V
День благодарения
Я стояла на перроне рядом с моим вторым мужем – Джоном. Прозвучал свисток, замигали красные огни, зазвенели звоночки, опустились порожки для прохода пассажиров. Свисток раздался снова, и из-за поворота появился приближающийся к станции поезд. Стоял ноябрь.
Поезд остановился. Моторы вибрировали, и двери поезда открылись. Из вагона выходили пассажиры с газетами под мышкой, с матерчатыми сумками и в ярких пальто. Я увидела, что Лори с мамой выходят из последнего вагона, и помахала им рукой.
Со дня смерти папы прошло пять лет. С тех пор я очень спорадически виделась с матерью. Мама еще не встречалась с Джоном и не видела нашего большого сельского дома, который мы купили год назад. Джон высказал идею пригласить к нам мою маму, Брайана и Лори на День благодарения. Это была первая встреча членов семьи Уоллс со времени кончины отца.
Мама широко заулыбалась и засеменила к нам. Вместо пальто на ней были одеты четыре или пять свитеров, шаль, вельветовые штаны и старые кеды. В обеих руках у нее было по большому пакету. Лори в черной шляпе и черной элегантной накидке шла за мамой. Вместе они смотрелись довольно странно.
Мама обняла меня. Ее волосы были седыми, щеки розовыми и глаза ясными. Потом мы обнялись с Лори, и я представила им Джона.
«Простите меня за мой внешний вид, – сказала мама, – я потом переоденусь к обеду». Она засунула руку в один из пакетов и достала пару черных, заношенных копеечных туфель.
Дорога к нашему дому шла мимо каменных мостов, через леса и деревни, заболоченные озера, где плавали лебеди, любуясь собственным отражением в тихой воде. Листва уже почти опала, и сквозь голые деревья видны были дома, обычно скрытые от взгляда зеленью.
По дороге в машине Джон рассказывал маме про округу, утиные фермы, цветоводческие хозяйства, а также объяснил индейское название деревни, где мы купили дом. Я сидела рядом, смотрела на его профиль и улыбалась. Джон, как и я, писал статьи и книги. И так же, как я, он в детстве много переезжал с родителями, но его мать выросла в деревне в Аппалачах, в штате Теннесси – приблизительно в 150 километрах к юго-западу от Уэлча. Получалось, что у нас схожие корни, оба мы провинциалы. Я никого так не любила, как Джона. Я люблю его за то, что он готовит без рецептов, пишет своим племянницам смешные стихи на дни рождения и за его большую и добрую семью, которая приняла меня, словно я в ней выросла. Когда я в первый раз показала ему свой шрам, он сказал: «Интересно» и для описания шрама использовал слово «текстурный». Он заявил, что ровная поверхность ужасно скучна и утомительна, а вот текстура – совсем другое дело, это необычно. Он говорил, что шрам является свидетельством того, что я оказалась сильнее тех сил, которые хотели сделать мне больно.
Мы подъехали к дому. Оттуда вышли 15-летняя дочь Джона от первого брака Джессика, Брайан со своей восьмилетней дочкой Вероникой и их мастиф по кличке Чарли. Со времени похорон папы Брайан тоже практически не видел маму. Он обнял ее и тут же стал шутить по поводу подарков из помойки, которые она принесла нам в своих пакетах: старые книги и журналы, потускневшее столовое «серебро» и лишь слегка потрескавшиеся фарфоровые чашки двадцатых годов.
Брайан стал неоднократно награжденным сержантом и детективом, возглавлявшим отдел по борьбе с организованной преступностью. Он расстался со своей женой приблизительно в то время, когда я ушла от Эрика. Брайан решил утешить себя после развода и купил большой дом в Бруклине и сам поменял проводку, починил канализацию, укрепил фундамент и построил новую веранду. Второй раз в своей жизни он купил дом-развалюху и сделал из него конфетку. Сейчас его обхаживали, по крайней мере, две женщины. Все у него в жизни было хорошо.
