Глава одиннадцатая. Отцы и дети

Сэмюэл Уолтер Маккэндлесс-младший – это бородатый неразговорчивый человек пятидесяти шести лет с зачесанными назад с высокого лба длинными седыми волосами. Очки в тонкой металлической оправе делают этого высокого и крепко сложенного мужчину похожим на университетского преподавателя. Через семь недель после того, как на Аляске, в синем спальном мешке, сшитом сыну Билли из комплекта «сделай сам», было обнаружено тело Криса, Уолт провожает глазами проходящие прямо под окном его таунхауса парусные лодки. «Как же так вышло? – размышляет он вслух, не отрывая невидящего взгляда от глади Чесапикского залива. – Как мог такой сострадательный и внимательный парень принести столько боли своим родителям?»

Дом Маккэндлессов в Чесапик-Бич в Мэриленде обставлен с идеальным вкусом. В нем царит чистота и абсолютный порядок. Из больших панорамных окон открывается прекрасный вид на залив. На лужайке перед домом припаркованы большой внедорожный «Шевроле» и белый «Кадиллак», в гараже бережно хранится скрупулезно отреставрированный «Шевроле Корвет» 1969 года, у причала стоит девятиметровый прогулочный катамаран. На обеденном столе в гостиной вот уже много дней лежат четыре больших листа картона с фотографиями, на которых зафиксированы все этапы короткой жизни Криса.

Медленно переходя от плаката к плакату, Билли показывает совсем еще маленького Криса верхом на деревянной лошадке, восторженного восьмилетнего Криса в желтом плаще во время первого в жизни турпохода, Криса, в первый раз идущего в школу. «Самое страшное, – говорит Уолт, склонившись над фотографией Криса, весело кривляющегося на каком-то семейном празднике, и его голос еле заметно меняется, – в том, что теперь его просто нет и не будет с нами рядом. Я проводил с Крисом очень много времени. Наверно, больше, чем со всеми остальными своими детьми. Он нас слишком часто расстраивал, но мне очень нравилось быть в его компании».

Уолт одет в серые спортивные брюки, теннисные туфли и сатиновую бейсбольную куртку с логотипом Лаборатории реактивного движения. Неформальная одежда не скрывает его властного характера. В своей таинственной области, передовой технологии, носящей название «радары с синтезированной апертурной решеткой», или САР, он считается настоящим светилом. Технология САР стала неотъемлемым компонентом любого важного космического проекта с 1978 года, когда на околоземную орбиту был выведен первый оснащенный системой САР спутник «Seasat». И руководителем прорывного проекта «Seasat» в NASA был Уолт Маккэндлесс.

В первой же строке резюме Уолта указана степень допуска: «совершенно секретные документы Министерства обороны США». Чуть ниже приводятся сведения об опыте работы: «Провожу частные консультации в области проектирования удаленных датчиков и спутниковых систем, а также по сопутствующим темам обработки получаемого сигнала, предварительного преобразования данных и извлечения информации». Коллеги считают его блистательным ученым.

Уолт привык быть главным. Окружающих он подчиняет себе почти бессознательно и рефлекторно. В тихом и размеренном, как у большинства выходцев с американского Запада, голосе то и дело проскальзывают железные нотки, а привычка стискивать зубы выдает избыток внутренней нервной энергии. Даже на другом конце комнаты чувствуется, как гудит в его кровеносной системе высоковольтное электричество. Смотря на него, безошибочно понимаешь, у кого Крис унаследовал свою эмоциональную силу.

Слова Уолта никто мимо ушей не пропускает. Если что-то или кто-то вызывает его неудовольствие, он начинает щурить глаза и начинает говорить короткими, резкими фразами. По словам родственников, Уолт еще остается человеком, склонным к резким переменам настроения, и может становиться мрачным и угрюмым, но в последние годы волатильность его темперамента начала сходить на нет. В 1990 году, когда Крису удалось улизнуть от родных и знакомых, в Уолте что-то переменилось. Исчезновение сына напугало и отрезвило отца, он стал человеком более мягким и толерантным.

