20
Утро чудесное-расчудесное, а Руцкой приехал в аэропорт ужасно злой. В Исламабаде совершенно дикое, беспощадное солнце; в Лахоре, столице Пенджаба, где Руцкой встречался с моджахедами, было еще страшнее: сорок четыре градуса в тени.
Гульбельдин Хекматьяр разыграл перед русскими мерзкий спектакль — настолько мерзкий, что Алешка даже пожалел Руцкого.
За страну обидно, слушайте!
Политика нельзя уничтожать. Тем более — Руцкого, только что прошедшего Афганистан.
В истории афганского плена будущего вице-президента России были свои тайны. На самом деле плен Руцкого был не афганским, а пакистанским. Руцкой — так случилось — ошибся страной, не туда залетел (мягко говоря) на своем штурмовике. Его сбили войска противовоздушной обороны Пакистана. Приземлился он аж за Парачинаром, в ста шестидесяти километрах от границы, где Руцкого подобрали боевики Хекматьяра (здесь была их база).
Увидев приближающихся моджахедов, Руцкой тут же отдал господину Сабаиду, полевому командиру, свой пистолет с полной обоймой патронов.
Командующий армией Борис Громов мгновенно связался с Язовым, а Язов — с Шеварднадзе.
За Руцкого были выделены «отступные» (международный скандал Язов распорядился погасить любой ценой ).
Посол СССР в Пакистане Якунин и военный атташе Белый передали Хекматьяру боевую технику (несколько бронетранпортеров), миллион долларов наличными и — Хекматьяр очень просил — новенькую «Волгу» в черных тонах.
«Он, сука, по горам на ней скакать будет!» — выругался будущий вице-президент.
За ночной полет в Пакистан (ничего ошибочка, да?) Руцкой ходил под статьей — пятнадцать лет тюрьмы.
Советской тюрьмы и (столько же) пакистанской. А как? Незаконное пересечение границы да еще и (штурмовик!) с оружием в руках. Командарм Борис Громов по-доброму относился к Руцкому. Да и кому был нужен, спрашивается, международный резонанс: если в плен (на территории мирной страны, члена ООН) попадает заместитель командующего воздушной армией, который… всего-навсего… перепутал границы, оргвыводы неизбежны.
Прежде всего для Громова, кстати говоря.
Президенту СССР полет Руцкого был представлен следующим образом: спасая боевую машину, подбитую моджахедами, полковник Руцкой совершил подвиг, достойный Звезды Героя. Хекматьяр был до такой степени потрясен мужеством русского летчика, молодого человека, что уже через несколько дней лично переправил его в Советский Союз.
Разве мог представить Гульбельдин Хекматьяр, будущий премьер-министр Афганистана, что этот тридцатидевятилетний полковник, трясущийся от страха, через семь лет будет всенародно избран вице-президентом России?
На самом деле визит Руцкого на Ближний Восток носил исключительно рекламный характер. Переговоры с моджахедами проходили в главном штабе пакистанской военной разведки.
Руцкого интересовали пленные. По данным штаб-квартиры в Ясенево, в афганском плену по-прежнему находились почти шестьдесят бывших советских солдат и офицеров.
Какие пленные! Это были не пленные, а предатели — те, кто убежал к моджахедам с оружием в руках, сдавая (случалось и такое) целые бригады. Только в списках Ясенево, внешней разведки, все они проходили именно как пленные. Тех ребят, кто — …всякое случалось… — действительно попадал в плен, моджахеды убивали: эти бойцы сразу становились проблемой. Они не принимали ислам (как требовали моджахеды), поэтому их судьба решалась мгновенно — пулей.
Но в афганской войне не было пленных, в афганской войне все герои, все до одного, так решил Андропов, поэтому в списках Ясенево и не оказалось этой графы «предатели».
Руцкому очень хотелось поднять свой международный авторитет. Вернуть хоть кого-то из них в Москву, показать всем, показать России, что он, Руцкой, спасает человеческие жизни — да, это уровень, конечно, это новые — и немалые политические очки!
Через посла Пакистана в Москве Хекматьяр передал Руцкому, что он готов отдать России трех человек — бесплатно.
На тот случай, если деньги все-таки понадобятся, в самолете находился некто Белкин — бизнесмен, близкий к Руцкому. Жаль, конечно, что Юзбашев отказался, не поехал, но Белкин справится, талантливый малый! С перспективным мышлением!
