Глава двадцать девятая
Воздух под деревьями словно застоялся, из болот поднимались тучи кусачей мошкары, но так хорошо было снова оказаться в дороге.
На острове жить приятно, слов нет, но он стал похож на долину саску. Саммады жили на одном месте и как будто не собирались никуда уходить. В прошлом остались охота зимняя и летняя, ягоды и грибы осени, весенние свежие побеги и корешки. Все было забыто. За дичью не нужно было далеко ходить, плодов было достаточно круглый год — съесть все, что висело на деревьях, было немыслимо. Но привычный годичный цикл будоражил кровь тану, и все они успели истомиться на одном месте. И теперь четверо ушли на север.
Ханат и Моргил то убегали вперед на разведку, то отставали, выслеживая дичь, а потом догоняли попутчиков. Для Керрика и Армун новая дорога стала сплошным удовольствием. Они были вместе — этого было довольно. Они не жалели, что дети остались на острове — среди саммадов они были в большей безопасности.
Если Керрик и сожалел о чем-то, так только о коротком прощании с Надаске'. Керрик все тянул, откладывал, дни бежали, было полно дел. Но вот пришло время уходить. Он мог просто уйти — Армун только обрадовалась бы, но Керрик понял, что так поступить не может. Арнхвита не было: он где-то носился с мальчишками. Все было готово. Кроме каменных ножей уложили копченое мясо и эккотац. Взяли даже ткань из харадиса — так хотела Армун. Можно было уходить. И когда Керрик понял это, он просто повернулся и направился к берегу. Не отвечая на крики за спиной, он делал так, как решил…
— Ты уходишь? — спросил Надаске' с жестом мгновенной смерти. — Тогда прощай навсегда. Едва ты исчезнешь в лесу, острый каменный зуб найдет сердце Надаске'.
— Я вернусь, скоро вернусь. Мы идем меняться вещами на север. Вот и все.
— Вот именно — все. Наше эфенбуру становится все меньше. Нет Имехеи. Я оглядываюсь вокруг и не вижу мягкого-мокрого. И он не придет ко мне, если тебя не будет. Одиночество, только одиночество ждет меня здесь.
— Но ты жив, ты не умер на пляже.
Надаске' не рассердился. Обернувшись в сторону пустынного океана, он показал на прибрежный песок.
— Вот пляжи одиночества. Быть может, лучше мне было уйти на смертные пляжи ханане.
Керрику нечего было ответить. Друг его был в отчаянии. Они молча посидели. Наконец Керрик поднялся.
Надаске' посмотрел на него одним глазом, но ничего не сказал. И Керрик просто ушел, оставив на берегу одинокую фигурку, вглядывающуюся в морскую даль…
Но все это осталось позади, забылось за радостями дороги. Они уже шли несколько дней — не более половины счета охотника — когда Ханат заметил впереди на тропе следы.
— Смотрите: вот и вот, обломаны сучки — знак тем, кто пойдет следом.
— Сучья мог сломать и зверь… — предположил Керрик.
— Тоже может быть, но и тану проходили здесь. — Моргил обнюхал землю. Но сначала они прошли по воде.
Тропа обогнула залив и уперлась в реку. Принюхиваясь, Моргил повел друзей вдоль реки.
— Дым! — воскликнул он. — Здесь тану.
В сумерках они добрались до стоянки саммадов, которые остались, когда саммад Херилака ушел на юг.
На зов выбежали охотники; среди них был саммадар Хар-Хавола.
— А мы вас искали и не нашли, — сказал он.
— Наша стоянка южнее, — отвечал Керрик.
— Ну а мы остановились здесь: снега зимой нет, охота хорошая, рыбалка тоже.
— А стреляющие палки живы?
— Конечно. Правда, на одну наступили, и она сдохла. Ну а с другими все в порядке.
— А у нас новости. Наши стреляющие палки сдохли.
И теперь у нас другие.
Хар-Хавола забеспокоился.
— Расскажите нам, как это случилось. Пойдем, поедим, попируем. Здесь столько еды.
Путешественники остались на денек, потом на второй. На третий решили уходить.
— Наш путь долог, — сказал Керрик. — Надо идти, ведь придется еще возвращаться.
