И ГРЯНУЛ ГРОМ…

25 февраля 2004 года. Гром среди ясного неба в конце календарной зимы. Президент отправил правительство Михаила Касьянова в отставку. Как выяснилось чуть позже, «гражданская часть» кабинета министров, включая премьера, об этом шаге президента заранее не имела никакого представления. Президент обосновал отставку туманными комментариями, дескать: «…Я, Президент, имею право… Народ должен знать, с каким правительством, и с каким премьером я иду на выборы». Иначе говоря, Путин уверен в своей победе и просто хочет сократить время — не отправлять правительство в отставку после своего избрания, и получить его новый состав не раньше июня. Если же он объявляет имя нового премьера до выборов, то, тем самым обозначает новый «гарнитур кабинета». И он начинает работать значительно раньше. 29 февраля (год-то високосный), воскресенье, на часах 13.00, а в 18 часов, как пообещал Путин, он примет решение и страна узнает имя следующего премьера. Акт оглашения президентской воли состоится в Завидове. Позже сообщили: встреча с лидерами думского большинства президентом перенесена на понедельник, 1 марта на 12 часов дня. Я полагаю, президент и его консультанты хотели проанализировать шлейф политических манифестаций, которыми переполнен эфир и газетные полосы воскресного вечера. Кстати, если это так, то понять президента-разведчика можно. Его интересует, насколько разгадан его замысел. С другой стороны, он хочет утвердиться еще раз в своем отношении к СМИ, чтобы понять, велик ли их оппозиционный запал? А может быть замысел по-житейски прост: зачем «баламутить» в воскресенье? Кстати, оно значилось в православном календаре, как Касьянов день, и, возможно, Путин посчитал это не самой лучшей приметой. Так что, доживем до понедельника. А в понедельник Путин удивит. И удивил.

Теперь уже в Кремле собралось руководство парламентского большинства. И так называемый разговор с депутатами по формуле «Мы тут посоветовались, и я решил» — закончился весьма неординарным заявлением Путина. Президент назвал имя премьера; Михаил Ефимович Фрадков.

Что дальше? Ничего. Картина Репина «Не ждали». Все-таки у нас малопрофессиональное телевидение. Говорю это на правах и понимающего в нем, и умеющего его делать. Момент, когда Путин делал это заявление, общий план никому не нужен. Глаза и только глаза присутствуют, а затем уже лица крупным планом. Естественно, ничего подобного сделано не было. И ничего не оставалось, как попытаться извлечь остатки этого недоумения из глубины души тех, кто присутствовал на встрече в Кремле.

«Мини-толпа» единороссов продемонстрировала партийную и предвыборную дисциплину, воплощенную в девизе «Путин — наш президент», и в восторженном смятении «одномоментно» одобрила кандидатуру, предложенную главой страны. «Торг здесь неуместен. Решение очень удачное. Мы — за!»

Ранее никто из единороссов, да и не только они, толком-то даже не знали Фрадкова. А в самом деле, что спорить? Фрадков Михаил Ефимович, пятидесяти трех лет от роду, прошел неплохую чиновничью школу, хорошо образован, знает два языка: английский и испанский. Постигал школу управления еще в советских ведомствах. Был заместителем Петра Авена, когда тот возглавлял в правительстве Егора Гайдара Министерство по внешнеэкономическим связям. Затем был еще одним заместителем, теперь уже в Совете безопасности у Сергея Иванова. Потом поставили на налоговую полицию, которую в 2003 году упразднили. После чего был откомандирован в Брюссель в качестве нашего представителя в ЕЭС в ранге министра.

Иначе говоря, если подводить итог этому беглому анализу, как человек, что-то понимающий в аппаратной философии, рискну заметить, Фрадков — некая сила, постоянно сохраняемая в зоне активного действия. Так поступают, когда человека обкатывают на разных ролях, в силу чего он приобретает многофункциональные навыки. И это повышает его востребованность.

