Книга: Когда воскреснет Россия?
Назад: Стыдобушка
Дальше: Внемли себе. Записки смутного времени

Мелодия родины

И порядочному туристу, и командированному не каждый раз по приезде в столицу удается побывать в центре Москвы. Чего уж говорить про зачумленных челноков? У бывших инженеров и бухгалтеров, то есть нынешних безработных, так же, как и у заядлых демократов, физическая близость Кремля вызывает аллергию. Хотя и по разным причинам. Вот и я в кои-то веки вздумал сходить на Красную площадь.
Эх, лучше бы совсем не ходить! В метро и то приятнее, чем на поверхности. Правда, столичное метро тоже уляпано тошнотворной рекламой или электрифицированными плакатами вроде «Свидание с Америкой». Боже мой, сколько бумаги изводят, сколько киловатт-часов тратит Лужков на бездарную иллюминацию! Москва утыкана всякими дорогущими стендами, прибамбасами и церетелевскими чучелами, так полюбившимися бравому футболисту.
Москва стремительно изменила свой лик. Проворные банкиры не жалеют средств для своей помпезной архитектуры с башнями на крышах, с колоннами у подъездов. Приезжие губернаторы подозревают, что стоимость одного какого-нибудь банкирского дома равна расходной части иного областного бюджета.
Да, лужковская Москва задыхается нынче в змеиных объятиях закордонной и отечественной рекламы, а она, эта бумажная бестия, начиналась с вкрадчивых, почти стыдливых «купите себе немножечко «Олби». А с какой целью Лужков перерыл и перекопал всю Манежную площадь, словно решил до самой Америки докопаться? Что, разве иного места не было для всяких ларьков? С каких это рыжиков москвичей уже и с Новым-то годом поздравляют не по-русски, а по-английски? Но я не англичанец пока. И было просто стыдно ступить на Большой Москворецкий мост. И что это за монстр торчит впереди, рядом с Балчугом? Строит его почему-то канадская фирма, точно в России нет ни одного безработного… Вот уж поистине бетонное чудище перестроечной московской эпохи.
Архитектура жирных котов и банкирских бетонных лбов. То вкрадчивая, то громоподобная звуковая либо зрительная реклама жуликов, запущенных, вмонтированных прямо в сердце великого государства. Звуки, запахи, ритмы, цвета всего прогрессивного и не совсем прогрессивного человечества…
Пересилив физическую, а больше моральную усталость, вышел я к началу Большой Ордынки, свернул на Черниговский и с облегчением забрел в ампирный особняк Славянского фонда. И совсем неожиданно попал я в иной мир! Спокойный, близкий. Умиротворяющий и вдохновляющий мир истинно русской, а не американской жизни.
Мир, сошедший со слайдов Анатолия Дмитриевича Заболоцкого…
В одном из своих произведений, как бы мимоходом, Пушкин обронил гениальную фразу: «…Но и любовь — мелодия». Почему-то вспомнилась именно эта пушкинская фраза, когда я бродил по залам, где развешаны триста работ фотохудожника.
В свое время, занимаясь изучением народной эстетики, пытался я вникнуть в природу художественного образа. Конечно, эта самонадеянная попытка оказалась напрасной, потому что художественный образ не поддается рациональному изучению, научному постижению тоже он неподвластен. И до сих пор я с иронией отношусь к таким понятиям, как «искусство цирка», «художественная гимнастика» (бытует даже «художественный свист»).
Но вот в том, что существует искусство художественной фотографии, убедил меня не кто иной, как Анатолий Заболоцкий — кинооператор и чуть ли не единственный искренний друг покойного В. М. Шукшина. (В своих биографических данных он сообщает, что написал книгу воспоминаний о Шукшине. Где же она, эта книга?)
Выставка вызывает не только радость общения с художественными образами, но и требует размышлений. Вызывает много вопросов.
Лично я опять задумался о том, каковы, например, взаимоотношения хотя бы живописи и музыки, можно ли преобразовать зрительный образ в музыкальный или, наоборот, музыку превратить в живопись? Каковы взаимосвязи архитектуры, допустим, с балетом или драматической сценой?
