Интеллект и эмоции — два полюса человеческой жизни. С одной стороны, безличный рациональный анализ, движимый любознательностью и желанием понять нашу вселенную и те положения, в которые может поставить нас жизнь; с другой — вера и надежда, питаемые необходимостью принимать жизненно важные решения перед лицом неопределенного и недружелюбного к нам мира. Для полноты жизни нам необходимо и то и другое. Чтобы разумно и успешно строить взаимоотношения с реальностью, с учетом всех присущих ей ограничений, нужна рациональность, основанная на беспристрастном анализе повторяющегося опыта и тщательно отобранных свидетельств; но чтобы выживать, продолжать неравную борьбу и действовать даже в самом отчаянном положении — не обойтись без надежды. И рационализм, и надежда играют важную роль в человеческой жизни, однако между ними неизбежно возникает напряжение, поскольку рациональность основана на логике и доказательствах, а вера действует там, где доказательств быть не может.

Особенное напряжение возникает там, где мы размышляем о конце всего как на личном, так и коллективном уровне. Наша книга посвящена второй теме: ожидает ли человеческую жизнь и всякий существующий разум в ходе развития вселенной неизбежный конец или же возможен путь, на котором они смогут дожить до последних времен? А сама вселенная — погибнет или будет существовать вечно? Если конец неотвратим — так ли это плохо? И если жизнь человека и вселенной будет длиться вечно — стоит ли этому радоваться?

Эти вопросы можно рассматривать по–разному. Прежде всего на научной основе, получая безличные рациональные ответы, основанные на упрощенных аналитических моделях и воспроизводимых экспериментальных наблюдениях, со всеми сильными и слабыми сторонами такого метода. Или же — в терминах личной и общей веры и надежды, основанных на более широком опыте и обращенных к иным уровням понимания. В обоих случаях, размышляя об отдаленном будущем, мы оказываемся в ситуации неопределенности, ибо не можем подкрепить свое мнение доказательствами — нам недостает точного знания и не дано предсказать, каким будет конечный исход. Природа «последних вещей» остается для нас предметом бесконечных спекуляций. Существуют самые различные предположения, которые нельзя опровергнуть никакими доступными данными и которые мы не сможем проверить до самого конца времен.

Сборник «Вселенная в далеком будущем: эсхатология с точки зрения космоса» посвящен этим увлекательным вопросам: будущему существования жизни во вселенной, а также отдаленному будущему самой вселенной. Различные стороны этих вопросов до некоторой степени соприкасаются друг с другом, и их взаимодействие исследуется в представленных здесь статьях, где с разных позиций рассматриваются вопросы науки и веры и точки их пересечения. Авторы книги стремятся прояснить, что можно сказать по этим темам с определенностью, а что остается неясным. Очевидно, что даже во многих чисто научных вопросах доказательство невозможно, и, следовательно, даже здесь всегда будут оставаться области, где можно лишь строить догадки.

Книга включает в себя четыре основных раздела: космология и физика, биология и существование жизни, гуманитарные вопросы, возникающие в контексте размышлений о далеком будущем, наконец, метафизика и богословие. Разумеется, эти области не разделены глухой стеной, к некоторым важным моментам авторы статей обращаются снова и снова, обогащая тем самым общую картину.

Введение состоит из настоящей главы, представляющей собой краткий обзор книги, и главы 2 «В поисках будущего: взгляд богослова», написанной Джорджем В. Койне, где ряд основных вопросов, встающих в этих дискуссиях, формулируется с позиции веры. Отталкиваясь от этой отправной точки, Койне строит более глубокую, чем способна представить нам чисто научная позиция, перспективу: он включает в дискуссию темы веры, блага и красоты. Но делает это не догматически, подчеркивая возникающие неопределенности и необходимость смирения при размышлении над ними.