Это вполне профессиональный подход к формированию кадрового резерва первой линии. А тот факт, что Фрадков практически нигде не «светился», лишь подчеркивает фирменный стиль Владимира Путина в подборе кадров. И никакого отношения подобные шаги к закрытости политики не имеют. Путин так устроен: всякий шаг должен быть хорошо подготовлен, но сделан неожиданно. И это лишь добавляет ему ценности. Так у сил противодействующих упраздняется ресурс закулисных интриг, разрушающих любую идею до того, как ее заявили.

Несколько штрихов к предвыборной кампании 2004 года.

Где-то в конце того же февраля 2004 года я был приглашен на собрание сторонников «Единой России». Совещание проходило в помещении штаба правящей партии. Было человек сто. Смысл сбора очевиден: присутствующие должны были засвидетельствовать свою поддержку Владимиру Путину, вдохновленные этой идеей, разъехаться по регионам, и там создать некое магнитное поле «пропутинских» настроений на выборах.

Люди собрались разные: ветераны, отставные функционеры прошлых времен, ученые, реликтовые военные, деятели культу- ры, спортсмены, представители шоу-бизнеса. Я немного опоздал и устроился чуть сбоку, обнаружив свободное место. Как оказалось, никто не обсуждал никакой стратегии, а все выступающие клялись в верности президенту. Сначала меня это несколько озадачило своей очевидной прямолинейностью, похожей на раболепие, но затем я вдруг понял, что именно на этом, в общем-то, рядовом, совещании я постигаю проекцию будущего.

Председательствующий оглашал имена желающих высказаться, и те поочередно высказывались. Один из военных в чине генерал-полковника посчитал необходимым встать, несмотря на возрастной недуг. И одолевая старческую хрипоту, сказал: «Когда мы наступали на Берлин, мы были объединены одной идеей — победить и водрузить знамя нашей Родины над поверженным рейхстагом. Сейчас мы идем на выборы президента. И наша решимость должна быть такой же. Владимир Владимирович должен одержать победу, и эта победа должна быть сокрушительной. Я призываю всех (заметим, что в зале были только сторонники) проголосовать за нашего президента».

Следующий выступающий задал председательствующему риторический вопрос: «А почему мы не доверенные лица Владимира Путина?» Председатель стал что-то говорить о конституционных нормах, но, видимо, не очень убедительно. На что оратор заметил: «Кто лучше, кто хуже — покажет время. Я, все равно, считаю себя доверенным лицом нашего президента и буду действовать так, как положено доверенному лицу». Аплодисменты, поддержавшие оратора, были аплодисментами обиженного согласия: «Мы все, как один».

Представитель Карачаево-Черкесии назвал Путина — Орлом, а его конкурентов — мухами. И факт неучастия Путина в дебатах объяснил по-своему: «Орел мух не ловит. Орел парит в вышине».

Уже, казалось бы, порыв стал сходить на нет, заседали более полутора часов. Но председатель вроде как подвел черту и предоставил слово Валерию Богомолову, тогдашнему председателю политсовета «Единой России». Тот поблагодарил присутствующих за поддержку. Напомнил, что единороссы одержали бесспорную победу на парламентских выборах, стали фракцией абсолютного большинства в Думе, возглавили все думские комитеты. И было бы справедливо, если бы Владимир Владимирович Путин, а мы все считаем его лидером нашей партии, одержал значимую победу на президентских выборах, и долг каждого из нас внести личный вклад в эту победу.

После речи одного из главных партийцев все оживились, задвигали стульями. Регламент был соблюден. Все действо уложилось в два отведенных часа. Но неожиданно председательствующий призвал к тишине и сказал, что, хотя мы вроде как завершили свою работу, но наше счастье будет неполным, если не выступит трехкратная чемпионка мира по художественной гимнастике Алина Кабаева. Кабаева, девушка красивая во всех отношениях, сидела по левую руку от председательствующего. Она грациозно поднялась и сказала: «Я очень старательно готовилась к этому собранию и заучила свою речь, и даже несколько раз репетировала ее. Но сейчас я передумала, и скажу все своими словами. Мы очень любим нашего президента. И когда после очередной победы исполняется наш гимн, и поднимается наш флаг, мне кажется, что вместе с нами на пьедестал почета поднимается наш президент. И вообще, он очень спортивный человек и неслучайно, что именно при нем наш спорт стал подниматься. Мы знаем, что Владимир Владимирович каждый день тренируется по три часа. И его пример всем нам добавляет сил и уверенности. «Своими успехами, — сказала в конце своей трогательной «речи» Алина Кабаева, — я обязана не только президенту, но и моему тренеру».

