Рассуждая о трансатлантических отношениях в эпоху Обамы, следует понимать, что с конца 2009 года, когда в Южной Европе разразился долговой кризис, американцы постоянно поучали своих союзников, пытаясь навязать им свои экономические рецепты. Более того, многие в Европе обвиняли Соединенные Штаты в том, что они активно участвуют в игре на мировых финансовых биржах, нацеленной на понижение курса евро. Вспоминали, что Goldman Sachs в свое время помогал афинскому правительству скрыть государственный долг, чтобы страна смогла беспрепятственно присоединиться к валютному союзу. Теперь же, говорили европейцы, игроки, заинтересованные в падении евро, использует принцип «слабого звена», начиная атаку на греческие фондовые рынки. Существовали опасения, что Греция окажется в зависимости от МВФ, а, следовательно, и от крупнейшего спонсора этой организации Соединенных Штатов, которые получат возможность влиять на финансовую политику Европейского центрального банка.

Конечно, не оправдались и надежды европейских правозащитников. Как известно, Джордж Буш-младший отказался от участия США в работе Международного трибунала и фактически вывел американцев из-под его юрисдикции. В 2002 году он подписал Закон о защите американских служащих, который должен был, в буквальном смысле слова, запугать страны, подписавшие Римский статут. В нем предусматривалась даже возможность использования военной силы для освобождения американских граждан, привлеченных к Международному суду. Кроме того, Соединенные Штаты заключили целый ряд двусторонних соглашений, в которых было оговорено, что американцы не могут быть выданы МУС без согласия Вашингтона.

Когда к власти в США пришла администрация Обамы, сторонники Международного суда в ЕС воспряли духом. «Обама, скорее всего, исправит ошибки своего предшественника, – писал The Economist, – поставит подпись под Римским договором и убедит конгрессменов привести американское законодательство в соответствие с требованиями МУС, что позволит этому институту стать эффективным орудием в борьбе с Баширами и Милошевичами всего мира». И, действительно, Америка стала оказывать помощь Гаагскому трибуналу в охоте за африканскими политическими и военными лидерами и в случае с Каддафи принялась даже говорить от имени МУС, что многие правозащитники сочли очень хорошим знаком. «Мы вступаем в новую эпоху – эпоху глобальной ответственности, – отмечал в The Guardian либеральный проповедник Тимоти Гартон Эш. – Люстрация, комиссии правды, открытие архивов, громкие независимые расследования и суды – все говорит о том, что политические преступления не будут больше оставаться безнаказанными. И даже такие отпетые негодяи, как бен Ладен, в идеале должны находиться не на дне моря, а в тюремной камере по соседству с Младичем и Каддафи».

Однако Обама, даже в тот период, когда у него было большинство в конгрессе, не отважился подписать Римский статут. В первую очередь его остановил тот факт, что помимо обвинений в геноциде и преступлениях против человечности суд может предъявить любому государству обвинения в агрессии. А что именно считается агрессией, в Гааге пока еще не решили.

К тому же, Обама не смог ничего противопоставить скептикам, которые еще с конца 90-х критикуют МУС. «Америка, – писала The Washington Post, – всегда была главной цитаделью, которая противостоит наивным идеалистам в Гааге, призывающим отказаться от принципов государственного суверенитета, закрепленным в Вестфальском договоре». «Всегда необходимо учитывать множество факторов, – говорил бывший представитель США в ООН Джон Болтон. – Как повлияет вмешательство трибунала на внутриполитическую ситуацию, не приведет ли оно к усилению соперничества между враждующими группировками, не вынудит ли другие авторитарные режимы еще больше закручивать гайки. Суд, рассматривающий военные преступления, всегда будет политизирован и пристрастен. А амнистия позволит быстрее стабилизировать ситуацию. Таким образом, праведное желание наказать преступников может сослужить вам дурную службу».

В мае 2011 года, когда в Америке уже полным ходом шла предвыборная кампания, Обама совершил тур по странам Европы, рассчитывая заручиться поддержкой трансатлантических союзников. Местные политики и журналисты по-прежнему обвиняли его в агрессивной, милитаристской политике. И хотя сами европейские страны на тот момент уже не отличались миролюбием, пренебрежение, которое выказывал им Обама на протяжении всего своего правления оставило, у них неприятный осадок.

