Глава 18
Следующие полтора часа были для нас с Монтойей чем-то определенно новым.
Мы не цапались.
Мы не трахались.
Мы разговаривали. Да, мы говорили как обычные люди, а не пытались поддеть или зацепить друг друга пообидней. Не провоцировали и не грубили. Хотя, конечно, полноценной беседой назвать это было сложно. В основном он говорил, я слушала, коротко и односложно отвечая на вопросы, которые касались большей частью выбора еды. И как ни странно, эта обычно бесившая меня манера мужчин вести разговор только о себе и вокруг себя в этот раз меня не раздражала.
И если поначалу я щурилась и напрягалась в ожидании какого-то подвоха каждую минуту, то к концу обеда уже расслабилась. Не знаю, умышленно или чисто интуитивно Северин выбрал, пожалуй, единственную тему, которая действительно смогла заинтересовать меня. Он стал рассказывать мне о своем детстве. Я даже толком и не поняла, как разговор от вкуса поданной нам пищи плавно перешел к его юным годам. Он говорил о шалостях, устраиваемых им со своими родными братьями и ближайшими друзьями, тоже считавшимися братьями. О почти настоящих приключениях, в которые они постоянно влипали в красных кленовых лесах. И о самих этих лесах, поистине прекрасных по его описанию. Было похоже, что он очень скучает по родным местам, но нисколько не скрывает эту тоску, не боясь выглядеть слабым или сентиментальным в моих глазах.
Я же, стараясь оставаться внешне невозмутимой, на самом деле жадно ловила все эти подробности его детства, поражаясь теплоте, которой было наполнено каждое его воспоминание. То, как Северин рассказывал о своем суровом и строгом, но всегда готовом помочь сыновьям отце, который ворчал на них из-за бесполезности и пустой траты времени, но помогал собирать первые мотоциклы из хлама. И хоть и был страшно сердит на Северина, когда тот заявил, что собирается попытать счастья вдали от дома, но буквально навязал ему деньги, чтобы сыну не пришлось обращаться за кредитами. А то, с какой теплотой и восхищением мужчина говорил о маме, нисколько не стыдясь, что в детстве боялся ее гнева и неудовольствия гораздо больше отцовского, поразило меня. Северин буквально закатывал глаза, вспоминая, как вкусно она готовит и как всегда могла организовать их большой дом, направляя энергию четырех мальчишек в мирное русло и виртуозно подводя их к мысли, что домашняя работа — это именно то, что они и хотели сделать в данный конкретный момент времени.
— Знаешь, она как-то умудрялась никогда не давить на нас в открытую, но всегда добивалась нужного результата. — Северин улыбнулся меланхолично и искренне своим воспоминаниям. — И хотя мы с братьями частенько чувствовали потом, что нас откровенно одурачили, но в следующий раз опять попадались на ту же удочку. Моя мама — вот кто гений манипуляции и просто мастер добиться от всех желаемого. Наш дом вечно был проходным двором, полным моих друзей и друзей моих братьев, но мама умудрялась поддерживать идеальный порядок и при этом никогда не обделяла вниманием никого из нас, позволяя нам почти все на свете, при этом как-то уберегала дом от разрушений. Ну, не то чтобы наши затеи периодически не грозили оставить от него руины. Но вот у нее всегда было какое-то сверхъестественное чутье на то, что мы во что-то влипли и она нужна нам.
Взять хотя бы тот случай, когда они с отцом поехали в город по делам лесопилки и оставили меня на моих старших братьев. Мне было четыре, а мои братья подумали, что достаточно того, что они будут следить за тем, чтобы я не удрал на улицу. К ним пришли друзья, и они засели играть в приставку. Я же, решив быть самым полезным членом семьи, собрался приготовить маме с папой какой-нибудь вкусный сюрприз. Притащив табуретку, я зажег газовую плиту и водрузил на нее сковородку. Вывалил туда огромный кусок домашнего сливочного масла и, поразмыслив, добавил «для вкуса» пару пачек черного перца и изрядную порцию сахара и соли.