— Со следующей охотой мы отправимся к югу, — проговорил Хар-Хавола. Найдем ваши саммады на островке, передадим, что видели вас. И мы будем держать свои стреляющие палки подальше от ваших, как ты велел. Да будет ваш путь недолгим, да возвратитесь вы домой с миром.
И они пошли дальше. Дни оставались жаркими, но лето заканчивалось. И чем дальше они уходили на север, это ощущалось с каждым днем все сильнее.
Перед рассветом становилось холодно, и роса густо ложилась на спальные шкуры.
Колея привела их к океану, к серой равнине под серым небом.
Выйдя на берег, путешественники всей грудью вдохнули влажный соленый воздух. Армун громко рассмеялась.
— Холодно, сыро, но как хорошо!
Ханат завопил от радости и высоко запустил свое копье. Оно вонзилось в песок вдалеке да так и осталось стоять. Сбросив поклажу, охотник побежал к нему.
Моргил с криком понесся следом. Они вернулись запыхавшиеся и счастливые.
— Хорошо, что мы пришли сюда, — сказал Керрик. — Даже если парамутаны не придут.
— Придут. Ведь Калалекв говорил, что они вернутся, что океан им не преграда.
— Да, еще он говорил, что если у него не будет лодки, то он переберется через океан вплавь. Парамутаны — великие хвастуны.
— Ну, я надеюсь, что они придут.
Они пошли по берегу на север, и костер этой ночью развели за песчаными дюнами. Когда стемнело, пошел холодный дождь, а с моря накатил туман прохладный и влажный. Осень была не за горами.
Утром Керрик раздул костер и подбросил в огонь остатки дров. Покрытый солью плавник потрескивал, в воздухе плясали желтые и голубые языки пламени.
Армун расстелила перед костром шкуры — сушить.
Охотники тоже проснулись, но не решались выбраться из-под теплых шкур.
Керрик по очереди потыкал их тупым концом копья.
В ответ раздались стоны.
— Подымайтесь! — крикнул он. — Нужны дрова для костра. Вставайте, великие лежебоки!
— Лучше сходи сам, — сказала Армун.
Он кивнул, натянул на ноги сырые мадрапы и направился к дюнам. Дождь кончился, туман на глазах таял, яркие лучи солнца играли на морской поверхности. На берегу лежали водоросли, ракушки, влажный плавник, принесенные приливом. Вдалеке на берегу стояло сухое дерево. Можно наломать ветвей. Керрик понюхал морской воздух и взглянул на море. Ему показалось, что волна подняла вверх что-то черное, через мгновение вновь пропавшее из виду. Керрик бросился на песок — урукето? Но что иилане' могут делать на севере? Он попытался вновь отыскать черный предмет среди пенистых гребней.
Темное пятно появилось на прежнем месте, но это был не урукето.
— Парус! — закричал Керрик. — Там парус! Это парамутаны!
Армун понеслась по склону, охотники побежали за ней.
— Парус, — проговорила она. — Но они уходят на юг! Зачем?
— Водорослей! — закричал Керрик. — Ханат, скорее беги за водорослями. Надо развести костер — может быть, они заметят дым.
Керрик кинулся раздувать костер, и, когда охотники вернулись, он уже полыхал вовсю. Керрик подбросил в огонь водорослей — над костром заклубился белый дым.
— Они уходят! — закричала Армун. — Они нас не заметили.
— Несите еще!
Пламя ревело, над костром стоял столб дыма.
— Остановились, поворачивают! Они нас заметили!
С вершины дюны было видно, как на воде качается иккергак, как полощет его парус. Не сбавляя скорости, кораблик мчался к берегу. Темные фигуры на нем махали руками и кричали. Когда суденышко уткнулось в прибрежный песок, одна из фигур спрыгнула в воду и устремилась к берегу. Керрик и Армун дружно рванулись навстречу.
Волна окатила парамутана с головой. Встряхнувшись, он радостно закричал:
— Эй, не верю своим глазам — солнцеволосые, старинные друзья!
— Калалекв! — радостно крикнул Керрик.
Мокрый парамутан с хохотом выскочил из воды. Он схватил Керрика за руки и стал их трясти, потом с радостным криком набросился на Армун. Но она поспешно высвободилась, поскольку крепкие пальцы парамутана тут же принялись гладить ей зад.
— Куда же вы плывете? — спросила она.
— На юг. Только здесь так жарко. Видишь, на мне ничего нет, кроме собственной шерсти.
