Книга: Кремлевские подряды. Последнее дело Генпрокурора

Питерский след

В середине 1990-х в Генпрокуратуру стали поступать сведения о многочисленных злоупотреблениях служебным положением и коррупции в Санкт-Петербурге. Прокуратура и ГУВД Ленинградской области своими силами расследовать дела о коррупции не могли – на подозрении были слишком высокопоставленные местные чиновники, мэр города Анатолий Собчак… В общем, они попросили нашей помощи.

Ознакомившись с предоставленными питерскими коллегами фактами, в декабре 1995 года мы втроем – Анатолий Куликов, Михаил Барсуков и я – приняли совместное решение о создании межведомственной оперативно-следственной группы и направили ее в Санкт-Петербург. Группу возглавил заместитель начальника Управления по расследованию особо важных дел Генеральной прокуратуры Леонид Прошкин.

Группа начала работать, дело сдвинулось с мертвой точки.

Все началось с раскрутки дела Анны Евглевской. Была в Петербурге такая предприимчивая и пробивная дама, которая решила купить старый дом в центре города, отремонтировать его, перепланировать, а затем продать элитные квартиры.

Энергии Евглевской можно только удивляться, если не восхищаться ею, – героическая женщина, решилась строиться в такое тяжелое время! Но и прибыль от реконструкции обещала быть внушительной. Однако квартиры в выбранном ею доме были в основном коммунальные, по 4–5 семей. А расселение коммуналок – дело хлопотное, зависящее от многих чиновников самых разных рангов.

Тогда Евглевская, чтобы ускорить процесс, использовала, по версии следствия, проверенное средство – взятки. Повторю – продвижение строительства и его успех зависели от чиновников самых разных рангов. Одним из взяткополучателей, как полагали оперативники, оказался сам мэр города – Анатолий Собчак.

Конечно, это была не классическая взятка «из рук в руки». Евглевская просто помогла Собчаку решить его собственный «жилищный вопрос». Мэр с семьей жил в трехкомнатной квартире площадью 170 квадратных метров в доме на набережной Мойки и на этом же этаже (но в другом подъезде) хотел присоединить еще одну – пятикомнатную, в триста с лишним метров. Но приглянувшаяся Собчаку квартира была коммунальной, там проживало несколько семей. Вот эту-то коммуналку и взялась расселить Евглевская. За выполненную работу Евглевская получила подписанный Собчаком документ: мэр разрешал вместо детского садика, который раньше планировался в реконструируемом доме, построить подземный гараж. Соответственно стоимость элитных квартир Евглевской сразу возрастала: удобно ведь иметь гараж в том же доме, где живешь!

Давление на следствие оказывалось беспрецедентное. В Питере делалось все, чтобы помешать объективному расследованию. В частности, следственная группа Прошкина долго не могла решить вопрос с временным жильем и местом работы в Санкт-Петербурге. Командировочные небольшие, гостиницы дороги. А еще ведь надо обеспечить рабочее оборудование: компьютер, принтер, ксерокс… И транспорт – хотя бы одну машину. В результате договорились с руководством объединения «Ленвест», что следователям предоставят комнаты в пустующей ведомственной гостинице объединения.

Что из этого вышло, видно из «Справки о проверке налоговой инспекцией по г. Санкт-Петербургу фирмы «Ленвест»». Она настолько интересна, что приведу ее почти полностью. Говорилось в ней о том, что находившимся «с ноября 1995 года в длительной служебной командировке в г. Санкт-Петербурге в связи с… расследованием уголовных дел № 181238278-95 и № 181221833-96 о злоупотреблениях коррумпированных чиновников» следователям в простаивающей ведомственной гостинице производственного объединения «Ленвест» были выделены две сблокированные квартиры, находящиеся на отдельной лестничной площадке за двумя железными дверями.

Гостиница фирмы «Ленвест» выбрана с учетом обеспечения личной безопасности и создания условий для работы в вечернее время и выходные дни. Тем более что первые руководители правоохранительных органов города – УФСБ, прокуратуры и ГУВД – с первых дней работы ОСГ в Санкт-Петербурге не реагировали на просьбы о содействии в обеспечении нам условий для работы.

По просьбе следователей руководство «Ленвеста» установило в гостинице персональный компьютер с принтером, ксерокс, предоставило сотовый телефон, служебную автомашину. Вопрос об автомашине встал после того, как «начальник УФСБ города и прокурор Санкт-Петербурга… отказались закрепить за оперативно-следственной группой какой-либо транспорт».

Однако с началом реализации материалов уголовных дел на руководство «Ленвеста» началось давление. Так, «в начале апреля директора «Ленвеста» Колавая В. Г. вызывал к себе мэр города Собчак A.A., задал несколько незначительных вопросов и как бы между делом поинтересовался нашим проживанием в ведомственной гостинице.

