Книга: Подлинная история русского и украинского народа
Назад: Глава 3 Южная Русь под властью Польши
Дальше: Глава 5 Как поляки сочиняли «Украину»
Глава 4
Мифы и правда о казачестве и переяславской раде и «Первой Украинской Конституции»
На национально-освободительное движение в Малороссии начала 17 века (этот термин будет применяться и дальше) существует два взгляда. Прагматический и романтический. Согласно второму, вольнолюбивые казаки восставали против Польши, потому что не могли терпеть притеснений со стороны властей, и особенно потому, что не могли терпеть поругания православной веры. Согласно первому, прагматическому взгляду, все было куда проще: казачья старшина, то есть верхушка, люди сплошь богатые, просто с помощью восстаний хотели получить еще больше привилегий от польских властей и равных прав с польскими магнатами. Поляки отказались и получили войну. Население Малороссии, и не только русское (напомним, там селилось и немало поляков), к казакам относилось совсем не восторженно, небезосновательно считая их бандитами, дикарями и вообще людьми крайне опасными. Даже придуманный Гоголем Тарас Бульба, если тщательно вчитаться в текст, не выглядит справедливым рыцарем и защитником угнетенных.
«…Но старый Тарас готовил другую им деятельность. Ему не по душе была такая праздная жизнь — настоящего дела хотел он. Он все придумывал, как бы поднять Сечь на отважное предприятие, где бы можно было разгуляться как следует рыцарю. Наконец в один день пришел к кошевому и сказал ему прямо:— Что, кошевой, пора бы погулять запорожцам?— Негде погулять, — отвечал кошевой, вынувши изо рта маленькую трубку и сплюнув на сторону.— Как негде? Можно пойти на Турещину или на Татарву.— Не можно ни в Турещину, ни в Татарву, — отвечал кошевой, взявши опять хладнокровно в рот свою трубку.— Как не можно?— Так. Мы обещали султану мир.— Да ведь он бусурмен: и бог, и Святое писание велит бить бусурменов.— Не имеем права. Если б не клялись еще нашею верою, то, может быть, и можно было бы; а теперь нет, не можно.— Как не можно? Как же ты говоришь: не имеем права? Вот у меня два сына, оба молодые люди. Еще ни разу ни тот, ни другой не был на войне, а ты говоришь — не имеем права; а ты говоришь — не нужно идти запорожцам.— Ну, уж не следует так.— Так, стало быть, следует, чтобы пропадала даром козацкая сила, чтобы человек сгинул, как собака, без доброго дела, чтобы ни отчизне, ни всему христианству не было от него никакой пользы? Так на что же мы живем, на какого черта мы живем? Растолкуй ты мне это».
Эпизод характерный. Тарас Бульба думает, как бы ему устроить небольшую победоносную войну, на которой можно и поживиться, и детей военной науке обучить. Для описания таких личностей в современном русском языке есть термин «полевой командир». Он дает наиболее точное представление о том, каковы были лидеры казачества. И в действительности казаки, например, к русским крестьянам относились ненамного лучше поляков, также презрительно называя их чернью и быдлом. Вчерашние бандиты, разбойники, попав на службу к польскому королю, став реестровыми казаками, начинали превращаться в нечто наподобие элиты. То есть они хотели бы считать себя особенными, им бы хотелось стать равными польским шляхтичам. Так, на конвокационном сейме 1632 года старшина реестровых казаков заявил:
«Мы убеждены, что дождемся когда-нибудь того счастливого времени, когда получим исправление наших прав рыцарских, и ревностно просим, чтобы сейм изволил доложить королю, чтобы нам были дарованы те вольности, которые принадлежат людям рыцарским».
О моральных принципах казаков и их полевых командиров говорит, например, такой факт — в 1618 году поляки собрали войско для похода на Москву, в нем помимо поляков были и 20 тысяч казаков под предводительством гетмана Сагайдачного. Они участвовали в боях, в осаде Москвы, едва оправившейся после событий 1612 года, но город так и не взяли. А Сагайдачный потом вроде бы даже каялся, что был причастен к братоубийственному походу. Произошло это, правда, после того, как поляки ему не дали обещанных привилегий. Однако это весьма показательная история: ради получения особых привилегий для себя, любимых, для казачества, казаки могли резать и русских тоже.