Как же не хотел Борис Николаевич, чтобы Руцкой встречался с моджахедами… «Надо сосредоточиться на решении внутренних вопросов!» — начертил он резолюцию на его докладной. И вдруг — совершенно неожиданно — сам отправил его на Ближний Восток.
Руцкой верил в политический успех.
…Эх, Алешка, Алешка, дурачок из Болшево, — догадал же его черт столкнуть (лицом к лицу) двух злейших врагов, Хекматьяра и Раббани, лидера бадахшанских моджахедов, объявившего себя наследником покойного шаха.
Они ненавидели Амина, Кармаля, Наджибуллу, всех… но еще больше они ненавидели друг друга: Афганистан — богатая страна, большие богатства, как известно, не делятся.
Пока Руцкой ланчевал, Алешка подошел к Раббани, договорился об интервью, но вдруг прошел слух, что приехал Хекматьяр.
Алешка тут же оставил Раббани в библиотеке и бросился на улицу:
— Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! Два слова для крупнейшей русской газеты!
— О\'кей! — улыбнулся Хекматьяр.
— Тогда в библиотеку… — предложил Алешка. — Там один ваш товарищ уже дожидается…
Увидев Раббани, охранники Хекматьяра выхватили оружие…
Красавец Хекматьяр, один из самых образованных людей Востока, был легендой Афганистана. Бандит, ученый-историк, журналист, крупный политик — человек XXI века. Среди журналистов ходили слухи, что Хекматьяр импонирует Бушу, что в борьбе моджахедов с моджахедами ЦРУ Америки главную ставку делает сейчас на Хекматьяра…
«Неужели правда, что американцы через какой-то фонд финансировали Ельцина, его предвыборную кампанию?» — эта мысль не давала Алешке покоя.
«Разведаю, — усмехнулся он. — Обязательно разведаю у Бурбулиса…»
Да, ошибся Юрий Владимирович Андропов, ошибся: если и нужно было менять Амина, то не на Кармаля, конечно, — на Хекматьяра.
Этот человек с удовольствием продал бы душу кому угодно, если не ЦРУ, так КГБ, какая разница?
Андропов ошибся не только с Кармалем — он вообще ошибся, ибо главной причиной афганской были не американские ракеты, конечно, главной причиной стали наркотики.
Афганский героин здорово потеснил (на подпольных рынках) Колумбию; объемы продаж упали повсюду, особенно в США.
Андропов об этом не догадывался. Советская разведка не интересовалась наркокартелями, не было в СССР этой проблемы: наркотики, кокаин и героин. А раз нет проблемы — значит деньги не выделялись. Зачем же, спрашивается, пускать деньги на ветер?..
Отсюда и война, вот как бывает: советские снаряды били прямой наводкой в том числе и по героиновым полям.
Мы добьемся мира, даже если нам, Советскому Союзу, придется воевать!
Если бы Андропов понимал, что на самом деле это одна трансконтинентальная мафия поставила целью расправиться (руками советских ортодоксов) с другой мафией… — если бы Андропов это понимал! Ну зачем, спрашивается, так уж бояться американских «стингеров», если Турция, член НАТО, ставит «стингеры» вдоль всей границы с Советами?
Юрий Владимирович полностью доверял советской резидентуре в Кабуле. В каждой шифровке: Амин — предатель, Амин — предатель, американцы наводняют Афганистан своим оружием и т. д. и т. п. Тайная (однодневная) поездка Андропова в Кабул только укрепила его, увы, в мыслях об «ограниченном контингенте». Он сразу убедил в необходимости ввода войск Брежнева и Устинова, своего друга, а Громыко всегда был на стороне руководства страны!
Долго, очень долго Андропов сидел на большом-большом камне… Чудный открывался вид: кривые серые горы, торчащие как палки, дворец Амина, словно большая белая жемчужина у черных скал, и огненно-красное солнце, ползущее куда-то за горы.
О чем там, на горе, столько часов размышлял генерал армии Юрий Андропов, всесильный член Политбюро, будущий Генсек, неузнаваемо загримированный еще в самолете… Кто это мог бы знать кроме него самого?
Колумбийские наркобароны — победили.
Через неделю диверсанты из «Альфы» штурмом взяли дворец Амина, где, к слову, лифт уходил на несколько этажей ниже земли.
Один из «альфовцев», полковник Михаил Романов, лично расстрелял Амина и его любовницу, супругу местного министра, выскочивших из постели.
«Альфа» перебила почти всю охрану Амина, хотя охраняли его в том числе и советские ребята, тоже сотрудники КГБ.
