День третий
Утро для Максима началось с трезвона в дверь.
– Кого, блин, принесло? – Макс поднялся и вышел в прихожую. Заглянув в глазок, он едва удержал ругательство. Отщелкнул задвижку и открыл дверь. – Давно не виделись, Игорь Эдуардович…
На пороге стоял нотариус.
– Прошу прощения за беспокойство, Максим Александрович, но у меня возникли некоторые проблемы с тем, как добраться до Лисьего Яра. Тут я вспомнил, что вы тоже едете, и решил напроситься в попутчики. Вы не против?
– Не против. Только кофе выпью. – Макс развернулся и направился на кухню, оставив нежданного гостя самого разбираться с дверью. Принесла же нелегкая! И чего он прицепился? Хотя нотариус еще вчера сообщил, «чего». И не друзьям он помогает, а явно выгоду хочет получить с продажи особняка. А вот не станет Макс его продавать, и что тогда?
Кстати, хорошая идея! Что, если сегодня сообщить о таком повороте событий? Мол, не готов, надо подумать… Как ушлый визитер себя поведет?
– Кстати, Максим, а не нальете ли и мне кофейка? – Толстяк быстренько управился с замком и уже закатился на кухню, оккупировав его, Макса, любимое кресло.
Досчитав до пяти, Максим налил еще одну чашку кофе и придвинул ее гостю.
– Благодарю. – Тот осторожно взял чашку большим и указательным пальцами, по-барски оттопырив мизинец, и сделал небольшой глоток. – Всю ночь не спал, а тут еще похороны. Особняк. Но дела важнее всего.
– Кстати, а зачем вы едете в Лисий Яр? – Макс отставил пустую чашку. – Если из-за меня, то не стоит волноваться. А по поводу аукциона…
– Именно, мой хороший! До меня дошли слухи, что на том же самом кладбище будут проходить похороны какого-то столичного врача-психиатра. Он вроде бы как из тех же мест. Так вот, почтить его память прибудут бизнесмен Аристахов и его дочь Лизонька. – Толстяк притянул к себе вазочку с печеньем и аппетитно им захрустел. – Один мой хороший знакомый, что искал клиентов для покупки вашего особняка, сообщил вчера по секрету, что Аристаховы тоже заинтересованы в этом. Впрочем, непонятно, зачем такому богатому человеку эти руины, до которых еще поди доберись, зная состояние его дочери…
– И зачем же? – Макс бросил взгляд исподлобья на гостя.
– Чтобы отослать ее из столицы от греха подальше, – с видом заядлой сплетницы пояснил нотариус. – Зачем она ему? Только имидж портит…
Кулаки сжались сами собой.
– А вы уверены, что все так плохо? Может, этот уединенный дом нужен ему самому? Я слышал, что у Аристахова проблемы с алкоголем, да и с законом тоже, после того как он потерял жену.
– Все может быть… – мило улыбнулся гость. – Но это их дела. А нам нужно как можно быстрее избавить вас от обузы в виде особняка.
– А почему вы настаиваете, чтобы я продал особняк? – Макс поднялся.
– Это вы настаиваете, молодой человек. А я просто весьма отзывчивый нотариус, считающий своим долгом помогать клиентам до тех пор, пока они не останутся удовлетворены. Я подкинул вам проблему с завещанием, я ее и решу. К тому же на особняке скопились весьма крупные долги по коммунальным платежам. И еще. Через месяц вам придется заплатить некоторую сумму, чтобы окончательно вступить в свои права, и поверьте мне, сумма будет исчисляться не одной сотней тысяч.
– А почему вы все это говорите мне только сейчас?! – Хорошо бы вышвырнуть наглого толстяка и поехать без него!
– Потому что вы при первой же нашей встрече сообщили о своих планах касательно усадьбы. Следовательно, платить долги и налоги будете не вы, а тот, кто вскоре станет хозяином Лисьего Яра. Я сейчас об усадьбе. Именно так когда-то назвал свое имение граф Петр Воронцов. Потом название перешло к деревне, что появилась по соседству, а после и городку.
– Откуда вам это известно?
– Дело в том, что раньше, до открытия собственной практики, у меня было хобби. Я изучал историю нашего края и, в частности, историю сохранившихся дворянских усадеб. Поверьте, Максим, знать чуть больше, чем остальные, – выгодно! – Нотариус улыбнулся ему и потянулся за печенькой.
Макс не мог объяснить даже самому себе, отчего этот добродушный толстяк вызывает у него такие смешанные чувства брезгливости и гнева. К счастью, от гостя его отвлек телефонный звонок.
– Воронцов Максим Александрович? – деловито спросил женский голос и, не дожидаясь ответа, оповестил: – Вы вчера заказывали такси на десять утра? Машина ждет вас у подъезда. Номер и телефон водителя вы узнаете по смс. Приятной поездки.
– Спасибо! – облегченно выдохнул Макс в умершую трубку и, на ходу натягивая костюм, скомандовал: – Поехали!
Такси довезло их до автосервиса, занимавшегося машиной Максима, и вскоре они уже ехали прочь из душного города на почти новенькой серебристой «Ауди» Максима. Он называл ее нежно – «Суслик», а друзья смеялись и говорили что это оттого, что у Макса нет жены. Только где связь между «женой» и «сусликом», Максим так и не понимал.
Почти всю дорогу словоохотливый Игорь Эдуардович молчал. Только однажды ему кто-то позвонил, и он коротко ответил: «Скоро будем». Макс посмотрел в зеркало на попутчика. Тот поймал его взгляд, но ничего не сказал и снова принялся смотреть на дорогу.
Подозрительно…
– Это что, выходит, нас там уже ждут? – Максим не отводил глаз от пассажира. Если занервничает, значит, и впрямь не все с ним чисто. Но тот совершенно спокойно снова взглянул на Максима.
– Конечно. Мой секретарь, Инночка, еще с вечера там. По сути дела, она и занимается похоронами. Ну и к тому же я направил ее с целью оценить ваше наследство, чтобы оперировать суммами в разговоре с упомянутым мной господином Аристаховым. – Этот гад снова растянул губы в вежливой улыбке. – Будут еще вопросы?
Макс не ответил. Надо держать ухо востро. Не просто так нотариус к нему прицепился, помощник хренов! Еще разденут вместе со своей секретаршей, обдерут как липку, доказывай потом самому себе, что не верблюд.
Крошечный городок встретил их непривычной тишиной. Одно-двухэтажные дома почти везде были обнесены рядами неброско окрашенных оград, за которыми зеленели ровными грядками кустики недавно высаженных помидоров, побеги огурцов, а также тоненькой щетиной всходил лук.
Почти везде цвели буйным цветом сирень и желтенькие цветочки. Максим даже потер лоб, пытаясь вспомнить их название.
На не знавших асфальта пыльных улочках бегали, брызгая друг в друга водой из колонок, звонкие ребятишки, а над всей этой идиллией висело жаркое, не по-майски раскаленное солнце.
Прямо день какой-то не траурный! Максу вдруг невероятно захотелось оказаться с удочкой возле серебристой глади реки. Ему почему-то показалось, что именно в этом городке есть река, где у берега, под корягами, прячутся от полуденного зноя толстые сазаны.
Он даже посмотрел на попутчика, собираясь спросить о наличии водоема, но почему-то произнес другое.
– Где тут кладбище?
– А… – нотариус отвлекся от раздумий, посмотрел в окно и пояснил: – Езжайте все время прямо. Оно за городом. Как увидите высокий памятник, сразу за ним начнется кладбище.
Так и оказалось. Едва они проехали последние домишки, как вскоре неподалеку от трассы Макс разглядел высоченную белую статую коленопреклоненного ангела, за которой шла изгородь и далее виднелись потемневшие от времени кресты.
– Сворачивай сразу за статуей. Увидишь аллею, езжай по ней до конца. Думаю, приглашенные уже здесь. Возможно, придется подождать гроб с телом. Но, поверьте мне, недолго.
По мере того как Макс подъезжал, становилось ясно, что статуя ангела просто исполинская. Распахнутые крылья, печальный наклон головы, сложенные в замок кисти рук. Просто шедевр, а не статуя, она действительно настраивала всех входящих на вселенскую скорбь и говорила о бренности бытия.
– Какие только эксклюзивы не увидишь, – буркнул Макс, сосредотачиваясь на открывшейся сразу за статуей широкой аллее, с обеих сторон которой высились памятники и кресты. – И вроде деревня – деревней!
– Этот ангел, мой друг, был заказан мастеру из самой Италии сыном первого хозяина Лисьего Яра, – охотно пояснил нотариус, с восхищением разглядывая статую. – Сколько раз ее видел, а все равно оторопь берет. Такая красота!
– А чего это мой предок семейными деньгами вздумал раскидываться? Видно же, что эта статуя не пять копеек стоила… – Макс заметил стоявших в отдалении собравшихся на похороны гостей, но больше всего его заинтересовала фраза нотариуса: «сколько раз ее видел». Видать, проныра частый гость в этой дыре… Тем более подозрительно в связи со сложившимися обстоятельствами.
