограммов пятьдесят, а может, и больше. И есть основания полагать, что и Калинина убили не просто так, и связь порвали не алкаши, намеревавшиеся пропить срезанный кабель. Что-то мне теперь кажется, что и капитан Воронин не своей смертью умер, а помогли ему, потому что он был опытным участковым и мог что-то заподозрить. А все происходящее за эти дни в поселке, я имею в виду и снесенный рекой мост, и сломавшуюся дрезину, наводит меня на мысль, что ждать нам нужно чего-то плохого и кардинального. Например, попытки вывезти отсюда взрывчатку. А уж кому она в наше время нужна, вы и сами можете догадаться.
– Вот ты ж, беда, а! – Старик пошевелил седыми усами, как будто что-то жевал. – Значит, и у нас террористами запахло. И на кого же ты думаешь, полковник, свои вроде все?
– Подозреваю многих, но пока говорить не буду, – признался Гуров. – Окажется, что ошибаюсь, а у вас предубеждение потом против этого человека останется. Я уеду, а вам тут жить. Давайте так: как только мне понадобится ваша помощь, помощь мужиков, которых вы знаете в поселке и на кого можно положиться, я вас позову. А пока ответьте мне на один вопрос.
– Давай свой вопрос, – вздохнул Рыбников.
– Вы ведь, Александр Васильевич, Лешку Штыкова не подозреваете в том, что он умышленно влил вместо масла что-то другое?
– Ухи бы ему его знаменитые оборвать, этому Штыкову! Да только подумать на него можно все, что угодно, кроме злого умысла. Парень он хороший, честный, порядочный. И если совершил что-то, то не по умыслу. Обмануть его могли. А с маслом этим… Скорее всего, его просто отвлекли. Тоже недостаток, я тебе скажу. Внимательность на нашей работе важна, собранность. Это тебе железная дорога, а не хухры-мухры. А Лешка молодой еще. Ты на него плохого не думай.
– А Бочкина вы зачем взяли на дрезину?
– Ольга Ивановна попросила. Тут дело такое, полковник, я ведь не трамвай и не городской автобус. Мое дело вполне конкретное – возить грузы в поселок, почту с почтальоном. А пассажиров мне перевозить как бы и запрещено, потому как не пассажирский транспорт дрезина, не оборудованный, а специальный. Вмиг начальник дороги прознает и скажет, что мне зарплаты не хватает и я рубли сшибаю на казенной машине. Ну, а по-свойски Ольге Ивановне я отказать и не мог. Племянник он ей вроде как. А ты что же, на него грешишь?
– Не знаю пока, Александр Васильевич. Напраслину наводить не буду. Вы скажите только, мог Павел Бочкин отвлечь Лешку и заменить в вашей канистре масло на что-то другое?
– Вот вопросец! Не знаю, – задумчиво глядя в темное окно, ответил железнодорожник. – Может, мог, а может, и нет. Это надо Лешку пытать, за уши его большие подергать. Его могли разговорами отвлечь и подменить. Ну, а раз не сказал, значит, и не знает ничего. Не заметил. Лешка бы не промолчал, он бы вину признал, я его знаю.
Когда Гуров вернулся в квартиру участкового, Чебрикова еще не было. Видать, с большим энтузиазмом взялся парень за дело, решил Гуров с усмешкой. Есть хотелось неимоверно, но сил готовить что-то, даже яичницу, не было. Холодная колбаса не лезла в горло. Захотелось чего-то теплого, домашнего, такого, чтобы на душе стало спокойнее. В холодильнике на глаза Гурову попалась пол-литровая банка деревенской сметаны. Вот оно!
Это было любимое когда-то в юности блюдо, еще с советских времен, когда Гуров брал в столовой помимо первого и второго блюд еще и стакан сметаны. Не такой, конечно, пожиже в столовых была сметана, но как здорово брать ложкой эту жирную прохладную массу и вприкуску с простым хлебом. Ностальгические чувства взяли верх, и Гуров стал накладывать сметану в чашку. Она была густой, и двухсот граммов ему было не съесть, даже на голодный желудок. Отламывая от буханки руками хлеб, Лев принялся за сметану.
