Глава 16
КОГДА ПОЛЛИАННУ ЖДАЛИ

Весь Белдингсвилл буквально трепетал от волнения. Никогда, с тех пор как Поллианна Уиттиер вернулась домой из санатория на ногах, не было таких оживленных разговоров у заборов на задних дворах и на углу каждой улицы. На этот раз в центре внимания опять была Поллианна. Снова Поллианна возвращалась домой… но теперь это была совсем другая Поллианна и возвращение было совсем другое!

Поллианне теперь было двадцать. Шесть лет она прожила в Европе: зимы проводила в Германии, а летом путешествовала и отдыхала вместе с доктором Чилтоном и его женой. Только однажды за это время побывала она в Белдингсвилле, и тогда это был короткий визит — всего лишь один месяц в тот год, когда ей исполнилось шестнадцать. И теперь она возвращалась домой — по слухам, насовсем; она и ее тетя Полли.

Доктора Чилтона с ними не было. Шесть месяцев назад городок был потрясен и опечален известием о его скоропостижной смерти. Все ожидали тогда, что миссис Чилтон и Поллианна сразу вернутся в свой старый дом. Но они не приехали. Вместо этого пришло известие, что вдова и ее племянница останутся в Европе еще на какое-то время. Говорили, что в полной перемене окружения миссис Чилтон пыталась искать забвения и облегчение своей глубокой скорби. Очень скоро, однако, по городку поползли слухи, смутные и не столь смутные, о том, что в финансовом отношении с миссис Чилтон не все в порядке. Железнодорожные акции, в которые, как говорили, была вложена значительная часть состояния Харрингтонов, некоторое время были неустойчивы, а затем рухнули в пропасть. Другие вложения, согласно слухам, также были весьма ненадежны. На состояние доктора Чилтона также вряд ли можно было рассчитывать. Он не был богатым человеком, а его расходы в последние шесть лет оказались довольно большими. Так что Белдингсвилл не был особенно удивлен, когда спустя неполных шесть месяцев после смерти доктора пришло наконец известие, что миссис Чилтон и Поллианна возвращаются домой.

Снова в старом доме Харрингтонов, так долго остававшемся закрытым и безмолвным, были распахнуты окна и широко открыты двери. Снова Ненси — теперь миссис Дурджин, супруга Тимоти Дурджина — вытирала пыль, чистила и мыла, пока дом не засиял в безупречной чистоте и порядке.

— Нет, я никаких распоряжений не получала, не получала, — объясняла Ненси любопытствующим друзьям и соседям, которые останавливались у ворот или, кто посмелее, подходили прямо к двери.

— У мамаши Дурджин, конечно, был ключ, и она обычно приходила проветрить и приглядеть, чтоб все было в порядке, а миссис Чилтон написала только, что она и мисс Поллианна приезжают в пятницу на этой неделе и чтоб, пожалуйста, комнаты и чехлы были проветрены, а ключ в этот день лежал под ковриком у задней двери. Под ковриком! Вот уж действительно! Как будто я дам им, двум бедняжкам, приехать в этот дом вот так — одиноким и заброшенным. .. а я всего за милю отсюда сижу в своей гостиной, будто какая-нибудь госпожа и у меня совсем нет сердца, нет сердца! Как будто бедняжкам и без того не приходится тяжело — едут домой, а доктор умер — упокой Господи его душу! — и никогда не вернется… Да и к тому же без денег. Вы слыхали про это? Вот беда-то, вот беда! Подумать только, мисс Полли… я хочу сказать, миссис Чилтон и вдруг бедная! Ну и ну, не могу я этого представить, не могу, не могу!

Ни с кем, вероятно, не говорила Ненси так заинтересованно, как с высоким, красивым молодым человеком с необыкновенно открытым взглядом и необыкновенно обаятельной улыбкой, который в четверг в десять часов утра легким галопом подъехал к задней двери дома на горячем породистом скакуне. В то же время ни с кем не говорила он в столь явном смущении, насколько это касалось манеры обращения; она то и дело запиналась и с ее языка срывалось:

«Мастер Джимми… э… мистер Бин… то есть, я хочу сказать, мистер Пендлетон, мастер Джимми!» — с нервной стремительностью, вызвавшей у молодого человека взрыв веселого смеха.