Мы показали маме наш подготовленный к зиме сад, где работали мы с Джоном. Мы сгребали граблями листья и сжигали их, обрезали мертвые стебли многолетних цветов, мульчировали грядки, перелопачивали недозревший компост и взрыхляли приствольные круги плодовых деревьев, вырыли клубни георгинов, положили их в ведро с песком и поставили в погреб. Джон спилил мертвый клен, забрался на крышу и заменил прогнившую кедровую кровельную дранку.
Мама одобрительно кивала. Ей нравилось, когда люди ведут натуральное хозяйство и являются в некоторой степени независимыми. Ей понравились обвившая сарай глициния, дикий виноград и небольшая бамбуковая рощица на задах участка. А когда она увидела закрытый на зиму тентом мягкий бассейн, то не удержалась и прыгнула на тент, чтобы проверить, выдержит ли он ее вес. Тент не выдержал, мама засмеялась, Чарли залаял. Джон и Брайан помогли маме выбраться из бассейна. Дочка Брайана Вероника не видела бабушку со времен, когда ей было два-три года, и смотрела на нее с изумлением.
«Да, бабушка Уоллс совсем не похожа на других бабушек», – сказала ей я.
«Ох, не похожа», – согласилась Вероника.
Дочь Джона Джессика, повернувшись ко мне, сказала: «Но смеется она точно так же, как ты».
Я показала Лори с мамой дом. Я приезжала в город по делам только раз в неделю, а большую часть времени мы с Джоном работали дома. Это был первый дом, которым я владела. Маме и Лори понравился пол из паркетной доски, стропила на потолке и камин. Мама обратила внимание на египетскую кушетку с выгнутыми ножками и спинкой, инкрустированной перламутром, которую я купила на блошином рынке. Она одобрительно кивнула: «В каждом доме должен быть предмет мебели в очень дурном вкусе».
На кухне пахло запеченной в духовке индейкой, которую Джон готовил с начинкой из яблок, грибов, грецких орехов и хлебных крошек со специями. В дополнение ко всему этому Джон приготовил дикий рис, клюквенный соус и запеченный кабачок. Я испекла три пирога из яблок из соседнего сада.
«Бинго!» – закричал Брайан.
«Вот мы наедимся!» – ответила я.
Он смотрел на расставленную на столе снедь. Я знала, что он каждый раз думает при виде богатого и щедрого стола. «Знаете, если подойти к вопросу серьезно, то не так уж сложно обеспечить, чтобы на столе всегда было много вкусной и полезной еды», – произнес Брайан.
«Брайан, – сказала Лори, – сам знаешь, что бывает с тем, кто старое помянет».
После того как мы сели за стол, мама сообщила нам хорошие новости. Она уже жила в сквоте пятнадцать лет, и, наконец-то, власти города решили продать сквотерам оккупированные ими квартиры за один доллар с семьи. Она объяснила, что не может остаться с нами надолго, потому что ей надо возвращаться на собрание домоуправления сквотеров. Кроме того, мама сообщила, что связалась с Морин, которая по-прежнему живет в Калифорнии, и что наша младшая сестра вроде бы планирует навестить всех нас в Нью-Йорке.
Мы начали вспоминать самые смелые и дерзкие папины выходки. Как он позволил мне погладить гепарда, ловил со мной Чертенка и дарил нам всем звезды на Рождество.
«Нам надо за него выпить», – предложил Джон.
Мама задумчиво посмотрела на потолок. «Вот, наконец, поняла, – сказала она и подняла свой бокал: – Жизнь с вашим отцом никогда не была скучной».
Мы подняли бокалы. Мне показалось, что я слышу папин тихий смех, вызванный маминым тостом. Он всегда тихо посмеивался, когда ему что-то очень нравилось. На улице темнело. Неожиданно поднялся сильный ветер, застучали ставни окон, и пламя свечей на столе трепетно задрожало, освещая зыбкую границу между турбулентностью и порядком.