Однако, как писала The Washington Post, «во время своего турне президент США попытался нажать на кнопку перезагрузки в отношениях со странами Старого Света, которые чувствовали себя забытыми и брошенными на произвол судьбы». Не случайно, политологи окрестили его поездку по европейским столицам «покаянным турне». Европейцы понимали, конечно, что за три года у власти Обама из дилетанта, абсолютно не искушенного в международных отношениях, превратился в политика-тяжеловеса, у которого появились свои, пускай и весьма расплывчатые представления о том, как функционирует мировая система. «Это уже не зеленый юнец, – говорил вице-президент Центра стратегических и международных исследований Стивен Фланаган, – и лидеры стран Старого Света научились видеть в нем стратега, который может предложить нестандартные решения проблем и формирует повестку дня для западного мира». Сам Обама чувствовал себя уверенней, и если в 2008 и 2009 годах он вел себя в Европе очень скованно, на этот раз он позволял себе такие вольности, что наблюдатели только разводили руками. «Бывший гарвардский профессор, который считался «своим» среди европейских интеллектуалов, – писала The Guardian, – стал поразительно напоминать своего предшественника из Техаса. Он похлопывал европейских лидеров по плечу, плоско шутил и жевал жвачку на заседании «восьмерки».

Тем не менее, подборка фотографий, которую мог представить Обама по итогам своего европейского турне, впечатляла. О таком улове мечтал бы, наверное, любой политтехнолог: вот президент за кружкой «Гиннеса» в ирландском пабе, вот он играет в настольный теннис с британским премьером Дэвидом Камероном, вот жарит бургеры и сосиски для афганских ветеранов в саду на Даунинг-стрит, а вот уже блистает на торжественном приеме в Букингемском дворце. И, что интересно, во всех амплуа выглядит весьма органично.

Стопроцентным пиаром многим показалась история о европейском происхождении Обамы. Чиновники Белого дома порылись в архивах и выяснили, что дальний предок президента по материнской линии был, оказывается, ирландским сапожником, эмигрировавшим в Америку в 1850 году. И Обама мастерски разыграл эту карту, отправившись на его родину в небольшую деревеньку Манигалл. Многие эксперты вспомнили тут же, как Рональд Рейган, перед тем как переизбраться на второй срок, побывал в ирландском графстве Типперери, заглянув в церковь, где крестили его прапрадеда, и выпив кружечку пива в местном пабе. В Дублине Обама выступил перед многотысячной толпой, которая встретила его речь овациями. Президент назвал себя на ирландский манер Барри О'Бамой, пообещал американскую помощь в преодолении кризиса и даже произнес на гэльском языке знаменитый лозунг своей первой предвыборной кампании: «Да, мы можем». Он отметил также, что сделал себе политическую карьеру в Чикаго – самом ирландском городе Америки. «Заигрывания с небольшой европейской страной, – писала The Washington Post, – которая погрязла в долгах и утратила доверие соседей, объясняется лишь электоральными интересами Обамы. Ведь в Соединенных Штатах проживает несколько десятков миллионов граждан ирландского происхождения».

Избирательная кампания в США вынудила Обаму быть более лояльным и в отношениях с Британией. Ведь в противном случае он мог окончательно утратить расположение белых англосаксов. Входе визита в Лондон Обама попытался наладить связи с британской элитой, которые, казалось, были безнадежно испорчены после аварии на нефтяной платформе ВР. Президент США вновь заговорил об «общих ценностях», единстве англосаксонских народов, Великой хартии вольностей и «весомом вкладе Британии в операцию в Афганистане». Обама остановился в Букингемском дворце и произнес речь перед обеими палатами парламента. «Иностранные лидеры, – писала The New York Times, – почти никогда не выступают в обеих палатах, ведь это одна из привилегий британских монархов. До Обамы такой чести удостоились лишь Шарль де Голль, Нельсон Мандела и папа Бенедикт XVI».

Как отметила член парламента Тесса Джоуэлл, «историческая речь Обамы вызвала волну политической битломании».

Но если эта волна и поднялась, она быстро схлынула. Европейские остроумцы назвали поездку Обамы «комедией ошибок». И наиболее символичным в этом смысле стал прокол президента на приеме в Букингемском дворце, когда, перекрикивая звуки британского гимна, он попытался произнести тост в честь Елизаветы II, недоуменно пожимавшей плечами.

Критики в Вашингтоне заявляли, что «европейский предвыборный тур» не принесет Америке никаких дивидендов и является бессмысленным разбазариванием государственных средств. Как отметил в своем блоге бывший губернатор Миннесоты Тим Павленти: «Простите, что прерываю ваш славный поход по пабам, но откуда у вас деньги на развлечения, если все ушло на реформу здравоохранения».

