А ЕСЛИ ОНИ НЕ УМЕРЛИ…

Была поздняя ночь. Кроме сторожей, бесшумно ходивших вокруг замка, все спали в старом королевском дворце в Катманду. Только в одной комнате еще горел свет. Там, согнувшись над игральной доской, сидели две фигуры. Одной из них была прекрасная молодая женщина. Ее красота не была красотой обычной смертной женщины, нет, то была нечеловеческая, божественная красота. Ей очень ловко удавалось прятать восемь из своих десяти рук. Ровно посредине лба у нее был третий глаз. Раджа в полном одеянии сидел напротив нее, на голове — корона, украшенная шерстью яка и павлиньими перьями, потому что женщина, с которой он играл, была Таледжу, еще ее называют Кали, гневное воплощение богини Дурги, богини совершенства, мудрости и знания, которая в Непале считается покровительницей королевского дома.

Богиня питала слабость к радже, династия которого вот уже более пятисот лет правила в долине Катманду у подножия Гималаев. Раджа Джайя-пракаш из благородного дома Малла был мудрым и справедливым правителем, и поэтому Таледжу нравилось приходить по ночам во дворец в известное только ей и радже время, чтобы поиграть с ним в кости и дать ему возможность набраться от нее мудрости. Несмотря на очевидное почтение со стороны раджи, в их манере разговаривать друг с другом во время игры было что-то очень доверительное. Они беседовали, как два человека, которые знают и уважают друг друга уже десятки лет.

— И как же мне поступить с мятежными главами племен Лалитпура? И с этим ужасным раджей народа горкха, который со своими войсками придвигается все ближе? — вздохнул король.

— Что касается первых… — прошептала Таледжу и ненадолго замолчала, чтобы бросить кости, — я советую тебе бьггь великодушным. Лалитпур неопасен для тебя! Ты своей добротой и умом должен привлечь их на свою сторону, тогда они перестанут бьггь врагами и станут твоими самыми преданными союзниками. Что же касается раджи народа горкха… — Таледжу не закончила. Ей вдруг показалось, что раджа смотрит на нее как-то необычно. Она и раньше замечала, что в его взгляде проскальзывало что-то. Но в этот раз увидела совершенно определенно. То было желание. — Да как ты смеешь! — вырвалось у нее.

Несмотря на ярость, лицо Таледжу не утратило своей красоты, но вдруг стали видны остальные три лица, внушающие ужас. Она поднялась и угрожающе вскинула все свои десять рук, в которых держала обагренные кровью кинжалы. А еще на ее бедрах был виден пояс, на котором болтались отрезанные человеческие головы. Лев, спокойно лежавший у ее ног, грозно встал рядом.

— Я не потерплю, чтобы человек так смотрел на меня! Ты горько пожалеешь! Сегодня ты видел меня в последний раз! Смотри, что ты натворил своей слабостью, своим человеческим желанием: я не приду больше никогда!

Раджа пал на колени, он молил о прощении:

— Прошу, не поступайте так со мною! Как мне править без ваших советов?

— А ты и не сможешь. Твое правление продлится недолго, а твоя династия скоро исчезнет! — воскликнула Таледжу, прежде чем ускакать на своем льве в ночь.

Раджа знал, что совершил большую ошибку. Как раз сейчас, в момент тяжелейшего кризиса своего правления, он рассердил Таледжу. Уже почти вся долина Катманду находилась во власти раджи горкха с запада страны, бесстрашие и прекрасная дисциплина его солдат лишали смысла, казалось, любое сопротивление. Следующие дни раджа провел почти исключительно в храме Дурги, все брахманы его двора должны были непрестанно приносить жертвы, пока, однажды ночью, богиня все-таки не появилась перед ним еще раз. Правда, только во сне.

— Если ты хочешь снова меня видеть, — сказала она радже, — то ты должен отыскать девственницу из касты шакья. Найди в ней тридцать два признака чистоты, а когда найдешь, это будет та девочка, в обличье которой я стану приходить к тебе. Поклоняйся ей, как ты поклоняешься мне!

Раджа сделал то, что повелела богиня. Елю брахманы отправились на поиски девочки из касты золотых дел мастеров, которая имела тридцать два признака чистоты, и, когда девочка, описанная Таледжу, была найдена, они привезли ее во дворец и поклонялись ей как живой богине. Но прежде, чем она доросла до начала первых кровотечений, была выбрана новая девочка из касты шакья, имевшая тридцать два признака безупречности, потому что, по убеждениям индуистских брахманов Непала, Таледжу могла проявиться только в совершенно чистой и невинной девочке.