Первый раздел — космология и физика. В главе 3 «Далекое будущее» Джон Бэрроу предлагает обзор нескольких возможных судеб вселенной с точки зрения физики, особенно подробно останавливаясь на перспективе «тепловой смерти», где главную роль играет второй закон термодинамики. Этой перспективе он противопоставляет возможность цикличности и рассматривает вселенные, в отдаленном будущем которых доминирует космологическая константа. При этом он подчеркивает, что делать долгосрочные предсказания довольно сложно: в частности, мы не знаем, какие перемены могут произойти с физическими «константами» или в судьбе квантового вакуума, а исход зависит в том числе и от них.

В главе 4 «Вечность: кому она нужна?» Пол Дэвис размышляет о психологической жажде цикличности вселенной, пронизывающей историю мысли человечества, и дает систематический обзор различных физических исходов долгосрочной истории вселенной. Он рассматривает сценарий цикличной вселенной в различных его версиях, а также вселенные с конечной продолжительностью жизни и вечные вселенные (в том числе вариант множественности вселенных) и описывает противоречие между двумя основными человеческими желаниями: «чтобы вселенная имела конечное предназначение или цель и чтобы она существовала вечно».

В главе 5 «Время вселенной» Майкл Хеллер отмечает, что любая дискуссия о вселенной далекого будущего строится на определенных предположениях о природе времени, между тем время до сих пор остается одним из самых загадочных предметов физики, породившим много взаимоисключающих гипотез. Основу для одного из альтернативных взглядов на время предлагает концепция некоммутативных геометрий, где время является эмерджентным свойством. Хеллер рассматривает эту возможность, считая, что в этом случае на фундаментальном уровне нет разницы между сингулярным и несингулярным состояниями вселенной. Лишь на планковском пороге некоторые состояния вырождаются в сингулярности, и только с точки зрения макроскопического наблюдателя вселенная имела начало и может иметь конец. Для того чтобы далекое будущее было возможно, необходимо существование глобального времени. Однако в ансамбле всех возможных вселенных глобальное время — скорее исключение, чем правило. Следовательно, для многих вселенных даже сама идея «отдаленного будущего» может быть неопределенна.

Завершает раздел глава 6 «Жизнь в мультивселенной», в которой Мартин Риз рассматривает гипотезу о том, что мы живем в одной из множества вселенных, поскольку это — один из способов объяснить «тонкую настройку» физических параметров, необходимую для существования жизни. В этом случае идея «далекого будущего» приобретает новое измерение: перед нами множество миров, демонстрирующих все возможные варианты поведения в далеком будущем. В такой перспективе исчезновение жизни в одной вселенной, равно как исчезновение целой вселенной, не имеет никакого значения, если существует бесконечное множество других вселенных, развивающихся в этом ансамбле миров. Поразмыслив о том, проверяема ли эта гипотеза, Риз возвращает нас к современному астрофизическому пониманию будущей судьбы наблюдаемой вселенной и ее структур:

Второй раздел — биология и существование жизни. В главе 7 «Экзотические генетические материалы и распространение жизни во вселенной» Грэхем Кэрнс–Смит предлагает неожиданный взгляд на вопрос о происхождении жизни, предполагая, что изначальным генетическим материалом могли быть не органические молекулы, а кристаллические минералы. Из этого предположения вытекает следующее: возможно, сейчас где-то в нашей вселенной возникает жизнь, и этот процесс может продолжиться в будущем, так что будущее жизни во вселенной может включать в себя возникновение новой жизни. Чем более гибкими являются механизмы, приводящие к возникновению жизни, тем это вероятнее; и данная интригующая дискуссия указывает на значительную гибкость в этом процессе.