– Сколько граф Воронцов за нее отдал, мне неизвестно, но местная легенда говорит, что возведением этой статуи он стремился искупить какой-то тяжкий грех. – Игорь Эдуардович бросил на Макса всезнающий взгляд и принялся пояснять. – Если быть точным, граф заказал эту статую в память о своей любимой. Он как-то причастен к ее смерти. Ходят слухи, что в доме графа не раз видели призрак.
– То есть вы хотите сказать, что мне в наследство достался дом с привидениями? – Макс только покачал головой. Вот жук! Еще и жути нагнал, чтобы уж наверняка торги не сорвались… А чего? Напуганный городской житель должен теперь бежать отсюда, роняя тапки. Только милый Игорь Эдуардович не знает, что Макса так просто не испугать.
– Да не верьте всем байкам, – отмахнулся толстяк и перевел разговор. – Ой, а вон и ваши гости. Интересно только, почему их так много?
– А сколько их должно быть? – Максим остановил машину метрах в десяти от траурной процессии.
– Я, Инна, – принялся перечислять тот, – вы, домоправительница Зоя Павловна и ее муж – садовник Тимофей. А здесь человек пятьдесят!
– Ну… на дармовщинку-то… – Макс вышел из машины, дождался, когда то же самое сделает пассажир, и пискнул сигнализацией. – Пойдем, поздороваемся… Стоп! – Не доходя до скорбно молчащей толпы, следящей за погружением домовины в жадно распахнутый зев могилы, Макс оглянулся на пыхтящего позади нотариуса. – А чего это деда без нас хоронят?
– Я же предупреждал, что сегодня должны состояться еще одни похороны. – Игорь Эдуардович ловко обогнал Максима и, обрадованно тыча пальцем куда-то перед собой, прибавил скорости. – О! А вот и наша процессия. Во-он! Дальше! За той березкой!
Хорошо иметь такую комплекцию! Макс даже позавидовал, глядя, как гости первой похоронной процессии, увидев центнер чистого веса, летящий на них с крейсерской скоростью, сами в страхе разбежались, уступая дорогу. Вот только, пропустив толстяка, люди снова столпились у могилы, преграждая путь Максу. Интересно, он что, невидимка?
Ладно! Не хотите по-хорошему, придется поработать локтями!
И первые же его усилия были вознаграждены, но несколько не так, как он хотел.
– Молодой человек, что вы пихаетесь? – На него уставились безумно знакомые бирюзовые глазища, в которых тоже мелькнула тень узнавания, и звонкий голосок пропел, меняя интонацию с гневной на насмешливую. – Ах, это вы? Неужели проделали такой путь, чтобы извиниться? Или вас мой папочка нанял за мной следить? Вы только скажите! У меня ведь тоже есть сбережения, и я даже готова заплатить, чтобы больше никогда вас не увидеть снова.
Рыжая! А ведь нотариус говорил, что она с папашей будут здесь.
– По поводу извинений – это не ко мне. А что касается денег, я сам отдам вам последний рубль, чтобы только не видеть ваше самодовольное личико.
Ну, вырвалось! А что поделать? Если дочка миллионера, так все можно? Все, что он репетировал вчера, вновь и вновь представляя встречу с одной из богатейших невест столицы, улетучилось, оставив вместо себя растерянность и раздражение.
– Так вы еще и нищий? – Ее губ коснулась задорная улыбка. – Ну, так тем более вам понадобятся финансы… Только, когда я вам их отдам, постарайтесь исчезнуть из моего поля зрения как можно быстрее.
Вот сс… стервочка!
Пока Макс придумывал достойный ответ, его руку стиснули пальцы нотариуса, вернувшегося за потерянным наследником Лисьего Яра.
– Максим, что же вы отстаете… О! Госпожа Аристахова! Рад вас видеть! Знаю о гибели вашего лечащего врача… Очень жаль! Светило науки… был!
Девчонка как-то сразу смутилась, а ей на выручку пришел крепкий, кряжистый мужчина: шатен с пробивающейся сединой и набрякшими веками из-за бессонной ночи или от большого количества выпитого накануне алкоголя.
– Мы знакомы?
Даже в молодости его нельзя было назвать красивым из-за грубого, точно выточенного из камня лица. И откуда у такого варвара красавица-дочь?
– В какой-то степени. Сигизмунд Маркович должен был сообщить вам о продаже особняка, так вот – это, – нотариус сделал многозначительную паузу, указывая на Макса, – наследник Лисьего Яра.
В глазах Аристахова загорелся интерес. Он смерил оценивающим взглядом Максима и протянул руку.
– Сергей Иванович Аристахов. Возможно, вы слышали обо мне. К несчастью, я ничего не слышал о вас, но заинтересован в покупке принадлежащего вам дома.
– Интересно, а зачем он вам? – Макс проигнорировал протянутую руку и посмотрел олигарху в глаза. – Возомнили себя дворянином или решили устроить там личную психбольницу?
– А разве тебя это как-то касается? – тон Аристахова остался надменно вежливым, только панибратское «тебя» придало легкий оттенок угрозы.
– Нет, конечно. – Макс посмотрел на Лизу. Она сейчас выглядела куклой, глядела пустыми глазами вдаль, всем видом показывая, как ей все это неинтересно. – Добро пожаловать на аукцион. Его дата будет объявлена на днях моим нотариусом, Игорем Эдуардовичем. Приятно было познакомиться.
Макс двинулся вперед, и теперь ему никто не преграждал путь. А вот и та парочка калек, пришедших проститься с его дедом. Замерли отрешенно у края разверзнувшейся могилы, а рядом на двух табуретах стоит закрытый гроб.
– Максим Александрович? – первой заметила его полная невысокая женщина лет сорока с ни чем не примечательной внешностью, но удивительно звонким голоском.
– Как добрались? – к ней подошел худощавый мужчина. Из-под седых бровей на Макса тепло смотрели светлые, по-юношески задорные глаза.
И Макс вдруг понял. Не нужно заготовленных фраз и неискренней скорби. Они здесь не по принуждению и не ради корысти. Им действительно грустно, что тот, кто сейчас лежит в этом деревянном ящике, больше никогда не заговорит с ними, не перекинется в карты и не выпьет крепкой самогонки, настоянной на меду и целебных травах.
– Спасибо. Все хорошо, – Макс скривился. Первые слова и первый промах. Какое там хорошо? Это слово не может прозвучать на кладбище.
– Вот и ладненько! – словно не заметил его промаха мужчина. Садовник? Как же его зовут? Ведь толстяк говорил… – Александр Петрович ждал вас. И отца вашего ждал… Не дождался.
– Тимофей, ну чего ты тоску наводишь! – легонько толкнула того в бок женщина. – Зато сейчас хозяин наш на небесах. Свободный от бренного тела и душевной боли. Ему там лучше, чем нам здесь. Он теперь счастливый!
– Ну, ты ж ежик, сама-то поняла, что сказанула, жена? Чего, теперь всем лечь и умереть, чтобы стать счастливыми? – подбоченился Тимофей. Выяснение вопросов бытия, и не только, грозило затянуться, если бы не подоспевший нотариус.
– А я вижу, вы уже познакомились? Зоя Павловна, Тимофей Николаевич… а где Инна?
– Здесь была! – принялись оглядываться оба.
– Да и не важно! – отмахнулся Игорь Эдуардович. Посмотрел на Макса. – Гроб открывать для прощания будем?
Тот пожал плечами.
– Почему бы и нет.
– Как скажешь. – Крышка, точно на шарнирах, откинулась вверх, и Макс жадно уставился в… распахнутые мутные глаза покойника.
– Что… Что это?! – Максим отшатнулся, он даже не особо разглядел лицо старика, пытаясь спастись от его взгляда.
– Да вы не бойтесь, Максим Александрович. Я прежде в районном морге работал, так еще и не такое видел, – утешающе забормотал оказавшийся рядом садовник. – Тело человеческое – это ж бездна загадок! А наука и трети их не объясняет. Вы возьмите покойного за руку. Попрощайтесь с ним.
За руку… Да Максу после такого и на метр к гробу-то подходить не хотелось. Не то чтобы он боялся. Нет, в реальной жизни он не боялся ничего и никого, но тут…
– Да! Попрощайтесь! – Еще и тетка под руку зудеть начала… Ладно. Дед ему такое наследство оставил, а он что ж, и за руку его, что ли, не подержит?
Глядя в мутные глаза покойного, Макс подошел.
– Ну, здравствуй, дедушка, и прощай. Пусть земля тебе будет пухом! – преодолев отвращение, Макс легонько коснулся холодных пальцев, и вдруг они с противным хрустом сжались, стискивая руку Максима.
Тимофей потом говорил, что это всего лишь рефлекс, остаточное явление расслабляющихся после отвердевания тела мышц, и что прощальное рукопожатие деда длилось всего пару секунд… а испуг, вызвавший обморок, мог сопровождаться слуховыми галлюцинациями.
Может быть. Но последнее, что услышал Макс, до того как постыдно навалиться без сознания на гроб, были слова Зои Павловны:
– Неужели граф отпустил Сашеньку?