И вдруг… Что это? Сыщик замер с ложкой на весу и прислушался. Точно, шаги. Осторожные, легкие. Человек не хочет быть услышанным. Да и кто бы стал так красться, если пришел по делу. По делу приходят спокойным уверенным шагом и стучат в дверь. Пусть и не очень уверенным, но не крадутся. Лев подумал, что за эти дни уже раз двадцать пожалел, что поехал в командировку без оружия. Не хотелось канители при оформлении авиационных билетов, неудобств в другом транспорте, когда при людях не снять пиджака, беспокоиться, чтобы он не распахнулся ненароком. В наше неспокойное время напугать людей оружием очень легко. Вплоть до паники.
Он покосился в угол, где стоял большой гвоздодер Чебрикова. Парень все никак не мог собраться прикрутить ручку на люк подпола. Точнее, никак не находил подходящей ручки, о которую потом не придется спотыкаться. И все это время он открывал подпол, подсовывая в щель между досками гвоздодер. У него там соленья, варенье, компоты, которыми снабжают родители. Что ж, подойдет и гвоздодер.
Выбирая места на дощатом полу, где он не скрипел, Гуров осторожными шагами подошел к двери и взял гвоздодер. Хорошее дело деревенский дом. В нем есть сени. И выйти из комнаты на улицу можно, не привлекая внимание бьющим из открытой двери светом. Или не надо, скажем, выключать свет в комнате, прежде чем выходить.
Дверь за спиной закрылась тихо и очень плотно. Теперь нашарить в темноте ручку двери, ведущей из сеней на улицу. Не получить бы по голове, подумал Гуров. Мысленно он похвалил Чебрикова за аккуратность. У парня никогда не скрипели двери. Он всегда их старательно смазывал и в служебном помещении, и в своей жилой половине.
Ночь встретила Гурова холодной темнотой. Он поежился в одной рубашке, пригнулся и тихо шагнул через две ступени на землю. Вот ступени у Чебрикова скрипели ужасно. Да, точно, под окнами участкового пункта кто-то топтался и шелестел одеждой. Лев двинулся вдоль дома и, обойдя забор, увидел темную фигуру. Человек озирался по сторонам, причем озирался явно боязливо. Что за чертовщина?
Вглядываясь в ночь вокруг, Лев выпрямился и шагнул прямо к нему. Человек мгновенно обернулся, и сыщик увидел блестящие глаза, смотревшие на него с каким-то нетерпением.
– Вы?
– Ох, как вы меня напугали, Лев Иванович! – Голос Вероники Андреевны прозвучал взволнованно, даже немного дрожал. От холода?
– Что вы здесь делаете? – удивился сыщик, подходя к ней.
– Я просто шла мимо, а потом… потом я испугалась. Мне показалось, что в темноте кто-то есть. Подумала, что вы с Володей здесь… должны быть здесь…
– Здесь никого нет, – уверенно заявил Гуров, пряча за спину гвоздодер. – Вам показалось. И чего вы, Вероника Андреевна, по ночам одна ходите?
– Я? – Женщина в замешательстве шагнула к нему ближе. – Я навещала знакомую, она немного приболела. А вы переживаете за меня или мне показалось?
– Конечно, переживаю, – улыбнулся Лев, стараясь незаметно поставить гвоздодер рядом с собой и прислонить к стене дома. Он начал немного замерзать в одной рубашке, и его голос предательски задрожал. – Даже в вашем спокойном поселке все равно не стоит в такое время ходить так поздно.