Так продолжалось много столетий. А с раджой, который ввел этот обычай, случилось то, что и предсказала ему Таледжу: его династия, династия Малла, исчезла с лица земли. Однако ни один из следующих правителей не осмелился прекратить введенный Джайяпракашем Малла обычай. Для Кумари (так называют эту девочку), которую народ Катманду считает живым воплощением богини, был построен дворец (Кумари Гхар), сохраняется и обычай почитать ее большим восьмидневным праздником, Индра Джатра. Кульминацией праздника является шествие короля в сопровождении своих придворных к Кумари. Церемония, происходящая в самом сердце храма Таледжу, покрыта строгой тайной. Кумари — единственный человек, перед которым король Непала преклоняет колена. Ему надлежит примерно полчаса совершать точно предписанный молитвенный ритуал, пуджу, во время которого он произносит известные только ему и священникам мантры, сопровождаемые ритуальными движениями рук, причем его руки должны быть прикрыты, потому что человеческая сущность Кумари не имеет права видеть эти жесты. Затем он преподносит ей священный красный порошок, рис и цветы. В кульминационный момент церемонии Кумари вручает королю меч и наносит ему на лоб красную точку, знак, что она благословляет его правление еще на год.

И сегодня Индра Джатра, который бывает в начале сентября, для населения Катманду является главным среди всех индуистских праздников в году. Это праздник немыслимой роскоши красок и дионисийского буйного веселья. Один старый хиппи, приехавший в Катманду тридцать лет тому назад да так и оставшийся здесь, сказал мне:

— Индра Джатра — это единственная возможность испытать кайф, как от ЛСД, не принимая его.

Но в 2007 году Индра Джатра, кажется, был скорее триллером. Проливной дождь, полицейские, избивающие индуистских монахов резиновыми дубинками. Монахи попытались остановить триумфальный кортеж на пути в храм Таледжу. Дело в том, что в машине вместо короля сидел премьер-министр. Так как согласно новой конституции он считается главой государства, то он решил, что и благословить Кумари должна именно его. Но Кумари отказалась принять премьер-министра. Скандал. Она потребовала, чтобы к ней явился король, но королю запретили посетить ее.

Не прошло и девяти месяцев, как Гьянендра был формально свержен. Новая конституция подтвердила этим актом первую статью конституции переходного периода, принятой примерно за год до того. С 29 мая 2008 года Непал является республикой.

Нечасто журналисту выпадает возможность видеть революцию своими глазами. Итак, в мае 2008 года я поехал в Непал, чтобы по заданию журнала «Вэнити фэйр» наблюдать за падением одной из старейших монархий мира.

Я без преувеличения могу назвать мой визит в Непал историческим. При весьма темных обстоятельствах маоисты выиграли выборы в Конституционное собрание, предстояло провозглашение республики, каждый день высшие чины маоистской партии наперебой выкрикивали все новые угрозы в адрес короля.

Лидер маоистов товарищ Прачандра (я имел сомнительное удовольствие встретиться и с ним) говорил каждому, кто протягивал ему микрофон, что было бы лучше, если б Гьянендра «по собственной воле» освободил дворец, иначе с ним может случиться то же, что случилось «с французским королем в 1793 году».

Маоистское руководство объявило всеобщую мобилизацию своих кадров. Ежедневно из всех уголков страны в Катманду прибывали все новые отделения боевиков. По их виду было понятно, что они рвутся доказать свою готовность к борьбе. Перед королевским дворцом Нараянхити стояли бронемашины. Толпа людей у строго охраняемых ворот дворца росла с каждым днем. Собравшиеся проводили демонстрации против короля. Многие были вооружены, повсюду — красные знамена с серпом и молотом.

Не обернется ли образование республики Непал кровавой баней?

Во время одного из визитов к начальнику полиции я поинтересовался мерами безопасности во дворце. Вывод: что бы ни планировали маоисты, захватить дворец будет нелегко.

Как мне удалось получить аудиенцию у короля, и сегодня остается для меня загадкой. Думаю, причина в том, что в разных письмах, простых и электронных, отправленных мною адъютантам и доверенным лицам короля, я упоминал о своих семейных связях; но помогло и то, что я работаю в Непале для «Вэнити фэйр», журнала, имеющего хорошую репутацию даже на Крыше Мира (как называют Гималаи).