Вообще, к середине 17 века казачья старшина, казачья аристократия, стала довольно богатой прослойкой, ничем не хуже средних дворян. Дети казачьей аристократии учились в университетах, говорили на латыни. Но для поляков они все равно оставались дикарями с Поднепровья. Советская историография называла казачьи восстания «национально-освободительным движением украинского народа». Но надо сказать, что никакого украинского народа тогда не было, его не упоминают даже польские источники, и за свои права боролись только крестьяне, участники восстаний. Русский, точнее малороссийский, историк 19 века Владимир Антонович, один из отцов малороссийского автономизма, писал о положении дел в Речи Посполитой так:
«Я никогда и не думал утверждать, чтобы польская старина не имела светлых сторон; я уверен в том, что действительно в Польше была золотая законная свобода — не только для шляхтичей; действительно, речь и голос шляхтича, польского ли, русского или литовского, никогда не был стеснен. Действительно, шляхту южнорусскую и литовскую не только польская шляхта пригласила к союзу, но и поделилась с нею своими правами — но какая же польза от этого народу, который голоса не имел не только в управлении государственном, не только в сейме, но и в суде, в который его не пускали ни в роли истца, ни в роли ответчика — защищать свои личные права? Что за польза народу от того, что кто-то куртуазно обращался с его шляхтою, когда именно эта куртуазия и убила его собственную жизнь? Шляхетство ведь было формою, выработанною польскою общественною жизнью; общественное самоуправление — это постоянная цель, к которой стремился украинский народ. Конечно, для южно-русских бояр выгоднее было принять польский порядок вещей — и они его приняли — но вместе с тем изменили и своей народности; опершись на чужой принцип, они почувствовали, что разошлись с жизнью своего народа и — ополячились: эта тождественность поляка и шляхтича, русина и народного человека и поныне у нас продолжается. Больно, право, смотреть на тщетные усилия нескольких отдельных лиц, которые хотят примирить народные интересы с польскими понятиями: они не находят нигде точки опоры и раньше или позже должны будут отречься от того или другого. Народ ведь всегда оставался верен своей народности, или, правильнее, самому себе; он, оставленный боярами, шаг за шагом отстаивал свое — и козацкими войнами, и копными судами, и гайдамацкими загонами, и когда наконец — сбитый с ног, окровавленный, он был запряжен в шляхетский плуг, и тогда его не оставила его вечная думка — вечное желание реакции против шляхетского принципа, который, в его глазах, является наглою несправедливостью».
Казаки боролись за привилегии, за возможность стать шляхтой, как русские или литовские дворяне, за включение в реестр. Особое раздражение казачества вызвало решение польских властей сократить число реестровых, то есть состоящих на госслужбе казаков, до 1000, а остальным надлежало стать крепостными крестьянами. То есть чернью и быдлом, которых и сами казаки ненавидели. В 20–30-е годы 17 века Малороссию то и дело охватывали восстания — то одного, то другого казачьего полевого командира.
В 1625 году происходит восстание Жмайло, в 1630-м — восстание Федоровича, в 1635 году — восстание Сулимы, в 1637 году — восстание Павлюка, в 1638 году — восстания Остряницы и Гуни. Восстания в Малороссии, понятное дело, поляки подавляли жестоко, и на фоне этого многие русские люди бежали в Слободскую Украйну. Эта особая пограничная область на юге Московского государства располагалась там, где сейчас находятся Харьковская и Сумская области Украины, часть Луганской области, часть Донецкой, почти вся Белгородская область России и несколько районов Воронежской и Курской областей.
Беженцы из Малороссии потянулись туда, на юг Русского государства, с середины 16 века. То есть эти территории и раньше были заселены, но именно в это время поток переселенцев увеличился в разы, потому что политика дерусификации Литвы и Польши превращала русских людей там в граждан второго сорта. Уходили поодиночке, семьями, селами, а Москва принимала русских беженцев-переселенцев, им выдавали помощь, оружие и землю. Для разросшегося Русского государства это была новая украина, новая южная граница, за которой начинались территории, контролируемые крымскими татарами, откуда они приходили с набегами. Там была построена так называемая «белгородской засечная черта» — ряд крепостей и оборонительных сооружений, которые шли с запада на восток, от Ахтырки через Новый Оскол и до верховьев Дона.