Глава 8 — известная статья Фримэна Дайсона «Время без конца: физика и биология в открытой вселенной», опубликованная в 1979 году и сыгравшая большую роль в современном оживлении дискуссий о космической эсхатологии. В контексте вселенной с отрицательно искривленными секторами пространства автор рассматривает три основных вопроса. Стремится ли вселенная к состоянию перманентного физического покоя по мере того, как она расширяется и охлаждается? Возможно ли, чтобы жизнь и разум существовали вечно? Возможно ли наладить связь и передавать информацию между постоянно «разбегающимися» галактиками? Его предварительные ответы на эти вопросы звучат соответственно как «нет», «да» и «может быть». Ответ на второй вопрос включает в себя предположение, что жизнь может воплощаться не только в органической, но и в какой-либо иной форме, например, развиться в трансгуманистическое существование разумных компьютеров, то есть обрести кремниевую основу.

Эта тема вновь поднимается в главе 9 в статье Дайсона «Жизнь во вселенной: цифровая или аналоговая?» Он рассматривает возможности цифровой и аналоговой жизни, а также жизни, основанной на квантовых вычислениях, и заключает, что даже при ограниченных запасах свободной энергии жизнь может существовать бесконечно, однако за счет резкого уменьшения ее качества вместе с падением температуры, прежде всего, с использованием технологии спячки. Это рассуждение основано на классической физике, однако с ним не согласны Гленн Старкман и Лоуренс Краусс, показавшие, что квантизация энергии накладывает серьезные ограничения на выбор возможностей, что, по их мнению, опровергает анализ Дайсона. В свою очередь, Дайсон, отвечая на их аргументы, заключает: «Все мы согласны с тем, что в закрытых и ускоряющихся вселенных выживание невозможно. Возможно ли выживание в замедляющейся вселенной? Я считаю, что да, Краусс и Старкман об этом умалчивают. В открытой вселенной, как я полагаю, выживание возможно для аналоговой жизни, но невозможно для жизни цифровой».

В главе 10 «Есть ли эсхатология у биологии, и если да — имеет ли она космологическое значение?» Саймон Конвей Моррис показывает, что вселенная без эсхатологического измерения — это неполная вселенная. Он рассматривает проблему ориентировки в белковом и генетическом гиперпространстве и тему конвергенции эволюционных путей, приходя к заключению, что «биология и эволюция обладают неотъемлемой структурой, которая не только соответствует всей полноте биосферы, но и — что не столь банально — отрегулирована так, что оказывается предопределяющей для появления одного (или более) разумного вида». Этот аргумент, весьма напоминающий антропный принцип в космологии, естественно укладывается в богословскую точку зрения с сильным эсхатологическим компонентом — и отсюда мостик к четвертой части нашей книги.

Третий раздел включает в себя гуманитарные вопросы, возникающие в контексте размышлений о далеком будущем. В главе 11 «Глубокое время. Имеет ли оно значение?» Стивен Кларк рассматривает этические и метафизические последствия от помещения самих себя в контекст давно прошедших и будущих эпох. В особенности он обращает внимание на влияние возможных представлений о будущем и перечисляет здесь: 1) концепцию Страшного суда, согласно которой, наше будущее будет коротким; 2) концепцию «точки омега», согласно которой будущее будет долгим и победоносным; и 3) концепцию презентизма, согласно которой все рассказы о будущем лишь метафоры наших переживаний и желаний в настоящем. Эту дискуссию он помещает в широкий литературный и богословский контекст.

В главе 12 «Игры, которые кончаются взрывом или слезами» Стивен Брамс и Марк Килгур рассматривают вопрос о том, можно ли считать, что человеческое поведение будет значительно меняться в зависимости от контекста бесконечного или конечного будущего. Для исследования этого вопроса можно использовать модели теории игр с их коренным различием между ограниченными играми, продолжающимися определенное время или состоящими из определенного числа раундов, и неограниченными играми, в которых таких ограничений нет. Игры, не ограниченные во времени, поощряют сотрудничество, питают надежды и приводят к более благоприятным исходам. Этим исходам способствуют установления, которые не накладывают на игру никаких ограничений, в том числе касающихся переигрываний, и тем самым предусматривают Судный день для тех, кто нарушает установленные нормы. Результаты игры зависят от веры в тот или иной характер будущего: сотрудничество возможно лишь там, где остается надежда. В заключение Брамс и Килгур пытаются связать свое исследование с возможными механизмами, которые помогали бы установлениям, делающим невыгодным деструктивное поведение, что может быть необходимо для долгосрочного выживания человечества.