Штурм есть штурм — никакой утечки, заранее убранных караулов.
Андропов боялся предательства, поэтому свои с ходу, в упор, убивали своих же.
Услышав из уст умирающих «аминовцев» отборной русский мат, один из «альфовцев» попытался покончить с собой… Остановили, спасли, но парень в конце концов сошел с ума.
Через Тургунди и Соланг в Кабул вошли советские войска.
…Какие пленные?.. Высокий гость должен знать: у господина Хекматьяра нет пленных, потому что господин Хекматьяр друг всех мусульман! Но среди тех, кто действительно совсем-совсем не хочет жить в России… да, среди этих людей есть бывшие советские солдаты и офицеры. Они вряд ли вернутся в Россию, потому что они Россию совсем-совсем не любят.
Значит, тему «пленных», господин вице-президент, надо закрыть раз и навсегда: командир Хекматьяр из уважения к господину Руцкому обещал доставить в Лахор троих человек (вице-президент должен лично убедиться в том, что эти люди не желают возвращаться в Россию), но привез только одного — младшего сержанта Николая Выродова, перешедшего к душманам 29 августа 1984 года.
Только один? Выродов? Кто такой? Впрочем, тоже удача! Руцкой был уверен, что он может убедить кого угодно в чем угодно, тем более молодого парня, пусть даже с такой говорящей фамилией!
Выродов так Выродов, ради бога!
Никто не забыт, никто, — Россия ждет своих сыновей!
Привели Выродова. Догадаться, что этот несчастный молодой мужичонка в чалме, в чистых белых одеждах, с козлиной бородой и мутными глазами… русский человек… — да кто в это поверит, слушайте!
— Коля! — Руцкой сразу схватил его за руки. — Рви, домой, сынок! Самолет стоит, тебя ждет! Завтра, брат, маменьку увидишь! Страну, Коля, не узнаешь! Ты ж не ведаешь, поди, какая у тебя маманька, как ждет-она-тебя-убивается, ночи напролет не спит, все рыдает… рыдает… с фотографией твоей ходит… — она была у меня в Кремле на прошлой недельке, рыдала, сердечная, все время рыдала, только о тебе и говорила…
Про «маманьку» Руцкой загнул, разумеется, — для убедительности.
Хекматьяр кивает головой:
— Поезжай, дорогой. Если захочешь — завтра же вернешься!
Выродов испуганно смотрит на Руцкого:
— Спасибо, господин. Мне и здесь хорошо, господин, мне здесь очень хорошо, меня не обижают, меня кормят!.. Я живу с именем Аллаха, я принял ислам, господин! Я каждый день учу язык, господин, я каждый день много-много часов учу язык. У меня скоро свадьба… Мой повелитель, командир Хекматьяр, был так добр, что привел мне красивую невесту… ее зовут…
Выродов смешно тряс бородой, она свисала чуть ли не до колен, хотя мусульмане никогда не опускают бороду ниже сердца.
Он говорил как плакал, тихим-тихим голосом, и все время кланялся всем подряд — Руцкому, Хейкматьяру, всем…
— Да какая еще свадьба, Коля! — разозлился Руцкой. — Ты ж русский! Наш! Ты ж из махновской области! Вспомни Родину! Бабий Яр! Ты ж из-под Киева, матери нашей… всех городов…
С чего вдруг Руцкой вспомнил про Бабий Яр, он и сам не знал.
— Главное, парень, не бойся! Я, как и ты… родной… был в плену у господина Хекматьяра, п-получил за свой… п… подвиг звезду Героя! Вот как! Меня Родина не забыла и тебя, видишь, не забывает. Я ж из Москвы за тобой прилетел!
Хватай невесту — и полетели, брат… С маманькой ее познакомишь… по христианскому обычаю… Папаня живой? Вишь, как хорошо! Свадьбу в Москве сыграем! С колоколами! Тетки с лентами! С шампанским! Все величественно… это же семья новая! Представь: завтра, рано утром, мы пойдем с тобой на Красную площадь! Хочешь — в Исторический музей заглянем, потом берешь, Коля, мою машину с мигалками, на Ленинские Горы смотаешься! А можно и в баньке попариться… сорганизуем, чего уж там!..
В Москве хорошо сейчас, тихо, снег уже лежит, ты, брат, сколько лет снега не видел, говори!
А какие девчонки сейчас банщиками работают… — о!
