Слик провёл ночь на куске промятого темперлона под верстаком в цеху Фабрики, завернувшись в шуршащий лист упаковки. От пластика пахло свободными мономерами. Слику снились Малыш Африка и его тачка, причём во сне эти двое сливались, и зубы во рту у Малыша почему-то превращались в блестящие хромированные черепа.

Он проснулся от резкого ветра, заносящего первый зимний снежок в пустые проёмы фабричных окон.

Слик лежал и думал о циркульной пиле для Судьи: почему всякий раз, когда требуется разрезать что-то плотнее фанеры, запястье норовит выйти из строя? Первоначально он планировал оснастить руку пятью самостоятельными пальцами на шарнирах. Каждый из пальцев должен был оканчиваться миниатюрной электропилой, но эта концепция впала в немилость по целому ряду причин. Электричество… ну как-то не удовлетворяло, было недостаточно физическим, что ли. Может, стоило сделать ставку на воздух, большие резервуары сжатого воздуха или внутреннее сгорание, если удастся подобрать запчасти. Впрочем, если копаться достаточно долго, на Собачьей Пустоши можно отыскать детали практически ко всему, а нет — под рукой с полдюжины городов Джерсийского Ржавого Пояса с целыми акрами мёртвых механизмов — собирай, сколько хочешь.

Он выполз из-под верстака, за ним, как мантия, потянулось прозрачное пузырчатое одеяло. Слик вспомнил о мужике на носилках, который теперь лежал в его комнате, и о спавшей в его кровати Черри. У неё-то, наверное, не затекла шея. Поморщившись, Слик потянулся.

Скоро вернётся Джентри. Придётся как-то с ним объясняться — и это притом, что Джентри терпеть не может, когда рядом люди.

В закутке, служившем на Фабрике кухней, Пташка варил кофе. Пол здесь был выложен коробящимися полосами пластмассовой плитки, и вдоль стены шёл ряд тусклых стальных раковин. Под порывами ветра брезент в окне то надувался, то опадал, пропуская молочный свет, отчего комната казалась ещё холоднее.

— Как у нас с водой? — спросил Слик, входя на кухню.

В обязанности Пташки входило проверять по утрам резервуары на крыше, вылавливать из них листья и случайные трупы ворон. Потом он шёл осматривать сифоны на фильтрах, впускал галлонов десять свежей воды, если вода подходила к концу. На фильтровку и подачу этих десяти галлонов по системе многочисленных труб до резервуаров коллекторов уходила большая часть дня. То, что Пташка покорно занимался всем этим, было главной причиной, по которой Джентри его терпел. Впрочем, делала своё дело и крайняя пугливость парнишки. Пташка неплохо овладел искусством становиться совершенно невидимым, когда это касалось Джентри.

— Под завязку, — ответил Пташка.

— Можно как-нибудь принять душ? — спросила Черри со своего насеста на старой стиролоновой раме. Под глазами у неё залегли тёмные тени, как будто она не спала всю ночь, но болячку она скрыла под слоем косметики.

— Нет, — сказал Слик, — нельзя. Во всяком случае, в это время года.

— Так я и думала, — мрачно ответила Черри, сгорбившись под своей коллекцией кожаных курток.

Слик плеснул себе остатки кофе и встал перед девушкой, глотая горячее питьё.

— У тебя проблемы? — спросила она.

— Да. Ты и тот парень наверху. Кстати, а что ты тут делаешь? Ты ведь при деле или как?

Из кармана самой верхней куртки девушка извлекла чёрный бипер — приёмник телеметрического сигнала.

— Как только что-то изменится, он запищит.

— Хорошо спала?

— Нормально.

— А вот я — нет. Ты давно работаешь на Африку, Черри?

— С неделю.

— Ты правда медтех?

Она пожала плечами. Где-то под куртками.

— Достаточно, чтобы присматривать за Графом.

— Графом?

— Да. Графом. Малыш его так однажды назвал.

Пташка поёжился. Он ещё не успел обработать хайр своими любимыми парикмахерскими штучками, так что волосы в беспорядке торчали во все стороны.

— А что, если он вампир? — предположил Пташка.

— Шутишь? — Черри изумлённо уставилась на него.

Широко раскрыв глаза, Пташка серьёзно покачал головой.

Черри перевела взгляд на Слика:

— Твой друг что, играет по полной деке?

— Никаких вампиров. — Слик обернулся к Пташке. — Их не бывает, понимаешь? Только в стимах. Этот парень не вампир, понял?

Пташка медленно кивнул, Слик его, похоже, не убедил. Ветер хлопал пластиковыми занавесями, играя с молочным светом.

Слик попробовал было заняться Судьёй, но Пташка снова куда-то исчез, и всё время мешали мысли о парне на носилках. К тому же становилось слишком холодно. Придётся опять делать отводку с крыши, отыскивать обогреватели. Что предвещало очередной спор с Джентри по поводу электричества. Ток принадлежал Джентри, поскольку только он знал, как выцарапать его у Ядерной Комиссии.

Шла третья зима пребывания Слика на Фабрике, но когда он нашёл это место, Джентри жил здесь уже четыре года. После того как они привели в порядок чердак, Слику досталась та комната, куда он поместил Черри и парня, которого, если верить Черри, Малыш называл Графом. Джентри настаивал на том, что Фабрика принадлежит ему, потому что он пришёл сюда первым и подвёл электричество так, чтобы об этом не знала Комиссия. Но Слик делал на Фабрике множество дел, которые Джентри не желал делать сам. Например, добывал продукты. Или если случится серьёзная авария, если закоротит провода или засорятся фильтры — именно у Слика были нужные инструменты и он делал весь ремонт.