По словам республиканцев, единственным реальным, а не имиджевым достижением Обамы могли стать результаты саммита во французском Довилле. Однако, как отмечал The American Thinker, «встреча «восьмерки» превратилась в обыкновенный светский раут, на котором присутствовали лишь «хромые утки». И хотя американский президент уломал своих союзников выделить 20 млрд. долларов на поддержку «арабской весны» в Тунисе и Египте, роль лидера свободного мира оказалась ему не по плечу. Особенно наглядно это проявилось в тот момент, когда он отклонил просьбу Николя Саркози предоставить в распоряжение коалиции, ведущей военные действия в Ливии, современные самолеты «А-10» и «АС-130».

Не удалось американскому президенту и восстановить позиции Вашингтона в Восточной Европе. «Польша, которая в эпоху Буша была чуть ли не главным стратегическим союзником США в ЕС, – писала Berliner Zeitung, – так и осталась для администрации Обамы нелюбимой родней. И обещания разместить в этой стране американские подразделения ВВС в Варшаве никто всерьез не воспринимает. Ведь Белый дом уже отказался однажды от своих планов ради сближения с Россией».

В начале 2012 года самым важным шагом администрации Обамы на европейском направлении стала, пожалуй, атака на премьер-министра Италии Сильвио Берлускони. Госдепартамент США включил его в список преступников, связанных с торговлей людьми. Как утверждалось в специальном докладе Госдепа, «итальянский премьер подозревается в том, что пользовался сексуальными услугами несовершеннолетней марокканки, которая была жертвой современных работорговцев». Многих экспертов удивило, что амерканцы не постеснялись вынести такой вердикт лидеру страны, которая входит в большую восьмерку и является одним из ключевых союзников США в НАТО. Случай, действительно, беспрецедентный. Ведь одно дело, опубликованные на Wikileaks неофициальные донесения американских дипломатов, в которых Берлускони был назван «тщеславным животным, неспособным уже ни на что кроме бешеных вечеринок». И совершенно другое – официальный доклад Госдепа – ведомства, которое отвечает за формирование внешней политики США. «Американцы, – писала итальянская газета La Stampa, – окончательно сорвались с катушек. Так беспардонно они не вели себя даже в эпоху Буша, который, конечно, ни во что не ставил европейских союзников, но старался все-таки соблюдать правила дипломатического этикета. Теперь же ни у одного американского союзника нет иммунитета: за те или иные пригрешения, каждый из них может оказаться в черном списке».

Демократическая администрация с самого начала невзлюбила Берлускони. Его шутовские выходки раздражали серьезных молодых менеджеров, наводнивших Белый дом с приходом нового президента. И когда итальянский премьер похвалил «прекрасный бронзовый загар» Обамы, в Вашингтоне его окрестили расистом и сделали персоной нон грата. И хотя госсекретарь Хиллари Клинтон процедила как-то сквозь зубы, что «Берлускони является самым лучшим другом Соединенных Штатов», характеризуя итальянского лидера, американские аналитики не скупились на эпитеты: «карикатурный персонаж», «язва на теле ЕС», «сеньор Бунго-Бунго» (именно таким экзотическим термином обозначались оргии на вилле Берлускони в Аркоре)… «Серьезная страна, эксцентричный лидер» – так охарактеризовал отношение американцев к Италии известный политолог Джим Хогланд.

У многих в Вашингтоне вызвала бешенство сцена, произошедшая в конце мая 2011 года на саммите восьмерки в Довилле. «Перед началом вечернего заседания, – рассказывала The New York Times, – итальянский лидер неожиданно подлетел к Обаме, начал похлопывать его по плечу и жаловаться на диктатуру левых судей в Италии. Американский президент лишь развел руками». Но дело, конечно, не в развязных манерах итальянца. «Соединенные Штаты терпели бы шокирующее поведение Берлускони, – отмечала газета Corriere Della Sera – если бы при этом он не перечил им в глобальных вопросах. Однако дружба кавалера с израильским премьером Нетаньяху, жесткая антиисламская риторика, заигрывания с Россией, критика нового американского проекта ПРО и поддержка строительства газопровода «Южный поток» – все это превращало его в изгоя».

Дело Руби-Сердцеедки стало прекрасным поводом для того, чтобы отобрать у Берлускони ярлык на княжение. Включив его в черный список, Соединенные Штаты дали понять, что хотели бы видеть на посту итальянского премьера другого человека. «Для Италии неприлично иметь такую визитную карточку на мировой арене, – говорил лидер оппозиции Пьер Луиджи Берсани, и американцы лишь подтверждают это». «Фактически, администрация Обамы избавилась от неудобного и чересчур амбициозного европейского лидера, – писала La Stampa после отставки Берлускони. – и добились того, чтобы никто не выделялся из серой массы безликих европейских правителей».