Выродов молчит, не реагирует совершенно, только качает головой из стороны в сторону…
— Ну, Николай?
Такое впечатление, что он под кайфом.
— Нет, добрый господин. Я никуда не поеду.
— Еш-ще как поедешь! — Руцкой шутливо погрозил ему пальчиком.
— Нет.
— Хватит дурака валять, Николай. Главное, не бойся!
Выродов качает головой:
— Никуда не поеду.
— Да почему?!
— Мне и здесь хорошо, господин. Я учу язык, меня не обижают…
— Да на хрена ж тебе язык, — взорвался Руцкой. — На хрена, брат! Дома лучше! Дома всегда лучше! Смаманькой! И не бойся ты! У тебя ж не вся жопа засрана!..
— А мне здесь хорошо… Очень нравится… У вас там нет господина Хекматьяра.
Выродов отвел глаза.
Говорить было не о чем.
Руцкой заметил, что Хекматьяру переводят каждое слово.
…Над головами плавно крутились вентиляторы, но в комнате все равно было ужасно жарко.
Алешка вышел на свежий воздух, во двор: красота, много-много зелени, прямо из-под земли мощной струей бил гигантский фонтан.
Дорогое это удовольствие, наверное, подумал Алешка, — фонтаны в Пакистане…
Как под таким солнцем люди живут, а?
Оставшись ни с чем, точнее — ни с кем, Руцкой проклинал всех: моджахедов, Хекматьяра, пакистанскую военную разведку, своего помощника Федорова в даже посла Якунина.
Как важно, черт возьми, вернуть в Россию хоть кого-то из пленных, продемонстрировать свой международный авторитет… — как это важно!
Руцкой только что опозорился перед Ельциным и перед журналистами (то есть перед всеми) со зданием книгохранилища в Москве, на Профсоюзной улице. Пятьдесят тысяч квадратных метров — здание стоит недостроенное, фактически брошенное, Руцкой вызвал Полторанина (это его ведомство), показал ему пальцем на бизнесменов, которые очень хотели бы недострой забрать.
Так Полторанин разорался, сукин сын, вылез из-за стола, который был торжественно накрыт, доложил обо всем Ельцину и созвал пресс-конференцию!
Вице-президент занимается бизнесом, лоббирует бизнес… — куда это годится?
Руцкой огрызался, твердил о провокациях, об очернительстве, но ему никто не верил…
Вылет из Исламабада был назначен на восемь тридцать утра: самолет летел теперь в Афганистан.
Руцкой выглядел так, будто на него всю ночь безжалостно гадили мухи: злой, плохо выбритый, уставший: поездка потеряла смысл!
Девушки в галабиях надели на Руцкого венок из живых цветов. Венок болтался у него на шее как спасательный круг. Такое ощущение, веселился Алешка, что Руцкой приплелся на собственные похороны!
— Господин вице-президент! Господин вице-президент, задержитесь!..
По летному полю летел маленький толстый человек. Со стороны казалось, он не бежит, а катится колобком, причем катится так, что не может остановиться…
— Господин вице-президент… одну минуту, всего минуту!
Как же это здорово, черт возьми, что моджахеды ненавидят друг друга!
Узнав, что Хекматьяр отдает Руцкому пленного солдата (подробности были тайной), господин Раббани ответил тем же: по его распоряжению в Пешеваре тут же нашли какого-то туркмена из России, сейчас его доставят в Исламабад, и если господин вице-президент не против, туркмен вернется в Россию.
Ну есть же счастливые дни! Вылет задержали на два с половиной часа. Руцкой тут же приказал вызвать в аэропорт всех журналистов, аккредитованных в Исламабаде — российских и зарубежных, потом поднялся в самолет — хоть немного поспать.
Алешка схватил такси, смотался в город, купил рюмки из оникса. Два с половиной доллара набор — красота!
Да, что ни говори, а Руцкой — мужик фартовый! Попал в плен — получил Героя. Стал депутатом — пожалуйста, Ельцин делает Руцкого вице-президентом с правом исполнять обязанности руководителя России в случае его болезни или других обстоятельств…
Умный человек не делает все ошибки сам. Он все-таки дает шанс и другим. Руцкой никому не оставлял такого шанса.
Стоп, стоп, стоп… — вроде бы начинается!..
Алешка кинулся к самолету.