— Не беспокойтесь, Ненси! Говорите, как вам удобнее всего… Я уже выяснил, что хотел. Миссис Чилтон и ее племянница действительно приезжают завтра.

— Да, сэр, приезжают, сэр, — приседая, заверила Ненси, — такая жалость! Не то, чтоб я не была рада их видеть, да только как они приезжают…

— Я понимаю, — серьезно кивнул юноша, окидывая взглядом красивый старый дом. — Но тут, я думаю, ничего не поделаешь. Но я рад, что вы взялись… именно за то, за что взялись. Это очень поможет, — заключил он с живой улыбкой и, развернувшись, стремительно умчался по дороге.

Ненси, стоя на крыльце, глубокомысленно покачала головой.

— Меня не удивляет, мастер Джимми, — заявила она вслух, провожая восхищенным взглядом красивые фигуры лошади и всадника, — меня не удивляет, что вы не теряете времени даром, когда нужно расспросить про мисс Поллианну. Я давно сказала, что придет время — и оно непременно придет… а тут еще вы выросли таким красивым и высоким. И я надеюсь, что так все и получится, надеюсь, надеюсь! Это будет совсем как в книжке, ведь она нашла вас и привела в этот великолепный дом мистера Пендлетона. Кто узнал бы в вас теперь прежнего маленького Джимми Бина! Никогда не видела, чтобы кто-то так изменился, не видела, не видела! — заверила она, в последний раз взглянув на быстро теряющийся вдали силуэт.

Похожая мысль, должно быть, мелькнула у Джона Пендлетона, когда с веранды своего большого серого дома на Пендлетон-Хилл он следил за стремительным приближением той же лошади и всадника. В его глазах было выражение, очень похожее на выражение миссис Ненси Дурджин, а с уст сорвалось восхищенное: «Что за красавцы оба!», когда эти двое промчались мимо дома к конюшне.

Пять минут спустя юноша вышел из-за угла дома и медленно поднялся по ступеням веранды.

— Ну, мой мальчик, это правда? Они приезжают? — с явным нетерпением спросил мужчина.

— Да.

— Когда?

— Завтра. — Молодой человек опустился в кресло.

Резкость и краткость ответа заставили Джона Пендлетона нахмуриться. Он бросил быстрый взгляд на лицо юноши, на миг заколебался, а затем, немного отрывисто, спросил:

— В чем дело, сынок?

— Дело? Ни в чем, сэр.

— Глупости! Я все вижу. Час назад ты уезжал отсюда в такой горячке нетерпения, что никакие силы не смогли бы тебя удержать, а теперь сидишь, сгорбившись, в этом кресле с таким видом, как будто никакими силами невозможно тебя из него вытащить. Если б я не знал что к чему, подумал бы, что ты не рад приезду наших друзей. — Он сделал паузу, явно ожидая ответа, но не получил его.

— Ну, скажи, Джим, разве ты не рад, что они приезжают?

Молодой человек засмеялся и беспокойно заерзал в кресле:

— Ну, конечно, рад.

— Хм! По твоему поведению этого не скажешь.

— Молодой человек снова засмеялся. Лицо его вспыхнуло мальчишеским румянцем:

— Просто… я думал… о Поллианне.

— О Поллианне! Да ты не делал ничего другого, как без умолку говорил о Поллианне, с тех самых пор как вернулся из Бостона и узнал, что ее ждут. Я думал, тебе до смерти хочется ее увидеть.

Юноша подался вперед с необычной горячностью:

— Именно так! Понимаете? Вы сами сказали об этом минуту назад. Вчера никакие силы не смогли бы помешать мне увидеть Поллианну, а сегодня, когда я знаю, что она приезжает, никакие силы не могут заставить меня взглянуть на нее.

— Да что ты, Джим!