После этих слов председательствующему ничего не оставалось, как попросить высказаться тренера Алины Кабаевой. Судя по всему, тренер Ирина Винер была готова к этому предложению. Она заговорила очень страстно и темпераментно.

«Спорт — это школа патриотизма, — сказала тренер, — и маленькие юные девочки, которые начинают заниматься художественной гимнастикой, через первые победы, гимн и флаг постигают любовь к нашей Родине. И неправы те, кто говорит, что у нас спорт погряз в проблемах, что он гибнет. Ничего подобного. У нас все хорошо. И мы всем устали говорить, что у нас все хорошо. И наш президент — замечательный спортсмен. Посмотрите, какая у него фигура! И когда он появляется где-либо, мы испытываем чувство гордости. Мы будем голосовать за него с чувством уверенности и радости».

Напротив меня в отдалении сидел режиссер театра «Ленком» Марк Захаров. На выходе мы оказались рядом. Чуть в нос (он видимо был слегка простужен), Захаров произнес «Я смотрел на вас, и мне показалась ваша улыбка задумчиво странной. Я бы даже сказал, вынужденной».

— Вы хотите сказать, что я улыбался через силу? Возможно, все силы уходят на поддержку нашего кандидата на выборах. А что касается улыбки, она финансируется по остаточному принципу, — ответил я.

Чего в этой встрече было больше? Желания вернуть прошлое? А может, чувства радости, что будущее стало для них узнаваемо? И их надежды обратились в плоть?

А спустя несколько дней в «Независимой газете» я прочел интервью Валерия Богомолова. Два момента меня заставили задуматься и опять вспомнить то недавнее совещание сторонников Путина.

Отвечая на вопрос о численности партии, Богомолов сказал, что число членов в ней «растет уверенными темпами», но «одновременно мы и чистим партию, мы исключили уже более 5 тысяч членов». И добавил: «Нельзя повторять тот абсурд, который был в КПСС».

И смех, и грех. Какого абсурда страшится Богомолов, он не сказал. Все партии клянут КПСС, но, даже не подозревая того, копируют ее в деталях. Деталь первая — партийная дисциплина. Именно в «Единой России» заговорили о том, что без партийной дисциплины нет успешной партии. И это не лишено смысла. Единое голосование в Думе. Это — что? Факт убеждения? Ничего подобного. Два лидера, оба из полувоенных систем. И дисциплина для них — привычная среда. Исключение несогласных членов из фракций, да и из партии тоже.

Деталь вторая. Для того чтобы удержать власть, надо эту власть повязать своим членством в партии. Партия большевиков создавалась снизу, и в этом была ее колоссальная сила. Низы выдвигали верхи, и они становились руководством партии, руководителями производств разного уровня. Таким образом, создавалась всепроникающая партийная сеть. Ныне все наоборот. В целях сокращения времени партии создаются сверху и до низов не доходят. Верхи двигаются относительно вниз по этажам власти. И там, в этом чиновничьем круговороте, обретают своих членов. Это партия чиновников всех уровней. Оказавшись на ее съезде, я пережил ощущение шока — ни одного человека не из чиновничьей среды.

Это партии вне народа, над ним, около него, но не в нем. Кстати, партиям это и не нужно, ибо увеличивает бремя людских забот. В силу такого состава партии крайне неустойчивы, так как чиновники меркантильны, и они готовы разделять и пользоваться удачами партии, но не делить ответственность за ее поражения. Поэтому они, предчувствуя возможную неудачу, за некоторое время до нее дистанцируются от партии.