Уолт вырос в Колорадо, в агрогородке Грили, на продуваемых всеми ветрами равнинах у границы с Вайомингом. Будучи смышленым и целеустремленным юношей, он получил грант на учебу в Университете штата Колорадо в расположенном неподалеку Форт-Коллинсе. Чтобы сводить концы с концами, он на протяжении всей учебы подрабатывал, где только мог. Некоторое время он даже работал в местном морге. Но более или менее постоянный доход ему приносило участие в популярном джазовом квартете Чарли Новака. Джаз-бэнд Новака выступал в прокуренных местных барах и кабаках с кавер-версиями танцевальных хитов и старых джазовых стандартов. Не растерявший природного таланта и по-прежнему увлеченный музыкой Уолт до сих пор время от времени дает концерты на профессиональной сцене.

В 1957 году Советы повергли Америку в ужас, запустив свой «Спутник-1». На волне последовавшей за этим истерии конгресс начал закачивать многие миллионы долларов в базирующуюся в Калифорнии аэрокосмическую индустрию. Так было положено начало космическому буму. Молодому Уолту Маккэндлессу, только что закончившему колледж, но уже женатому и ожидавшему появления первого ребенка, «Спутник» проложил дорожку в большое будущее. Получив степень бакалавра, Уолт устроился на работу в компанию Hughes Aircraft, которая сразу отправила его в Тусон продолжать образование. Спустя три года он закончил магистратуру Университета Аризоны по специальности «теория антенн». Сгорая от нетерпения внести свою лепту в космическую гонку, он защитил диплом на тему «Анализ конических спиральных антенн» и немедленно перевелся на главную базу Hughes Aircraft в Калифорнии, где в тот момент вершились великие дела.

Он купил небольшое бунгало в Торренсе, трудился не покладая рук и быстро поднимался по карьерной лестнице. В 1959 году родился Сэм, а потом, один за другим, еще четыре ребенка – Стейси, Шона, Шелли и Шэннон. Во время разработки «Сервейер-1», который впоследствии станет первым космическим аппаратом, совершившим мягкую посадку на Луну, он был назначен начальником отдела и руководителем испытаний. Яркая звезда его таланта стремительно возносилась на небосклон космической науки.

Тем не менее, к 1965 году у него начались неприятности в семейной жизни. Он расстался со своей женой Марш и начал ухаживать за двадцатидвухлетней черноглазой секретаршей по имени Вильгельмина Джонсон (в офисах Hughes Aircraft все звали ее просто Билли). Они полюбили друг друга и стали жить вместе. Вскоре Билли забеременела. За девять месяцев миниатюрная от природы Билли не смогла набрать и трех с половиной килограммов, и ей даже не пришлось носить специальную одежду для беременных. Двенадцатого февраля 1968 года Билли родила сына. Малыш родился совершенно здоровый и вполне активный, хотя весу в нем было чуть меньше нормы. Уолт подарил Билли гитару от «Джаннини», и она стала успокаивать беспокойного новорожденного, наигрывая на ней колыбельные. Через двадцать два года рейнджеры Управления национальных парков найдут эту самую гитару на заднем сиденье желтого «Датсуна», брошенного невдалеке от озера Мид.

Конечно, нам неведомо, какие хитросплетения хромосом, особенности динамики взаимоотношений с родителями или конфигурации звезд на небе стали тому виной, но Кристофер Джонсон Маккэндлесс явился на этот свет обладателем необычных талантов, несгибаемой силы воли и недюжинного упрямства. В двухлетнем возрасте он поднялся среди ночи, не потревожив родителей, вышел на улицу, забрался в соседский дом и совершил там разбойное нападение на буфет со сладостями.

В третьем классе, получив высший балл во время стандартного тестирования, он был переведен на программу ускоренного обучения для одаренных детей. «Это его совсем не порадовало, – вспоминает Билли, – потому что означало, что придется делать дополнительные задания. В результате он целую неделю добивался, чтобы его исключили из программы. Этот карапуз пытался доказать учителям, директору школы и вообще всем, кто обращал на него внимание, что ему здесь не место, потому что высокие оценки он получил по ошибке. Мы узнали об этом на первом родительском собрании. Его учительница отвела нас в сторонку и, сообщив, что «Крис живет в каком-то другом мире», растерянно покачала головой».