Джентри не любил людей. Последнее время он дни напролёт проводил со своими деками, периферией и голо-проекторами, и наружу его выгонял только голод. Слик не понимал, чего именно добивается Джентри, но завидовал такой одержимости. Никто не докапывался до Джентри. Малыш Африка ни за что не докопался бы до него, потому что Джентри не понесло бы в Атлантик-Сити и он не вляпался бы в дерьмо и в долги к Малышу Африке.

Слик вошёл в свою комнату без стука. Черри обмывала грудь парня губкой. На руках у неё были белые одноразовые перчатки. Из той комнаты, где готовили еду, она принесла газовую плитку и теперь грела воду в стальном бачке смесителя.

Он заставил себя посмотреть на синюшное лицо на носилках; дряблые губы раскрыты ровно настолько, чтобы были видны жёлтые зубы курильщика. Лицо улицы, лицо толпы, такое можно встретить в любом баре.

Черри подняла глаза на Слика.

Слик присел на край кровати, а девушка тем временем расстегнула спальный мешок и, развернув его наподобие простыни, подвернула под темперлон.

— Есть разговор, Черри. Надо с этим что-то решать, понимаешь?

Она выжала губку над миской.

— Как ты связалась с Малышом Африкой?

Она опустила губку в «зиплок» и убрала пакет в чёрную нейлоновую сумку из ховера Малыша. Глядя на неё, Слик вдруг понял: в том, что она делает, нет ни одного лишнего движения, похоже, ей даже не приходится задумываться, что делать дальше.

— Ты «У Моби Джейн» знаешь?

— Нет.

— Придорожный дансинг с мотелем на центральной трассе. Мой друг был там управляющим, крутил их дела уже с месяц до того, как я к нему перебралась. Моби Джейн — это просто здоровенная туша; торчит в задней комнате клуба в своей цистерне, как поплавок, а в вену ей капает четверной кокс — с души воротит. Так вот, я и говорю, приехала я туда со своим дружком Спенсером, тем самым управляющим, потому что у меня были неприятности с моим дипломом в Кливленде и я не могла тогда работать…

— Какие неприятности?

— Обычные. Ты хочешь дослушать или нет? Так вот, Спенсер пустил меня, как бы закрыв глаза на состояние владелицы, ясно? Последнее, чего бы мне хотелось, это чтобы кто-нибудь прознал про мой диплом медтеха. Иначе меня тут же заставили бы менять фильтры и накачивать суперчистым кокаином двухсоткилограммовую тушу галлюцинирующей психопатки. Так что меня поставили обслуживать столы, разносить пиво и всё такое. Ладно, это меня устраивало. Музыка у них была неплохая. Вообще-то, местечко жаркое, но всё было в порядке, потому что все знали, что я со Спенсером. Но однажды я просыпаюсь, а Спенсера нет. Потом выясняется, он исчез с их деньгами.

Не переставая рассказывать, она вытирала грудь «спящего» толстым комом впитывающего волокна.

— Сперва они меня немного побили. Ногами. — Подняв на Слика глаза, Черри пожала плечами. — А потом сказали, что сделают со мной дальше. Скрутят мне руки за спиной и посадят в цистерну к Моби Джейн, потом запустят её капельницу на всю катушку, а ей скажут, что мой дружок её обокрал… — Она бросила сырой ком в таз. — И вот они закрыли меня в клозете, чтобы дать поразмыслить над ситуацией перед самим спектаклем. Вдруг дверь открывается, и на пороге — Малыш Африка. До тех пор я его никогда раньше не видела. «Мисс Честерфилд, — говорит он, — у меня есть причины считать, что до последнего времени вы были зарегистрированным медицинским техником».

— То есть он предложил тебе работу?

— Предложил? Чёрта с два! Он просто проверил мои бумаги и увёз меня оттуда. Вокруг мотеля не было ни души, и это в воскресный вечер. Вывел меня на стоянку, где нас ждали этот вот ховер с черепами по переду и двое больших чёрных парней. Да я, чёрт побери, была готова на всё, только бы подальше от этой цистерны.

— А наш друг уже был в кузове?

— Нет. — Она стягивала перчатки. — Африка приказал мне отвести ховер обратно в Кливленд, куда-то на окраину. Дома большие и старые, а газоны все вытоптаны. Африка направился к тому, где было полно охраны, думаю, к своему собственному. Вот этот, — она подоткнула синий спальный мешок под подбородок неизвестного, — лежал в спальне. Мне было сказано начинать немедленно. Африка сказал, что хорошо заплатит.

— И ты знала, что он привезёт тебя сюда, на Пустошь?

— Нет. По-моему, он сам этого не знал. Что-то стряслось. Он ввалился на следующий день и сказал, что мы уезжаем. Похоже, его что-то напугало до чёртиков. Вот тогда он и назвал его Графом. Потому что был зол и, думаю, перепуган. «Граф и его треклятый «Эл-Эф», — так сказал он.

— Его что?

— «Эл-Эф». «НД». «Низкочастотник».

— Что это?

— Наверное, вот это. — Она указала на ничем не примечательную серую пластину, установленную в изголовье носилок.