Заметив, что она взглянула вниз, парамутан быстро опустил кончик хвоста, прикрывавший его достоинства.
Армун шлепнула его по руке, и он тут же восстановил благопристойность. Парамутан совсем не изменился.
— Почему на юг? — спросил Керрик, с трудом вспоминая сложную речь.
— Ищем охотников. Мы ждали их на берегу. На севере. Но никто не пришел. У нас есть шкуры и много всяких разностей. Тогда мы решили поискать охотников южнее. Но не думали встретить друзей.
Подошли Ханат и Моргил и забормотали неразборчивые приветствия. На берег выбрались и остальные парамутаны. Они вопили от радости и совали людям свой деликатес — тухлую сырую рыбу. Выпучив глаза и едва не подавившись, Моргил проглотил зловонный кусок. Потом все отправились к костру. Керрик отрезал куски сырого мяса от добытой вчера туши, парамутаны восторженно вопили. Пачкая лицо, Калалекв глотал кровавые куски, одновременно рассказывая Армун обо всем, что случилось после их расставания.
— Добыча богатая. Уларуаквов в море — хоть ходи со спины на спину. И у всех женщин дети — по трое и даже по четверо. Мы узнали, как ловить и убивать больших огромных птиц. А как вы здесь? Расскажи.
Ангаджоокакв будет отчаянно лупить меня, если я хоть что-то забуду.
— Мы вместе, все хорошо. Есть и дети, но меньше — ведь мы не так хорошо делаем их, как парамутаны.
Когда мясо было съедено, парамутаны отправились к иккергаку, стали вытаскивать оттуда связки шкур.
Ханат и Моргил достали кожи и наконечники — и под оживленные вопли начался торг. Всем была нужна Армун — чтобы понять друг друга.
Керрик уселся на песок неподалеку. К нему подошел Калалекв. Керрик уже начал вспоминать язык, и разговаривать стало легче.
— А мы перепугались, когда увидели, что охотников на севере нет, сказал Калалекв.
— Они ушли от снегов и морозов. Наша стоянка теперь на юге. Там хорошая охота и всегда тепло.
— Я бы там умер. Даже здесь такая жара. — Сидевший в теплой одежде Керрик ухмыльнулся. — Мы наловили много рыбы, набрали трав для таккуука, листьев разных деревьев, чтобы делать отвар для питья.
Но нам нужны кожи, и мы уже рыдали от страха, что придется возвращаться без них. А теперь плачем от радости, потому что встретили вас… Ну, и наконечники для стрел тоже.
К ним подошла Армун и протянула Калалекву большой квадратный кусок ткани из харадиса. Калалекв стал его озадаченно рассматривать.
— Что это? Невероятно! Мягкая, как мех на попке младенца. И пахнет приятно.
— Это для Ангаджоркакв, — сказала Армун. — Пусть носит на голове. Дай покажу… Вот так. Это ткань из волокон особого растения. Ее делают саску — охотники, живущие вдали от побережья.
— О, какие искусники. Они, должно быть, днем и ночью рыдают, потому что не видят каждый день море.
Впрочем, и на суше много чудес — и харадис, и копья, и луки, и ножи, и эккотац… надо бы съесть побольше.
— Но и у вас чудес хватает, — сказала она, смеясь и отталкивая от себя ищущие руки. В еде и соитии вся жизнь парамутана. — И твой иккергак, и гарпуны, и маленькие лодки с парусами, и свистки, и насосы.
— Ты права — мы действительно молодцы! Мы так много умеем, что я даже припомнить всего не могу.
Керрик улыбался, слушая их. Все, что делают они — тану, саску, даже парамутаны — так похоже. Нет, различия конечно есть, но все-таки главное одинаково.
Они делают вещи. А вот иилане' не под силу изготовить предмет. Лишь самцы иилане' умеют творить. Они художники, умеют делать фигурки из металла, а двое беглецов из ханане даже научились охотиться и рыбачить. Только самки ничего не создают своими руками — они выращивают. И справляются с этим прекрасно. Но они не способны изготовить даже такую простую вещь, как стрела.
Керрик вдруг понял, что мир не такой, каким ему представлялся. Он был рожден тану, но вырос среди иилане', и мысли его во многом похожи на мысли этих ящеров.
Хватит об этом! Внезапно перед ним ясно предстало будущее. И он понял, что надо сделать.