«Даже когда мы были еще совсем маленькие, – говорит Карин, появившаяся на свет через три года после Криса, – он был очень даже себе на уме. Нет, никакой асоциальности, – друзей у него хватало, все его любили, – но он мог просто уйти от всех и часами заниматься чем-то самостоятельно. Казалось, ему не нужны игрушки или друзья. Он умел быть один, не чувствуя одиночества».

Когда Крису исполнилось шесть, Уолту предложили место в NASA, в результате чего семье пришлось переехать в столицу страны. Маккэндлессы купили на Уиллет-драйв в пригородном Аннандейле многоуровневый дом с зелеными ставнями, эркером и уютным двориком. Через четыре года после переезда в Виргинию Уолт ушел из NASA и основал частную консалтинговую контору «User Systems, Incorporated», делами которой они с Билли управляли прямо из дома.

С деньгами было очень туго. Финансовые сложности, вызванные отказом от постоянной зарплаты в пользу нестабильности фрилансерского существования, усугублялись тем фактом, что после развода с первой женой Уолту приходилось содержать две семьи. Чтобы хоть как-то сводить концы с концами, рассказывает Карин, «родители были вынуждены работать с утра до ночи. Мы просыпались утром, чтобы идти в школу, а они уже работали в своем офисе. Мы возвращались днем из школы, они по-прежнему работали в своем офисе. Мы ложились вечером спать, а они так и продолжали работать у себя в офисе. В конце концов, им сообща удалось наладить бизнес и начать зарабатывать кучу денег, но потрудиться для этого пришлось изрядно».

Такой образ жизни был чреват стрессами и нервными срывами. И Уолт, и Билли были людьми вспыльчивыми, эмоциональными и несговорчивыми. Время от времени накопившееся напряжение приводило к громким скандалам. В частых приступах ярости они по очереди грозили друг другу разводом. Конечно, все это были одни только слова, говорит Карин, но, «мне кажется, что именно поэтому мы с Крисом стали так близки. Мы научились рассчитывать только друг на друга в моменты, когда у мамы с отцом не ладились отношения».

Но бывали в их жизни и хорошие времена. По выходным, когда детям не надо было идти в школу, все семейство отправлялось в путешествия. Они ездили в Виргиния-Бич и на побережье Каролины, в Колорадо, чтобы навестить детей Уолта от первого брака, на Великие озера и в горы Голубого хребта. «У нас был большой «Шевроле Субурбан», и мы либо ночевали прямо в нем, либо ставили палатку, – рассказывает Уолт. – Позднее мы купили жилой прицеп от Airstream и ездили с ним. Крис обожал эти поездки, и чем дольше они были, тем лучше. У нас в роду многим была свойственна тяга к странствиям, и с самого начала было понятно, что Крис ее унаследовал».

Во время своих путешествий Маккэндлессы заезжали и в Айрон-Маунтин, небольшой шахтерский городок в лесах Мичигана, где провела детство Билли. Она была одной из шести детей в семье. По идее, отец Билли Лорен Джонсон шоферил на грузовиках, но, по ее словам, «долго на одной и той же работе никогда не задерживался».

«Отец Билли в общество не очень-то вписывался, – поясняет Уолт. – В этом и во многом другом они с Крисом были очень схожи».

Лорен Джонсон был упрямым гордецом, мечтателем, любителем дикой природы, поэтом и музыкантом-самоучкой. О его взаимоотношениях с тварями лесными по всей округе ходили легенды. «Он все время спасал каких-нибудь зверюшек, – говорит Билли. – Бывало, найдет животное в капкане, притащит домой, ампутирует ему сломанную ногу, вылечит да отпустит на волю. Однажды он сбил на дороге олениху, оставив сиротой ее детеныша. Страдал по этому поводу ужасно. Но олененка привез домой и вырастил у нас за печкой, ухаживал за ним, словно за своим собственным ребенком».

Чтобы прокормить семью, Лорен не единожды брался за предпринимательские проекты, но каждый раз все заканчивалось не особенно успешно. Он разводил кур, потом норок и шиншилл. Он открыл конюшню и за деньги катал туристов на лошадях. Но, хотя убивать животных ему всегда было не по душе, львиную долю еды для семейного стола ему приходилось добывать охотой. «Отец плакал каждый раз, когда убивал оленя, – говорит Билли, – но нам надо было что-то есть, и поэтому он это делал».