Когда мой кулинарный шедевр стал подгорать и вонять на весь дом, братья опомнились и прибежали на кухню. Но к тому времени масло на сковороде почему-то вспыхнуло и, распространяя ужасный дым и смрад, напугало нас до полусмерти. Но неожиданно появились родители и устранили проблему, хотя вонь еще долго не удавалось выгнать. Годы спустя отец рассказал мне, что они отъехали довольно далеко от дома, как вдруг мама стала требовать, чтобы он повернул обратно, причем немедленно. Я спрашивал, когда стал намного старше, как она узнала. Она только пожала плечами и сказала, что просто почувствовала, что нужна нам, и все.
Затаившийся ребенок внутри меня ловил каждое слово, говорящее о доброте и любви, в которых рос он, словно желая примерить на себя все это. Вопросы так и вертелись на кончике языка, но я боялась выдать отвратительную ущербность своего прошлого, задав хоть один из них.
Что я, собственно, могла спросить?
Не напивался ли его отец до свинского состояния и не избивал ли их, срывая на жене и детях злобу за свои неудачи?
Приводил ли он в дом мерзко выглядящих шлюх и позволял ли себе при них проходиться по его матери, пока эти девки гнусно и пьяно хихикали?
Не причиняли ли ему боль близкие, не потому что он был в чем-то виноват, а просто потому что они могли это сделать, а он был слишком слаб, чтобы защитить себя?
Чувствовал ли он себя в безопасности в собственном доме?
На самом деле меня больше всего занимало то, что, имея все, что было у него в детстве и чего никогда не было у меня, он все равно решил покинуть близких и отправиться искать другую судьбу. Не знаю даже, сложись мое детство по-другому, решилась бы я хоть когда-то покинуть дом. Захотела бы? Что думать об этом, если я уже никогда этого не узнаю.
Обед закончился на удивление быстро, и я была на самом деле благодарна Монтойе, что он не просто сумел меня отвлечь от того тягостного чувства, которое я испытывала, занимаясь делом о пропавших детях, но и не задал мне ни единого вопроса о моем детстве. Потому что это бы в один момент все испортило.
Когда мы вышли из ресторана, Монтойя притиснул меня к себе за плечи, а потом, взяв мою руку, заставил обвить свою талию, делая контакт более полным. Я, приподняв бровь, посмотрела на него, но отстраняться не стала. Сытый желудок и умиротворяющие разговоры создали ощущение расслабленной легкости в душе, а волчица целиком и полностью одобряла его действия. И только упрямая, рассудочная часть меня гневно хмурилась, прямо говоря о том, что все происходит слишком быстро. Но пока явной угрозы моей свободе и откровенных посягательств на нее не было, я позволила себе расслабиться и просто идти по улице, невольно признавая, что наши тела очень подходят друг другу и даже при столь плотном контакте я не прикладывала никаких усилий и специально не подстраивалась, чтобы двигаться столь синхронно и гармонично.
Монтойя то смотрел на меня с едва заметной улыбкой, спрятанной в уголках его рта, то задирал голову в небо, довольно жмурясь. Но от нашего спокойствия не осталось и следа, когда на подходе к институту на нас в прямом смысле слова налетела съемочная группа во главе с той наглой девицей, что и в прошлый раз начала задавать вопросы о Северине. Она стала тыкать в нас микрофоном и не просто спрашивать, а буквально требовать рассказать о характере наших отношений.
Монтойя мгновенно вышел из себя.
— Пошли вон отсюда! — зарычал он. — Вы не имеете права вторгаться в частную жизнь!
— Ну, знаете, господин Монтойя, вы в данный момент находитесь в общественном месте, так что мы можем быть здесь, когда посчитаем нужным! — ядовито заметила журналистка.