Нечто подобное произошло и с партией «Отечество». Чиновники поняли, что против партии, на которую они рассчитывали, как открывшийся коридор во власть, противостоит вся мощь государственной машины, и стали поспешно покидать корабль, забыв о своих клятвах в симпатиях и любви к Евгению Примакову и Юрию Лужкову. Они поспешно меняли партийные «паспорта» и ставили в них штамп партии «Единство».

Я часто слышу заклинания: «Разве вы не знаете, что в КПСС вступали из карьерных соображений?» Знаем, и не только это. С того момента и началось крушение КПСС, когда количество вступающих в партию из корыстных соображений стало превышать число тех, кто вступал во имя идеи. Но идея была, этого не перечеркнешь. А сейчас? Корысть и только корысть. Причем, корысть «высокоранговая». В каких-то пределах потребность жизненной перспективы явление нормальное. Я поддерживаю ту или иную партию, потому что связываю с ней свои личные надежды, торжество моих интересов. Мы живем в атмосфере рынка и наши идейные взгляды претерпели материализацию. Теперь они называются не взглядами, а интересами.

Вопрос в другом: чьи интересы отстаивает партия? Здесь таится главная проблема: как партия реагирует на интересы подавляющего большинства? И еще: какое это большинство? Из кого состоит? Когда это большинство попросту бедных, с трудом сводящих концы с концами, сменивших свои знаковые профессии инженеров, конструкторов, слесарей, фрезеровщиков, учителей на племенной навык челноков — это не преуспевающие, а зацепившиеся за эту жизнь, уцелевшие в ней люди. Они висят над пропастью бедности, но, слава богу, не рухнули в нее. Но есть еще сверхбедные. А все вместе — почти 70 % наших сограждан, исключая детей. Так вот, партия, способная объединить такой электорат, всегда кипящий котел, с которым работать непросто, но сверхнеобходимо. И, естественно, задача власти не допустить подобного образования, расчленить его. На выборах именно это электоральное поле будет решать, если не все, то очень многое. Этот мир можно обмануть, как случилось в 1996-м, но большое заблуждение считать, что народ беспамятен.

Третья деталь. Потребность в партийной идеологии. Иначе говоря, то главное, что сделало партию большевиков правящей партией. С идеологией у нас никак. Чтобы выработать идеологию, нужен и разум, и навык и плюс к тому ядро ярких людей. Нынче в цене не разум, а хитрость. А все партии СПС, ЛДПР, КПРФ, «Единая Россия» и даже «Яблоко» мечтали стать правящими партиями. А иначе, зачем эти политические баталии — трата несметных сумм денег. Купля и продажа депутатов, министров, губернаторов, ментов всех званий, прокуроров, судей, таможенников, налоговиков. Зачем? Только во имя одного — стать партией власти. Как мы видим, желание единороссов, коммунистов, либералов, патриотов при якобы разнице взглядов едино — они хотят повторить опыт большевиков, а это непросто не по сути развития, а по сути властвования. Вот почему, господа, нельзя перечеркивать прошлое.

А тогда по весне 2004 года до выборов президента осталось меньше недели, а настроение — смутное. Или «муторное»? Уже ясно больше, никто кроме Ивана Рыбкина. «А кто это?» — может вдруг спросить Читатель на рубеже первого десятилетия XXI века. «Да был такой деятель смутного времени», — сам же себе вправе ответить Читатель, Так вот по весне 2004 года мне стало ясно: этот самый Рыбкин не снимет свою кандидатуру с дистанции выборов президента РФ.

СМИ теперь и в то далекое время начала нового века не были на стороне КПРФ. Они были на стороне правых. Ну, и что? Правые потерпели поражение, превосходящее неудачу коммунистов на выборах. Они проиграли парламент. Так что дело не в позиции СМИ. Дело в состоянии партии, ее стагнации и отсутствии сил внутри партии, которые могли бы проявить политическую волю и начать изменения политической сущности КПРФ, коррекцию ее идеологии.

Догматизм парализует партию. Если даже говорить о наследии марксизма-ленинизма, то это наследие многомерно.