После того как в рамках уголовного дела был наложен арест на оформленную на подставное лицо, но принадлежащую Собчаку квартиру, с Колаваем встретилась жена мэра Нарусова Л.Б. и в категоричной форме потребовала у него объяснений по поводу размещения оперативно-следственной группы в гостинице «Ленвеста». Она открыто заявила, что «разберется» с его фирмой.

12 апреля 1996 года руководство налоговой инспекции города, собрав лучшие свои силы, организовало проверку «Ленвеста». Результатом проверки явился акт, в соответствии с которым с «Ленвеста» в бюджет взыскано 11 миллиардов рублей… Факт проверки фирмы «Ленвест» «под заказ» Нарусовой Л.Б. подтвержден через другие источники.

На основании изложенного полагаю целесообразным проинформировать руководство Госналогслужбы России по существу справки и обратиться с просьбой установить объективность действий налоговой инспекции по г. Санкт-Петербургу в отношении фирмы «Ленвест» и соразмерность штрафа выявленным налоговым нарушениям».

Как только началось следствие, супруга Собчака Людмила Нарусова без всякого предупреждения принялась чуть ли не еженедельно ходить ко мне в Генпрокуратуру. Она садилась у меня в приемной и говорила, что с места не сдвинется, пока ее не примут, поскольку она не только депутат – она женщина, и ей следует оказывать почтение. А ведь время приемов заранее расписано. Да, есть положение, что депутат имеет право безотлагательного приема, но по общественным делам, не личным. Я обратил внимание: ее всегда сопровождали два охранника. Но если охрану ей давал муж, то это злоупотребление служебным положением. Если ее охраняли частным образом, по найму, то откуда такие громадные деньги?

Уже тогда, по этим бесцеремонным визитам, я понял, что такое мадам Нарусова. В конце концов просители за Собчака дошли до президента. И сразу же последовала грозная резолюция: «Ю. И. Скуратову. Надо унять деятельность группы. Б. Ельцин. 7 октября 1997 года». Именно – «унять».

Никогда до этого Борис Николаевич не позволял себе так беспардонно вмешиваться в работу следственных органов.

Незадолго до этого, в сентябре, я информировал президента, что фамилия Собчака фигурирует в питерском деле. Ельцин отреагировал спокойно: делайте, дескать, все, что положено. Пришлось снова идти к нему и объяснять, что обещаю ему объективность, аккуратность, но не более того. Крыть президенту было нечем, и следствие продолжило свою работу.

Для меня был очень важен еще один момент, который я тогда по разным причинам не стал растолковывать Борису Николаевичу. Сотрудники следственной группы – обычные люди, уважающие субординацию. И если им, простым операм, достаются в подследственные высокопоставленные чиновники, они должны быть уверены, что высокая должность не позволит увильнуть от правосудия. А такая уверенность у нас в стране – штука эфемерная: все знают о «телефонном праве», о связях, о фактической безнаказанности тех, на чьей стороне власть и деньги. Представляете, какая дилемма стоит перед оперативником, у которого в фигурантах числится мэр города, где он живет? Решиться продолжить дело, многим рискнуть – это в наших условиях требует большого мужества. Если сейчас мы по указу «сверху» дело прекратим, в следующий раз никто из этих оперативных работников по коррупции работать не будет. Какой смысл, если дело все равно замнут? Только себе дороже. Так вот, я не мог допустить, чтобы ребята потеряли веру в крепнущую у нас в стране силу закона, веру, приобретенную с большим трудом и еще достаточно непрочную. Кстати, сам Собчак напрямую со мной о своих неладах с прокуратурой не заговаривал и, надо отдать ему должное, уладить ничего не просил. Однажды, когда уголовное дело было только возбуждено, мы на каком-то празднике в Кремле оказались за одним столиком: я, моя жена, Собчак, Нарусова… Собчак даже тогда не пытался говорить со мной на служебные темы. Он был человеком гордым, вообще предпочитал не просить, а выступать с позиции силы.

Общеизвестно, что Собчака с Владимиром Путиным связывали близкие, даже дружеские отношения. Вообще Путин и семья Собчака всегда общались «накоротке». Именно Владимир Владимирович организовал вывоз Анатолия Александровича за границу, якобы для безотлагательной операции, для чего был зафрахтован частный самолет.

Долгое время этот факт тщательно скрывался. Практически до того момента, как была издана ельцинская книга «Президентский марафон». Изумленный читатель обнаружил там фразу: «Путин… встретился с бригадой врачей… и сказал, что попытается вывезти больного Собчака за границу».

Вряд л и Путин поблагодарил Ельцина за эти строки, «подставившие» его, как говорится, по полной программе. Представьте себе: работает бригада следователей, в том числе из ФСБ. В это время приезжает чиновник Администрации Президента и, выходя за рамки своих полномочий, не доверяя следователям, в том числе и из той организации, в которой служил и которую вскоре возглавит, практически подминает под себя следствие. Если верить книге Ельцина, получается, что фактически Путин устраивает побег Собчака. Кто взял на себя таможенные и пограничные формальности? Кто оплатил стоимость перелета во Францию на частном самолете? Если честно, я тоже не знал, кто все это организовал. Спасибо Ельцину, он приоткрыл завесу этой тайны.

