Глава 12

Один из мандукто, помоложе, поворошил уголья и подкинул дров. Отсветы пламени озаряли немногих людей, сидевших у костра рядом с Саноне, который расположился напротив Керрика. Он хотел говорить со всеми охотниками, но не таков обычай саску. Мандукто решали, остальные повиновались. Они негромко переговаривались, а Керрик глядел в огонь, словно старался увидеть в нем грядущее, но только отчаяние нес ему этот теплый свет.

— Мы не согласны, — проговорил Саноне, поворачиваясь к Керрику. — Это же просто догадки, у тебя нет доказательств. Надо подождать и убедиться.

— Будем ждать, пока не начнем гибнуть? Разве не понятно, что они сделали? Поглядите на юг, на берег, на их новый якобы брошенный лагерь. Что в том, что в нем нет мургу? Так и задумано, чтобы он оставался пустым. Там растения, они смертельно ядовиты, но их надо выращивать, чтобы получать семена. Почему бы не сделать этого на берегу? Ведь в этих условиях они и должны расти. И мургу посадили их там, чтобы они росли и плодоносили, чтобы зрели семена. Все понятно. Понятно, и зачем этот маленький мараг, которого мы убили.

— Но это просто догадка…

— Возможно. Только она похожа на истину. Ну представьте себе эту тварь, которая создана, чтобы жить среди ядовитых лиан и растений, где все прочее гибнет. Зачем она нужна, если вся эта ядовитая поросль необходима мургу только для защиты? Нет, у этих растений ужасное предназначение. Они должны вырасти повсюду на побережье, в том числе и здесь. А мелкие мургу будут разбегаться и разносить эти семена повсюду. Они прибегут и сюда, в Деифобен, принесут сюда смерть, и нам останется только умереть или бежать отсюда.

— Если здесь появятся маленькие мургу, мы перебьем их! — крикнул один из мандукто. Прочие отозвались одобрительным ропотом.

Керрик с трудом сдержал гнев.

— Неужели? Или ты так великолепно владеешь луком и стреляющей палкой и можешь денно и нощно рыскать по всему огромному городу, можешь выследить и убить всех мургу в нем? Ты глуп, если считаешь, что это возможно. Вы все поступаете глупо. Я вас понимаю — мне и самому не хочется в это верить. Но я вынужден. И нам придется бежать отсюда — и чем скорее, тем лучше.

— Нет, этого не будет. — Саноне поднялся на ноги. — Кадайр привел нас в эти края и не покинет.

— А что, если это Карогнис загнал вас сюда? — не обращая внимания на возмущенные возгласы, угрюмо буркнул Керрик, надеясь хотя бы оскорблением заставить их обратиться к разуму. — Мы не сумеем перебить всех ящериц, когда они появятся здесь. Мы не сможем помешать семенам вырасти. Надо уходить до первых смертей!

— Этого не будет, — опять возразил Саноне. — Мургу не пойдут на это — ведь город станет бесполезным. То, что несет смерть нам, опасно и для мургу.

Керрик постарался перекричать одобрительные возгласы.

— Детский лепет! Или вы решили, что мургу выращивают эти лианы и не знают, как их можно уничтожить при необходимости? Когда город вновь окажется в их руках, все смертоносные кусты погибнут.

— Но если они умеют это делать — сумеем и мы.

— Нет, не сумеем. У нас нет знаний, которыми владеют мургу.

Саноне поднял руку, и все умолкли.

— Мы сердимся, мудрость оставляет нас. Мы говорим слова, о которых потом будем жалеть. Быть может, сбудется все, о чем говорил Керрик. Пусть так, но разве есть у нас выбор? Если они могут убить нас здесь, значит, смогут это сделать и в нашей долине, на любом привале в долгом пути. Быть может, Кадайр привел нас в этот город затем, чтобы мы умерли здесь, возможно, такова его воля. Мы не знаем. И нам почти не из чего выбирать. Значит, легче остаться.