* * *
Лиза украдкой наблюдала за хамоватым верзилой. Она уже со слов этого пухлого дядьки знала, что «верзилу» зовут Макс Воронцов, но из-за какой-то детской вредности по-прежнему предпочитала мысленно называть его Верзилой.
Новость, что именно у него они с отцом купят особняк, отчего-то злила. Возможно, потому, что он никак не может простить ей их памятную встречу в торговом центре, а возможно, потому что знает о ее общении с психиатром, иначе зачем так нагло намекнул о личном «дурдоме»? Да и вообще! Как он посмел? Какое его дело?!
На какое-то время она отвлеклась от прожигания взглядом широких плеч и прямой спины Макса Воронцова, затянутых в черную ткань далеко не дешевого пиджака. На гроб Сигизмунда Марковича уже посыпались первые комья земли. Наверное, хорошо, что его не открыли для прощания. Какая-то девица еще в Москве, на панихиде, объяснила всем присутствующим эту вынужденную меру тем, что смерть наступила от инсульта, который спровоцировал инфаркт, из-за чего произошел паралич лицевой мускулатуры. К тому же после похорон мамы Лиза не хотела видеть мертвые лица.
Отец сегодня на удивление был мил, разговорчив и особенно нежен с ней. Например, сейчас он стоял рядом, а его рука непривычно лежала у нее на плече. Казалось, прошла тысяча лет с тех пор, как он обнимал и целовал дочь. И он ни разу не обмолвился о таблетках! Может, и не вспомнит? Диск и баночка с пилюлями, что передал ей Сигизмунд Маркович накануне своей необъяснимой кончины, до сих пор покоились в Лизиной сумочке.
Даже несмотря на встречу с Верзилой (ее взгляд вновь нашел Макса Воронцова), этот день был особенным!
Вдруг он, точно не выдержав силы гнева, идущего от ее взгляда, как-то странно покачнулся и принялся заваливаться. Лиза охнула и, расталкивая любопытных, тут же вытянувших шеи, бросилась к соседней могиле.
Макс лежал, навалившись на открытый гроб, а возле него суетились две женщины, пытаясь привести в чувство. Одна – пухлая дама в возрасте, а вторая – белобрысая девица лет двадцати пяти. Причем девица отчего-то показалась Лизе знакомой. Где же она ее видела? Причем на днях!
Ладно, не важно.
Подбежав ближе, Лиза на миг замерла, увидев невероятный капкан, поймавший пальцы Максима, и бросилась разжимать пальцы покойного. Оказавшись на свободе, парень безжизненно рухнул на землю, а то, что произошло дальше, Лиза списала на свои способности видеть невидимое: сморщенное в гримасе боли лицо мертвеца вдруг разгладилось, а белесые, мертвые глаза взглянули в небеса и закрылись.
– Что здесь произошло? – Она в нерешительности оглядела замерших у гроба людей.
– Лиза, зачем ты сюда пришла? – Отец, пусть с опозданием, но, конечно же, оказался рядом. Словно оберегая, он задвинул дочь за спину и грозно спросил. – Так что здесь произошло?
– Видимо, жара так подействовала на Максима Александровича! Да еще похороны… – Невысокий толстяк, отдуваясь, наклонился и старательно похлопал Верзилу по щекам.
Верзила тоскливо замычал, но мгновение спустя действительно приоткрыл глаза и с силой потер лоб.
– А чего это со мной было, а?
– Жара, наверное, подействовала, – снова завел толстяк. – В обморок вы упали, Максим. Но раз уж так быстро очнулись, предлагаю завершить начатое.
– Похороны… – Максим огляделся и, увидев гроб, стремительно поднялся. – Черт! Меня же покойник за руку схватил!
– Гм… – Толстяк соболезнующе похлопал его по плечу. – Ничего… Все наладится, Максим! Не хочет ли кто-нибудь что-либо сказать, перед тем как тело Александра Петровича навсегда упокоится на этом кладбище?
Ловко он перевел разговор! Лиза шагнула вперед и, глядя на Верзилу, мило поинтересовалась:
– Может, вам чем-нибудь помочь? Вижу, у нас с вами похожие диагнозы: ко мне призраки приходят, вас мертвые за руку хватают. – Сказать, что в тот момент на нее нашло, она бы затруднилась. Все-таки похороны, а тут она с подколами. Но растерянность, а затем изумление и гнев, промелькнувшие на лице Макса, компенсировали ей все его издевки сполна.
Он словно прочитал ее мысли и, криво ухмыльнувшись, кивнул.
– В расчете.
– Лиза, нам кажется, пора возвращаться… – Отец, заметив неладное, тут же поспешил вмешаться.
Возвращаться в душный город, в дом, ставший ей тюрьмой, совершенно не хотелось. Здесь было интересно. Здесь были… люди? Свобода? Елизавета не понимала, что ее держит в этом богом забытом месте, но была невероятно рада услышать слова толстячка:
– Господин Аристахов, раз уж мы все тут оказались… Может, все вместе наведаемся в поместье Максима Александровича? Вы как покупатель, думаю, заинтересованы увидеть эту роскошь собственными глазами одним из первых? Не думаю, что такому большому человеку необходимо сию секунду мчаться в столицу. Или я не прав?
В глазах Аристахова мелькнуло сомнение, точно он разрывался между тем, чтобы принять предложение толстяка, и тем, чтобы увезти дочь в столицу и вновь запереть ее в доме.
– Да, пап, – Лиза улыбнулась отцу, – и я бы посмотрела на нашу будущую гостиницу. Но если ты сегодня очень занят…
– Я бы с удовольствием взглянул на дом любезного Максима Александровича… – Он помедлил, бросил на Макса холодный взгляд и продолжил, – … только если бы он лично нас пригласил.
– Приглашаю, – буркнул тот и с опаской покосился на покойного. Только крышку гроба уже опустили, и теперь четверо работников кладбища ставили домовину на длинные полосы ткани, готовясь опускать в могилу. – А может, уже сейчас поедем? А? Игорь Эдуардович? И Инночку с собой прихватите. Поможет с поминками.
– Извини, Максим, – жеманно протянула вышеупомянутая Инночка, – но через час я должна быть в городе.
– Жаль, – произнес Макс таким тоном, что Лизе стало ясно, что ему ни капельки не жаль. – А вы, Зоя Павловна, Тимофей Николаевич, надеюсь, с нами?
– Но как же хозяин… – Толстуха развела руками, поглядывая на гроб, но Верзила ее перебил.
– А ему мы уже не нужны. Ребятки все сделают, а номер могилы, чтобы вы, уважаемая Зоя Павловна, не оставили ее в забвении, я думаю, мой нотариус уже знает. Верно, Игорь Эдуардович?
Толстяк расцвел в улыбке.
– Совершенно верно! А вас, Максим, точно подменили! Прям чувствуется, что у Лисьего Яра появился новый хозяин!
– Ненадолго! Встречаемся на выезде, – буркнул Аристахов и, взяв Лизу под локоток, повел ее к стоявшим в отдалении машинам.
Ждать попутчиков пришлось недолго. Вскоре у джипа притормозила серебристая «Ауди» и, звонко бибикнув, лихо выехала на трассу.
– Не отставай от них, Вов! – приказал отец водителю и недобро прищурился. – Ой, не нравится мне этот выскочка!
– Ты сейчас о нотариусе или о хозяине дома? – невинно поинтересовалась Лиза, не отрывая взгляда от мчащейся впереди машины.
– Лиз, а ты-то чего на него взъелась? – Отец прекрасно знал, о ком его спрашивает дочь, и, верный себе, просто не хотел тратить время на ненужные ответы.
– Самоуверенный хам! Я всего лишь разговаривала с ним в его же манере. – Лиза посмотрела на отца и удивленно приподняла бровь – отец улыбался! Совсем как тогда, когда еще была жива мама. Улыбался с нежностью и гордостью.
– Ты стала такой же красивой и такой же умной, какой была твоя мать. – И вдруг нахмурился. – Прости меня…
– За что? – Нет, сегодня определенно день чудес!
– Мне нужно было… больше уделять тебе внимания, – как-то неуверенно ответил он и заговорил с водителем. – Вова, видишь, куда они свернули? Давай за ними. Кстати, даже странно… такая глушь, а дорога – как новенькая! В городе таких не встретишь…
Вскоре Лиза уже и думать забыла о разговоре, во все глаза разглядывая поднимавшиеся в небо остроконечные башенки. Самого дома было не разглядеть из-за аллеи низкорослых берез, но вот машины свернули на широкую подъездную дорогу, и вскоре она привела их к высоким металлическим воротам, на которых издалека был виден рисунок.
Знакомый какой-то рисунок… Лиза даже потерла виски, пытаясь вспомнить, откуда она помнит эту лисью морду.