Перед поездкой во дворец у меня была встреча с бывшим министром внутренних дел. Как ни смешно, хотя времени оставалось мало, из его кабинета я помчался в отель «Дварика», чтобы принять душ и переодеться. Свежевыглаженный синий костюм, белоснежная сорочка, красно-синий галстук от «Гермес». Думаю, это было своего рода ритуальное омовение. Во всяком случае, я не стал бы так стараться ради премьер-министра или президента. Кстати, много недель спустя я узнал, что шофер отеля «Дварика», который отвозил меня во дворец, после моего отъезда был арестован и восемь часов провел на допросе в маоистской милиции.

Пока я ждал в одной из приемных комнат в личных покоях короля, когда меня проведут дальше, мое сердце колотилось так сильно, что было почти больно. Приемная не производила «дворцового» впечатления, скорее она напоминала не слишком большой холл лондонского четырехзвездочного отеля, владелец которого вот уже лет тридцать не делал ремонта. Атмосфера во дворце показалась мне зловещей. Я почти не заметил никого из персонала, а у тех, кого я видел, в глазах был страх.

Потом пришел адъютант короля, бригадный генерал Биной Басният. Он сообщил, что в любую минуту я должен быть готов к тому, что его величество примет меня. Так что еще оставалось время рассмотреть картину на стене приемной. На ней изображалась битва при Синдхули в 1767 году.

Затем дверь открылась. Я оказался перед приветливым человеком приблизительно пятидесяти пяти - шестидесяти лет. На нем что-то вроде пижамы, поверх нее — жилетка. Тихим голосом он предлагает мне сесть. И вот этот джентльмен с оксфордским акцентом и есть внушающий ужас король Гьянендра? Человек, которого на Западе считают символом дурной автократии? Который пришел к власти в 2001 году после бойни во дворце, до сих пор так и не расследованной? Который уничтожил демократию в Непале, а неугодных политиков велел арестовать, пока давление улицы не вынудило его отменить свои распоряжения?

Прежде чем передать мою беседу с королем Гьянендрой, может быть, имеет смысл сказать несколько слов о падении Непальского королевского дома. Как вообще это могло случиться в такой стране, как Непал, где король почитается как частичная инкарнация божества? Все-таки мы имеем дело с регионом, в котором — хотя правящие династии и менялись — монархия существовала более четырех тысяч лет.

Многие в Непале верят в проклятие. Непальская монархия такая древняя, что грань между историей и мифологией почти не ощущается. Самые первые короли, упоминаемые в хрониках, происходили из династий Гопала и Махисапала, они поделили между собой власть в долине Катманду. Обе династии имели выдающихся предков. Матерью Гопала была Луна, Махисапала происходили ни больше ни меньше как от самого Солнца. Территория, сегодня называемая Непалом, была объединена при Притхви Нараян Шахе, который в середине XVIII века отправился в поход со своими солдатами из королевства Горкха к западу от Катманду и подчинил себе почти весь регион к югу от Гималаев с десятками мелких княжеств и королевств. Как раз когда он собирался на решающую битву против самого богатого и сильного королевства, против Катманду, где правили короли древней династии Малла, произошла, по легенде, таинственная встреча. По пути в Катманду ему встретился йог. Король узнал в нем святого человека и предложил ему, jcaK полагается, немного свернувшегося молока. Йог выплюнул молоко себе на ладони и потребовал, чтобы король выпил его. Когда король с презрением отказался выполнить это требование, йог разгневался и сказал, что Шива послал его испытать гордость короля и проклял его. В благодарность за молоко, по словам йога, Шива позволит королю завоевать долину и свергнуть династию Малла, но в наказание за высокомерие новая королевская династия, основанная им, просуществует только десять поколений. По одному поколению за каждый из испачканных молоком пальцев йога.

Король Бирендра, убитый вместе с семьей 1 июня 2001 года собственным сыном, был как раз десятым номером в династии Притхви Нараян Шаха. Король Гьянендра, его брат, — одиннадцатым.