Впервые Керрик промолчал: ему нечего было ответить на слова Саноне. Неужели выхода нет? Остаться здесь и умереть… Или бежать далеко-далеко. И встретить там затаившуюся смерть. Не говоря более ни слова, он встал, завернулся в плащ из оленьей кожи и отправился в свою спальню. День был долог, труден, он устал, но заснуть не мог. Лежа во тьме, он искал выход — тропу к спасению, не замеченную никем. Весной придется вызвать Херилака, он вернется вместе с тану. Они нападут на остров, где засели иилане'. Захватят кого-нибудь из ученых, сумеют добиться, чтобы она выдала способ погубить лианы-убийцы. А пока придется убивать ящериц, выкапывать растения. Многое можно сделать… нужно сделать.

…Утро было ясным, солнце грело, свет его рассеял ночные страхи. Керрик чистил апельсин, когда из покрытого листвой бокового прохода появился Саноне. Лицо его страдальчески кривилось, он с трудом волочил ноги. Керрик вскочил, и забытый плод упал на землю.

— Первая… — сказал Саноне. — Как ты говорил, так и началось. Дитя, девчушка, играла возле реки, шип пронзил ее ногу, и она умерла. Мы выкопали копьями растение из земли — оно было всего лишь с мою ладонь — и сожгли его. Но как оно могло попасть сюда, в самую середину города?

— Как угодно. Они могли просто высыпать семена в воду или накормить ими птиц, чтобы они разносили их в своем помете. Они мудры, эти иилане', которые выращивают новое. И когда они делают что-то, то делают хорошо. Предупреди всех, пусть будут осторожны. Или все-таки уйдем?

Саноне словно постарел на его глазах, морщины еще глубже врезались в кожу.

— Не знаю. Сегодня вечером вновь потолкуем. Есть некоторые вещи, которые я могу сделать, чтобы выяснить волю Кадайра. Очень трудно понять, что именно нам следует делать.

Керрик отправился вместе с Саноне поглядеть на обугленные остатки растения, потыкал их палкой.

— Какое маленькое, а шипы словно у взрослого. Нашли еще?

— Мы искали. Пока только это.

— Все должны обмотать ноги кожей. Нельзя прикасаться к неизвестным растениям. Дети постарше должны следить за малышами. И чтобы все держались в одном месте, которое мы будем по утрам тщательно осматривать.

Керрик почувствовал, что голоден, и направился к костру Ненне. Его женщина Матили всегда была рада ему. Она великолепно пекла мясо на угольях, обмазывая его глиной, так что внутри затвердевшей корки оно становилось мягким и сочным. К мясу она подавала на небольших тарелках пасту, сделанную из фруктов, растертых с солью и жгучим перцем, чтобы обмакивать мясо. Это было так вкусно, а теперь он был голоден.

Но, когда он подошел к костру, Матили холодно глянула на него и сделала жест, которого он прежде не видел: ладонь ребром легла на нос между глазами. Он заговорил, но она не ответила и удалилась в комнату, где они с Ненне спали. Это было непонятно, и Керрик хотел было уйти, когда появился Ненне.

— Надеюсь, ты не голоден, Керрик, — мяса нет, — проговорил он, отворачиваясь, что было на него не похоже.

— Что случилось с Матили? — спросил Керрик. — И почему она сделала так рукой?

Он повторил ее жест. Но, как иилане', он воспринимал жест руки как продолжение движения всего тела, всех конечностей. И, не замечая того, на миг опустил плечи и прикрыл грудь ладонью женским беспомощным жестом, даже расставил ноги, как это делала Матили. Всего этого вихляния телом Ненне не понял, как не понимал многого в Керрике. И все это ему не понравилось, хотя свои чувства он решил держать при себе. Нужно все сказать Керрику, он должен понять.

— Идем, я попытаюсь тебе объяснить.

Они зашли под деревья, чтобы их никто не услышал.