Кроме того, он работал охотничьим проводником, и это доставляло ему еще большие мучения. «К нам в своих здоровенных «Кадиллаках» наезжали городские, и отец на неделю вывозил их в свой охотничий лагерь. Отец гарантировал им, что домой они вернутся с оленем, но они, в большинстве своем, и стреляли паршиво, и пили беспробудно, в результате чего отцу приходилось самому добывать им трофеи. Боже, как он ненавидел эту работу».

Неудивительно, что Лорен полюбил Криса. Да и Крис обожал своего деда. Провинциальная смекалистость старика, его близость к дикой природе произвели на парня огромное впечатление.

В свой самый первый поход с ночевкой на природе Крис отправился в восьмилетнем возрасте. Уолт взял его в трехдневное пешее путешествие по Национальному парку Шенандоа с восхождением на гору Олд-Рэг. Они взошли на вершину, причем Крис на протяжении всего похода сам нес свой рюкзак. Вылазки на Олд-Рэг стали для отца с сыном своеобразной традицией, и впоследствии они повторяли их ежегодно.

Когда Крис подрос, Уолт взял Билли и детей от обоих браков в Колорадо. Там они должны были подняться на Лонгс-Пик, высочайшую вершину Скалистых гор, высотой 4,3 километра над уровнем моря. Уолту, Крису и младшему сыну Уолта от первого брака удалось достичь четырехкилометровой отметки, и там, на перевале Замочная Скважина, Уолт решил повернуть обратно. Он устал и плохо чувствовал себя из-за высоты. Дорога наверх показалась ему слишком сложной и опасной. «Да, мне уже хватило, – рассказывает Уолт, – но Крис заявил, что хочет идти до конца. Я сказал, ни в коем случае. Ему тогда было всего двенадцать, и ему оставалось только ныть и жаловаться. Было бы ему четырнадцать-пятнадцать, он точно просто пошел бы дальше сам».

Уолт погружается в молчание и некоторое время смотрит пустым взглядом в пространство. «Крис не знал страха даже в детстве, – говорит он после долгой паузы, – он думал, что с ним ровным счетом ничего плохого случиться не может. Нам то и дело приходилось оттаскивать его от самого края пропасти».

Крис добивался успеха во всем, что его интересовало. Если говорить об учебе, то он, практически не напрягаясь, приносил домой одни пятерки. Ниже четверки он опустился всего один раз, когда в старших классах получил два балла по физике. Увидев табель, Уолт сразу же договорился о встрече с учителем, чтобы разобраться, в чем была проблема. «Это был отставной полковник ВВС, – вспоминает Уолт. – Старик старых правил, несгибаемый традиционалист. У него было больше двухсот учеников, и поэтому он еще в начале семестра объяснил им, что лабораторные следует оформлять по определенному шаблону, чтобы их было легче проверять. Но Крису это правило показалось дурацким, и он его проигнорировал. Задание он выполнил, да только оформил неправильно, вот учитель и влепил ему двойку. Побеседовав с физиком, я вернулся домой и сказал Крису, что пару он получил вполне по заслугам».

В смысле природной музыкальности и Крис, и Карин пошли в отца. Крис научился играть на гитаре, фортепиано и валторне. «В его возрасте это было странно, – говорит Уолт, – но он обожал Тони Беннетта. Он, бывало, пел что-нибудь типа «Ночь нежна», а я аккомпанировал ему на пианино. Пел он просто замечательно». И правда, на шутливых видеозаписях из колледжа можно увидеть, с каким куражом и уверенностью он, словно профессиональный крунер эпохи ночных клубов, исполняет «Лето у моря» и другие номера.

Оказавшись весьма одаренным валторнистом, он еще в подростковом возрасте был приглашен в университетский симфонический оркестр, но ушел из него, по словам Уолта, не согласившись с правилами, насаждаемыми его руководителем. По воспоминаниям Карин, дело было не только в этом: «Он бросил играть в оркестре не только из-за того, что не любил, когда ему указывают, что надо делать, но и отчасти из-за меня. Я во всем подражала Крису и поэтому тоже начала играть на валторне. И это был единственный случай, когда у меня получилось лучше, чем у него. Я только что перешла в старшие классы, а он был уже на пороге выпуска, и тут я становлюсь первой валторной в оркестре. Понятное дело, что вторым номером после своей сопливой сестры он быть не собирался».