Ворота открылись сами собой, и машины одна за другой въехали во двор. Не дожидаясь помощи водителя или отца, Лиза открыла дверцу, выбралась из автомобиля и ахнула, разглядывая дом. Даже не дом – дворец! Два крыла украшены башнями. В центральном здании два этажа, а третий – мансарда с колоннами, увитыми плющом и диким виноградом. Перед домом асфальтированная площадка для как минимум десяти автомобилей. Все остальное пространство покрыто короткой ярко-зеленой травой, точно поле для гольфа, а вдоль забора цвели, охмеляя невероятным ароматом, ровненькие кусты сирени. Одинокий высоченный тополь, росший у входа в особняк, тянулся роскошной кроной к лазурному небу, раскрашенному белоснежными облаками.
Неужели скоро все это будет ее?!
Гостиница? Да она сделает из этого элитный клуб! И скоро вся Москва будет знать о том, что Лиза – не просто сумасшедшая дочь Сергея Аристахова. Она – хозяйка «Лисьего Яра» Елизавета Сергеевна Аристахова!
– А еще позади дома сад, пруд и два фонтана, – тоном змея-искусителя заявил подкатившийся к ней нотариус.
– С ума сойти! – не удержалась Лиза, за что и поплатилась.
– Куда уж дальше! – бросив снисходительный взгляд, мимо нее царственно прошагал Верзила. Нет, определенно это прозвище ему идет больше его аристократического имени! Мало того что хамло, каких поискать, так еще и злопамятный!
Одно радует, отец и тут был начеку. Вроде вот только что стоял у серебристой «Ауди», о чем-то беседуя с домоправительницей и садовником, как тут же оказался рядом.
– А вы, Максим Батькович, так и будете гостей на улице держать? А то тучи собираются. Или… все же пригласите нас с Елизаветой Сергеевной в наше будущее родовое поместье?
– Конечно, приглашу! – Тут же приветливо улыбнулся Максим и, помрачнев, процедил: – Только пока как гостей и будущих участников аукциона.
– С паршивой овцы… – не остался в долгу Аристахов и, взяв дочь под руку, направился к входу в дом.
Максим проводил их взглядом. Вот и за что ему эти двое?
– Прошу, гости дорогие! – возле здоровенной и вполне себе современной двери уже суетилась домоправительница Зоя Павловна. Щелкнув замком, она легко, словно эта громадина ничего не весила, распахнула дверь и первой юркнула в темноту холла, продолжая что-то гостеприимно щебетать.
На пороге Лиза остановилась. Она безумно хотела так же легко, как отец, шагнуть под высокие своды дома, но будто наткнулась на невидимую стену. Сердце отчего-то забилось так, словно хотело сломать ребра, а то, что она увидела после, оказалось и вовсе необъяснимым: темнота дома, оживая, сгустилась в непонятную фигуру, на мгновение замерла, разглядывая гостью, и густым черным дымом поползла к ней. Не в силах пошевелиться от сковавшего ее первобытного ужаса, Лиза с силой зажмурилась, и…
…очнулась от тихого звука, словно ветка за окном по стеклу скребла. Невероятная слабость не давала встать, кости ломило, каждую жилу выкручивало, а кровавый туман перед глазами все еще не рассеялся. Царапанье настойчиво повторилось. Сделав усилие, Лиза поднялась, с удивлением разглядывая дом, в котором оказалась, и на дрожащих ногах подошла к окну, за которым ее поджидала девушка. Молочно-белая кожа гостьи в контрасте с обнимающей ее тьмой казалась прозрачной, темные волосы тяжелой волной струились по плечам, бездонные глаза-омуты сверкали, точно в них утонули звезды. Девушка улыбнулась с легкой грустью и вдруг позвала:
– Варя… Открой…
Лиза коснулась холодного стекла, совершенно не удивляясь, что эта, такая знакомая девушка назвала ее чужим именем. Сейчас все это было не важным! Главное, открыть это чертово окно, что так леденит ладони!
Ей помешал кот. Черный, как темнота за окном, он запрыгнул на широкий подоконник и, выгнув спину, зашипел, сверкая глазищами.
Гостья приложила ладонь к стеклу, где с другой стороны была ладонь Лизы, и слегка склонила голову набок.
– Ты другая… Но я тебя знаю… Если хочешь мести – войди и возьми свое, если хочешь покоя – уходи…
Лиза снова не услышала ее голоса, но в то же время он словно звучал в ее голове.
Уйти? И снова попасть в плен своей прошлой жизни? В плен одиночества?
Не зная, что сказать, Лиза убрала руки от окна, и лобастый кот тут же подставил голову, требуя ласки. Машинально она коснулась его нежной шерстки, и тот довольно заурчал. Мол, теперь ты моя хозяйка и я буду тебя охранять.
Девушка за окном лишь одобрительно кивнула и истаяла, едва лунный свет прорвался сквозь завесу туч. Луна получила свою новую жертву. Вот только надолго ли?
Мысли Лизы словно раздвоились. Она помнила отца, и дом, и Макса, но в то же время она вспомнила и несчастную старуху Аглаю, и испуганные взгляды людей, среди которых она выросла, и незнакомых. Были взгляды и полные ненависти, и даже сочувствующие взгляды, но больнее всего обжигал один.
Его звали Захаром, и он смотрел на нее так, точно видел впервые. А потом он уехал. Уехали и те, кого Лиза считала семьей. С кем делилась радостью и горестями. Они бросили ее одну в этом доме. И никому нет дела до того, что не сама она выбрала себе такую судьбу.
За нее снова все решили.
А потом она вспомнила посвящение и слова Аглаи. Ведьма оказалась права во всем. Каждое ее слово теперь отдавалось в голове жгучей болью, возвращая память. Правда всегда несет с собой горький привкус полыни. И принять ее – как выпить горькую настойку, которая не лечит, а разъедает старые раны. Но можно прожить и без правды, а раны однажды совсем перестанут болеть. Только рубцы от них все равно останутся, напоминая о себе длинными одинокими ночами.
И Лиза поняла, что сделала выбор уже очень-очень давно. После этого осознания она почувствовала, как в груди у нее разгорается самое настоящее, колючее пламя, возрождая в порченой крови клеймо древней силы!
Вспомнились слова ведьмы о предназначении, и боль стала невыносимой, впиваясь когтями в сердце. Кот вздыбил холку и утробно зарычал, глядя на хозяйку светящимися глазами.
Лиза жадно глотнула воздух, едва сдерживая крик, а когда сил терпеть не осталось, упала на колени. Стали не важными отец со своим домом, со своей заботой, смерть матери и годы одиночества.
Ничего не сравнится с этим огнем! Что же так жжется?!
Сорвав рубашку, она прижала руки к груди и с криком отдернула.
Крестик? Но она никогда не носила крестик!
Мама говорила, что бог должен быть в сердце, а не на кресте.
Зачем ей этот крестик? Такой горячий!
Подцепив за веревочку, она дернула и, сорвав, отшвырнула оберег в сторону.
– Отрекаюсь!
Кто это сказал?
Боже, где она?
– Где я? – тяжело дыша, Лиза распахнула глаза, пытаясь узнать хоть кого-нибудь среди столпившихся рядом людей.
– Доча, все хорошо! – Из серого сумрака выплыло лицо отца. Глаза лихорадочно глядят на нее, губы пытаются разъехаться в ободряющую улыбку, но у него не получается.
Что-то случилось… Он был таким же, когда говорил о смерти матери.
– Кто-то умер? – Почему у нее такой слабый и тихий голос?
– Да типун тебе на язык больше твоей головы, красавица! – рядом с отцом появилось лицо Зои Павловны. – Все живы-здоровы! Просто ты, Лизонька, видимо, переутомилась. Хорошо, что новый хозяин рядом был. Подхватил тебя да в два счета на диванчик пристроил в моей комнате. Удобно?
Лиза поморщилась, пытаясь в уме выстроить цепь событий. Макс! Значит, он видел, как она упала в обморок. Один – один! Теперь придиркам и насмешкам не будет конца! Вот повезло…
Не нужно было сюда ехать! Есть в этом особняке что-то такое, что пугает до дрожи в коленах, а вместе с тем зовет. Точно домой приехала. Да еще Максим этот…
– А! Проснулась, болезная? – Макс словно почувствовал ее мысли. Подвинув домоправительницу, он подмигнул Лизе и уселся рядом. – Как голова? Не болит? Хряснулась ты будь здоров. Надо проверить, не осталась ли вмятина на паркете.
Лиза невольно застонала и закрыла глаза, чтобы не видеть его улыбающееся лицо. Помяни черта…
– Максим Александрович, будьте так любезны, обращайтесь с моей дочерью, как до́лжно. Удивляюсь, как вы, потомок графского рода, можете вести себя точно шавка, гавкая на всех без разбору! – Отец тут же пришел на выручку, только от его помощи стало еще хуже. Лиза попыталась собраться с силами и сесть. Не без помощи отца, но ей это удалось.
– Знаете, хоть вы и Аристахов, но за «шавку» я бы вам врезал! – не остался в долгу Макс, резко встал и припечатал: – Если вам так неприятно мое общество, что ж, не смею задерживать. Дверь там!
– Все, с нас довольно! – загромыхал отец. – Сделка отменяется! Любезная Зоя Павловна, позовите нотариуса и скажите, что мы уезжаем!
