Глава 13

Когда настала весна и потеплело, а зимние бури утихли, к югу от города началась бурная деятельность. Ядовитые колючки все чаще попадались на подступах к городу, но по неизвестным причинам в самом городе их не находили. Похоже было, что иилане' приготовились к нападению, опробовали эффективность всех предпринятых мер и теперь только дожидались условленного сигнала. Но дни проходили, никаких тревожных признаков не было, и Керрик начал сомневаться в своих опасениях. Не то чтобы он совсем успокоился, просто страхи как бы отодвинулись. Он понимал, что последняя битва непременно когда-нибудь разразится. Где-то там затаилась Вейнте'. И она не остановится, пока не погибнут все тану. Поэтому, не обращая внимания на протесты, Керрик распорядился, чтобы подходы к городу караулили денно и нощно, а вооруженные патрули совершали вылазки к югу и к северу в поисках признаков деятельности иилане'. Керрик всегда возглавлял отряды, отправлявшиеся на юг. Он был уверен — нападение последует именно оттуда, но на берегу они видели только стену ядовитой зелени, медленно выбрасывавшую отростки. Но однажды жарким полднем, возвращаясь из очередной вылазки, он увидел на тропе поджидавшего его Ненне.

— Пришел охотник с севера, пришел тану, он говорит, что будет разговаривать только с тобой. Саноне ходил к нему, но охотник не стал говорить с мандукто. Он твердит, что его слова предназначены для тебя одного.

— Ты знаешь, как его зовут?

— Это саммадар Херилак.

Когда Ненне выговорил это имя, предчувствие холодной волной охватило Керрика. Армун… Что-то случилось с Армун. Для страха еще не было причины, но власть его была так сильна, что руки Керрика затряслись.

— Херилак пришел один? — спросил он, застыв на месте.

— С ним никого нет, но мы заметили, что за городом его ждут другие охотники.

Один, остальные прячутся в лесу. Зачем это? И Армун… Что случилось с ней? Ненне ждал, отвернувшись, чтобы не видеть, как на манер иилане' дергается тело Керрика, отражая его эмоции. Сделав усилие, Керрик взял себя в руки.

— Пойдем к нему… побыстрее.

Пыхтя и обливаясь потом от жары, они трусили по городу. Херилак ожидал их посреди амбесида. Он опирался на копье, но, завидев Керрика, выпрямился и заговорил, не дожидаясь, пока тот подойдет:

— Я пришел к тебе с просьбой. Наши стреляющие палки…

— Поговорим о них потом, сперва расскажи об Армун.

— Ее нет со мной, — мрачно ответил Херилак.

— Я вижу, Херилак. С ней все в порядке? А с ребенком?

— Я не знаю об этом.

Предчувствия Керрика оправдались. С ней что-то случилось. Он гневно потряс своим хесотсаном.

— Говори понятнее, саммадар. Ты взял Армун в свой саммад и обещал мне оберегать ее, не так ли? Почему же ты теперь говоришь мне, что не знаешь о них?

— Потому что она сбежала. Одна, хотя я запретил ей это делать и приказал всем не помогать ей. В том, что Армун сделала, виновата только она сама. Впрочем, охотник Ортнар ослушался меня и помог ей. Это было в прошлом году, в это же время. Теперь он в другом саммаде. Я послал следом за ней охотников, но они не сумели найти ее. Теперь поговорим о других делах…

— Мы будем говорить об Армун. Она просила тебя помочь ей, но ты отказал. И теперь говоришь мне, что она сбежала. Куда она отправилась?

— Она ушла на юг… к тебе. Она должна быть здесь.

— Ее нет, она сюда не приходила.

Слова Херилака обдавали Керрика зимним холодом.

— Значит, она погибла в пути. Поговорим о другом.

Глаза Керрика застлал кровавый туман гнева и ненависти, трясущимися руками он поднял хесотсан и прицелился в Херилака, который невозмутимо глядел на него, опершись на копье. Покачав головой, Херилак сказал:

— Если ты убьешь меня, она от этого не оживет. Тану не убивают тану. Есть и другие женщины.

Другие женщины. Два этих слова обескуражили Керрика, и он опустил оружие. Нет для него иной женщины, кроме Армун. А она мертва. И нечего винить Херилака. Виноват только он сам. Если бы он тогда вернулся, Армун осталась бы в живых. А теперь все. И даже говорить не о чем.

— Ты хотел говорить о стреляющих палках, — проговорил Керрик безжизненным голосом. — Что тебе нужно?