Большинство беженцев были семейными казаками и крестьянами, многие переселялись в Россию сразу со всем скарбом, скотом, инструментом. Жители Слобожанщины были освобождены русскими властями от уплаты налогов, им выдавали по 16 десятин земли на члена семьи, зерно и подъемные средства, и главное — в городах действовало магдебургское право, а на крестьян не распространялось крепостное право. Потому что одной из обязанностей поселенцев, живших в «слободах» — то есть свободных селах, не принадлежавших ни государству, ни помещику, — была охрана границ. Название Слобожанщина, как можно догадаться, и происходит от «слобод». У поселенцев была своя военная организация, казачьи полки и сотни. Слободская Украина имела особый статус в России, самоуправление и еще в начале 18 века играла важную роль в отражении набегов кочевников. Уже в Российской империи, в 1731–1733 годах, там была построена новая оборонительная линия для защиты границ, называлась она Украинской линией.
И кстати, русское слово «украинец» с появлением Слобожанщины стало распространяться и на жителей этой области. В документах той поры встречаются украинные служилые люди Слободской Украйны. При этом народ называется или русским, или малороссийским. В анонимном труде «Записки о том, сколько я памятую о Крымских и Татарских походах» некий участник похода 1736 года против крымского ханства пишет о том, что татары сталкивались с «нашими легкими войсками (Запорожцами и Украинцами)». Лишь в конце 18 века, во времена Екатерины, Слободская Украина была окончательно упразднена, сначала став Слободско-Украинской губернией, а потом превратившись в часть Харьковского наместничества. Слобожанщина в 19 веке сыграла огромную роль в формировании украинского сепаратизма. Но об этом позже. А в начале 17 века после каждого очередного подавления восстания в Малороссии на Слободскую Украину приходили новые русские беженцы. Так, в 1638 году остатки войска гетмана Остряницы после польской победы перешли на Слободщину, основали город Чугуев и создали Чугуевский полк. Около 1652 года беженцами были заселены земли в районах Сум и Харькова и созданы одноименные казацкие полки. Несколькими годами позже южнее Харькова был основан город Изюм и создан Изюмский полк.
Но вернемся в Малороссию. В условиях бесконечных крестьянских восстаний, оттока населения на северо-восток казачья старшина оказалась перед выбором. Или остаться особым воинским сословием в составе Польши, или же продолжить бороться. Но уже не за привилегии, а за независимость территорий. Точнее, за то, чтобы территории Поднепровья оказались под чьей-либо защитой.
В 1648 году началось очередное восстание под предводительством Богдана Хмельницкого. «Мне удалось совершить то, о чем я никогда и не мыслил», — так потом говорил гетман. Это было не просто восстание. Это была настоящая война, длившаяся шесть лет. Описывать ее подробно в этой книге нет смысла. Есть сотни источников, где можно ознакомиться с ходом войны 1648–1654 годов и понять, насколько жестокой и кровавой она была. Тут стоит упомянуть лишь одно — она стала первым гвоздем в крышку гроба польской мечты о великом польском государстве. Доведенный до отчаяния народ достиг той точки сознания, где уже не было места сомнениям или страху. Люди были готовы или умереть, или все же добиться другой жизни. И казачья старшина здесь просто ничего не могла изменить, став заложником народного гнева.
Казачья аристократия не хотела никакой независимости от Польши. Как раз наоборот, она рассчитывала в составе Польши получить побольше прав над крестьянами. Но вот народ — простое казачество, крестьянство — хотел другого. Он хотел московского подданства. Потому что люди понимали, что это такое — быть подданным Москвы. Слободская Украина была яркой демонстрацией того, что под Москвой можно жить, работать, сохранять идентичность и не быть низведенным до состояния скота. Слобожанщина, кстати, наполнилась переселенцами из Малороссии за какие-то пять лет настолько, что все прежде безлюдные территории были заселены. По некоторым данным, число беженцев превысило 20 тысяч человек. Колоссальная для 17 века цифра. Причем называли себя беженцы русскими. Это видно хотя бы по народным песням того периода, которые в одном полемическом письме приводит упомянутый мной Владимир Антонович:
Поки Рось зоветься Россю,
Дніпро в море ллється —
Поти серце українське
З панським не зживеться.
В таких условиях казачья старшина была вынуждена следовать за народной волей. Но при этом постараться сохранить свое положение, привилегии, статус. Вариант был один — постараться сделать так, чтобы оказаться под протекторатом Москвы, но при этом сохранить все как в Речи Посполитой. Часть казачества была против воссоединения с Россией. Да и сам Хмельницкий с удовольствием остался бы в Речи Посполитой, дай ему власти то, чего он хотел. Более того, известно, что лидеры восстания обсуждали возможность присяги и крымскому хану. Они боялись, что при московской власти такой вольницы уже не будет. И все же решили присягать Москве.