Вселенная вдруг перестала кружиться и вся уместилась в небольшую светленькую комнатку с одним старинным диваном с высокой спинкой и подлокотниками-валиками. Светлое закругленное аркой окно было уютно украшено прозрачной шторкой с вышитыми вишенками, у стены стоял комод, а на полу лежал пушистый, местами тронутый проплешинами бежевый ковер. Боль поворочалась в затылке и внезапно улетучилась, даря Лизе воспоминания и возможность рассуждать.
Уехать? Да, пожалуй, это самый лучший способ прекратить не заладившееся с самого начала знакомство с господином Воронцовым. Лиза посмотрела на Макса. Он стоял у окна, демонстративно разглядывая внезапно затянувшееся черными тучами небо. Уехать и больше никогда не увидеть этого нахала и выскочку? Что ж, идеальный выход из сложившейся ситуации…
– Лиза, мы уходим! – пальцы отца сомкнулись на предплечье и с силой потянули вверх, заставляя подняться. Не разжимая руки, он повел дочь к распахнутой двери, куда секунду назад выкатилась домоправительница.
Лиза покорно шла за ним, наблюдая за происходящим точно со стороны и пытаясь ответить на один-единственный вопрос: если уехать – единственно правильное решение, почему она ищет повод остаться? Мама всегда советовала перед принятием какого-либо решения прислушаться к тому, что творилось на сердце. А там сейчас бушевала буря. И похоже, не только на сердце! Лиза даже вздрогнула от оглушительного раската грома. На миг показалось, что рушится дом. Где-то завыла сигнализация, перекрикивая ветер, и по окнам лупанул железной картечью дождь.
На лестнице они едва не столкнулись с запыхавшимся нотариусом.
– Игорь Эдуардович… – начал было Аристахов, но тот перебил отца.
– Сергей Иваныч, да куда же вы! Там такое творится! И вроде бы еще совсем недавно не было ни облачка!
– Во-первых – я не собираюсь идти пешком до города, а во-вторых, хотел сообщить, что наша сделка не состоится! Я и секунды не пробуду в обществе хозяина этого клоповника! – цепко держа Лизу за руку, он спустился по лестнице, в несколько шагов пересек богато украшенный холл, больше похожий на зал для приемов, распахнул входную дверь и замер на пороге, разглядывая внезапно начавшееся светопреставление.
Свинцовая туча затянула все небо. В черном брюхе то и дело вспыхивали сетки молний, ворчал гром, а ураганный ветер рвал и ломал вековые деревья, будто былинки на лугу.
– Да куда же вы, Сергей Иваныч! Не жалеете себя – пожалейте ребенка! Гляньте, буря какая поднялась! – тут же закудахтала-запричитала Зоя Павловна. – Не доедете! Оставайтесь. Переждите!
– Я не доеду – джип доедет! И моя дочь – не ребенок! – обернулся Аристахов, наконец-то выпуская руку Лизы из тисков, и приказал нерешительно маячившему позади водителю. – А ты чего стоишь? Иди заводи и подгоняй сюда. Или тебе по-китайски объяснить?
– Так это… – Володя с тоской посмотрел на густую пелену внезапно начавшегося дождя, но спорить не решился, и прежде чем выйти в непогоду, обреченно буркнул: – Слушаюсь.
Лиза отступила подальше от двери и вдруг увидела Максима. Он был мрачнее тучи, но извиняться и уж тем паче останавливать кого-либо не собирался. Просто стоял у лестницы и смотрел на гостей тяжелым взглядом.
Да… глупо как-то все получилось. Ее обморок, явно наигранная ссора с отцом. И тут до Лизы дошло. А может, отец искал повод, чтобы поссориться с Максимом и уехать?
Как же глупо и бездарно! А ее кто-нибудь спросил? Хочет ли она возвращаться в дом, ставший её персональной тюрьмой? Расстаться с мечтой о свободе и новой жизни?
Лиза почувствовала, как невероятная боль сдавила ей сердце, лишая способности думать, дышать, и крепко зажмурилась. Почти сразу же раздался оглушительный треск и грохот, а вслед за ним испуганные вопли и вой сигнализации.
– Твою ж мать… – крепко ругнулся садовник Тимофей. Лиза с опаской приоткрыла глаза и ахнула. Крепкий, шириной в три обхвата тополь теперь не смотрел роскошной кроной в обезумевшее небо, а лежал на груде металла, которая еще совсем недавно являла собой роскошный джип отца.
– Вовка, жив? – отец бросился под дождь, но почти сразу же вернулся, пропуская вперед мокрого до нитки водителя.
– Я-то жив, Сергей Иваныч, а вот машине хана!
– Да что же это делается? А может, полицию вызвать? – внесла свои пять копеек Зоя Павловна.
– Толку с вашей полиции! Разве что позвать, чтобы поржали! – не оценил совета отец, тихо выругался, не отводя взгляда от скрывшей все пелены дождя, но выходить в ненастье уже больше не спешил.
– Я позвоню в офис, Сергей Иваныч! Попрошу, чтобы машину прислали, – не дожидаясь позволения, Володя прилежно потыкал в кнопки телефона, замер, прислушиваясь, и бессильно опустил руки. – Сети нет.
– Да куда торопиться? Теперь-то уж… – ввернул садовник. – А распогодится, и видно будет, что делать-то. Пойдемте лучше чай пить. Я сам пирожки стряпал.
* * *
Макс во всеобщем чаепитии не участвовал, стоял у окна.
Да уж… Приехал на родину предков!
Одно радует. Почти сразу же, как он отнес Лизу в комнату, в ворота позвонили, и вскоре шустрый курьер вручил ему синий конверт, на котором было написано имя Максима и указание «открыть тридцатого мая».
Не обманул нотариус. Действительно, еще что-то от дедка перепало. Жаль только, нельзя открыть сейчас. С другой стороны, конечно, можно было на все наплевать, но Макс привык уважать последние просьбы. Да и то, что произошло на кладбище, заставляло проникаться невольным уважением или опасением. К просьбе ЭТОГО покойного прислушаться стоит. После рукопожатия на кладбище Макс готов был поверить во все! И в то, что буря не успокаивается именно по его вине. Ну… вдруг новоупокоенный дед остался недовольным и таким образом вымещает злость?
Максим оглядел помалкивающих гостей. Точнее, помалкивали Аристахов с дочкой. Его водила о чем-то спорил с садовником, который оказался по совместительству и знатной кухаркой, а его жена, как ее прозвал Макс, – Пална, умудрялась спорить с ними обоими, с азартом шулера отстаивая правоту.
Вскоре разговор коснулся грозы. Милейшая Зоя Павловна принялась яро отстаивать мнение, что никакой мистики в этой буре нет и переменчивая погода у них будет стоять аккурат до конца мая, пока не пройдет пора, так сказать, «лисьих гроз».
– А что за «лисьи грозы»? – Аристахов отставил опустевшую чашку и, будто нехотя, взглянул на раскрасневшуюся от чая и споров домоправительницу. Все-таки любопытство оказалось сильнее.
Вместо жены ответил садовник Тимофей.
– Да просто пора майских гроз, и все! – он успокаивающе махнул рукой. – У нас, видимо, уголок такой. Аномальный. Каждый год, с тридцатого апреля, ровно месяц грохочет, а потом идеальная погода до следующей весны. Ради такого прогноза грех не потерпеть.
– Так значит, такая погода будет стоять еще дня три? – теперь Макс думал только о том, как бы привести в порядок двор и убрать до аукциона поваленное непогодой дерево. Если вызвать из города бригаду чистильщиков, все успеется. Правда, и влетит ему эта уборка в копеечку… Зато после торгов он свободен как ветер. – А когда же аукцион? Надо бы прибрать…
А может, плюнуть на принципы да отдать дом Аристахову? Синица в руке всяко лучше, чем утка под кроватью.
– До торгов точно вся непогода закончится, – успокаивающе улыбнулся Игорь Эдуардович, словно прочитав мысли клиента. – Я как раз на тридцатое их запланировал.
– А дерево завтра уберем, – успокоил садовник. – Позову парней из деревни, за день управятся.
– К слову, как нам сегодня отсюда выбираться? – Аристахов бросил на Макса презрительный взгляд, мол, устроил истерику из-за какого-то аукциона, а был бы умнее, лучше бы подумал, как его величество домчать до Москвы, и желательно сегодня. Нет, ну может, ничего такого Аристахов и не думал, но взгляд у него был такой презрительный, что идея о передаче ему особняка без аукциона улетучилась из головы Воронцова безвозвратно.
– У вас есть два варианта. – Макс состроил сочувствующую мину. – Первый – переночевать здесь, а уж утром попытаться кому-нибудь дозвониться, второй – отправляться в Москву пешком. Глядишь, к утру доберетесь. Ну а повезет, поймаете попутку. Но на мою машину даже не рассчитывайте!