Не менее интересна и тема документализма в искусстве.
Разумеется, фотография — это, прежде всего, документ. Как же документ становится достоянием искусства, на каком рубеже приобретает он эмоциональность и художественную силу? Некоторые пейзажные фотографии Заболоцкого я не променял бы на пейзажную живопись иного художника. То же самое можно сказать и о портретах современников, а также жанровых сценах или фотографиях, связанных с обычным семейным бытом.
Анатолий Заболоцкий умеет снимать то, что большинству людей невидимо и представляется малозначительным. Но ничто, ни хорошее, ни плохое, не ускользает от его объектива. Он полновластный хозяин объектива, а не прислужник его, техника служит ему, а не он технике, как это довольно часто случается с пошлыми авангардистами или скучными натуралистами.
Откуда, где, спрашивается, откопал он удивительную скульптуру Слободеева «Обнаженная»? Кто он такой, этот скульптор, жив ли и где живет, если жив? Заболоцкий не успокоится до тех пор, пока не выяснит. Так в свое время открыл он для себя и для многих скульптора Эрьзю.
Очень широко у Заболоцкого не только психологическое, но и чисто географическое восприятие Родины.
Не мешает поблагодарить Славянский фонд, возглавляемый В.М. Клыковым, за организацию этой выставки в такое безрадостное время, как нынешнее. У Москвы, слава Богу, есть еще люди, принадлежащие всей России, а не одному лишь Садовому кольцу, уляпанному всяческой красочной иностранщиной.
* * *
Профессору Казаку
Кельнский университет
Германия
Дорогой профессор!
К сожалению, я не смог поучаствовать в праздновании Вашего юбилея. Не знаю, дошло ли до Вас мое письменное поздравление, ведь со времени нашей встречи в доме среди полей мир сильно изменился. Мне кажется, что эти изменения произошли не в лучшую сторону. Наша с Вами беседа в просторном, похожем на рубку океанского корабля кабинете даже не предполагала, что мир так быстро и радикально изменится. Не знаю, как у вас, а у нас «демократы» не стесняются воровать письма, перехватывать телеграммы и прослушивать телефоны. Все это проделывают они не менее усердно, чем коммунисты в недавнем прошлом. Украдена сама возможность передвижения (для того, чтобы съездить из Вологды в Москву, только на железнодорожный билет мне надо потратить всю свою месячную пенсию).
Конечно, такие условия передвижения не относятся к архитекторам перестройки типа Черниченко, Евтушенко или нашего «лучшего немца» (мне представляется, что ваша страна сделала ошибку, давая звание «лучшего» Горбачеву. Надо было давать Шеварднадзе, у нас тут ходят слухи, что он немец по матери).
Впрочем, каковы были мои возможности передвижения и при коммунистах, Вы знаете не хуже меня. Помнится, будучи членом Верховного Совета и даже членом ЦК, я официально выразил просьбу на 3–4 дня слетать в Берлин на церемонию воссоединения Германии, коему воссоединению я искрение сочувствовал. И что же? На моем заявлении А. И. Лукьянов (лучший спикер тогдашней Европы) сделал отрицательную резолюцию. И сам вскоре оказался в тюрьме. Европа не заступилась за своего лучшего спикера. Та же история произошла с моей предполагаемой поездкой в Хельсинки (как член аграрного комитета я пытался изучить финское земельное законодательство). Поездка эта тоже не состоялась из-за тайных интриг будущих уже весьма активных «демократических» сил.
Так что в Европу съездить нашему брату почти невозможно, как раньше было, так и сейчас.
Что же побудило меня написать Вам? Поводом к письму, дорогой профессор, явилось мимолетное сообщение в нашей насквозь «демократической» печати о том, что Гюнтер Г расе написал новый роман, что в споре с критиками он говорит о своем отрицании цензуры мышления. В том же заявлении он сетует на отсутствие у немецкой нации стремления к единству.
Мне показалось несколько странным последнее утверждение Гюнтера Грасса. Как же так? Германия объединилась, руины Берлинской стены стали музейным явлением, а он говорит о нации, не очень желающей государственного единства. Не могу же я считать Горбачева, Шеварднадзе и Яковлева главными патриотами современной Германии? А Вы, профессор, что думаете на сей счет?