Северин, не особо стесняясь, буквально снес их с нашего пути и решительно поволок меня ко входу в центр.
— Госпожа Мерсье, а как вы относитесь к другим многочисленным пассиям Северина Монтойи? — вопила нам вслед репортерша. — Ведь его репутация и любвеобильность широко известна.
— Отвали от нас, зараза! — рявкнул Северин.
— Неужели вы думаете, что такой мужчина может измениться, или вас мало занимает эксклюзивность? — В голосе уже откровенная насмешка.
Моя волчица вдруг взвилась, желая опрокинуть дерзкую суку на асфальт и заставить скулить и ползать, прося пощады. Северин почувствовал это, поэтому моментально притиснул меня к себе и прошипел в самое ухо: «Забей!»
— Господин Монтойя, лучше бы вы все же прокомментировали ваши отношения самостоятельно, а то мы ведь все равно дадим это в эфир, а вот то, что мы при этом посчитаем нужным сказать, вам может и не понравиться! — не унималась девица.
— Ага, я весь дрожу! — не оборачиваясь, огрызнулся он, и мы зашли в холл.
Все впечатление от обеда рассыпалось в прах в один момент, возвращая к жизни обычную Юлали, а не идиотку с временно размякшими мозгами.
— Давай я вечером сам за тобой заеду перед шоу, — сказал Северин у дверей моей лаборатории.
Тут же внутри что-то щелкнуло, напрягаясь.
— Разве я уже сказала, что согласна пойти? — прищурилась я.
Северин немного отстранился и посмотрел мне в глаза.
— Ты не собираешься для меня ничего упрощать, да, Лали? — усмехнувшись, спросил он.
Я промолчала, ожидая от него реакции, возможно даже вспышки раздражения. Однако он, тяжело вздохнув, попытался поцеловать меня в губы. Но я повернулась, подставляя ему щеку.
— Прости, но шоу на публику — это не мое.
— Хорошо. Если все же решишь приехать вечером — я буду рад. И кстати, эта стерва с микрофоном права — нам нужно что-то озвучить о наших отношениях, а то они не отстанут и будут копаться и писать всякую хрень.
— Я подумаю. Спасибо за обед.
— И тебе спасибо, что согласилась. Это оказалось довольно приятно. Не настолько, как было бы оказаться наедине голыми и потными, но тоже ничего. Целых полтора часа ты не говорила ничего, за что мне постоянно хочется одновременно придушить тебя и затрахать до изнеможения.
— Значит ли это, что ты готов перевести наши отношения в разряд чисто платонических? — насмешливо посмотрела на него я.
— Что? Да не дай Бог! — воскликнул Северин почти испуганно. — Лали-детка, любое хорошее поведение должно вознаграждаться, и я и не подумаю скрывать, что готов быть весь день шелковым и милым за возможность ночью оказаться между твоих ног и делать много чего грязного и непристойного.
Я открыла дверь, но Северин снова окликнул меня.
— Ты должна знать, что все они не правы. Я готов меняться. Не могу сказать, как быстро и насколько удачно. Но я готов попытаться, если ты скажешь, что тебе это нужно.
Вернувшись на рабочее место, я какое-то время сидела, уставившись в экран и размышляя обо всем, услышанном сегодня от Северина, а главное, копаясь в собственных ощущениях на этот счет. Мне понравилось, как я себя чувствовала рядом с Монтойей во время нашего «ознакомительного» обеда. Но реальность оставалась реальностью. Я не верю, что его благих порывов хватит надолго. А если все достаточно продолжительное время не будет двигаться в том направлении, в котором хочется ему, он наверняка начнет злиться и давить на меня. Натуру доминанта не изменить. На каких бы мягких лапах он ни ходил, рано или поздно он покажет зубы, и очень жестко.
Стряхнув с себя эти мысли, я решила дать ему время.