На лице Джона Пендлетона изобразились изумление и недоверие. Молодой человек откинулся на спинку кресла, смущенно засмеявшись.

— Я знаю, это звучит нелепо, и боюсь, я не смогу ничего объяснить. Но, так или иначе, а я думаю… что мне никогда не хотелось, чтобы Поллианна выросла. Она и так была просто прелесть. Мне приятно вспоминать ее такой, какой я видел ее в последний раз: ее серьезное веснушчатое личико, ее светлые косы и это ее печальное: «Да, я рада, что уезжаю, но думаю, я буду рада чуточку больше, когда вернусь!» Больше я ее не видел. Вы ведь помните, мы были в Египте, когда она приезжала сюда четыре года назад.

— Да, я помню. И я также вполне понимаю, что ты имеешь в виду. Мне кажется, я чувствовал то же самое, пока не увидел ее минувшей зимой в Риме.

Юноша с интересом обернулся к нему:

— В самом деле, вы же ее видели! Расскажите мне о ней.

Глаза Джона Пендлетона лукаво блеснули.

— Но я думал, ты не хочешь познакомиться со взрослой Поллианной.

Молодой человек с гримасой отмахнулся.

— Она красивая?

— Ах, вы, молодые люди! — в шутливом отчаянии пожал плечами Джон Пендлетон. — Всегда-то у вас первый вопрос: она красивая?

— Так красивая? — настаивал молодой человек.

— Я оставлю судить об этом тебе самому. Если ты… Нет, пожалуй, лучше все-таки сказать, а то ты можешь быть слишком разочарован. Поллианна не красавица, если речь идет о правильности черт, кудрях и ямочках на щеках. Как мне достоверно известно, самым досадным обстоятельством в жизни Поллианны до сих пор является то, что она так уверена в своей некрасивости. Когда-то давно она говорила мне, что черные кудряшки — одна из тех вещей, которые она надеется получить, когда попадет на небеса, а в прошлом году в Риме она сказала кое-что еще. В самих словах, возможно, не было ничего особенного, но я почувствовал за ними все тоже горячее желание. Она сказала, что хорошо бы кто-нибудь когда-нибудь написал роман, у героини которого были бы прямые волосы и веснушки на носу, но добавила, что вероятно ей следует радоваться тому, что в книжках не бывает некрасивых девушек.

— Она говорит, как прежняя Поллианна.

— О, ты и теперь найдешь ее… Поллианной, — с добродушной насмешкой улыбнулся мужчина. — Ну, а я считаю ее красивой. У нее прекрасные глаза… Она воплощенное здоровье, в ее движениях веселая упругость юности, а все ее лицо так чудесно оживляется, когда она говорит, что совсем забываешь, правильны его черты или нет.

— Она по-прежнему… играет в радость?

Джон Пендлетон с нежностью улыбнулся.

— Думаю, что играет, но говорит теперь об этом немного. Во всяком случае, она ничего не сказала мне об игре в наши с ней две или три встречи.

Последовало недолгое молчание; затем немного задумчиво молодой Пендлетон сказал:

— Пожалуй, это было одно из обстоятельств, которые тревожили меня. Эта игра стала столь многим для стольких людей. Она значит так много повсюду, по всему городку! Мне было бы тяжело думать, что Поллианна бросила ее и больше не играет. Но в то же время я не мог бы представить взрослую Поллианну, постоянно убеждающую людей чему-нибудь радоваться. Почему-то я… ну, как я уже сказал, мне просто не хотелось, чтобы Поллианна вырастала.

— Ну, я не стал бы тревожиться, — пожал плечами Пендлетон-старший со странной улыбкой. — У Поллианны это всегда была «очищающая гроза» — и в буквальном, и в переносном смысле, и я думаю, ты найдешь, что она и теперь живет согласно тому же принципу… хотя, возможно, немного по-другому. Бедняжка! Боюсь, что ей — на время, по меньшей мере — будет очень нужно что-то вроде игры, чтобы существование не стало невыносимым.