— Они умерли, все до одной. Зимой, от холода. Мы пытались согревать их, но многие погибли еще в первую зиму. А теперь нам приходится идти на охоту в земли мургу — на севере дичи не стало. И нам нужно много стреляющих палок. Они нужны, чтобы саммады выжили. У вас они есть. Ты поделишься?

— У меня их много, мы выращиваем новые. Где же саммады?

— Они с мастодонтами остались на севере, на берегу, и ожидают. Половина охотников охраняет их, половина ждет неподалеку в лесу. Я пришел один. Я подумал, что ты убьешь меня, и не захотел, чтобы они видели, как это случится.

— Ты был прав. Но я не дам тебе палок, чтобы вы охотились на равнине.

— Что? — Херилак гневно потряс копьем. — Ты отказываешь мне… отказываешь саммадам? Ты мог бы взять мою жизнь, если бы захотел. Я бы отдал тебе ее за саммады. Но почему ты отказываешь?

Не владея собой, он замахнулся копьем, и Керрик, холодно улыбаясь, заметил:

— Тану не убивают тану — не замахивайся. — Он подождал, пока Херилак справится с гневом и опустит копье, и заговорил снова: — Я сказал, что палок для охоты на равнинах я вам не дам. Городу угрожает опасность, чтобы защитить его, нужны охотники. Здесь все саску. Однажды они помогли тану, и теперь я прошу тебя в свой черед помочь им. Останьтесь и помогите. Палок хватит на всех.

— Я не могу решать. Есть и другие саммадары. А что скажут сами саммады?

— Веди всех сюда. Пусть решают здесь.

Херилак гневно нахмурился, но выбора не оставалось. Наконец он повернулся и зашагал назад мимо Саноне, даже не взглянув в его сторону.

— Неприятности? — спросил Саноне.

Неприятности… Армун мертва. Керрик просто не мог осознать этого. С трудом он проговорил:

— Сюда идут саммадары тану. Я сказал им, что если тану хотят получить стреляющие палки, то пусть остаются в городе. Они приведут с собой саммады. Вместе мы сумеем помочь друг другу… Иного пути нет.

…Другого пути действительно не было. Саммадары вели долгие и гневные речи, дымили трубками, передавая их по кругу. Они останутся — куда им деваться. Керрик не участвовал в обсуждении и даже не обращал внимания на сердитые взгляды, которые они устремляли в его сторону, услышав про ультиматум. Какое дело ему до их эмоций! Тану и саску останутся здесь, они уйдут отсюда, только если их прогонят. Наконец ход его тревожных и гневных мыслей нарушил оказавшийся перед ним охотник. Керрик даже не сразу понял, что это Ортнар. Но, узнав его, он жестом пригласил охотника сесть рядом.

— Садись сюда, в тень, и поведай мне об Армун.

— Ты говорил о ней с Херилаком?

— Он сказал, что велел ей оставаться в стойбище и приказал всем не помогать ей. Но ты помог. Почему?

Лицо Ортнара стало печальным. Он заговорил тихим шепотом, опустив голову, длинные волосы закрыли лицо.

— Керрик, все это просто раздирало меня на две части и теперь еще не перестало тревожить. Херилак был моим саммадаром, только мы с ним уцелели из всего саммада, который погубили мургу. Такую привязанность трудно разрушить. И когда Херилак распорядился, чтобы Армун не помогали, я согласился — слова его были справедливы. Долог путь сюда и опасен. Но когда Армун попросила моей помощи, я почувствовал, что права и она. И пока мысли эти спорили во мне, по глупости своей я оказал ей только половину той помощи, в которой она нуждалась. А надо было помочь во всем, надо было проводить ее. Я понял это. А тогда я показал ей дорогу и отдал свою стреляющую палку. Какая же это помощь?

— Другие вовсе не помогли. Ты оказался ее единственным другом, Ортнар.

— Я обо всем рассказал Херилаку. Он ударил меня, и я без памяти провалялся два дня — так мне потом сказали. Вот сюда. — Пальцы Ортнара нащупали шрам на макушке. — Я более не принадлежу к его саммаду. С того времени мы не сказали друг другу ни слова. — Подняв голову, Ортнар не дал ему перебить себя: — Я сказал это, чтобы ты знал обо всем, что случилось. Когда мы пошли на восток, я повсюду искал следы Армун. И ничего не обнаружил — ни обглоданных костей, ни скелетов твоей женщины и твоего сына. Они ушли втроем: Армун, твой сын и мальчишка, которого она приютила. Но следы должны были остаться. Я расспрашивал всех попадавшихся по пути охотников — их не видел никто. Наконец мне попался охотник, что выменивает каменные ножи на меха, — он торговал на севере с парамутанами. И он говорил, что видел среди них светловолосую женщину тану с двумя детьми.