26 марта 2004 года. Путин сдержал слово. После реформы правительства он обещал, спустя десять дней объявить новую структуру президентской администрации. Все случилось день в день, час в час. И даже тот факт, что президент в этот момент посещал Южный федеральный округ России, не помешал ему быть пунктуальным.

А теперь несколько частностей. Так получилось, что сразу после назначения нового премьера М. Е. Фрадкова я был участником традиционной «встречи премьера с народом». В роли «народа» выступали руководители СМИ. Конечно же, зовут «откушать». Обед в ИТАР-ТАСС. 11 марта 2004 года. Возвращаюсь на работу, в телекомпанию ТВ Центр.

Первый вопрос:

— Ваши ощущения от встречи?

Ответ:

— Когда я слушал Фрадкова, перед моими глазами был президент. Фрадков — это краска, штрих к портрету президента.

Чуть позже на одной из своих встреч с журналистами президент расскажет о своем восприятии Фрадкова, об истории их отношений. Истории, в общем-то, не было. Их отношения справедливо назвать отрывочными. Было восприятие. Сын Фрадкова — в питерском суворовском училище. И реакция еще не президентского Путина (времен его заместительства рядом с Собчаком): «Смотри-ка, все думают, как урвать, украсть, пристроить детей. А этот (не сказано вслух «еврей», но где-то внутри шевельнулось, разумеется) выбирает для сына несветскую, по нынешним временам, судьбу, судьбу офицера». И через паузу — вздох: «Уважаю!!!»

Еще что-то о Брюсселе. Еще что-то о налоговой полиции. А впрочем, я не прав — о налоговой полиции ничего.

Итак, Фрадков. Достаточно располневший, с чувством юмора человек. Этакий, олимпийский мишка, крайне словоохотливый, а точнее многословный. Не иначе брюссельская школа. Они там, в ЕЭС все непозволительно говорливые. Очень хотел понравиться журналистам. На любой вопрос отвечал моментально, не задумываясь. Заметив, что многословность в ответах не нравится журналистам, сделал уточнение: «В интервью я буду более кратким». Рассказываю, что задал будущему главе внешней разведке страны вопрос: «Михаил Ефимович, не кажется ли вам, что реорганизация правительства, проведенная таким образом, когда сохраняются в подавляющем большинстве прежние люди, но им предлагаются вторые и третьи роли вместо первых, которые они занимали прежде, это неминуемо породит громадную психологическую проблему и создает на будущее буквально минное поле конфликтности?» Фрадков ответил, не задумываясь: «Не кажется. Если кажется, помолиться надо. И уйти от образов. Но вы правы, такая проблема есть». И сразу же, без паузы: «Сегодня я встречаюсь с Михаилом Юрьевичем Лесиным». Почему, отвечая на мой вопрос, он заговорил о Лесине, теперь уже бывшем министре печати, я не знаю. Мои отношения с Лесиным нельзя назвать безукоризненными, точнее, с ведомством, которое он возглавлял, перейдя потом в апреле 2004 года с поста «министра правды» страны на пост советника президента РФ, в том же ранге. От перемещения слагаемых сумма не меняется. Но я не о Лесине. Тогда на обеде в ИТАР-ТАСС трудно было представить, чтобы в соз-нании Фрадкова наши имена соединились в одно целое. Но, что было, то было. Я смотрел на Фрадкова и уже не очень внимательно вслушивался в его журчащую речь, и «виделся» мне не М. Е. Фрадков, а В. В. Путин. И вопрос, пока безответный, сверлил сознание. Почему он выбрал Фрадкова? Вообще, второй президентский срок — это особая тема. Но, что уж о том говорить-то теперь, когда и Д. А. Медведев — президент России. Хотя как знать, у кого в руках подлинная власть в огромной стране?