С французским президентом Николя Саркози администрация Обамы до последнего сохраняла тесные отношения. В первую очередь, конечно, это проявилось во время кампании в Ливии. Многие даже предполагали, что американцы приложили руку к скандалу вокруг главы МВФ Доминика Стросс-Кана, который считался самым опасным соперником Саркози в схватке за Елисейский дворец. Скандал разразился 14 мая 2011 года когда Стросс-Кан был арестован в нью-йоркском аэропорту Джона Кеннеди по обвинению в сексуальном нападении на горничную гостиницы Софитель на Таймс-сквер. Произошло это за месяц до того, как Стросс-Кан должен был объявить о своем решении побороться за пост президента Франции. (Как отмечала Liberation, «социалисты очень рассчитывали на Стросс-Кана, который, по сути дела, был единственным политиком, способным положить конец взбалмошному правлению Николя Саркози»).

Глава МВФ призывал отказаться от доллара как от мировой резервной валюты, и это не нравилось Вашингтону, мечтавшему поставить во главе Фонда более лояльного человека. Но, главное, Соединенные Штаты не были заинтересованы в смене хозяина Елисейского дворца. Ведь Саркози проводил ярко выраженный атлантистский курс, не считаясь с традициями национальной дипломатии, Стросс-Кан же, скорее всего, не был бы таким покладистым. Некоторые эксперты были убеждены, что США сыграли значительную роль в падении главы МВФ, хотя бы потому, что секс-скандал всегда был излюбленным оружием американского истеблишмента, желающего избавиться от неугодной фигуры. Именно в Вашингтоне раскрутили дело Моники Ливински, чуть было не стоившее Биллу Клинтону президентского кресла, и погубили десятки сенаторов и конгрессменов, рассказав избирателям об их сексуальных похождениях. Однако сохранить Саркози у власти администрации США не удалось. И новый французский президент-социалист Франсуа Олланд объявил о том, что будет проводить более независимый внешнеполитический курс и даже под давлением Вашингтона не пожелал отказываться от своего предвыборного обещания вывести войска из Афганистана.

К окончанию президентского срока испортились отношения Обамы и с немецким канцлером Ангелой Меркель. Соединенные Штаты оказывали давление на правительство ФРГ, вынуждая его оплачивать долги «проблемных» южноевропейских стран. Ведь в эпоху экономического кризиса Вашингтону меньше всего нужна была сильная и процветающая Германия. Америка, говорили эксперты, изо всех сил пыталась вынудить европейцев запустить «печатный станок» и провоцирует финансовые потрясения в ЕС – ведь только таким образом она может отсрочить крах долларовой финансовой системы.

В мае 2012 года известный финансист Джордж Сорос, публично озвучивающий идеи американского истеблишмента, заявил, что на спасение ЕС остается всего три месяца, и особую роль в «бригаде спасателей» отвел ФРГ. И чтобы сломить сопротивление упрямой «экономки» Меркель, США заполучили в свое распоряжение такие рычаги, как антигерманская коалиция в Европе, разлад в немецко-французском дуэте, угроза выхода Греции из еврозоны, недовольство левеющих европейцев и форменная истерика в германских СМИ, призывающих Берлин пожертвовать «немецким национализмом» ради «европейского альтруизма».

Впрочем, Германия, несмотря на растущую изоляцию, продолжала сопротивляться натиску Америки и ее союзников в ЕС. Она пыталась совместить две несовместимые вещи – сохранить деньги на нужды своего населения и спасти «европейский лайнер» от неминуемого крушения. Однако уже полвека Германия, несмотря на очевидную экономическую мощь, оставалась страной с усеченным суверенитетом. Германская экономика прочно была вписана в долларовую финансовую систему, немецкие СМИ находились под контролем англосаксов, а на территории ФРГ размещались американские военные базы, не выведенные даже после падения Берлинской стены. Если же немецкие элиты пытались затеять свою игру, то в ход шла «моральная дубинка» под названием «Холокост» («Вы забыли о преступлениях нацистов?») – и желание импровизировать мгновенно отпадало.

Однако, когда глобальная «долларовая пирамида» дала трещину, а еврозону начало лихорадить, Германия стала готовиться к возвращению своего суверенитета. Известный скандалист Тило Саррацин выпустил книгу «Европе не нужно евро», в которой черным по белому было написано: Германию шантажируют воспоминаниями о Холокосте и вынуждают в ущерб своим национальным интересам спасать европейских должников.

В общем, политологи отмечали, что европейская стратегия Обамы провалилась и сравнивали его с Сизифом, который четыре года подряд катил в гору тяжелый камень «трансатлантических отношений», а в результате вынужден был наблюдать за тем, как он падает в пропасть.