Явившись к присяге, старшина и гетман, например, потребовали, чтобы русский царь в лице своих послов, в свою очередь, присягнул и им, казакам. Стольник Бутурлин ответил:
«Николи не бывало и впредь не будет, и ему и говорить о том было непристойно, потому что всякий подданный повинен веру дати своему государю».
Через несколько дней полковой писарь Иван Выговский вновь пришел к Бутурлину с требованием «дать им письмо за своими руками, чтобы вольностям и маятностям быть по-прежнему».
В итоге переговоров была подписана Переяславская рада — как писали советские историки, документ о воссоединении России и Украины. На Украине сейчас говорят о том, что это была «переяславская конституция», или «договор». В действительности же никакого договора, тем более между двумя странами, не было. В Переяславле в 1654 году малороссийский народ и казаки присягнули новому царю. Царю Московскому. Безоговорочно. И в Российской империи события 1654 года назывались «Воссоединением Руси», потому что до 20-х годов 20 века ни о какой Украине как о государстве и речи быть не могло. И каждый образованный человек знал — в истории такого государства не существовало.
Русский царь Алексей Михайлович, по сути, не отказал новым подданным ни в одной из их просьб. Многим городам оставили Магдебургское право. Духовенство сохранило все владения, права и привилегии, Казачий реестр сохранили и на службу приняли аж 60 тысяч человек. Малороссии оставили право выбирать старшину и гетмана, с последующим информированием Москвы, даже разрешили принимать иностранные посольства.
Казалось, что сразу после принятия присяги Российскому государству на место польских воевод и прочих управленцев должны приехать такие же, но уже из России. Однако на деле Москва сделать это не смогла, слишком много сил отнимала начавшаяся война с Польшей, а последующие события в Малороссии не оставили Москве возможности влиять на этот регион.
В 1657 году русские власти подняли вопрос о введении воевод и взимании налогов, Хмельницкий этому воспротивился. По сути, нарушив присягу. А потом он умер. Последующее тридцатилетие вошло в историю Малороссии и осталось в народной памяти под названием Руина. Преемник Хмельницкого Иван Выговский решил снова присягнуть Польше, и за ним последовала казачья старшина. Подробно пересказывать события периода Руины здесь вряд ли нужно, любой желающий легко может ознакомиться с фундаментальным трудом по этой теме русского историка Николая Костомарова, который так и называется «Руина». В двух словах стоит заметить, что это было страшное время. Казаки воевали, разделившись на тех, кто поддерживал ориентацию на Москву, и тех, кто поддерживал Польшу. Малороссия подвергалась набегам татар, и границы никто не защищал. Поляки при поддержке наемников врывались на левобережную часть Малороссии, левобережное казачество совершало кровавые рейды по польским поселениям Правобережья Днепра.
Русское государство долго пыталось удержаться в стороне от происходивших событий, но в итоге было вынуждено вмешаться, ввести войска, и лишь к концу 17 века Левобережная часть Малороссии оказалась окончательно воссоединенной с Россией. Но при этом никаких иллюзий у Москвы по поводу казачьей старшины не осталось: непрерывные интриги казачьей аристократии, переходы то к Польше, то к Москве, русская администрация то вводила воевод в Малороссию, то была вынуждены их отзывать. Казаки бесконечно жаловались в Москву, что их якобы притесняют московские посланцы. Причем это стало частью и польской, и казачьей пропаганды, дескать, москали хотят отобрать у вас все свободы. Так боритесь с ними. Например, гетман Иван Выговский приготовил такую речь, чтобы объяснить, почему он решил присягнуть польскому королю, изменив присяге царю русскому:
«Присылает царь московский к нам воеводу Трубецкого, чтоб войска запорожского было только 10000, да те должны жить в Запорожьи. Пишет царь крымский очень ласково к нам, чтоб ему поддались; лучше поддаться крымскому царю: Московский царь всех вас драгунами и невольниками вечными сделает, жен и детей ваших в лаптях лычных водить станет, а царь крымский в атласе, аксамите и сапогах турецких водить будет».