Гуров сначала хотел сказать «ходить одной», но вовремя изменил провокационную формулировку. Женщина вполне могла заявить ему, что ей больше не с кем ходить, раз она живет одиноко. И нет у нее никакого мужчины. Черт, теперь придется ее провожать! Ох, как не вовремя она тут появилась! Пришлось дружески коснуться женского плеча рукой и произнести:
– Вероника…
Больше Гуров не успел ничего сказать. Он слишком поздно понял, что предательскую дрожь в голосе, вызванную забирающимся под рубашку холодом, и невинное прикосновение к женскому плечу Вероника Андреевна поняла совершенно иначе. Она вдруг обвила его шею руками и припала к его губам влажным жадным поцелуем. Опешивший от неожиданности сыщик не сразу сообразил, как ему поступить. В его руке все еще болтался гвоздодер, но и второй, свободной рукой он не решился отстранить от себя женщину. В данной ситуации это было бы расценено, как… Вероника Андреевна явно почувствовала бы себя униженной. Но, с другой стороны, он ведь не давал никакого повода для подобного поведения и жарких поцелуев.
Вот теперь и думай, как выбраться из щекотливой ситуации…
Эти мысли вихрем пронеслись в голове, и Гуров был готов уже отпихнуть от себя теряющую голову женщину, как неожиданно пришло спасение в образе лейтенанте Чебрикова. Знакомая походка и знакомый силуэт замаячили на улице.
– Лев Иванович? – окликнул издали Чебриков. – Это вы?
– Я, Володя, – поспешно ответил сыщик.
Библиотекарша выскользнула из рук Гурова, успев шепнуть: «Я жду тебя», и понеслась по улице в сторону центра. Гуров облегченно вздохнул и тыльной стороной ладони вытер пот со лба. Чебриков подошел, проводив удивленным взглядом женскую фигуру, потом посмотрел на полковника, на гвоздодер в его руке и тихо засмеялся.
– Хватит ржать, – буркнул Лев и поспешил в дом. – Весело ему!
– Да я ничего, Лев Иванович, – извиняющимся тоном сказал участковый, – я все понимаю. Я про гвоздодер только не понял. Отбиться не удалось, она вам пистолет в живот наставила?
Зайдя в дом, Гуров поставил гвоздодер на место и потянул с вешалки куртку. Чебриков молчал, явно ожидая рассказа. Пришлось реабилитироваться и рассказывать первую половину правды. Про шаги на улице, про чувство опасности, про отсутствие оружия. Как вышел на улицу, но увидел там Веронику Андреевну, которой камушек попал в сапог. Этот шум его и привлек. Потом женщина ушла, перебросившись с ним несколькими фразами. Вот и все. Про поцелуй и женские фантазии, которые привели библиотекаршу к участковому пункту, Гуров умолчал.
– Ну, короче, – начал Чебриков, налив себе в кружку холодной воды из чайника и залпом осушив. – Поговорил я отдельно с Захаровым и отдельно с Полупановой. Захаров отнекивается, хотя ссоры не отрицает. Прямо ничего не говорит, только посмеивается: а вдруг, мол, я сам упал, а вдруг там камень, а вы из-за меня человека посадите. Я ему говорю, что Бочкин может его подкараулить и нанести увечье посерьезнее, а Захарову все трын-трава. Говорит, что сам с Пашкой помирится. Мол, одноклассники, и все такое. Тут я его поймал на слове – раз он сказал, что помирятся, значит, и ссора была. А он мне про очевидное, Бочкин ведь ему при нас угрожал.
– Можно сказать, что Захаров не стал свидетельствовать ни против себя, ни против Бочкина? Так?
– Так. Причины ссоры он мне так и не назвал. А вот Оксана все выпалила, как из пулемета. Правда, она и Бочкина жалеет, и Захарова тоже. В протоколе, говорит, расписываться не буду, а на словах скажу, что Пашка ревнивый. О чем они там между собой говорили, что обсуждали, почему Бочкин взбеленился на Игоря, она не знает. Но полагает, что из ревности.
– В общем, и тут ты ничего толком не выяснил, – констатировал Гуров.
– Ну, как вам сказать. Выводы вполне определенные. Оба за ней ухлестывают, а предпочтение она отдает Захарову. Но это не ее слова, это мои выводы. Они оба не хотят, чтобы Павел пострадал. Вот примерно так.
– Ладно. Давай, Володя, спать, а завтра с утра со свежей головой начнем допрашивать Бочкина. Может, за ночь он немного одумается.
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7