Тем не менее, такое соперничество в музыкальной области никак не повредило их отношениям. Крис с Карин дружили с младых ногтей и в детстве проводили много часов за строительством крепостей из подушек и одеял в гостиной своего аннандейлского дома. «Он обо мне очень заботился, – говорит Карин, – всегда меня защищал. Когда мы шли по улице, он обязательно держал меня за руку. Когда он перешел в старшие классы, а я была еще в начальной, занятия у него заканчивались раньше, но он после школы зависал у своего приятеля Брайана Пасковица, чтобы встретить меня и проводить домой».

У Билли Крис унаследовал ангельские черты лица, особенно глаза, в темных глубинах которых отражались все его эмоции. Несмотря на небольшой рост (на групповых школьных фотографиях он, будучи самым маленьким в классе, всегда стоял в первом ряду), Крис отличался физической силой и координированностью. Он пробовал себя во множестве разных видов спорта, но разобраться в их хитростях и деталях ему каждый раз не хватало терпения. Когда семья Маккэндлесс отправлялась кататься на горных лыжах в Колорадо, он не заморачивался техникой поворотов и торможения. Он просто набычивался как горилла, для равновесия пошире расставлял ноги, а потом несся по прямой вниз. Аналогично, говорит Уолт, «когда я пытался научить Криса играть в гольф, он наотрез отказывался понимать, что в этой игре форма определяет содержание и поэтому очень важны нюансы. Крис просто размахивался как можно шире и что есть силы лупил по мячу. И так происходило каждый раз. Иногда мяч летел на сотни и сотни метров вперед, но гораздо чаще он выбивал его вообще неизвестно куда».

«У Криса было столько талантов, – продолжает Уолт. – Но стоило только попытаться чему-то его научить или что-то подсказать, чтобы довести его навыки до совершенства, он сразу же прятался за стену. Никаких наставлений он не переносил категорически. Я и сам хорошо играю в ракетбол, и Криса научил, когда ему было еще около одиннадцати. К пятнадцати-шестнадцати годам он стал регулярно меня обыгрывать. Двигался он быстро, ракеткой работал мощно, но когда я предложил ему поработать над некоторыми техническими огрехами, он и слушать меня не захотел. И вот, как-то раз на турнире ему выпало сразиться с очень опытным сорокапятилетним игроком. Крис в первые же минуты набрал целую кучу очков, но соперник методично испытывал его на прочность и искал слабые места. Стоило ему только понять, какие подачи Крис принимать не очень умеет, исход игры был предрешен, потому что других ударов Крис до конца матча больше не видел».

Все, что не касалось базовых технических навыков, то есть нюансы игры или ее стратегию, Крису объяснять было бесполезно. К решению любых проблем он подходил одним-единственным образом: в лоб, с налету, обрушивая на возникшее препятствие всю свою энергию. В результате его часто постигали большие разочарования. Найти свое призвание в спорте он смог, только занявшись бегом, то есть видом, в котором хорошие результаты обеспечиваются силой воли и целеустремленностью, а не тонкостями стратегии и тактическими хитростями. В десятилетнем возрасте он впервые принял участие в соревнованиях, выйдя на старт десятикилометрового марафона. Обойдя больше тысячи взрослых бегунов и придя к финишу шестьдесят девятым, он понял, что этот спорт для него. Уже через несколько лет, будучи еще подростком, он стал одним из лучших стайеров региона.

Когда Крису было двенадцать, Крис с Билли купили Карин щенка шелти. Собаку назвали Бакли, и Крис взял в привычку брать его с собой на ежедневные тренировочные пробежки. «По идее, Бакли был мой пес, – говорит Карин, – но их с Крисом было и водой не разлить. По пути домой они пускались наперегонки, и быстроногий Бак всегда прибегал первым. Я помню, в каком восторге был Крис, когда ему удалось впервые обогнать Бакли. Он начал носиться по всему дому с воплями: "Я победил Бака! Я победил Бака!"».