— Вы имеете в виду, что миссис Чилтон потеряла свое состояние? Значит, они очень бедны?

— Полагаю, что так. Как я случайно узнал, они действительно в довольно тяжелом положении, насколько это касается денежных дел. Наследство Харрингтонов невероятно уменьшилось, а бедняга Том мало что оставил после себя, кроме безнадежных долгов — того, что причиталось ему за профессиональные услуги и не было — и не будет — заплачено. Том никогда не мог сказать «нет», если требовалась его помощь, и все бездельники в городке знали это и пользовались его добросердечием. В последнее время у него были большие расходы. Он мечтал о больших делах, после того как закончит свой научный труд в Германии. Естественно, он предполагал, что его жена и Поллианна более чем достаточно обеспечены наследством Харрингтонов, так что у него не было никаких тревог в этом отношении.

— Хм-м, понимаю, понимаю. Жалко, жалко!

— Но это не все. Месяца два спустя после смерти Тома я видел его вдову и Поллианну в Риме. Миссис Чилтон была тогда в ужасном состоянии. Такое горе, а тут еще она начала получать представление о своих финансовых затруднениях и почти обезумела от отчаяния. Она отказывалась ехать домой и заявила, что не хочет больше видеть ни Белдингсвилл, ни кого-либо оттуда. Понимаешь, она всегда была исключительно гордой женщиной, и несчастья подействовали на нее довольно странным образом. По словам Поллианны, ее тетка убеждена, что Белдингсвилл с самого начала неодобрительно смотрел на ее брак с доктором Чилтоном, в ее возрасте; и теперь, когда он умер, в городке, по ее мнению, отнесутся без всякого сочувствия к ее скорби. Ее глубоко уязвляло и то, что теперь им, должно быть, известно, что она не только овдовела, но также и обеднела. Короче говоря, она довела себя до крайне нездорового, жалкого состояния, столь же неразумного, сколь и пугающего. Бедная Поллианна! Мне казалось чудом, что она выносит такое. Если миссис Чилтон продолжает в том же духе, от девочки, наверно, одна тень осталась. Вот почему я сказал, что, если уж кому нужно что-то наподобие «игры в радость», так это Поллианне.

— Какая жалость! Подумать только, что такое случилось с Поллианной! — воскликнул молодой человек не совсем твердым голосам.

— Да, и ты сам можешь судить, что не все хорошо по тому, как они возвращаются, — так тихо, никому ни слова. Я готов поручиться, что это все дело рук Полли Чилтон. Она не захотела , чтобы ее встречали. Как я догадываюсь, она написала только миссис Дурджин, жене Старого Тома, у которой хранится ключ.

— Да, так сказала мне и Ненси, добрая душа! Она приготовила дом к их приезду и каким-то образом ухитрилась сделать так, чтобы он не казался могилой погибших надежд и минувших радостей. Ну, а вокруг дома все и так выглядит неплохо, ведь Старый Том продолжал немного ухаживать за садом. Но когда я был там, у меня сжалось сердце… от всего.

Оба долго молчали, затем Джон Пендлетон коротко заметил:

— Надо бы их встретить.

— Их встретят.

— А ты поедешь на станцию?

— Поеду.

— Значит, тебе известно, каким поездом они приезжают?

— Нет. И Ненси тоже этого не знает.

— Как же тогда вы устроите это дело?

— Начиная с самого утра я буду ездить к каждому поезду, пока они не приедут, — немного невесело засмеялся молодой человек. — И Тимоти тоже, с экипажем Чилтонов. В конце концов, в железнодорожном расписании не так уж много поездов, на которых они могут приехать.

— Хм-м, я знаю, — кивнул Джон Пендлетон. — Джим, я восхищен твоей уверенностью в собственных силах, но не твоей рассудительностью. Впрочем, я рад, что ты собираешься руководствоваться именно этой уверенностью, а не рассудительностью, и желаю тебе удачи.

— Спасибо, сэр, — снова невесело усмехнулся молодой человек. — Мне очень нужны они, ваши добрые пожелания… очень, очень, как говорит Ненси.