Где-то в конце 2003 года парафраз о непопулярных решениях, которые придется принимать власти в 2004 году, стал настораживать. Естественно, суть непопулярных решений не раскрывалась, хотя и предыдущая Дума приняла достаточно спорных законов. Общество было удовлетворено относительной стабильностью, которой бесспорно добился Путин, и пусть сдержанным, экономическим ростом

Не станем уточнять в деталях, за счет чего этот «рост» случился, в основном, сырьевой ресурс страны, хотя определенные сдвиги и в других сферах стали проявляться явственнее. А когда Путин поставил как знаковую задачу борьбы с бедностью, более того, дал конкретные цифры — «сократить число бедных в два раза» — уставшее от политических страстей общество, окончательно согласилось с брендом «Путин — наш президент!». Если период с 2000 по 2004 год мы называли периодом стабильности, то вряд ли этой стабильности президент мог добиться без повседневной, более того, результативной деятельности правительства. Кстати, состав правительства за эти годы не претерпевал каких-либо кадровых потрясений, и был достаточно стабильным. Хотя, не исключено, похоже, что Путин в то время сам устал от утверждения, что его авторитет в стране, суть его президентства, общество метит одним измерением — стабильность. Странен и не очень внятен портрет этой самой стабильности. Она бесспорно есть. Это как бы некое общее состояние. Все почти то же самое, но без крайностей.

В Чечне по-прежнему взрывают, гибнут люди, но полнообъемной военной операции уже нет. И количество жертв не зашкаливает. Есть свой президент, лукавый, хитрый Кадыров, он до сих пор — уравнение со многими неизвестными. Пока его политика в отношении к России в пределах допустимого. Не станет ли Кадыров вторым Дудаевым или Масхадовым?

Дудаевым, скорее всего, не станет, а вот Масхадовым? Будем справедливы, такой вопрос возникал в Кремле. Последний шаг Кадырова, предложившего Масхадову капитуляцию с гарантией его безопасности. Это при ситуации, что Масхадов окружен. Кадыров так охарактеризовал его выбор: либо статья, полагаясь на слово Кадырова, либо погибнуть при перестрелке. Масхадов вряд ли примет предложение Кадырова, хотя утверждение, что его окружают не более 50 пока еще преданных Масхадову людей, похоже на правду.

А ведь в прошлом Масхадов был самым умеренным из чеченских лидеров, и более других, желавших компромисса в отношениях с Россией. И категорические требования независимости Чечни, на чем настаивают такие политические фигуры, как Басаев, Яндарбиев, Удугов, Масхадову были не свойственны. Масхадов где-то внутренне понимал, что ультиматумы подобного рода это путь в никуда. Его сбил с толку хасавюртовский мир. «Значит, мы можем заставить Россию принять наши условия», — так подумал не только Масхадов.

Чеченцы оказались негодными политиками. Да и откуда взяться таким навыкам? Они — боевые командиры, а позже — боевики. Что они умеют? Воевать в горах, устраивать засады, подрывать бронемашины, брать заложников и убивать — вот и весь ресурс. Никаких иных профессиональных навыков, никаких. Хотя о чем я? Неужели и вправду верю, что умение воевать — признак национальности, а не выучки и способности убивать? Независимость на основе только бандитизма существовать не может. Немцы были хорошими воинами? А абреки? А монголы? У государственной независимости много параметров. И у чеченского общества? Впрочем, я не прав. Первая проблема Чечни в последние 10–12 лет — это территория, на которой проживает некая сумма людей, но не общество. Кстати, и Гитлер считал, что русские и цыгане — «некая сумма» людей. «Тыща», а может быть, и больше. Так вот, Чечня не готова пока к устойчивой форме государственности. В этом — главная проблема убитого Ахмада Кадырова. И его сына Рамзана, на которого легла миссия преемника отца. Путин хорошо понимают, что такое быть преемником. Россия для Кадыровых щит, который они несут перед собой. Хотя и убиенный муфтий Ахмад, и его сын хорошо знают, что такое партизанщина. Особенно, в «зеленке», в горах. Знают это и «федералы». Кадыровы выстраивали управление Чечней, казалось бы, в позволительном режиме. Они максимально использует Россию и Путина для укрепления своего режима. Оба Кадыровых — ставленники Путина.