В главе 13 «Искусственный интеллект и далекое будущее» Маргарет Боден отмечает, что в будущем ИИ суждено приобретать все большее влияние. Она спрашивает: как повлияет существование ИИ на наши представления о человечности? Поддержит их, даже обогатит — или подорвет? Ключевой вопрос: сможет ли ИИ, ждущий нас в далеком будущем, поддержать те наши представления о людях, которые имеют религиозное измерение, — концепции человеческой свободы, уникальности, эмоций, самости и сознания, включая религиозный опыт? На это автор отвечает: вполне возможно, что ИИ окажет на нас в этом отношении положительное влияние и сумеет углубить наше понимание человечества как такового. Однако она подчеркивает воплощенную природу сознания, имея в виду, что предполагать для разума возможность когда-нибудь мигрировать в машину (см. выше статью Дайсона) — не значит думать, что разумная жизнь в целом сможет совершить то же самое. Кроме того, она показывает, что вопросы о том, смогут ли ИИ–системы далекого будущего «думать по–настоящему», бессмысленны и (или) не имеют ответа.

Наконец, в главе 14 «Космическая эсхатология против эсхатологии человеческой» Оуэн Джинджерич сравнивает человеческие временные шкалы с временными шкалами космоса и рассматривает по очереди пессимистический, оптимистический и реалистический взгляды на будущее человечества, замечая, что «даже десять миллионов лет кажутся мне неразумно долгим сроком для выживания нашего вида». Далее он обращается к богословским размышлениям, подвергая сомнению традиционные понятия о «вечности» и предлагая идею «безвременной вечности», из чего мы снова видим, сколь многое в этой дискуссии зависит от наших представлений о времени. В заключение он подчеркивает, как важно для человека то, на что можно положиться перед лицом неопределенности.

Последняя категория — исследование вопросов, относящихся к метафизике и богословию. В главе 15 «Космология и религиозные идеи о конце света» Кит Уорд рассматривает по очереди восточные религии, иудаизм, ислам и христианство. В восточных религиях мы видим либо отсутствие интереса к тому, как окончит свои дни мир природы, или что ждет нас в далеком будущем (даосизм и конфуцианство), либо циклический взгляд на мир (индуизм и буддизм). В иудаизме и исламе существуют различные планы бытия и вера в то, что физический мир ждет будущее неизмеримо более прекрасное, чем настоящее, — воскресение в новом облике, не подверженном порче и недосягаемом для злых сил. Христианство имеет сходную точку зрения и сходные надежды, которые прекрасно суммированы в конце раздела 3. Уорд указывает, что современные знания о вселенной придают христианским представлениям новую глубину, однако настаивает, что богословская мысль нашего времени не столь уж отличается от представлений первого поколения верующих христиан. Часто говорят о том, что христианство предполагает искупление от тления самого космоса — иными словами, что вслед за уже свершившимися эволюционными преобразованиями материю ждут новые перемены. Чувствуется противоречие между мнением, что будущее физической вселенной для нас неважно, и надеждой на то, что у нас будет достаточно времени, чтобы по–новому выразить и понять вечные идеи божественного сострадания и любви. Однако христианская вера вполне совместима с идеей, что пространству–времени суждено однажды прийти к концу — религиозная надежда на счастливое будущее не ограничивается будущим этого мира.