– А вам не кажется, что вы занимаете несколько не то положение, чтобы так нагло себя вести? – Аристахов уставился на него холодным взглядом и, немного помолчав, нехотя улыбнулся. – У нас с вами, Максим Александрович, как-то не заладились отношения. Раз уж мы попали в столь печальные обстоятельства, давайте на время забудем все наши недомолвки. Предлагаю попросить любезную Зою Павловну проводить нас в наши временные апартаменты. Отдохнем, а после, вечерком, нам хотелось бы посмотреть усадьбу. Признаюсь честно, я человек суеверный, и в связи с произошедшим я пересмотрел свое мнение о покупке этого особняка. Не зря нас сюда занесло!
– Ну вот! Совсем другое дело! – одобрил Макс и поднялся. – Топор войны зарыли. Сейчас… – он взглянул на стоявшие у входа в гостиную старинные высоченные и, что немаловажно, бесшумные часы и подытожил: – Сейчас полпятого. Два часа даю на мыльно-рыльные мероприятия. В семь собираемся здесь, в гостиной, только не за кружкой чая и пирожками, а за ужином и чем-нибудь покрепче. Зоя Пална?
Домоправительница как-то фальшиво улыбнулась, точно Макс попросил вместо ужина станцевать им тут стриптиз, и быстро-быстро закивала.
– Конечно-конечно! И ужин с Тимофеем соорудим, и наливочки, вашим дедом деланной, достанем. Только одна беда. Мы же тут не живем. В девять вечера уходим, а в семь утра снова тут как тут. Поэтому вы, как отужинаете, посуду на столе оставьте. А я утром приду и все помою.
– Да куда же вы пойдете по такой погоде? – вяло попытался отговорить ее нотариус.
– У нас машина в гараже, – подтвердил Тимофей серьезность намерений супруги. – До деревни всего с десяток километров. К тому же скоро стихнет, дай бог.
– Внучка у нас одна дома. Хоть и десятый год, а одну никак нельзя на ночь бросить, – чуть ли не взмолилась Зоя Павловна.
– Да ладно. Ладно! Никто не заставляет. Главное, сейчас покажите, где нам кости бросить, гм… – Макс, видя ставшее и без того озадаченным лицо домоправительницы, поспешил исправиться. – Комнаты наши покажите и ужин сообразите. А потом – свободны.
Дважды эту парочку просить не пришлось. Тимофей тут же скрылся за дверями, и вскоре с кухни потянулись аппетитные запахи, а Зоя Павловна выудила из карманов широкой юбки внушительную связку ключей и позвала всех на второй этаж, не забывая поторапливать гостей напутствиями.
– Свет ближе к ночи должны включить, если только этим дурацким тополем линию не оборвало. А так у нас все на газе. Кухня на газе, отопление тоже на газе. Тима хотел светильники газовые повесить, да с хозяином так получилось. Не до обустройства. А вообще свет тут почти всегда без перебоев. Только во время гроз отключают иногда. Но я вам подсвечники организую в гостиной, а в спальнях они и так есть. Вроде как антураж… Ну вот и гостевые комнаты.
Она принялась одну за другой открывать двери, запуская гостей: Игорь Эдуардович, Аристахов, Лиза, безучастно поглядывающая на стихающую грозу, Володя – не то водитель, не то охранник. Когда коридор опустел, домоправительница указала Максиму на последнюю распахнутую дверь.
– Максим Александрович, а это хозяйские апартаменты. Раньше здесь жил ваш прадед, потом Сашенька, царствие ему небесное, а теперь ваш черед.
– Вы это так сказали, словно я тут не жить должен, а дуба врезать! – криво усмехнулся Макс.
Домработница посмотрела на него серьезными, круглыми, как у совы, глазами и фальшиво тоненько рассмеялась.
– Да скажете тоже, Максим Александрович! Живите и здравствуйте. Долгих лет вам и нам с вами!
– Вообще-то я буду хозяином этого поместья до аукциона! – на этот раз Макс остался предельно серьезен. Ему кажется или эта парочка знает больше, чем говорит?
– Да. Я слышала. На кладбище. И тут… из разговора поняла… – женщина скомкала беседу, заторопилась и сунула ему в руку ключ. – Это ваш. А я пойду, помогу Тимофею ужин готовить. Только… пообещайте, что не будете пытаться открыть запертые комнаты, дверь на третий этаж и подвал. Там давно никто не убирался. Много пыли и старой утвари, но если хотите, я завтра везде наведу порядок.
– Спасибо. Я понял. – Макс вдруг расхотел с ней общаться. Да и вообще со всеми. Сжав ключ, он вздрогнул, почувствовав укол. На миг разжав ладонь, коснулся медного шипа, выпиравшего из цветка трилистника, смазал пальцем каплю крови. Вдруг почувствовав беспричинный гнев, шагнул в комнату и с треском захлопнул дверь перед носом у домоправительницы.
В следующую минуту его настигла непонятная слабость. Глаза закрывались, точно от снотворного. Даже не разглядев доставшиеся ему апартаменты, Максим рухнул на стоявший у двери диванчик и провалился в очередное непонятное беспамятство.
Доктор, вызванный к графине, выскочил из дверей так скоро, точно его черти гнали. Вслед ему неслась отборная брань. Подслушивающие под дверью горничная и кухарка едва успели отскочить, иначе помощь эскулапа потребовалась бы их любопытным головкам.
– Это немыслимо! – возмущался доктор, промокая вспотевший лоб батистовым платочком и на ходу застегивая объемный саквояж. – Обвинить меня в шарлатанстве. Я, знаете ли, оскорблен!
Тоненькая, что тростинка, горничная прижимала ладошки ко рту и крутила головой из стороны в сторону. А кухарка уже помогала доктору одеться, накинув на него пальто, точно хотела поймать, как зверя, сетью, и стряхивала с него невидимые пылинки.
В покоях графини тем временем наступила тишина, но доктор все не унимался.
– Только подумайте, – у него никак не получалось попасть в рукава. Мужчина крутился и извивался, но попытки оставались тщетными. – Меня назвать неучем и ветеринаром. Ветеринаром!
– Ай, как нехорошо получилось! – хлопотала кухарка, помогая разъяренному доктору. – Вы уж не серчайте на Дмитрия Алексеича, он ведь не со зла. Ой!
– Вы на что намекаете? – доктор уставился на свое отражение в большом, в человеческий рост, зеркале: сердобольная кухарка помогла ему натянуть пальто, но вот пуговицы оказались на спине. Лицо эскулапа налилось багряной краской, скулы задрожали, а на лбу выступила испарина. – Хотите еще больше меня оскорбить? Думаете, я недостаточно натерпелся?
Горничной давно и след простыл, а могучая телом кухарка и рада была бы спрятаться, да некуда. Доктор наконец-то выбрался из пут пальто и в бешенстве замахнулся для удара. Кухарка зажмурилась, но ничего не произошло. Открыв глаза, она увидела, что запястье лекаря сжимает здоровенная ручища великана. Ей вдруг показалось, что лапка доктора сейчас переломится, но губы невольно растянулись в улыбке: до чего нелепо он смотрелся, стоя на цыпочках и тихонько попискивая, точно куренок, которого выбрали для супа.
– Немедленно отпусти меня, мужлан! – наконец заверещал доктор. – В этом доме все сумасшедшие! Вам всем нужно в психиатрическую клинику!
Великан ослабил хватку, и доктор едва не грохнулся на колени. Зато саквояж его раскрылся, и по полу покатились склянки, пилюли, разлилась какая-то остро пахнущая, вязкая жижа.
– Я этого так не оставлю, – продолжал распаляться он, собирая свое добро. – Так и знайте!
– Захар Иваныч, – прошептала на ухо великану кухарка, – он ведь не шутит. Как бы нам теперь худо не было.
Захар поежился, но не от страха, а от смущения. Он так и не привык, что в графском доме его называли по имени-отчеству. Это никогда Захару не нравилось, особенно слышать свое полное имя от кухарки, которая ему в матери годилась.
– Ты еще здесь, пиявка медицинская? – в прихожую вышел высокий, слегка сутулый мужчина. Длинные посеребренные сединой волосы были стянуты в хвост, а холодный взгляд блеклых, словно неживых глаз пробирал насквозь. – Я ведь велел тебе убираться.
Голос тихий, спокойный, но от спокойствия этого мурашки бегут по телу. Уж лучше бы орал, как давеча. Захар не понимал, почему боится этого человека. Вреда он ему причинить не сможет, Захар его одной рукой в бараний рог скрутит, но как глянет граф своими рыбьими глазищами, так ноги подкашиваются.
– Сумасшедший дом! – выпалил напоследок доктор. – Вы тут все сумасшедшие! Одна только Мария Федоровна мученица: за вас всех пострадала!
– Не сметь говорить о моей жене так, будто она уже покойница!
Захар едва удержал графа, который чуть не кинулся на докторишку, а кухарка вовремя вытолкала его за дверь.
– Захар, иди за мной. – Граф даже не обернулся, отдавая приказ.
В кабинете графа всегда царил полумрак. Окна задрапированы плотными портьерами, свет люстры под потолком лишь едва рассеивал темноту. Доктора много раз предупреждали графа об опасности потери зрения при таком освещении, но тот и слышать ничего не хотел. Для работы с бумагами Дмитрий Алексеевич ставил по двум сторонам от себя канделябры с чадящими свечами.