Гетман Иван Брюховецкий, тоже несколько раз решавший, с кем ему быть — с Москвой или Варшавой, писал в одном универсале, объясняя, почему не стоит доверять русскому царю. И самым интересным моментом в этом объяснении выглядит ссылка на полученную «через Духа Святого» информацию. Возникает ощущение, что эта традиция получения важных и достоверных сведений о происходящем в мире с тех пор прочно укоренилась в украинском истеблишменте.
«Послы московские с польскими комиссарами присягою утвердились с обеих сторон: разорять Украину отчизну нашу милую, истребив в ней всех жителей больших и малых. Для этого Москва дала ляхам на наем чужеземного войска четырнадцать миллионов денег. О таком злом намерении неприятельском и ляцком узнали мы через Духа Святого. Спасаясь от погибели, мы возобновили союз с своею братьею. Мы не хотели выгонять саблею Москву из городов украинских, хотели в целости проводить до рубежа, но москали сами закрытую в себе злобу объявили, не пошли мирно дозволенною им дорогою, но почали было войну. Тогда народ встал и сделал над ними то, что они готовили нам; мало их ушло живых».
Все у казаков были виноваты в их бедах: и ляхи, и москали, только сами казачьи полевые командиры были совершенно чисты и непорочны. Москва несколько раз жестко требовала у казачества определиться, с кем оно намерено связать свою судьбу и как видит себе будущее Малороссии. В 1668 году на Глуховской раде князь Григорий Ромодановский спросил гетмана и старшину:
«Какую вы дадите поруку, что впредь измены никакой не будет? И прежде были договоры, перед святым Евангелием душами своими их крепили и что ж? Соблюли их Ивашка Выговский, Юраська Хмельницкий, Ивашка Брюховецкий? Видя с вашей стороны такие измены, чему верить? Вы беретесь все города оборонять своими людьми, но это дело несбыточное. Сперва отберите от Дорошенки Полтаву, Миргород и другие; а если бы в остальных городах царских людей не было, то и они были бы за Дорошенком».
К концу периода Руины, то есть к 1687 году, Польша значительно ослабела, в ней разгорелась внутренняя борьба за престол, ей стало не до русских земель. А окрепшая Россия начала вполне серьезно влиять на польскую и европейскую политику. Уже в начале 18 века польский король Август Второй стал союзником Москвы, потому что видел в ней серьезную силу. И надеялся с помощью Петра Первого ослабить Швецию и вернуть Польше Лифляндию.
Вся оказавшаяся воссоединенной с Великороссией территория Малороссии — это было левобережье Днепра — стала называться Гетманщиной. Это была особая административная единица в составе Российской империи, вроде Слободской Украины. Поскольку казачество играло важную роль в жизни Малороссии, то и структура власти в Гетманщине оказалась полувоенной. Во главе стоял выборный гетман, высшим представительным органом была Генеральная рада, совещательным органом при ней была Генеральная старшина.
Гетманщина в составе Русского государства имела свой бюджет, свое денежное обращение, свою систему сбора налогов. Финансовой сферой ведала Генеральная канцелярия Скарба войскового, которую возглавляли два генеральных подскарбея. Административно-территориальное устройство Гетманщины было также основано на традициях казачьего самоуправления. Гетманщина делилась на полки и сотни — почти до конца 18 века, когда Екатерина Вторая ликвидировала Гетманщину. Точнее, в силу вступило общее положение о губерниях Российской империи, и сотенно-полковое административное устройство было упразднено не только в Малороссии, но в других регионах.
Иван Мазепа
Первый гетман после 30-летней эпохи Руины Иван Мазепа запомнился своим предательством. Поначалу он действительно искренне служил Петру Первому, участвовал в Азовских походах, строил церкви, был меценатом, но в разгар Северной войны он, увидев, что Российская империя терпит неудачу за неудачей, решил перейти на сторону шведского короля Карла Двенадцатого. Фамилия Мазепы стала нарицательной, хотя стоит отметить, что ничего из ряда вон выходящего в его поступках, учитывая опыт предыдущих 50 лет, не было. А вот что он сам писал, объясняя причины своего поступка:
«Московская потенция уже давно имеет всезлобные намерения против нас, в последнее время начала отбирать в свою область малороссийские города, выгонять из них ограбленных и доведенных до нищеты жителей и заселять своими войсками».
То есть опять клятые москали оказались виноваты во всем. И как предыдущие гетманы не могли объяснить, почему, если москали такие кошмарные тираны, народ все равно бежит из Малороссии в Слобожанщину (ведь, казалось бы, логово тирании), так и Мазепа не нашел объяснений, почему на стороне москальских угнетателей выступила вся Малороссия, а к нему присоединились лишь 4 тысячи казаков.