Что творилось на летном поле… — о! Все как-то сразу забыли про жару, про пыль — да обо всем; журналисты из Европы и Америки: Би-би-си, Си-эн-эн, «Deuche Welle» локтями отталкивали друг друга. Каждому хотелось быть поближе к Руцкому, который — в ожидании господина Раббани — стоял в центре ковровой дорожки, по-богатырски сложив руки на груди.
Туркмен оказался какой-то странный: Раббани тащил его за руку, а туркмен упирался как мог, лизал Раббани руки, усыпанные перстнями, и что-то лопотал по-своему.
— Хабибула, сын Барбакуля, — торжественно отрекомендовал его Раббани. — Забирайте, ваше высокопревосходительство!
Самолет прогревал моторы. Гаджиев, переводчик Руцкого, попытался что-то ему сказать, но Руцкой отмахнулся от Гаджиева как от назойливой мухи.
Он влюбленно смотрел на туркмена, который, как выяснилось, совершенно не понимает по-русски.
— Слушай, че этот малый орет, а? — Алешка подошел к Гаджиеву.
— Да странно все… Говорит, бл, через неделю обратно вернется…
Увидев телекамеры, Хабибула, сын Барбакуля, закрыл лицо руками.
— Забирайте, ваше превосходительство, — улыбается Раббани. — Дарю!
Руцкой величественно подошел к Хабибуле и развернул его за плечи к камерам:
— Не плачь, Хабибула, не плачь! Я, как и ты, брат… — Руцкой смотрел только в объективы телекамер, — пережил весь ужас афганского плена. Сейчас все позади, Хабибула! И вот ты летишь на родину, где тебя встретит новая Россия и где тебя ждут не дождутся твои маменька с папенькой! Я их хорошо знаю, Хабибула, особенно маманьку, чудная женщина, она недавно рыдала у меня в кабинете, в Кремле, портретик твой приносила! Не расстается с портретиком! Ходит с ним как с иконкой, волнуется за тебя… — вот так, сынок! И родина, брат, встретит своего Хабибулу как национального героя, так встретит, Хабибула, как раньше встречали мужественных покорителей космоса, потому что ты, Хабибула, настоящий воин и патриот.
На аэродроме воцарилась торжественная тишина.
Туркмен Хабибула глядел на Руцкого с ненавистью.
Руцкой поразил Алешку — настолько эффектно он говорил. Рядом с Алешкой переминались с ноги на ногу немцы из «Deuche Welle», они ни слова не знали по-русски, но слушали Руцкого, затаив дыхание, такая энергия была в его словах!
— Пройдут годы, Хабибула, — спокойно продолжал Руцкой, — и ты… чем черт не шутит… напишешь об Афгане большую книгу. О всех своих… подвигах, обо всем! Она, эта книга, быстренько обойдет весь мир, станет национальным бестселлером, потому что даже американцы, Хабибула, ничего не знают о том, как мы сражались с тобой в горах Гиндукуша, штурмом брали Хост, налаживали там, в Афгане, счастье и мир…
Но вот, дорогой Хабибула, прошли годы, ты вырвался из застенков, ты победил смерть! Россия, сынок, за это время тоже воспряла духом, скинула со своих плеч тоталитаризм, поэтому нашей боевой родине, Хабибула, сейчас как никогда дорог каждый человек, каждый русский, каждый узбек… то есть туркмен, — все дороги! И я, Хабибула, как должностное лицо, как вице-президент новой России, лично приехал за тобой в Исламабад. От имени российского руководства я сердечно благодарю господина Раббани за эту гуманитарную акцию и передаю всем лидерам оппозиции большой привет от Президента России Бориса Ельцина!..
Руцкой взмок, пот лился с него ручьем. Он, конечно, тоже волновался, но вида не подавал!
Одних только телекамер на летном поле было штук двадцать.
Расстались по-братски. Руцкой обнял Раббани и пригласил его «хоть завтра» посетить с визитом Российскую Федерацию.
А Хабибула — и впрямь странный… Одет как Гаврош, не в себе парень, это видно, дурковатый какой-то, специфический: вошел в самолет и как загорланит вдруг песню! На весь салон!
Алешка и Гаджиев переглянулись.
— На радостях, видно, — пояснил Андрей Федоров. — А ва-ваще странно, пацаны: если этот хер ни бельмеса по-русски, как же он, бл, в Афгане воевал? А? Он что, команды получал через личного переводчика, так что ли?