В средней школе имени У. Т. Вудсона, расположенной в Фэрфаксе крупной государственной школе, всегда славившейся высоким качеством преподавания и спортивными достижениями своих учеников, Крис был капитаном команды по кроссу. Он с огромным удовольствием выступал в этой роли и постоянно придумывал все новые изнурительные системы тренировок, о которых члены его команды не могут забыть до сего дня.

«Он искренне считал, что надо заставлять себя выкладываться до предела, – объясняет Горди Кукуллу, бывший самым молодым в команде. – Крис придумал технику тренировок «Воины дорог». Он выводил нас на убийственно длинные пробежки по фермерским полям, стройплощадкам и прочим местам, где нам находиться не следовало бы, и намеренно делал все для того, чтобы мы заблудились. Мы изо всех сил носились по незнакомым дорогам, лесным чащобам, и вообще где угодно. Смысл всего этого был в том, чтобы растерять все ориентиры и оказаться на совершенно неизведанной территории. Потом мы бежали немного помедленнее до тех пор, пока не находилась какая-нибудь знакомая дорожка, и после этого снова во весь опор неслись домой. В каком-то смысле именно так Крис всю жизнь и жил».

Маккэндлесс относился к бегу как к духовной практике, граничащей с религией. «Крис не раз пытался мотивировать нас, используя этот духовный аспект, – вспоминает Эрик Хатауэй, еще один его приятель по команде. – Он приказывал нам думать обо всем существующем в этом мире зле, обо всей ненависти, и потом представлять себе, что мы бежим вопреки сопротивлению сил мрака, не замечая стены зла, мешающей нам показывать самые лучшие результаты. Он верил, что все дело в психологии, что любые рекорды покорятся нам, если мы сможем собрать в кулак всю нашу энергию. Будучи впечатлительными школьниками, мы, раскрыв рот, слушали эти его рассказы».

Тем не менее, бег был для него не только духовным упражнением, но и вызовом. Когда Маккэндлесс бежал, он бежал, чтобы побеждать. «Крис относился к бегу очень серьезно, – говорит Крис Макси Гиллмер, единственная девушка в команде, ставшая ему, наверно, самым близким другом в школе Вудсона. – Я помню, как стояла у финиша, смотрела, как он бежит, и понимала, насколько важна для него победа и как велико будет его разочарование, если он не сможет показать те результаты, на которые рассчитывал. После неудачных гонок или даже тренировок, когда он показывал не самое лучшее время, Крис относился к себе очень жестоко. И говорить об этом ни с кем не хотел. Если я делала попытки его утешить, он раздражался и отфутболивал меня какой-нибудь резкой фразой. Все свои разочарования он держал в себе. Он просто уходил куда-нибудь подальше и предавался самобичеванию».

«С такой серьезностью Крис относился не только к бегу, – добавляет Гиллмер. – Он был таким буквально во всем. В школьные годы мало кто задумывается о всяческих глобальных проблемах, но он о них думал, и я тоже, и именно поэтому мы с ним так подружились. Во время обеденного перерыва мы часто торчали в раздевалке и говорили о жизни, о том, куда катится этот мир, и прочих серьезных вещах. Я – черная, и никогда не могла понять, почему всех вокруг так занимают вопросы расовой принадлежности. И Крис со мной о таких вещах говорил совершенно свободно. Он понимал. И относился ко многим вопросам точно так же, как и я. Он мне очень нравился. Реально хороший парень был».

Любую несправедливость, творившуюся в мире, он воспринимал близко к сердцу. Когда он учился в старших классах школы Вудсона, ему покоя не давала проблема расовой дискриминации в Южной Африке. Он всерьез предлагал друзьям пробраться туда с контрабандным грузом оружия и встать в ряды борцов с апартеидом. «Мы по этому поводу время от времени сильно цапались, – вспоминает Хатауэй. – Крис не любил действовать по официальным каналам, зависеть от системы, ждать своей очереди. Он все время говорил: "Ладно тебе, Эрик, нам вполне по силам собрать сколько нужно денег и самостоятельно двинуть в Южную Африку. Хоть прямо сейчас это можно сделать. Самое главное – принять решение". А я ему возражал, что мы еще всего лишь мальчишки и никакого толку там от нас не будет. Но спорить с ним было бесполезно. Он сразу отвечал фразами типа: "Ага, я так понимаю, тебе совершенно наплевать, что такое хорошо и что такое плохо"».