Керрик вскочил и обнял его за плечи.

— Понимаешь ли ты, что говоришь, понимаешь?

Ортнар улыбнулся и кивнул.

— Знаю. Я пришел на юг, чтобы и ты узнал об этом. А теперь я ухожу на север к парамутанам, чтобы отыскать Армун.

— Нет, не надо.

В одно мгновение все переменилось для Керрика. Он выпрямился, словно огромная тяжесть упала с его плеч. И будущее вдруг протянулось вдаль ясной тропой — словно следы Кадайра, о которых все твердил Саноне. Он поглядел мимо Ортнара, на тропу, уходящую к северу.

— В этом нет нужды — я сам пойду туда. Пусть саммады останутся здесь — город надо защищать. Херилак умеет убивать мургу, и ему не нужны мои наставления. Я отправляюсь на север и разыщу ее.

— Ты пойдешь не один, Керрик. У меня теперь нет саммада. Веди, и я последую за тобой. Два копья сильней одного.

— Ты прав, не хочу тебе возражать, — улыбнулся в ответ Керрик. — Ортнар куда лучший охотник, чем я. Нам придется голодать, если положимся только на мой лук.

— Мы пойдем быстро, чтобы не терять времени на охоту. Если у тебя есть еще мясо мургу, возьми его с собой.

— Его много. Саску предпочитают свежее.

Керрик давно обнаружил большой запас консервированного мяса и носил его самцам в ханане. Что теперь ждет их? Верная смерть? Они заслуживают лучшей участи. Придется подумать и об этом. Придется многое решить.

— Мы уйдем утром, — сказал он, — встретимся здесь, когда рассветет. К этому времени саммадары должны прийти к соглашению, ведь выбора у них нет.

Керрик отправился в ханане, затворил за собой тяжелую дверь и громко крикнул свое имя. По коридору к нему уже торопился Надаске', цепляясь когтями за плетеный пол, на ходу он делал движения радости и приветствия.

— Дни без числа миновали, одиночество и голод уже терзают нас.

— Ну-ну, не буду спрашивать, что больше вас беспокоит, скука или голод. Скажи мне, где Имехеи? Есть важный разговор. Мне придется покинуть город.

— Покинуть?! — взвизгнул Надаске', жестами давая понять, что умрет от отчаяния. Тут подоспел Имехеи.

— Я не хочу, чтобы вы умерли, — сказал Керрик. — И не надо подражать глупым фарги, лучше слушайте. Сейчас мы пойдем по городу. Саску не обратят на вас внимания — они уже видели нас втроем, им приказано не трогать вас. Своему мандукто они повинуются куда лучше, чем вы мне. Мы выйдем за пределы города. А потом вы пойдете на юг, пока не увидите остров, о котором я вам говорил. Там вы найдете иилане' и урукето. Там устузоу вам не будут угрожать.

Переглянувшись, Надаске' и Имехеи выразили согласие и решимость. Показав жестом, что выражает общее мнение, Надаске' сказал:

— Мы говорили. Многие часы в одиночестве мы говорили. Мы видели город и в нем устузоу, мы ходили по его улицам, и мы говорили. Как это странно, когда рядом нет самок, только устузоу Керрик, самец и самка одновременно! Очень странно. Мы дивились всему увиденному. И наши глаза были круглыми, как у фарги, только что вышедшей из моря. Ведь мы видели, что устузоу живут в нашем городе, как иилане'. Но самое странное — это самцы устузоу с хесотсанами и самки с детенышами. Мы говорили и говорили об этом.

— Ты много болтаешь, — перебил его Имехеи. — Мы не только говорили, мы решили. Мы решили, что не хотим отправляться на пляжи. Мы решили, что не хотим даже видеть этих больно-царапающихся-грубых-самок иилане'. Мы не хотим на юг. — Они одновременно выразили жестами решимость.

Керрик удивился.

— Я не ожидал такой смелости. Я никогда не видел таких смелых самцов.

— А ты и не мог видеть, ведь всю свою жизнь мы проводим в ханане, — ответил Надаске'. — Но мы ведь тоже иилане', как и самки.

— И что же вы собираетесь делать?

— Мы останемся с тобой. Не пойдем на юг.

— Но я завтра утром оставлю город. Я иду на север.

— Значит, и мы пойдем на север. Все лучше, чем в ханане и на пляжах.

— Но там холодно, на севере вас ждет верная смерть.

— Она ждет нас и на теплых пляжах. А так мы хоть увидим что-нибудь, кроме стен ханане, прежде чем погибнем.