В главе 16 «Космос и обожение: эсхатологический взгляд на будущее вселенной» Юрген Мольтман подчеркивает, что богословие заимствует свои эсхатологические взгляды не из общего наблюдения за миром — оно получает их из опыта общения с Богом. В христианской эсхатологии мы всегда сталкиваемся с сочетанием контрастных идей конца — и начала, катастрофы — и нового рождения. Перед нами встают следующие возможности: уничтожение мира, преображение мира, обожение мира. Мольтман подчеркивает, что богословское основание для эсхатологических взглядов на далекое будущее вселенной следует искать в том центральном месте, которое занимает в ортодоксальном богословии воскресение Христа. Он представляет себе два качественно разных эона, в которых и время различно: время нашего мира — это время преходящего мира; время будущего мира — это время «мира без конца», мира неизменного и, следовательно, вечного. Предлагаемая им картина эсхатологии — это универсальное преображение нынешнего мира в мир нового типа, где «все новое». В заключение он задает два вопроса: случайна ли вселенная и уникально ли каждое событие? Вселенная — закрытая или открытая система? В ответ на последний вопрос он доказывает предпочтительность открытой вселенной, поскольку такая вселенная открыта и для богословской эсхатологии, которую он описывает.

В главе 17 «Эсхатология и физическая космология: предварительные размышления» Роберт Рассел указывает на резкое противоречие между жесткими богословскими взглядами (которые представлены первыми двумя статьями в этом разделе книги) и взглядами научными и гуманистическими (представленными в предыдущих разделах). Вопрос в том, возможно ли их примирить — и как это сделать? В качестве мысленного эксперимента, признавая, что существуют и другие богословские мнения на этот счет, Рассел принимает крайний случай буквальной интерпретации телесного воскресения Иисуса вместе с его эсхатологическими последствиями — преобразованием всего творения Божьего в «новую тварь» — и показывает, как можно совместить эту веру с современной физикой. Он обсуждает физическую космологию, богословские движения, сходящиеся друг с другом в вопросах о воскресении, эсхатологии и космологии, а также отношения между наукой и богословием, после чего переходит к своему центральному предложению: руководству для продвижения вперед путем пересмотра эсхатологии в свете космологии (так, чтобы научные исследовательские программы помогали формировать богословские исследовательские программы) и космологии в свете эсхатологии (обратным образом). Он показывает, что в той и в другой области возможно плодотворное взаимодействие, и высказывает некоторые предложения по тому, как это взаимодействие должно быть оформлено и направлено. Рассуждение получается провокационным, но так и задумано: Рассел прямо говорит о том, что это логическое исследование крайней точки зрения, где получаются взаимодействия, действительно значимые для обеих сторон.

Наконец, в главе 18 «Природы бытия (временного и вечного)» я замечаю, что все рассуждения о далеком будущем зависят от онтологической позиции, а именно от того, что считается реально существующим, поскольку некоторые формы бытия объективно более неизменны и вечны, чем другие. Некоторые из них можно мыслить как существующие вечно и без изменений, даже если другим суждено со временем отойти в небытие. В этом рассуждении я предлагаю целостный взгляд на онтологию и причинность, сначала — с чисто научной точки зрения, затем — с возможным расширением темы в сторону вопросов морали и богословия. Далее я говорю о том, каким образом эта точка зрения связана с эсхатологическими вопросами — с фактами, на которых они строятся, и с их надеждой.

В приложении содержится перепечатка «Олафа Степлдона», эссе Стивена Кларка: дело в том, что в научной фантастике, в особенности в произведениях Степлдона, многие вопросы, обсуждаемые в нашей книге, были продуманы и представлены с большой глубиной. Литература, особенно научная фантастика, остается живым источником размышлений о далеком будущем человечества и вселенной.

Все эти статьи, взятые вместе, представляют нам увлекательную и интеллектуально стимулирующую дискуссию об эсхатологических вопросах, рассматриваемых с самых различных точек зрения, а также некоторые идеи относительно того, как примирить эти точки зрения даже в самых их крайних формах. Надеемся, что они будут способствовать оживлению обсуждения этой нестареющей темы и интереса к ней.