Обследуя останки второго мальчика, я констатировала повреждения, сходные с теми, что были и у первого ребенка. Только у этого отсутствовали следы старых переломов, но все равно было понятно — питался он недостаточно и совершенно некачественно, что и отразилось на структуре костной ткани. Также я сделала вывод, что оба мальчика подвергались жесткому связыванию, причем в течение длительного времени, и это привело к небольшим деформациям в плечевых суставах, из-за того, что руки постоянно были зафиксированы за спиной. На костях запястий также были повреждения надкостницы, говорящие о длительном и частом травмировании чем-то. Скорее всего, наручниками. Причиной смерти этого ребенка, по моему выводу, стал перелом основания черепа и повреждение подъязычной кости. Как будто его ударили обо что-то головой, сильно сдавливая при этом шею. Гнев затопил меня так стремительно и остро, когда я представила чьи-то сильные, безжалостные руки, сжимающие тонкую шейку этого мальчишки. Живот просто скрутило судорогой, и я отошла от рабочего стола в попытке успокоиться.
Уткнувшись в монитор, я чисто машинально решила проверить почту. Это был рабочий адрес, и поэтому на него приходили в основном письма от коллег и обновления с тематических форумов. Одно предложение принять участие в конференции в будущем феврале. Но среди всех этих привычных писем оказалось одно с какого-то странного адреса. Открыв его, я увидела вложенный файл и текст, который гласил: «Не копайся в старом мусоре, или сама можешь оказаться на помойке, сука!»
В файле оказалось видео, скорее всего с какого-то портала террористов или новостей, где была запечатлена ужасная сцена казни заложника, о которой совсем недавно гудели все СМИ. Что ж, выходит, Матиас был прав и не все в этом деле просто и лежит на поверхности. Однако те, кто хочет меня запутать, не в курсе одной черты моего характера. Если пытаться на меня давить, рискуешь получить ответ гораздо более жесткий, нежели ожидаешь. Я ведь не человек и закон физики о силе действия, равной силе противодействия, со мной не работает. У меня противодействие может быть гораздо более сильным. Ухмыльнувшись в экран, я вернулась к работе с удвоенной энергией. Да, люблю злость, она — моя основная движущая сила в этой жизни. С ней я знакома, она мне как родная.
К концу дня я закончила реконструкцию лица второго мальчика и отсканировала череп последнего. Варианты внешности ребенка я сделала со светло-голубыми глазами, с темно-карими и с некоторыми вариациями, чтобы было больше возможностей для опознания. С экрана на меня смотрел худенький мальчишка, с очень тонкими чертами лица и высокими скулами, большими, чуть раскосыми глазами. Данные я сразу отослала Терчу, заодно поинтересовавшись, есть ли подвижки по первому малышу. Матиас ответил почти мгновенно, будто ждал постоянно моего сообщения. Подумав, я переслала ему и письмо с угрозой. Буквально через минуту раздался звонок.
— Юлали? — Голос полицейского звучал взволнованно. — Как вы?
— Превосходно. Как раз в нужном настроении для того, чтобы довести все до конца, если вы не передумали, — с усмешкой ответила я.
— Я? С чего бы? Я, наоборот, переживаю, что вас напугало это письмо, и пойму, если вы решите выйти из этого дела. Готов даже прямо завтра созвать пресс-конференцию и объявить о вашем отказе участвовать, чтобы вывести из-под удара. Я не прощу себе, если с вами что-то случится.
— Да бросьте вы, Матиас. Меня не так легко напугать! Я говорила вам, что не чувствительная барышня. Это письмо не испугало, а разозлило меня.
— Но вы же понимаете, что будут еще попытки давления?
— Как вы себе представляете? Вы ведь наводили справки обо мне, Матиас. У меня нет близких, нет друзей, по крайней мере находящихся прямо сейчас в этой стране, нет даже домашних животных. Что можно со мной сделать? Уволить? Обвинить в каких-то сексуальных непотребствах? — Мне даже рассмеяться захотелось. Ну да, после того как я связалась с Монтойей, похоже, скандалы на сексуальной почве грозят стать моей ежедневной обыденностью, а не чем-то из ряда вон.