— Виной всему твои вчерашние слова. Ты говорил с мандукто, кричал, и тебя слышали. Матили передали твои слова. Этим жестом глупые женщины отгоняют Карогниса прочь.

Керрик был озадачен.

— Мои слова… Карогнис… не понимаю.

— Карогнис зол, злы мургу, и взгляд его не должен падать на нас, чтобы не стряслась беда.

— Но я-то какое отношение имею к Карогнису?

— Некоторые говорят, что Карогнис разговаривает твоим языком. Твои слова о Кадайре услышали. Не нужно было их говорить.

Керрик посмотрел на мрачное лицо Ненне и понял, что охотник чувствует сейчас то же самое, что и Матили, хотя будет отрицать это. Саску слушали мандукто и понимали их, когда те говорили о живом мире, о том, как Кадайр сотворил его и как познать все в этом мире. В этом они были подобны тану, считавшим живыми не только животных и птиц, но и деревья, и реки… Они знали, кто породил жизнь, и упоминали Ерманпадара с глубочайшим почтением. Керрик всегда забывал об этом, он вырос, не зная строгой веры саску и тану. И попытался объяснить:

— Я говорил в гневе, в страхе. Скажи Матили, что это не я говорил, я вовсе не хотел сказать ничего такого.

— Мне пора.

Ненне повернулся и молча ушел. Теперь было понятно: он верит, как и женщины. Керрик сдержал вспышку гнева: любые слова, сказанные вслед удалявшемуся, только усугубили бы их размолвку. Но он ненавидел их глупость.

Они же просто устузоу…

Да, но откуда взялась эта мысль иилане', которой не должно было быть? Он ведь и сам устузоу, а вовсе не иилане'.

С этой мыслью он пошел в ханане узнать, как поживают самцы. Он был тану, но в этот миг ощущал себя иилане'.

— Скучно, — сказал Надаске' и добавил жест спать-навеки. — Мы все время здесь, но никто не приходит навестить нас. Только раз ты вывел нас погулять на солнце, и это было удовольствие. Но ты больше не делаешь этого, и нам остается только разговаривать между собой. И уже просто не о чем говорить, ведь дни так однообразны. Прежде ты разговаривал с нами, но теперь дела мешают тебе бывать с нами.

— Но вы же живы, — раздраженно ответил Керрик. — Разве это вас не радует?

Надаске' отвернулся, сделав жесты женственности и недоумения. Керрик улыбнулся — самец намекал, что он груб, как самка. Вот и женщина совсем недавно прогнала его от своего очага. И он еще не ел. Он огляделся. Аппетит у самцов был переменчив, и со вчерашнего дня оставался большой кусок консервированного мяса. Схватив его, Керрик впился в него зубами. Имехеи взвыл.

— Мы умрем здесь под замком, умрем с голода.

— Не будь глупым. — Керрик сделал жесты, изображающие глупость и равенство, и ощутил неловкость — последний из них использовался только среди самок. К тому же эта парочка воспринимала его как доминирующую самку. Он внезапно разозлился: неужели теперь он никому не нужен?

— Вейнте' вернулась, — сказал он. — Они где-то неподалеку.

Самцы загорелись вниманием, стали просить прощения за дурной нрав, заверяли в своей преданности, просили информации. Он побыл некоторое время с ними — общение с ними доставляло ему удовольствие, все-таки между ними было немало общего. С ними он мог беседовать на сложном языке иилане'! И мог не вспоминать о Кадайре, Карогнисе и Ерманпадаре тоже. Здесь он забывал о своих заботах.

Ушел он после полудня и вернулся перед наступлением тьмы. Он прихватил с собой мясо. Все трое с удовольствием поели.

Но за радостью темной тучей стояло грядущее. Вейнте' неподалеку, и смерть между ее большими пальцами. Ядовитые лианы будут расти на солнце, маленькие ящерицы побегут, разнося смертоносные семена. Будущее было неизбежно и страшно.