По выходным, когда его школьные приятели устраивали пивные вечеринки или пытались как-нибудь проскользнуть в бары Джорджтауна, Маккэндлесс отправлялся бродить по вашингтонским трущобам. Он вел беседы с проститутками и бомжами, покупал им еду, искренне пытался придумать способы улучшить их положение.

«Крис понять не мог, как вообще людям могут позволять жить в голоде. Особенно в нашей стране, – говорит Билли. – Он мог возмущаться этим часами».

Однажды Крис подобрал на улицах Вашингтона одного из бездомных, привез его в зеленый, благополучный Аннандейл и втихаря поселил в припаркованном у гаража семейном туристическом трейлере. Уолт с Билли даже не знали, что практически у них в доме живет какой-то бродяга.

В другой раз Крис подкатил к дому Хатауэев и позвал Эрика прокатиться в город. «Круто! – подумал, как ему помнится, в тот момент Эрик. – Это было в пятницу вечером, и я посчитал, что мы поедем на какую-нибудь гулянку в Джорджтаун. Но вместо этого Крис остановил машину на Четырнадцатой улице, которая в те времена находилась в одном из самых неблагополучных районов города, и сказал: «Знаешь, Эрик, обо всем этом можно прочитать в газетах, но понять такую жизнь можно, только окунувшись в нее с головой. Этим-то мы с тобой сегодня вечером и займемся». Потом мы несколько часов бродили по каким-то жутким местам, разговаривали с сутенерами, шлюхами и прочей швалью. Мне, могу вам сказать, было реально страшно».

«К концу вечера Крис спросил, сколько у меня с собой денег. Я сказал, что долларов пять. У него было десять. «Хорошо, тогда за тобой бензин, – сказал он мне, – а я куплю еды». В общем, он накупил на десятку большой пакет гамбургеров, и мы ездили по улицам и раздавали их вонючим бомжам, что ночуют на решетках теплотрасс. Это была самая странная пятница в моей жизни. Но Крис такими вещами занимался все время».

Еще в начале своего последнего года учебы в Вудсоне Крис заявил родителям, что в колледж поступать не собирается. Когда Уолт с Билли сказали ему, что без диплома колледжа он не построит карьеру, Крис ответил, что карьера – это унизительное «изобретение двадцатого века», что она, скорее, пассив, чем актив для жизни и что, спасибо, конечно, за заботу, но он и без всякой карьеры прекрасно обойдется.

«Все это нас изрядно обеспокоило, – признает Уолт. – Мы с Билли выросли в рабочих семьях. Да, для нас диплом – это очень серьезно, и мы трудились в поте лица, чтобы иметь возможность дать своим детям хорошее образование. В результате Билли усадила Криса перед собой и сказала: "Если ты действительно хочешь изменить мир, если хочешь помогать тем, кому в жизни повезло меньше, чем тебе, сначала обеспечь себе эту возможность. Пойдешь в колледж, выучишься на юриста и тогда сможешь делать настоящие дела"».

«Крис хорошо учился, – говорит Хатауэй, – в неприятности не попадал, во всем добивался успеха, делал все, что было положено. В действительности никаких поводов для недовольства у его родителей и быть не могло. Но с колледжем они на него серьезно наехали и, чего бы они ему там ни сказали, оно, судя по всему, сработало, потому что он, в конечном счете, отправился в Эмори. Хоть и считал всю эту затею пустой тратой денег и времени».

Вообще-то достаточно удивительно, что Крис сдался под давлением Уолта и Билли в случае с колледжем, наотрез отказываясь их слушать по великому множеству других вопросов. Но таких явных противоречий во взаимоотношениях Криса с родителями было предостаточно. Бывая в гостях у Крис Гиллмер, он часто перемывал кости Уолту с Билли, выставляя их сатрапами, неспособными прислушиваться к голосу разума. Но в компании парней, скажем Хатауэя, Кукуллу или еще одной звезды спортивного бега Энди Горовица, он на родителей почти никогда не жаловался. «У меня сложилось впечатление, что родители у него были вполне приятные люди, – говорит Хатауэй, – что в действительности они мало чем отличались от моих собственных или любых других. Крис просто терпеть не мог, когда ему указывали, что надо делать. Мне кажется, ему каких родителей ни дай, все равно было бы с ними плохо. Ему вообще сама концепция родителей и детей была не по душе».