Захар по заведенному уже правилу не сразу прошел к столу вместе с хозяином, а выждал некоторое время и резко толкнул дверь, убеждаясь, что никто не подслушивает. Он много раз так отгонял прислугу, которая страсть как любила посплетничать. А где самые интересные сплетни? Конечно, в хозяйском кабинете.
– Захар, полно тебе, – скривившись, что при зубной боли, выговорил граф. – Просил ведь не устраивать балаганов. Я уже не на службе, и скрывать мне нечего. Лучше бы за своими людьми присматривал так, как за мной. Опять на Митьку бумага от полицаев пришла.
Захар сжал кулаки. Граф, заметив это, поднял вверх ладонь, призывая успокоиться, и кивнул на стул.
– Это не моя печаль, но все же ты бы присмотрел за сорванцом. Уже не таясь народ дурит. Купчиху Поромошкину откачивать пришлось после его фокусов. Уж не знаю, что он там вытворяет, но она самолично ему свой кошель отдала, да еще расцеловала, что родного. Очень на гипноз похоже, да кто бы его научил этому?
– Да брось, Дмитрий Алексеич! Какой гипноз? Кровь в нем цыганская бурлит, вот и вытворяет всякое. Цыгане ведь только тем и промышляют, что народ дурят. Наговорил, небось, ей пошлостей, а она и растаяла. Поромошкина, это всем известно, больно до мужского пола охочая. А Митьку я лично выпорю, выбью из него эту дурь.
Граф усмехнулся и покачал головой.
– Но я тебя не для того позвал, чтобы отчитывать пацаненка за шалости. Дело у меня к тебе сугубо личное и важное.
– Говори, Дмитрий Алексееич, все сделаю.
– Мария Федоровна совсем плоха, да ты и без меня это знаешь. Сегодняшний эскулап был последний, который переступил порог моего дома, никого больше к ней не допущу. Знать срок пришел голубки моей.
Граф замолчал. Блеклые глаза его вдруг заблестели, но всего на мгновение. Мужчина быстро взял себя в руки и продолжил:
– Слух до меня дошел, что за рекой, в деревеньке, ведьма живет. Да не куксись ты. Самому противно, что говорю теперь это. Но только тебе и могу довериться, знаю, что не разнесешь по всему поместью.
– Дмитрий Алексееич, да разве ведьма поможет, когда столько докторов уже сменилось?
– Ой, Захар, не приведи господь тебе такое испытать, чтобы жену свою схоронить. Тогда бы ты понял, что тот, у кого последнюю надежду отняли, за любую помощь хватается.
Захар понимал. Потому спорить не взялся. Пообещал доставить ведьму в усадьбу.
Уходил Захар с тяжелым сердцем. Точно граф в нем змеиный клубок палкой растормошил. И копошились теперь ползучие гады, вонзали ядовитые жала в еще живую душу. И ведь не воспротивишься приказу, сам нанялся прислуживать. Так что не обессудь. Не приведешь ведьму, век себя корить будешь, что помочь мог, да отказался из-за прихоти собственной. А ежели на чистоту, так по слабости своей.
Приведешь – себя же и погубишь. До сих пор в памяти остались зеленые глазищи, да лицо белее снега январского. Обжег его тогда Варварин взгляд, как хлыстом огрел, да так, что рана внутри и по сей день кровоточила.
Варвара тогда уже совсем другой была. Вроде такая же: рыжая, глазюки русалочьи, но в этих самых глазюках такой лед и одновременно пекло, что смотреть в них страшно. Он и не смог, не выдержал. Только видел, как она на землю упала в бессилии. Степаныч со старостой помогать бросились, а Захар, что телок привязанный, стоял и пялился. Потом и вовсе деру дал, что только ветер в ушах свистел. Опомнился только на другой стороне реки, весь мокрый, вода в одном сапоге хлюпает, второй и вовсе в речке остался. Захар и сам не помнил, как реку переплыл, до моста не дошел даже. Только водица студеная пыл его не убавила, а сила неведомая толкала, заставляла бежать вперед, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки да острые камни под босой ногой.
Остановился Захар только у ворот усадьбы. С кованых решеток на него хитро смотрела лисья морда. Ухмылялась гадина, знала о его беде, да ей-то все нипочем.
Захар крикнул что было сил, требуя отвести его к графу. Он расшатывал ажурные ворота, едва не сорвав их с петель, пока из невысокой пристройки не выскочил мужичок, который тащил на веревке упирающуюся козу. Коза жалобно блеяла, смотрела на своего мучителя с мольбой, но тот никак не отпускал несчастную животину.
– Чего расшумелся? – бросился он к Захару. – Щас как собак спущу, будешь знать!
– А спускай, не боюсь я собак. – Захар уже начал успокаиваться, свое брала усталость. – Мне граф сказал, что на службу к себе возьмет, я вчера здесь был.
– Не бреши! – мужик дернул козу за веревку, отчего та захрипела и выкатила глаза. – На кой ты ему такой сдался? Оборванец в одном сапоге. Шел бы отсюда, пока цел.
– Пока цел, говоришь? – Захар взревел и рывком все же снял с петли тяжелую створку ворот. Если бы те не были заперты, то наверняка бы упали, придавив плюгавого вместе с козой.
– Да ты! Я вот щас как! Это же!
Мужичок никак не мог собраться с мыслями, открывал рот, как карась на берегу. Зато веревка в его руках ослабла, и коза, почуяв свободу, боднула своего обидчика чуть ниже спины и припустила галопом по утоптанной дорожке, а потом и вовсе скрылась в саду. Мужик взвыл, ухватившись за пораженное место, и побежал следом за рогатой разбойницей. Захар остался у ворот один. Покричал для порядка, но к нему так никто и не вышел. Тогда он решил сам перебраться через забор и разыскать хозяина усадьбы.
– Далеко собрался? – чей-то голос прозвучал в тот самый момент, когда Захар спрыгнул с высоченного забора на дорожку. В босой ноге вспыхнула боль, но он стерпел.
– К графу на аудиенцию, – ответил Захар, разворачиваясь к говорившему лицом. – Ой… Мое почтение, господин! Извините, что сапог один, второй я в реке потерял.
– Надо же, какие слова ты знаешь. – Перед ним стоял сам Дмитрий Алексеевич Воронцов. – Ну, проходи, раз пришел. В следующий раз не стоит для этого ворота крушить и по заборам лазать.
– Я просил плюгавого с козой, чтобы впустил, так он заартачился.
Граф смотрел на Захара водянистыми, почти бесцветными глазами, и того пробирал мороз до самых костей. Никого Захар в этой жизни не боялся, а тут колени сами подгибались. Неужели дело в этом взгляде? Точно и не живой человек на тебя смотрит, а покойник, из гроба поднявшийся. И чего он так долго разглядывает? Чай не самовар на ярмарке. Это было почти пыткой вынести его взгляд, но Захар справился и не потупился. Да что там, не моргнул даже! Граф ухмыльнулся каким-то своим мыслям и, резко развернувшись на месте, пошагал в сторону дома. Захар побрел за ним.
У самого порога Захар снял единственный сапог и швырнул в цветущий куст чубушника , ему показалось невежливым входить в знатный дом в одном сапоге, уж лучше босиком.
– Вернулся, значит, – граф посмотрел на босые Захаровы ноги, – хорошо.
Захар не понимал, что от него требуется, и уже начал сомневаться в правильности своего решения. И чего он испугался, как мальчишка? Не разобрался, а сразу наутек бросился. Граф еще заладил «вернулся да вернулся», сам ведь намедни сказал, что Захар ему подходит в охранники. А теперь глаза рыбьи таращит.
Захар еще вчера Степанычу признался, что больше не хочет с артистами колесить и пришел отпроситься на вольные хлеба. Долго не мог перейти к самому главному, но потом язык сам все выдал, мол, Варвару с собой заберу в барскую усадьбу. Графу Захар сказал, что придет не один, а с невестой. Воронцов пообещал и ей местечко подыскать.
Степаныч, старый черт, долго не соглашался, говорил, что с Варвары барыш хороший идет, больно ее танцы народ любит. Обещался ночь подумать, а там и ответ дать.
Если бы Захар только знал, что нет у них той ночи, взял бы девушку в охапку да утащил бы, хоть в усадьбу, хоть в лес. Только сделанного не воротишь. Варвара свою судьбу приняла – ведьмой стала. В невесты к самому Сатане подалась. Что же ей старуха посулила, если она, не раздумывая, в черный омут кинулась? Неужели так его, Захара, не любит, что даже душу свою бессмертную выменяла, только бы с ним не быть?
Нет, к Степанычу он не вернется, там все о ней напоминает. Заработает денег в хозяйском доме да и уедет подальше. Туда, где его никто не знает и сердце больше не потревожит. А прогонит граф, так и в петлю не страшно отправиться. Все одно – жизнь его кончена.