Можно думать о пророчествах все, что угодно, в легенде речь идет о древней, но во все времена остро актуальной проблеме: о высокомерии правителей и о неизбежности их падения. О том, что король Гьянендра стал жертвой собственной надменности и самоуверенности, говорят не только его политические враги. Первое, что сделал Гьянендра, придя к власти в июне 2001 года после смерти своего брата, — он обманул народ. В своем радиообращении король попытался скрыть истинную подоплеку бойни во дворце. Он сообщил, что там произошло «случайное срабатывание автоматического огнестрельного оружия» и что король, королева, кронпринц, его брат и сестра «тяжело ранены». Все, упомянутые им, за исключением лежавшего в коме кронпринца, были к тому моменту уже мертвы, кроме того, в Непале не осталось почти никого, кто еще не слышал, что произошло на самом деле: двадцатидевятилетний кронпринц Дипендра, выпускник Итона, друг принца Уильяма, молодой человек не примечательный ничем, кроме своего пристрастия к галлюциногенным препаратам, в тот летний вечер вошел в военной форме и вооруженный пистолетом-пулеметом МР5 «Хеклер и Кох», автоматом и девятимиллиметровым пистолетом в бильярдную королевского дворца и расстрелял всю родню — отца, мать, брата и сестру. Одним махом он уничтожил всю непальскую королевскую семью — всех, кроме своей тети, кузена принца Параса, сегодняшнего кронпринца, которые чудом уцелели и даже не получили ранений в этой мясорубке, и его отца, принца Гьянендры, которого не было во дворце.

Маоисты, в то время терроризировавшие в основном деревни в удаленных районах, требуя денег за предоставление защиты, использовали хаос после трагедии для усиления террора и «рекрутских наборов». Собственно, именно тогда, в 2001 году, маоисты и начали набирать силу.

А Гьянендра совершал одну политическую ошибку за другой. Он настроил против себя всю политическую элиту Непала, сместив премьер-министра и временно отменив парламентскую демократию. Его предшественник, король Бирендра, пользовался большой любовью народа и уважением противников. Гьянендра же за немногие месяцы своего правления умудрился вызвать ужас населения, нелюбовь роялистских кругов и ненависть противников.

Интервью, которое я взял у короля за несколько дней до его формального отстранения от власти, было, безусловно, самым странным из всех, какие мне доводилось брать. Король выглядел почти зловеще спокойным, в то время как его окружение было смертельно напугано.

Я сказал королю, что вовсе не намерен брать интервью в обычном смысле слова, потому что считаю это неуместным по отношению к инкарнации Вишну. Этот акт моего добровольного и заблаговременного разоружения вызвал такое облегчение у короля, что он начал совершенно откровенно рассказывать о себе — и позволил мне цитировать его слова. Он говорил даже о своих чувствах. А это для королевских особ и в менее сложных ситуациях — весьма непривычно.

— Я очень опечален, — произнес Гьянендра тихим голосом, — я думаю, люди все немного упрощают, делая из меня козла отпущения.

Особенно его разочаровали «южные соседи» (Индия), которые, очевидно, заинтересованы в том, чтобы избавиться от него как гаранта суверенитета Непала, возможно, не без задней мысли однажды аннексировать Непал, как это уже случилось с суверенным королевством Сикким.

В день этой аудиенции по Катманду гулял слух, что референдум, вероятно, мог бы в последнюю минуту еще спасти королевскую власть. Я спросил короля, собирается ли он предпринять что-нибудь, чтобы сохранить монархию. Он с добродушным выражением священной коровы поглядел сквозь меня и ответил:

— Это не входит в мои задачи. Мое предназначение — быть. Только и единственно это. Что со мной произойдет, от меня не зависит.

Когда я упомянул про «референдум», он только отмахнулся:

— Это может привести страну к расколу. Даже если бы я победил на голосовании, скажем, с шестьюдесятью процентами голосов, то как мне относиться к остальным сорока процентам, которые проголосовали против меня? Это же абсурдно. — Слово «абсурдно» прозвучало с очаровательным носовым оксфордским произношением.

Я несколько дерзко заметил, что совершенно с ним согласен: король скорее должен дать себя обезглавить, чем выставить свою кандидатуру на народное голосование. Он лишь улыбнулся в ответ.

Потом я спросил его, не думал ли он о побеге.

— Ни секунды.

Он сказал, что останется независимо от того, что произойдет. Ведь бегство выглядит так жалко!

Думает ли он иногда о совершенных ошибках?

— Да. Часто. Мне не следовало бы снимать премьер-министра без решения конституционного суда. Правда, позднее моя правота была признана, но к этому времени я уже превратился в глазах общественного мнения в диктатора. Было бы также лучше, если бы я поставил наших друзей за рубежом в известность о своих планах. Я ведь никогда не уничтожал парламентскую демократию, как это часто говорят обо мне, я ее лишь временно ограничил, поскольку политики были до такой степени заняты своими играми в борьбе за власть, что совершенно забыли управлять страной.

А потом он сказал еще нечто достойное внимания. Он сказал, что жил был по-другому, если б подозревал, что однажды ему придется нести тяготы этой должности.

— Может, я родил бы больше детей? Может, иначе воспитал бы своего сына?