Филипп Орлик
Следующим гетманом стал Филипп Орлик, он, правда, был гетманом правобережной Малороссии. То есть той, на которую власть Российской империи на распространялась. На Левобережье гетманом стал Иван Скоропадский. Но вот с именем Орлика связан один украинский исторический миф о якобы первой украинской конституции. После разгрома шведов под Полтавой в 1709 году Мазепа бежал на турецкую территорию, в Бендеры. Сейчас это Приднестровье. Там он умер, гетманом выбрали Орлика, а на этих выборах были провозглашены составленные Орликом «Пакты и Конституции прав и вольностей Войска Запорожского», по-латыни — Pacta et Constitutiones legum libertatumqe Exercitus Zaporoviensis. На Украине этот документ сейчас именуется «Конституцией Пилипа Орлика». Полное названием документа «Договор и Установление прав и вольностей Войска Запорожского и всего свободного народа Малороссийского между Ясновельможным гетманом Филиппом Орликом и между Генеральной старшиной, полковниками, а также названным Войском Запорожским, которые по давнему обычаю и по военным правилам одобрены обеими сторонами свободным голосованием и скреплены ясным гетманом торжественной присягой».
«Конституция Орлика»
Этот документ определял протекторат шведского короля Малороссией, а также была определена система управления: как выбирать гетмана, старшину, Генеральную раду. И вот стоит подробно рассмотреть несколько деталей. Филипп Орлик подписывается именно так — Филипп. Не Пылып, как сейчас его отчего-то именуют на Украине. И кстати, в украинских источниках «Конституция Орлика» обычно приводится в переводе на украинский язык. Однако интересно, на каком языке и как был написан пакт. Вот, например, преамбула.
«Договоры и постановленья прав и волностей войсковых межи ясневелможным его милостю паном Филиппом Орликом, новоизбранным Войска Запорожского гетманом, и межи енералними особами, полковниками и тим же Войском Запорожским сполною з обоих сторон обрадою утверженные и при волной елекции формалною присягою от того ж ясневелможного гетмана потверженные».
Мы видим, что свой народ Орлик именует малороссийским или казацким, никакого другого, например, «украинского», народа там нет.
«Дивный и непостижимый в судьбах своих Бог, милосердный в долготерпении, праведный в казни, како всегда от початку видимого сего света, на праведном правосудия своего мирил едны паства и народы возвышает, другие — за грехи и беззакония смиряет, едны порабощает, другие — свобождает, едны возносит, другие — низвергает, так и народ валечный стародавный козацкий, прежде сего именованый козарский, перш превознесл был славою несмертелною, обширным владением и отвагами рицерскими, которими не тылко окрестным народом, лечь и самому Восточному панству на море и на земли страшен был так далече, же цезар восточный, хотячи оный себе вечне примирити, сопрягл малженским союзом снови своему дочку кагана, то ест князя козарского. Потом славимый во вышных той же праведный судия Бог за умножившиеся неправды и беззакония, многими казням наказавши, тот народ козацкий понизил, смирил и ледво не вечною руиною низвергл, наостаток военным оружием державе Полской чрез Болеслава Храброго и Стефана Батория, королей полских, поработил».
Филипп Орлик, надо признать, был личностью незаурядной, имел отличное образование. Он обучался в иезуитском коллегиуме в Вильно, окончил Киево-Могилянскую академию, знал польский, шведский, французский, болгарский, сербский, итальянский, немецкий и латынь. И вот на латыни, подражая польской шляхте, он и написал второй заголовок своего пакта. Pacta et Constitutiones legum libertatumqe Exercitus Zaporoviensis. В данном случае слово constitution означает всего лишь постановление. В советское время на бумажных рублях были надписи на всех языках народов СССР. Но никто не использует эти деньги, чтобы доказать, например, что уже в 40-е годы 20 века в Средней Азии появились независимые государства. Надписи же на деньгах существуют. Вот примерно то же самое пытаются сделать с «Конституцией» Орлика. Доказать древность державы, которой в то время даже не существовало.