– Где же невеста твоя? – спросил тогда граф. Захар ведь сам говорил, что не один заявится. А тут ему как кол в грудь вбили. Дыхание враз оборвалось.
– Нету ее больше. Один я, барин.
– Ну, один, так один, – легко согласился тот. – До вечера отдыхай, а потом расскажу, какая от тебя служба потребуется.
Не думал Захар, что он, детина здоровенный, будет вздыхать, что кисейная барышня. Воспоминания рухнули на него тяжеленной горой, и никак их с себя не сбросишь.
А лошадка послушно торопилась вперед, направляемая кучером Фролкой. Мимо проплыл дом старосты, где они с Варей ночь провели. Как она к нему тогда прижималась, прячась от кошмара привидевшегося! Захар ни за что не хотел ее отпускать. Тоненькая тростиночка, Варя дрожала и всхлипывала, а он едва сдерживался, чтобы не впиться в ее губы. Внутри все кипело и выворачивалось наизнанку, а приходилось держаться.
– Фрол, давай-ка притормози, дальше я пешком пройдусь. Можешь пока погулять. Понадобишься, я тебя разыщу.
– Вот спасибочки! – обрадовался парень. – Сам попросить хотел. У меня тут невеста живет, хоть повидаюсь.
Фрол махнул рукой в сторону лепившихся у реки домиков, но Захар даже не посмотрел туда, его мысли были заняты совсем другим. Он совершенно не представлял, что станет говорить Варваре при встрече. Впустит ли она его на порог? Захочет ли увидеть?
Захар и сам не заметил, как оказался у одиноко стоявшего печально знакомого дома. Все мысли тут же выскочили из головы, точно заяц, освобожденный из капкана.
Варвара стояла к нему спиной и, словно почувствовав взгляд, обернулась, вытерла рукавом лоб и убрала в сторону непослушную рыжую прядь.
Она изменилась.
Русалочьи глаза теперь смотрели не насмешливо, а словно изучая. Взгляд стал тяжелым, проникающим куда-то глубоко, куда обычному человеку ни за что не пробраться. Осанка из нескладной девичьей стала уверенной и грациозной. Степаныч сказал бы сейчас, что Варвара похожа на царицу.
Одно лишь осталось неизменно. Задорный пламень волос все так же отливал на солнце медью, а на бледном личике с раскрасневшимися от работы щеками пестрели веснушки.
Захар стянул с головы шапку. Бледное сентябрьское солнце вдруг показалось ему невыносимо жарким. Сейчас она прогонит его, и придется возвращаться в усадьбу ни с чем. Но даже если граф велит Захара сечь до смерти, он умрет счастливым. Как он мог думать все это время, что сумеет забыть свою голубку? Да хоть на край земли сбеги, от любви не укроешься.
Стоит она перед ним, а сердце в груди колотится так, что вот-вот выскочит. Взять бы ее в охапку и унести из этого чертового места. Чтобы никто их больше не нашел и не потревожил.
– Я знала, что ты придешь. – Голос любимой прозвучал колокольчиком, но все же Захарка вздрогнул от неожиданности. – Сон я видела.
Варя подошла к бадейке с водой, ополоснула руки. Уже на крыльце обернулась на мнущегося за калиткой Захара.
– Что, боишься ведьмы? – Она невесело усмехнулась. – Как надоест истуканом торчать, заходи, чаем тебя напою.
Об ноги Захара кто-то потерся. Он опустил голову и увидел жирного кота. Черный, что зимняя ночь, и наглый, как легион чертей. Зыркает на него глазами-блюдцами, мол, чего надобно: проходи или проваливай. Захар легонько отпихнул животину, на что тот выпустил когти и вздыбил шерсть, но нападать не стал, понимал, что силы не равны. Боднул лохматой башкой калитку и не спеша поплелся к дому, обернувшись у самого порога. Поддел лапой дверь и шмыгнул внутрь.
Захар решился и пошел следом.
Варвара споро накрывала на стол. Захар понял: ничего она не выдумала, на самом деле ждала. Вон и пирогов его любимых напекла. С капустой.
Ели молча. Захар все никак не мог начать разговор, исподлобья поглядывая на Варвару, а она лукаво улыбалась. Точно и не были они в разлуке, а только вчера разошлись и теперь вот снова свиделись.
– Наелся, – не спрашивала, а утверждала Варвара, отодвигая от Захара, пустую миску. – Тогда рассказывай, зачем пожаловал.
Она говорила с ним так, точно он деревенский мужик, который пришел к ней немочь лечить. Неужели забыла, как он ее от целого мира защитить старался? Перед Степанычем выгораживал, когда тот за шалости ругал. Ведь знает, что любит ее Захар больше жизни, а нарочно на расстоянии держит. А раз так, значит, и он будет тем же отвечать.
– Сама сказала, что во сне меня видела. Неужто не рассмотрела, зачем приду?
Захар из всех сил старался не показать, как ему горько и обидно, что она вот так с ним. Потому и нагрубил.
– Ты ко мне пришел, я не звала. Не хочешь говорить, так и мне это без надобности. – В голосе едва слышное раздражение. – Дверь знаешь где, держать не стану.
Захар сжал кулаки. Ну за что она с ним так? Ведь не обижал он ее никогда. Хвостом по пятам бегал да в рот заглядывал. Неужели заслужил этот лютый холод?
Он встал во весь рост, едва не уперевшись макушкой в потолок, и уже хотел уйти, когда услышал тихое:
– Постой. Вот всегда ты таким был. Чуть что не по-твоему – вскочил и бежать. Говори, что стряслось, я пока со стола уберу.
Наваждение растаяло, и он увидел прежнюю Варвару. Успокоившись, Захар рассказал о цели визита. Варя слушала его внимательно, ни разу не перебив. Когда он закончил, немного помолчала, словно задумавшись, а потом выдала:
– Аглая мне говорила, что нельзя отказывать, если кто обратится. Ты ступай пока, кучера своего поищи, а я соберу кое-чего, тогда и отправимся.
Захар не успел ответить. За окном громыхнуло так, что кот, испугавшись, страшно заорал и одним прыжком взлетел на печку, где и затих. По крыше застучали мелкой дробью градины, из открытого окна потянуло прохладой и запахом грозы. В доме сразу стало темно, словно вдруг опустился вечер. А ведь только что не было и облачка в прозрачном осеннем небе. С чего вдруг гроза?
Снаружи ветер гнул деревья, норовя вырвать их с корнем. Небо прорезали яркие всполохи молний.
Варя запалила свечу и поставила на стол. С печки сверкнул глазищами кот, но спускаться не решился.
– Обычная гроза, – тихо сказала Варя, словно оправдываясь. – Пошумит и перестанет. Не в поле застала, и хорошо. А в доме бояться нечего.
Захар согласно кивнул. Странно, но он радовался этой буре. Уходить от Варвары не хотелось, как бы она ни старалась его задеть. Он бы и вовсе хотел, чтобы непогода подольше не кончалась. Пусть себе грохочет.
Буря успокоилась только глубокой ночью. Захар посчитал, что Фрол уже давно спит, а пешком добираться до усадьбы ему не с руки. Один бы пошел, так ведь Варвару нужно с собой забрать.
Девушка спала, сидя за столом, подложив руки под голову. На печи, пригревшись, громко мурлыкал кот. Он не боялся за свою хозяйку. Этот великан ее не обидит, а значит, можно и подремать.
Сон к Захару не спешил, и он решил выйти во двор подышать ночным воздухом. Только сначала нужно было перенести Варвару на кровать. А то проснется утром и будет спиной маяться, вон согнулась в три погибели.
Он расстелил постель, подошел к столу и бережно подхватил девушку на руки. Горячее ото сна тело прильнуло к его широкой груди. Варвара не проснулась, только пробормотала что-то и крепче прижалась к Захару. Лунный свет пролился на ее личико, и Захар залюбовался милыми чертами. Курносый носик, украшенный веснушками, белоснежная фарфоровая кожа.
Не удержавшись, Захар едва коснулся губами Вариных губ. Русалочьи глазищи тут же распахнулись и уставились на него. Захар испугался, что сейчас она закричит, а потом выставит его за порог. Теперь уже точно навсегда. Выдержать ее взгляд было непросто: в висках стучало и ухало, ноги начали подкашиваться. Варвара молчала и прожигала его взглядом. Он хотел что-то сказать, как-то оправдаться, но в следующий миг произошло то, чего Захар не ожидал. Варина рука настойчиво скользнула по его шее, и вот уже ее лицо так близко, что можно ощутить горячее дыхание на коже и огонь губ. Он не понял, как Варя ужом выскользнула из его рук и принялась наступать, опаляя поцелуями, до тех пор, пока позади Захара не выросла преградой кровать. Не удержавшись, он рухнул на нее, а Варвара тут же оседлала гостя, немыслимыми ласками сил лишая. Как со страстью колдовской справиться, ежели руки да губы любимой сладостной сетью опутали? Да и надо ли?
В нетерпении Захар подмял под себя Варю, накрыл могучим телом, и ночная тьма зажглась сотнями ярчайших солнц.