Но главной причиной моего обращения к Вам явилось мое тягостное душевное состояние, вызванное натовской войной против православных сербов. Взрываются бомбы летящие на Папе и сербские кварталы Сараева, гибнут дети, женщины, старики. Профессор, сможете ли Вы убедить меня в том, что это не третья мировая война?
Позвольте задать Вам и еще несколько вопросов, связанных с нынешней обстановкой в Европе.
Если Варшавский Блок давно не существует, то против кого вооружаются натовские подразделения? Для чего вообще народы США и Европы содержат НАТО? Почему в межэтническом балканском конфликте Европа и ООН обвиняют только одних сербов? И почему НАТО бомбят одних сербов? Или они думают, что горящий костер можно погасить горючей жидкостью? Почему Германия снова поддерживает последователей гитлеровского приспешника Павелича, уничтожавшего евреев и сербов?
Эти вопросы я задаю именно Вам, так как знаю Вас давно и лично общался с Вами. Мне не понятно поведение всей европейской общественности, когда снова гибнут мирные жители, как это было в 1941—45 годах. Почему молчат лучшие люди немецкой нации, писатели, наследники великой европейской культуры и философии? Хотя бы и тот же Гюнтер Грасс? Услышать бы, что он думает по поводу натовских бомбежек и грохота пушек, отлитых на немецких заводах.
Впрочем, молчит не один Грасс, молчат и Ханке в Австрии, и Айрис Мердок в Англии, и Маркес, спрятавшийся на острове Куба. Кто же напомнит натовским генералам древнейшую библейскую истину: «Взявший меч, от меча и погибнет»? Неужели писатели мира верят вселенской лжи о кровожадности сербов и дикости русских? Неужели они согласны с политикой Ширака, Мейджора, Коля да и самого Клинтона относительно сербов и всей Восточной Европы? (Если все это так, то говорить нам действительно не о чем.)
Я обращаюсь к Вам, профессор, потому что знаю Вас как объективного ученого и писателя, благожелательного к русской культуре вообще и современной русской литературе в частности. Скажите мне, что думают немцы? Пользуясь возможностью говорить с Вами, я скажу Вам, что думают русские по поводу натовской войны, открывшейся на Балканах. Они (русские) думают, что, во-первых, Европа в очередной раз их обманула, поддержав денежно и морально нынешний антинародный и антигосударственный российский режим. Во-вторых, русские обвиняют не только одни США, но и Францию, и Германию. Уже есть в России люди, которые еле сдерживаются, чтобы не говорить о рецидивах гитлеризма и даже тевтонизской спеси. Я не отношусь к таковым, но многие люди моего круга недоумевают при виде тех действий Германии, которые рано или поздно принесут вред самой Германии, самой немецкой нации. На наш взгляд, вы, немцы, действуете неразумно, посылая своих солдат на Балканы. Натовские «Фантомы» и «Торнадо» бомбят сербские города. Неужели немцам не приходит в голову, что бомбить города и поселки опасно для самих немцев? И кто гарантировал немцам (да и французам, и итальянцам), что на Кельн, на Париж, на Рим не будут падать такие же бомбы? Таких гарантий, профессор, на мой взгляд, никто Европе не может дать…
Сейчас, когда я пишу эти строчки, канцлер Коль разбирает свой чемодан под ельцинским кровом в поселке Завидово. Он только что прилетел в Москву. Мне не известно, о чем они будут говорить, но я точно знаю, что Россия рано или поздно освободится от «лучших» немцев, от своих государственных предателей, с которыми сдружились Коль с Кинкелем, да и сам главный шеф НАТО господин Клинтон. Когда в России будет свое, непредательское правительство, она, Россия, снабдит православных сербов радарами и ракетами земля-воздух. Промышленность России разрушена еще не до конца. И тогда ваши «Торнадо» вместе с мальчиками из парижских и кельнских предместий один за другим будут падать в адриатические пучины…
Разве сами немцы уже не чувствуют опасности? Или они опять решили окончательно расправиться с европейским славянством?