— Но они могут напасть на вас! Это серьезно, Юлали!
— Детектив Терч, я в состоянии постоять за себя. К тому же я не верю, что тот, кто пишет гадкие письма с угрозами, способен на что-то большее. Мог бы — сделал, а не тявкал из-за угла.
— У меня, к сожалению, нет в этом уверенности. Вы на работе? Давайте я приеду и провожу вас домой. Хочу убедиться, что вы в порядке.
— Не стоит беспокоиться, Матиас. У меня вроде планы на вечер.
— Монтойя? — Ревнивое раздражение отчетливо прозвучало в голосе мужчины, хоть он и пытался его скрыть. — Он хотя бы заедет за вами? Вы ему сказали?
— Нет. И не собираюсь.
— Но почему?
— Потому что хочу закончить эту работу спокойно, а не с ним, нависающим надо мной каждую минуту.
Ну да, мне только гиперопеки не хватало в лице и так желающего все контролировать Альфы.
— Я приеду к вам завтра, Юлали. Буду работать всю ночь, и, может, уже будут результаты. Плохо, что еще не все базы пропавших без вести 20-25-летней давности переведены в электронный формат, вот и приходится по старинке. Зато получилось наконец связаться с владельцами поместья, которые сдали его в аренду Велшу.
— И что?
— Боюсь, что ничего. Они живут постоянно в Индии. Последователи какого-то там культа, знаете, из тех, кто повсюду ходит в ярких балахонах и блаженно улыбается, призывая найти чертову гармонию со всем сущим. Эдакие «дети цветов» сильно не первой свежести. Поместье досталось мужу в наследство от его аристократических предков, но он еще с юности им не интересовался и почти не бывал. Сначала там просто был проходной двор из хиппи и всяких идейных пьяниц и наркоманов. Но когда унаследованные деньги закончились, он со своей супругой-единомышленницей свалил на ПМЖ в теплые края, а дом стали сдавать. Кому — им было плевать, лишь бы деньги вовремя капали. Тамошнему моему коллеге не удалось от них толком ничего добиться. Они с трудом припомнили даже Велша, которому сдали свое поместье четыре года назад. А уж о том, что было двадцать лет назад, и вовсе не помнят. Совсем мозги от наркоты отказали.
— Это плохо.
— Да уж. Но ничего, переживем. Юлали, позвоните, пожалуйста, когда доберетесь до Монтойи, чтобы я не волновался.
— Обещаю.
Я скопировала на пару разных флешек все результаты и положила в свою сумку. Не могу понять, что меня цепляло на самой границе сознания, какая-то мысль, не дающая покоя, но при этом пока не желающая оформляться в четкую идею.
Пока работала, не заметила, как пролетело время. Обе лаборантки давно ушли. Уже выходя на улицу, я взглянула на телефон. Там было три пропущенных от Северина и целых пять сообщений, общее содержание которых было «Где ты?». Судя по времени, шоу должно было начаться около часа назад. Останавливая такси, я заколебалась, стоит ли вообще ехать туда. Но, усевшись, все же попросила отвезти меня на пустырь, отведенный для представлений «Парящих Волков».
Выйдя перед служебным входом, я остановилась перед охранниками и собиралась уже набрать Монтойю, так как даже и не подумала заранее поинтересоваться у него, как попасть внутрь.
Но едва увидев меня, охранники, судя по их лицам, моментально меня узнали. Ну, еще бы, после шоу с «избиением младенца» в виде горячо любимого Северином Ти-Рекса они меня не скоро забудут, наверное.
— Госпожа Мерсье? — крикнул один из них, и я сдержанно кивнула. — Ну, наконец-то. Северин уже раз сто связывался с нами по рации и спрашивал, не появились ли вы.
— Ну вот я здесь. И где мне его искать?