Характер Маккэндлесса озадачивал своей сложностью. Иногда Крис абсолютно замыкался в себе, иногда мог быть предельно открытым и общительным человеком. Он чрезвычайно остро реагировал на любую социальную несправедливость, но молчаливым и перманентно угрюмым проповедником добра, не одобрявшим развлечения и веселье, не был. Наоборот, он любил время от времени пропустить стаканчик-другой и никогда не упускал случая порисоваться перед публикой.

Но самым парадоксальным аспектом его личности было отношение к деньгам. Уолт с Билли все детство прожили в бедности, сделали все, чтобы из нее выбраться, и теперь с удовольствием пользовались плодами своих трудов, не видя в этом ничего дурного. «Мы всю жизнь работали, работали и работали, – подчеркивает Билли. – Мы отказывали себе во всем, пока дети были еще маленькие, мы копили деньги и вкладывали их в будущее». Когда это будущее, наконец, наступило, благополучие стало для них не поводом кичиться перед другими, а просто возможностью жить лучше, то есть хорошо одеваться, время от времени покупать Билли украшения и ездить на «Кадиллаке». Они ездили с детьми в Европу, возили их в круизы по Карибам и на горнолыжные курорты в Брекенридже. И Крис, признается Билли, «стыдился всего этого».

Этот юный толстовец считал богатство воплощением зла, постыдным, губительным для души пороком. Самое смешное, что сам Маккэндлесс при всем при этом был прирожденным капиталистом с необычайным талантом к зарабатыванию денег. «Крис всегда был предпринимателем, – со смехом говорит Билли. – С самого детства».

Еще в восьмилетнем возрасте он взялся выращивать на заднем дворе аннандейлского дома овощи и продавать их по всей округе. «Только представьте себе: милый карапуз ходит по дворам с тележкой, нагруженной свежими бобами, помидорами и перцами, – говорит Карин. – Кто мог устоять? И Крис это прекрасно понимал. Он делал умильное лицо, типа: «Смотрите, какой я умница! Фасоли у меня не купите?» Домой он приходил с пустой тележкой и комком банкнот в кулаке».

Когда ему исполнилось двенадцать, Крис открыл собственную копировальную контору с бесплатным вывозом оригиналов и доставкой копий. Он напечатал стопку рекламных листовок и начал копировать документы заказчиков на ксероксе, стоящем в родительском офисе. Родителям он платил по несколько центов за каждую копию, с клиентов брал на пару центов меньше, чем копировальная контора на углу улицы и в результате получал неплохой навар.

В 1985 году, на втором году учебы в школе Вудсона, Крис устроился к местному строительному подрядчику агентом по продажам. Он ходил по окрестностям, разыскивая желающих обшить дом сайдингом или отремонтировать кухню. Успехов в этом деле он достиг необычайных. Уже через несколько месяцев он нанял себе в помощники еще пять-шесть школьников, а на банковском счете накопил семь тысяч долларов. Часть этих денег он пустил на покупку подержанного желтого «Датсуна В210».

У Криса проявился такой выдающийся талант к торговой деятельности, что весной 1986 года, незадолго до выпускной церемонии, владелец строительной компании позвонил Уолту и предложил оплатить колледж при условии, что Уолт уговорит сына не увольняться и не уезжать в Эмори, а остаться на время учебы в Аннандейле и продолжать работать.

«Когда я рассказал об этом предложении Крису, – говорит Уолт, – он даже и думать о нем не стал. А начальнику сказал, что у него совсем другие планы». Крис заявил, что сразу по окончании школы он сядет за руль своей новой машины и на все лето отправится колесить по стране. В тот момент никто и подумать не мог, что эта поездка станет первой в целой серии длинных трансконтинентальных путешествий. Точно так же никому в семье не могло прийти в голову, что случайное открытие, сделанное Крисом во время этого первого путешествия, заставит его замкнуться в себе, отдалиться от родных и, в конечном счете, погрузит и его самого, и всех любящих его людей в трясину злобы, взаимного непонимания и отчаяния.