Частично я Путина понимаю. Если бы Собчак был моим учителем, коллегой, я бы тоже не отвернулся от него, постарался бы помочь. Но помогать нужно было другим способом. Надо было внести предложение заслушать отчет прокуратуры, ФСБ и МВД по делу Собчака. В крайнем случае, если не доверяешь этим следователям – попроси заменить их на более компетентных.

Анатолий Александрович, впрочем, поднялся на борт зафрахтованного Путиным самолета не на носилках, а на своих ногах, взбежав по трапу.

В Париже Собчака действительно ждали медицинские процедуры, но об операции на сердце не сообщала ни одна российская или зарубежная газета.

Я не стал бы всего этого писать – смерть прекращает дело, и наш суд Анатолию Александровичу уже не страшен, – если бы не грязная вакханалия, в которую превратили похороны Собчака его вдова и сторонники. Делать политический капитал, стричь купоны со смерти – это, простите, в высшей степени безнравственно. И уж совсем не по-русски и не по-христиански сводить счеты на похоронах: те пусть придут, а этих не пустим. Похороны – не митинг и не партийное собрание. Кстати, в новостных программах тех дней Владимир Яковлев, ярый противник и «гонитель» Анатолия Собчака, выглядел более растерянным и потрясенным его смертью, казалось, больше переживал, чем гневно «скорбящий» и обвиняющий Анатолий Чубайс.

И когда Владимир Владимирович Путин, в то время исполняющий обязанности президента, говорил, что оснований для юридических претензий к Собчаку не было, что следствие – политический заказ, что Собчака «затравили» – это тоже, мягко говоря, не совсем порядочно, потому что уж Путин-то лучше всех остальных знал, почему следственные органы проявили к деятельности Анатолия Александровича столь нескрываемый интерес.

И последнее. Выбранная Анатолием Собчаком и его окружением тактика – максимальное затягивание дела и раздувание скандала с «политическими гонениями» – для них была единственно правильной, если они хотели «сохранить лицо». Расчет на то, что власть должна скоро поменяться и у руля окажутся «свои люди», сработал. Когда меня уже фактически отстранили от руководства прокуратурой, произошли удивительные вещи: сотрудник прокуратуры полетел «беседовать» с Анатолием Александровичем в Париж. Никогда в моей практике такого не было – чтобы к человеку, который уклоняется от допроса, фактически скрывается, персонально, так сказать «на дом», посылали следователя! Причем эта поездка, насколько мне известно, была организована не на деньги прокуратуры, а на деньги МВД.

После этой поездки было принято решение о прекращении уголовного дела в отношении Собчака.

Я и сейчас убежден, что дело Собчака было прекращено незаконно и поспешно. Но теперь что об этом говорить!

Людмила Нарусова, воспользовавшись тем, что Скуратов впал в немилость у Кремля, развила бурную деятельность по очищению святого облика Анатолия Александровича от какого-либо пятнышка. Ко мне был предъявлен иск о защите чести и достоинства в связи с моим интервью «Комсомольской правде», где я сказал, что в деле Собчака следователи прокуратуры уже вышли на несколько эпизодов взяток и злоупотреблений служебным положением. Нарусова требовала опровергнуть и наличие «дела Собчака», и слова об эпизодах преступной деятельности. Районный суд как первая инстанция удовлетворил основные требования Нарусовой. Решающую роль в этом сыграло письмо, подписанное В. Путиным, где говорилось об отсутствии каких-либо претензий к Анатолию Александровичу. На суд письмо произвело большое впечатление, хотя по сути дела ничего не значило, так как претензии к Собчаку имела именно прокуратура.

Я уже не надеялся на объективное рассмотрение этого дела, когда, к моему удивлению, кассационная инстанция направила дело на новое рассмотрение.

Чтобы объективный читатель сам решил, кто был прав в этом споре, сошлюсь на фрагмент интервью газете «Московский комсомолец» за 3 октября 1998 года. На вопрос журналиста Собчак отвечает, что против него существует только «журналистское» дело, а никакого уголовного дела нет.

И ответ Э. Якубовского, заместителя руководителя следственной группы Генпрокуратуры: «Это неправда. Уголовное дело возбуждено 2 сентября этого года именно в отношении Анатолия Александровича Собчака. Возбуждено сразу по двум статьям: 170.2 УК РСФСР – «злоупотребление служебным положением при отягчающих обстоятельствах» и 290.4 пункт «г» – «получение взятки при отягчающих обстоятельствах»».

Добавить мне к этому больше нечего.

Назад: «Серый кардинал» прокуратуры

Дальше: Глава 7 Не «Мабетексом» единым…