3. ЧИКИНЬО

Наше резвое судно «Гилярий» смело рассекает волны и вспугивает стаи летающих рыб. Зрелище занятное: рыбы здесь куда крупнее тех, что встречались нам до сих пор.

Взлетают вверх они у самого парохода. Пассажиры стоят вдоль бортов, возбужденно жестикулируют и обмениваются громкими репликами. Мой сосед, маленький бразилец, в восторге. Он взбирается на перила, размахивает руками и ногами, не замечая в пылу возбуждения, что лупит при этом меня, и истошно вопит:

— Рыбы! Рыбы!..

Но рыбам уже надоело резвиться. Вероятно, они уплыли в другом направлении. Все успокаиваются, мой маленький сосед тоже. Я с удовольствием его разглядываю. На полном загорелом личике блестят черные энергичные глазенки.

— Ты куда направляешься? — заговариваю с ним.

— О, очень далеко! На самую перуанскую границу. Там живет мой отец.

Оказывается, отец мальчонки — кабокло, то есть житель южноамериканских тропических лесов. Кабокло — бразильцы белой расы с примесью индейской, а иногда и негритянской крови. Живут они обычно вдали от городов и селений.

— Тебе предстоит проплыть почти всю Амазонку. Ты не боишься?

Нет, он ничего не боится, и тотчас сам задает мне вопрос:

— А ты куда едешь?

— Еще дальше — до самого Перу, до Икитоса, а потом на реку Укаяли.

— Barbaridade! Зачем ты туда едешь?

Когда он узнал, что я еду за образчиками редкой фауны для музеев и за живыми зверями для зоопарков, его снова обуял дикий восторг. Глядя на меня сияющими глазами, точно я был каким-то высшим существом, он спросил:

— Хочешь, будем с тобой дружить? Меня зовут Чикиньо. А тебя?

— Аркадий. Хорошо, Чикиньо, como nao.

Так я заключил самую удивительную в моей жизни дружбу. Мы пожали друг другу руки. Его ладошка, маленькая, как птенчик, утопает в моей ладони. Нас разделяют тридцать с лишним лет, но зато объединяет общая страсть к природе.

Горячий и очень непосредственный, этот мальчик обожает все живое. Вместе с тем у обладателя маленьких ладошек уже свой взгляд на мир. Наряду с бурным воображением ему присуще большое чувство собственного достоинства. Но эти свойства его характера я узнал позже, сегодня же — только то, что моему милому резонеру восемь лет. До чего же рано развиваются дети юга!