Белкин торжественно вручил Хабибуле две тысячи долларов — на новую жизнь! Увидев доллары, Хабибула тут же спрятал их за пазухой. Теперь он все время озирался по сторонам, боялся, видно, что их отнимут…
Стюард подал Хабибуле котлету по-киевски. Услышав, как Хабибула чавкает, Алешка вежливо попросил — приказал:
— И мне такую же. Пожалуйста…
Самолет набрал высоту. Федоров открыл бутылку коньяка:
— Ну что, коллеги, за успех? За Александра Владимировича?..
Везет, везет Руцкому, все время везет…
Умяв котлету, Хабибула отвернулся к окну. Алешка догадался, что самолет для него в диковину.
Зина, стюардесса, поставила перед Алешкой подносик с едой. Через дверь неожиданно заглянул Руцкой:
— Чтой-то ты в одну харю жрешь?
— Простите, Александр Владимирович… — покраснел Алешка.
— Кушай, кушай, я шучу…
Руцкой и Федоров ушли в президентский салон.
«Вся Россия — казарма», — говорил Чехов…
Если парень — ни слова по-русски… действительно: как же он воевал… а?
Алешка достал диктофон, и они с Гаджиевым уселись рядом с Хабибулой.
— Скажи, дорогой, ты когда в плен-то попал?
Хабибула удивленно посмотрел на Алешку:
— Какой плен?
— Ну, к Раббани — в застенки? К господину Раббани.
— А!.. В восемьдесят девятом.
— Когда, Хабибула?
— Год прошел. Год назад, — Хабибула зевнул и отвернулся к окну.
Алешка переглянулся с Гаджиевым.
— Хабибула, война в восемьдесят девятом уже кончилась…
— Ага, кончилась, — согласился туркмен.
Нет, он Алешке не нравился, решительно не нравился!
— Какое у тебя звание? — спросил Гаджиев.
— Хурзабет.
— Какое, Хабибула?
— Хурзабет… — не понимаешь? — Хабибула тупо смотрел в окно.
Белкин заинтересовался и подошел поближе.
— Хабибула… не волнуйся… не волнуйся, пожалуйста, — Алешка нервничал. — Ты в каких войсках служил?
— Как в каких? — не понял Хабибула. — В наших!
— Пехота, авиация?..
— Да погоди ты… — Белкин пристально взглянул на Хабибулу. — Слушай, пацан: у тебя когда-нибудь красный советский паспорт был?
Хабибула вытаращил глаза:
— Чего?
— Паспорт!
— Какой паспорт?..
— Советский, блин. Красный!
— Так при Наджибулле ни у кого паспортов не было. Зачем паспорта?
Хабибула испытывал к Белкину абсолютное доверие.
— При ком, при ком?..
— Наджибулла. Шах!
— Да ты кто ж будешь?! — изумился Белкин. — Говори, сука!
— Я туркмен, — испугался Хабибула. — Афганский туркмен… Из Кабула я…
Первым очнулся Гаджиев, бросился вперед, в первый салон — к руководству.
А там идет кир! Руцкой, Федоров и новый товарищ Руцкого, журналист Иона Андронов из «Литературной газеты», не скрывавший, впрочем, свою работу в органах госбезопасности, отмечают (вовсю!) крупную политическую победу.
Алешка похолодел: вице-президент России везет в Советский Союз гражданина непонятно какой страны! Без паспорта! Без визы! Во Внуково-2 готовится торжественная встреча, и об этом уже сообщили все мировые агентства, причем по Си-эн-эн была прямая трансляция из Исламабада!
А у гаврика… этого… даже паспорта нет, и кто он такой, как его фамилия — никто не знает! Причем (самое замечательное) — ближайшая остановка в Кабуле, из которого человек, названный на аэродроме Хабибулой, сыном Барбакуля, рванул к моджахедам с оружием в руках!
На цыпочках подошел Саша Марьясов, полковник из Ясенево, трясущимися руками развернул списки:
— Вот же фамилия, вот… вроде бы похожая…
Руцкой долго-долго молчал, потом плюнул под ноги и ушел спать.
«Уволят Сашу», — догадался Алешка.
— Да, не того… везем, — подвел итог Федоров. — Обманули, гады…
Белкин отобрал у Хабибулы две тысячи долларов, хотя Хабибула — орал и сопротивлялся.
— Бузить будешь — наденем наручники, — предупредил Белкин.
Самолет приближался к Кабулу.
Утром, с похмелья, Руцкой поинтересовался, жив ли Хабибула, что с ним? Начальник охраны доложил, что в Кабуле Хабибулу сдали в Красный Крест, а вот жив ли он — никто не знает, не интересовались…