Но вернемся к Гетманщине. После предательства Мазепы доверие Москвы к казачьей аристократии было подорвано, видимо, окончательно, и на какой-то момент Петр Первый даже отменил гетманское управление, передав эту функцию специальному ведомству, Малороссийской коллегии. Впрочем, позже гетманство вернули, и до, как уже упоминалось, времен Екатерины Второй эта часть Малороссии жила по своим особым законам и правилам.
В это время, в начале и середине 18 века, в Польше начались разрушительные процессы. Правобережье Днепра, которое осталось после русско-польских войн и Северной войны под властью Речи Посполитой, начало стремительно пустеть. Русские люди убегали на Левобережье, в Гетманщину, или дальше, в Слобожанщину. Население покидало территории, полагая, что поляки будут мстить и за восстание Хмельницкого, и за поддержку русской армии в Северной войне. После Руины вся правобережная Малороссия была чудовищно разорена. Очевидцы вспоминали, что на местах былых сражений лежали неубранными скелеты воинов, деревни и хутора стояли разоренными и обезлюдевшими. Правобережье начали заселять поляки. Они создавали слободы, поселения, строили хутора и села, власти освобождали польских переселенцев от налогов и повинностей. Всюду воздвигались панские дворцы, замки и католические монастыри. Вместе с польским населением на эти земли еще активнее стали продвигаться католицизм и униатство.
Прежде всего, все новые помещики были исключительно католики. «Все» в данном случае не красивая фигура речи. Это было именно так. Именно все. От своих крестьян они требовали принятия как минимум греко-католической веры. Противостояние по религиозному признаку сопровождалось невероятными даже для того сурового времени жестокостями. Например, в 1766 году в селе Милиеве местные жители решили не пускать к себе священника-униата. Когда пришли польские войска, ктитор церкви Данило Кушнир спрятал церковную дароносицу, чтобы она не попала к католикам и униатам. Узнав об этом, польские военные в присутствии всех жителей сожгли Кушниру обе руки, обмотав их паклей и полив смолой. Потом ему отрубили голову и поставили ее на шесте посреди села.
И это один частный случай, а их были тысячи. Русское население Правобережья отвечало такой же звериной жестокостью, восстания на этих территориях приобрели перманентный характер. Партизанские отряды нападали на польских помещиков, жгли усадьбы, разоряли села. В историю эти события вошли как движение гайдамаков. Слово это, кстати сказать, турецкого происхождения и означает «разбойник». И действительно, для поляков гайдамаки были обыкновенными разбойниками, и когда те попадали к польским властям в руки, их казнили самыми зверскими способами.
Русское население видело в гайдамаках своих защитников и защитников православия, потому что грабили гайдамаки только поляков и евреев, а когда надо было, вмешивались в конфликты православных с католиками или униатами на стороне, конечно же, православных. В 30-е годы 18 века Польше удалось несколько подавить движение гайдамаков, но оставшиеся повстанцы ушли в Запорожье или в Валахию и уже оттуда совершали набеги на замки и панские усадьбы.
И тут не стоит забывать, что в то время религия была частью национальной идентичности. Православный — значит русский. Поляк — значит католик. Перешел к униатам — предатель. И еще поэтому гайдамаки пользовались поддержкой населения. Впрочем, не только.
На Правобережье лишь Киев оставался под властью Русского государства, и этот русский православный анклав вызывающе вклинивался в польские владения: там было много монастырей, сел и имений, где гайдамаки находили помощь и поддержку. Более того, не только монахи или крестьяне помогали ополченцам и партизанам. Поддержку им оказывали и расквартированные тут российские гарнизоны, и местные жители. В 1747 году один из гайдамацких отрядов был сформирован прямо на киевском Подоле. Сборным местом для него стал дом мещанина Афанасия Цирульника. Он снабдил гайдамаков, или, по-современному говоря, боевиков, налетчиков, за свой счет хлебом, деньгами и оружием, и те отправились на город Чернобыль, который затем разграбили.
Польские власти ничего не могли сделать ни с гайдамаками, ни с маганатами и шляхтой в целом, своеволие которой достигло крайних пределов. По сути, не правительство, а уже дворяне проводили внутреннюю политику страны, поддерживали католическую экспансию, насаждали унию. Это была агония страны. Соседи — Российская империя, Австрия, Пруссия — открыто вмешивались в польские дела. Но власти были неспособны как-то повлиять на события на Правобережье Малороссии, и русское население все больше озлоблялось, и в 1768 году вспыхнуло восстание под предводительством Максима Железняка.