Я не пугаю Вас, профессор (Вы знаете это), и не блефую. Я просто вижу, что логика развития событий приведет именно к такому финалу. Похоже на то, что иные европейцы уже похоронили Россию. Но за что Европа так ненавидит русское и сербское православие, почему она так упорно борется с нами? Это не мудро, это гибельно для вас… Вы еще во времена Канта олицетворяли Россию как медведя (по-славянски это тот, который «ведает мед», не знаю, что значит Beer по-немецки). Но Европа забыла одну простую истину: медведь никому не грозит, если он не ранен. Если он ранен, то он опасен!
Или Европа в плановом порядке решила добить медведя? Но это ведь и совсем уже не мудро… Вы знаете профессор, чем заканчивается подобное планирование. Скажу Вам, что в моей деревне обе последние мировые войны люди называют «германскими». Первая германская, вторая германская. Неужели действительно идет и третья? В первой мировой моя деревня потеряла всего трех или четырех мужчин. Со второй мировой не вернулось ни одного! И таких русских деревень тысячи! Все полегли, в том числе и мой отец.
Фритц Пляйтген, известный немецкий телевизионщик, дважды был в моей деревне, он делал документальные фильмы о России и так называемой перестройке. Он подтвердит, что от моей и вообще от русской деревни после второй мировой почти ничего не осталось. Неужели немцы радуются таким результатам?
Когда-то я говорил об этом с Гюнтером Герлихом. Мы общались с ним в Ростове — Вешенской во время писательских встреч с Михаилом Шолоховым. Общались через посредство переводчика Миши, который нынче руководит какой-то довольно серьезной сионистской организацией (впрочем, я не уверен, может быть, он уехал к вам или в Израиль). У меня осталось стойкое ощущение, что переводчик переводил не все, о чем мы толковали с Герлихом. (Кстати, передайте Гюнтеру Герлиху поклон, если он жив и если у Вас будет такая возможность). У нас с Валентином Распутиным есть еще один знакомый профессор, в Дортмунде, но я боюсь обременять Вас излишними поручениями. Достаточно будет и того, что я получу письмо с Вашими размышлениями. И если третья мировая война еще не идет, то что делать, чтобы остановить ее приближение?
Почему молчит общественность Европы, почему жмурят глаза лучшие европейские умы? Словно кошка, когда тянется лапкой за лакомым куском. Или уподобляются они страусу, прячущему голову в песок, чтобы не видеть приближения опасности.
Молчание народов Европы при виде начала войны равносильно нравственной безответственности. Вы должны знать, профессор, что Павелич, как заноза, навсегда остался в сербской народной памяти, как Гитлер. Нельзя пренебрегать этим вполне достоверным фактом! Остановите натовские бомбардировки! Утихомирьте попутно немецких руководителей типа Клауса Кинкеля, который недавно заявил в Минске, что «белорусское вхождение в состав России может осложнить создание европейской системы безопасности».
Кинкель так боится единства России, что совсем потерял голову. Ему мерещится великая разница между белорусами и русскими…
Жду от Вас, господин профессор, ответа на мое письмо желательно публично, хотя я и не верю в порядочность как ваших, так и наших средств информации.
С уважением В. Белов.
1995
* * *
Профессору Казаку
Кельнский университет
Германия
Господин Казак!
На мой взгляд, Ваше письмо, опубликованное газетой «Труд», поставило под сомнение пользу и необходимость публичной полемики… Мое уважение к Вам и в Вашем лице к представителям немецкой интеллектуальной элиты сильно поколеблено, поскольку Вы не ответили на мои вопросы. Вы уклонились от разговора, касающегося Сербии и участия немецких летчиков в бомбежках суверенных государственных территорий.
Ваши обвинения в мой адрес несправедливы и бездоказательны. Вы, по всей вероятности, игнорируете опасность нынешнего международного положения не только России, но и Германии.
Тем не менее, я желаю Вам личного благополучия.
1995
Назад: Стыдобушка
Дальше: Внемли себе. Записки смутного времени