Надо знать, что его сын, кронпринц Парас, в Катманду — не бесспорная фигура. Он считается выпивохой, драчуном, кичливым хвастуном. Один из придворных чиновников, попросивший не называть его имени, доверительно сказал мне, что представляет себе только один сценарий спасения монархии:

— Король Гьянендра отрекается, кронпринц Парас уступает свою очередь в престолонаследии, а его пятилетнего сына объявляют королем.

Но разумеется, время уже было упущено. Через несколько дней после этого разговора, 28 мая 2008 года, Конституционное собрание почти единогласно вынесло решение о прекращении существования древней непальской монархии. Такая древняя монархия — и такой жалкий конец. Очевидно, кровавые события в июне 2001 года безвозвратно уничтожили репутацию королевской власти. В стране, где даже самые обычные происшествия истолковываются как «знаки судьбы», трагедия такого масштаба неизбежно была воспринята как предвестник катастрофы. Своим неудачным переворотом Гьянендра окончательно погубил монархию. Старый, немного меланхоличный роялист, принадлежавший к кругу доверенных лиц убитого короля Бирендры, выразил самую суть несчастья непальской монархии, если не монархии вообще:

— Королевская власть — единственная приемлемая форма правления страной, потому что она держится на любви. Но когда этой любви больше нет, монархия мертва.

До большого кровопролития, слава Богу, дело не дошло. После того как было объявлено о провозглашении республики и президент Конституционного собрания официально потребовал, чтобы король в течение четырнадцати дней покинул дворец Нараянхити, главный гофмейстер по поручению Гьянендры созвал весь персонал дворца, примерно сорок человек, и объявил, что все они будут и дальше работать у короля, но половине придется уйти в оплачиваемый отпуск на неопределенное время.

За несколько дней до истечения срока ультиматума король с оставшимися придворными, матерью, сыном, невесткой и двумя внуками переселился во дворец Нагарджун, расположенный за пределами Катманду и являющийся собственностью короля, а не короны.

Я покидал Непал с неприятным чувством, что мне довелось присутствовать при уничтожении цивилизации. Возможно, благодаря происшедшим здесь изменениям человечество на самом деле стало немного «справедливее». Возможно, действительно хорошо, что еще один клочок земли смог освободиться от феодализма. Но каким-то образом мир от этого несколько утратил свое многообразие.

Вернувшись в Европу, я прочитал в американской газете статью одной защитницы животных, которая очень переживала из-за того, что король Непала незадолго до отречения в «странном ритуале» принес в жертву животных (одну курицу, три козы и одного буйвола). Ужасно, пишет автор, что «беззащитные животные должны умирать только потому, что какой-то король считает, будто может таким образом спасти свою шкуру».

Новый министр культуры Непала тем временем сообщил, что считает своей самой важной задачей «ликвидацию пережитков прошлого». В первую очередь новое правительство собирается заняться культом Кумари. Кумари должна как можно быстрее освободить храм Таледжу на Дворцовой площади Катманду. «Непальский народ поручил нам превратить Непал в современную демократическую республику. Все институты старой монархии должны исчезнуть». То-то обрадуется комиссия ООН по правам человека, ведь она уже давно говорит, что запереть маленькую девочку в храме и обращаться с ней как с идолом — это вопиющее нарушение прав человека. Лидер маоистов Прачандра уверял меня, что традиция праздника Индра Джатра сохранится «хотя бы из-за туризма». Но только без Кумари. «Мы должны немного приспособить наши традиции к новому времени».

До пятидесятых годов закон запрещал иностранцам въезжать в страну — да и как они смогли бы это сделать, ведь природные границы Непала (на севере — самые высокие горы в мире, на юге — тераи, непроходимые, зараженные малярией джунгли) были достаточно неприступными, а первые дороги, соединившие Непал с Индией, построили только в шестидесятые годы. До семидесятых годов там не было телефона, телевидение появилось лишь в восьмидесятых. Первый автомобиль, запчасть за запчастью, принесли на руках из Индии. Один не такой уж старый мужчина, с которым я разговорился, рассказал мне, что еще десять — пятнадцать лет тому назад он на слух по шуму мотора узнавал те немногие автомобили, которые ездили по Катманду…

Прославленное время глобализации. Славная эпоха всеобщей справедливости. Мы создаем себе унифицированный мир — а потом совершаем паломничества в Нойшванштайн и к резиденции турецкого султана, чтобы вспомнить культуры, которые мы стерли с лица земли.

Прекрасный новый — скучный — мир.