Запорожский казак, ушедший со службы, готовившийся стать иноком в Матронинском монастыре, он, узнав о насилиях над православным населением, сформировал отряд и двинулся громить помещичьи имения и захватывать города. Все это сопровождалось поголовным уничтожением польского и еврейского населения. В Умани на сторону восставших перешел сотник Иван Гонта, который отвечал за оборону города. Дальнейшие события вошли в историю как «Уманская резня». Сколько было убито поляков, евреев и русских, установить невозможно. Сам Иван Гонта называл цифру в 30 тысяч, современные историки говорят о 15–20 тысячах, но дело же не в цифрах. Большинство убитых были русские, принявшие униатство, за учениками униатской школы, детьми, восставшие устроили охоту, убивая и самих учеников, и тех, кто их прятал. В центре города стояла виселица, на которой повесили поляка, католического священника и еврея, а рядом была закреплена табличка «лях, жид та собака — вира однака».
Отряды гайдамаков рассыпались по всему малороссийскому Правобережью, Семен Неживый действовал в районе Черкасс, Иван Бондаренко — в районе Радомысля и северной Киевщины, Яков Швачка — около Белой Церкви и в Василькове. Все убивали, вешали, грабили. В народных песнях, впрочем, они остались как защитники простых людей и вершители справедливого суда:
Ходыть Якив Швачка та по Хвастови
Та у жовтих ходить у чоботях.
Ой вивишав жидив, ой вивишав ляхив
Та на панських на воротах.
Восстание удалось подавить с помощью русских войск, которые заодно начали громить войска так называемых барских конфедератов, то есть польских магнатов-сепаратистов, которые пытались бороться с королем, так как были недовольны проводимой им внутренней и внешней политикой. Причем русские части оставались в Польше до 1770 года, командовал ими Александр Суворов, и именно он методично и аккуратно громил части конфедератов, находясь уже на территории с преимущественно польским населением. Вообще, конечно, история Барской конфедерации заслуживает куда большего, чем три предложения в этой книге, и я рекомендовал бы всем интересующимся подробнее ознакомиться с этим трагическим и одновременно героическим эпизодом в истории Польши.
А в 1768 году Железняк был арестован и как подданный Российской империи отправлен в российскую тюрьму. Гонта попал в руки поляков и после зверских пыток был казнен. Население Правобережья ожидало, что российские войска останутся на этих территориях, но войска ушли, и — как результат — доверие к российским властям было сильно подорвано. И даже век спустя в народе сохранялась память о том, как «русский царь» гайдамаков предал, а малороссов оставил на растерзание полякам.
Впрочем, Польше оставалось не много. Измученное внутренними распрями, чванством и бунтами шляхты, слабостью короля, государство было неспособно защитить и сохранить себя. К концу 18 века Польша перестала играть сколько-нибудь серьезную и самостоятельную роль в европейской политике. В 1772 году ее соседи — Пруссия, Австро-Венгрия и Российская империя — частично разделили между собой земли некогда мощного государства.
Окончательно Польша перестала существовать в 1795 году, когда большие державы совершили третий раздел польских земель. Галиция, Закарпатье и Буковина, населенные русскими, или, как тогда говорили, русинами, достались Австро-Венгрии. А почти все территории Древней Руси отошли к Российской империи.
И здесь следует обратить внимание на один важный момент. Российская империя совершила тогда роковую ошибку, граничившую с предательством. Под русской властью оказалась почти вся Польша, включая Варшаву. Чуждая, даже скорее чужая, страна. Другой язык, другая вера, иные идеология и образ мышления. Но при этом Россия легко отдала земли бывшего Галицко-Волынского княжества Австрии. Ей достались Буковина, Галиция и Закарпатская Русь, нынешняя Ужгородская область Украины. Российское правительство признало право Венского престола на эти земли. Отчасти Россия была вынуждена так поступить — шла война с Турцией, и нужно было заручиться если не поддержкой Австрии, то хотя бы нейтралитетом. Это предательство можно было исправить потом, например, во время Венского Конгресса, когда в 1815 году, после поражения Наполеона, Россия диктовала свою волю Европе. Можно было вернуть Галицию под русскую корону и в 1848 году, когда Австро-Венгрию вообще спасло от распада во время восстания только вмешательство русских войск. Но этого сделано не было, и в итоге именно русская Галиция стала колыбелью украинства. Но это было позже, в 20 веке, а началась история украинской идеологии как раз после того, как перестала существовать Польша. В конце 18 века.