Один из охранников пошел провожать меня. Вскоре мы оказались около самой арены, но только не со стороны трибун, а там, откуда выезжали «Парящие». Вокруг царила суета, воняло бензином и смазкой, рычали моторы, душа выхлопными газами, и всем было явно не до меня. Может, мне и правда не стоило приезжать? Вот что я тут делаю?
«Парящие» были почти неотличимы друг от друга в своих ярких кожаных костюмах с защитой и шлемах в той же цветовой гамме с совершенно непрозрачными стеклами. Они по очереди вылетали на ревущих двухколесных зверюгах на арену и, проведя серию трюков, возвращались, сменяя друг друга. Как только они въезжали сюда, команда техников тут же облепляла их и в диком темпе осматривала мотоциклы. Потом все повторялось. Изнутри красочное шоу не выглядело очень уж большим весельем. Скорее напряженной работой на пределе внимания и возможностей.
Неожиданно один из «Парящих» резко выскочил из седла своего монстра и решительно направился ко мне, несмотря на возмущенные возгласы техников. Когда он сдернул шлем, я увидела насупленное лицо Монтойи. Он шел ко мне, и выражение его лица ничего хорошего не обещало. Я напряглась, ожидая воплей и претензий. Но вместо этого Северин, подойдя ко мне, бесцеремонно сжал в кулаке мою куртку на груди и рывком заставил наши тела столкнуться. Вторую руку он запустил мне в волосы, нетерпеливо дернул и буквально набросился на мой рот. Он целовал меня так, будто голодал вечность, а я — единственное, что может избавить его от мучительной смерти. От него исходил запах возбуждения, щедро замешанного на адреналине, который, ворвавшись в мой мозг, мгновенно уничтожил все те его участки, которые помнили, почему Монтойя так близко — это плохо. Даже во всем окружающем шуме я слышала глухое рычание, заставлявшее вибрировать его грудь, передаваясь мне и вынуждая задаться вопросом, почему я не могу получить его голым, твердым и яростно движущимся во мне прямо сию минуту. Руки Северина уже откровенно шарили по всему моему телу, и он вжимался все сильнее, вздрагивая каждый раз, когда я потиралась об него в ответ.
— Север, да ты что, оглох?! — заорал прямо рядом с нами Эрнест, перекрикивая шум. — Очнись ты, тебе выезжать пора.
Монтойя оторвался от меня и, запрокинув голову, издал гневный вопль, затерявшийся в общем шуме.
— Я вернусь! — сказал он, пока его глаза буквально сдирали с меня одежду. — Не вздумай даже с места сойти! Иначе я найду тебя, куда бы ты ни пошла, и трахну на месте. И наплевать на свидетелей.
Он бегом вернулся к мотоциклу и уже через секунду вылетел наружу, встреченный громом воплей и аплодисментов. А на меня со всех сторон опять были направлены взгляды, словно желали вскрыть череп и проверить мои мысли.
— Юлали! — позвал меня Нести. — Спасибо тебе.
— Не за что. Но учтите — и ты, и Камиль, вся эта хрень с всепрощением — вообще не мой конек. Влезете еще раз — пожалеете. Оба.
— По поводу нас можешь больше не волноваться.
Как будто я и правда собиралась делать это!
Я кивнула и повернулась к происходящему действу, наблюдая за тем, что вытворяет этот чокнутый Монтойя, явно пропустивший в школе уроки физики, на которых проходили силу притяжения.
— Юлали! — опять появился рядом Нести.
— Ну, что еще?
— Ты решила дать вам с Севером шанс? — наклонившись к моему уху, спросил он.
— Это никого из вас не касается, — нахмурилась я.
— Да, точно, — послушно закивал Эрнест. — Но все равно спасибо тебе и за это.
Он пошел куда-то по своим делам, а я проводила его взглядом, гадая, чего мне еще ожидать от этой «семейки» Северина Монтойи.
