Глава двенадцатая. КАК ПОДЦЕПИТЬ КРОНПРИНЦА?

Летом 2003 года королева Дании Маргрете II предприняла последнюю отчаянную попытку убедить своего сына Фредерика в приятности «равнородного» брака. Не сообщая ему ничего о своих намерениях, она пригласила во дворец Фреденсборг несколько красивых юных принцесс. Большинство из них приехали из Германии. Кронпринц разгадал план своей матери, встретил гостей, с видимой неохотой побеседовал с девушками и очень быстро под каким-то предлогом удалился.

— По нему было видно, что наш визит действует ему на нервы, — рассказывала одна из немецких принцесс после посещения Фреденсборга.

В мае следующего года он женился на Мэри Дональдсон.

Сказка о Золушке веками выражала заветную мечту, ставшую нынче реальностью. В наши дни буквально так и происходит: к детскому саду или к супермаркету подъезжает золотая карета, одна из множества красавиц (желательно не самая красивая) становится избранницей принца; ее вырывают из привычной среды, и под треск фотовспышек — нынешнюю форму помазания на царство — рождается новое королевское высочество. С этого момента она, подобно священной корове в человеческом обличье, почитаемой массами, которые отождествляют себя с ней, ведет исключительно публичную жизнь.

— Иногда, просыпаясь, я спрашиваю себя: а где я, собственно, нахожусь? Потом понимаю: это — королевский дворец, — восторгалась в одном из интервью Метте-Марит.

Ее жизнь, жизнь матери-одиночки, официантки, была совсем не гламурной — пока ее не выбрал норвежский кронпринц Хокон.

— Да, я живу в современной сказке, — сказала и Мэри Дональдсон после обручения с кронпринцем Дании Фредериком. Они познакомились в каком-то баре в Сиднее.

Говорят, он сказал: «Привет, я — Фред Датский». А у нее не появилось ни малейшего подозрения, что «Фред Датский» — не то же самое, что «Фред из Дании».

За исключением маленького Лихтенштейна, где наследный принц женился на принцессе из династии Виттельсбахов, к настоящему времени престолонаследники всех европейских стран заключили брак или обручились с простыми смертными.

В королевских домах браки всегда были стратегическими альянсами. И продолжают быть таковыми по сей день. Вся разница только в том, что сегодня власть гарантируется не связью с соседними государствами, а союзом с собственными подданными. Правда, традиционалистов это огорчает, но и они не могут ответить на вопрос, какой смысл имел бы для шведской кронпринцессы брак с датским принцем, если она не может получить Данию в наследство? Они говорят о «величии королевского положения», которое несовместимо с официантками и телеведущими. Но разве величию византийской империи или русского царства как-то навредило, что в Византии на троне сидела бывшая цирковая актриса (Феодора, супруга Юстиниана), а в России — дочь крестьянина (Марта Скавронская, будущая Екатерина I)?

Вероятно, подданные восприняли бы почти как афронт, если бы принц Уильям сегодня женился на дворянке, а может, даже на немецкой принцессе. Но он выбрал славную дочь обычного англичанина, которую народ считает такой же, как они все.

Образцом подобного союза была женитьба норвежского кронпринца Хокона на матери-одиночке Метте-Марит, дочери безработного алкоголика. Ее ребенок появился на свет в результате связи с человеком, замеченным в каких-то делах с наркотиками. На свадьбе мальчик нес цветы, а сейчас является живым доказательством открытости и современности норвежской смешанной королевской семьи.

И вообще, разве может монархия существовать долго без «популярности», без народной любви? А может быть, взаимная приязнь между королем и народом, которую все время надо завоевывать заново, и есть основной принцип монархии? И еще вопрос: непопулярный король — все еще король или уже деспот? Так как короли в наши дни не имеют больше никакой власти, то без любви они не были бы даже деспотами. Они просто оказались бы не нужны. Народное признание, которое в древних ритуалах коронования выражается возгласами и аплодисментами, всегда было conditio sine qua non — необходимым условием королевской власти. «Это слово — КОРОЛЬ — является талисманом, волшебным средством, которое дает главное направление всем силам и всем талантам», — пишет так уважаемый Бодлером противник просвещения Жозеф де Местр в своем «Этюде о суверенитете», но это волшебное средство бессильно, если королевское владычество не подкреплено любовью.

Королевские дома поняли: их единственный шанс сохранить свое существование и в XXI веке заключается в том, чтобы освободиться от балласта неверной знати с ее безукоризненной генеалогией и объединиться с действительной властью наших дней — с народом.

Правда, тут есть маленькая проблема: дамы буржуазного происхождения принадлежат к тому общественному слою, который во главу угла ставит самореализацию, индивидуализм и счастье в жизни. А эти ценности, к сожалению, трудно совместить с королевским положением. Если свежеиспеченная кронпринцесса пытается их придерживаться, это приводит к коллизиям, которые губят брак и уже заканчивались булимией и депрессиями. Потому что именно короли не имеют права на самореализацию и на индивидуализм.

Урожденным принцессам это внушается с младых ногтей, а простым женщинам — нет. Кстати, по-настоящему это поняла Сильвия Зоммерлат, королева Швеции. Она неукоснительно подчиняет свои личные желания интересам государства и тем самым поддерживает порядок в доме. Но большинство женщин простого происхождения терпят при дворе мучительное фиаско. Как, например, достойная самого большого сожаления Мария-Тереза Люксембургская. Придворным уже несколько раз приходилось тактично останавливать кубинскую супругу великого герцога Люксембургского, когда она пыталась на такси доехать до Франкфуртского аэропорта, чтобы оттуда тайком улететь на родину.

Также все время распространяются слухи о кронпринцессе Летиции, якобы она несчастна при испанском дворе и страдает от интереса общественности к своей персоне. Я могу засвидетельствовать по собственным наблюдениям, что это ерунда. Правда, ей непросто изображать славную, сдержанную личность, потому что это совершенно не соответствует ее природе. Ее проблема состоит скорее в том, что она — современная умная женщина. А современную умную женщину не может удовлетворять или стимулировать деятельность супруги престолонаследника: присутствовать на открытии детских садов, новых участков автодорог, освящении новых кораблей. Сдержанность, которой от нее ожидают, она компенсирует, проявляя свои лидерские качества в семье. Причем с такой энергией, что некоторые старые друзья кронпринца Фелипе сетуют, будто она держит его в ежовых рукавицах.

Строго говоря, европейские королевские дома в их современной брачной политике возвращаются к своим романтическим корням. Древнейшей европейской монархией были Меровинги. Почитание, которым они пользовались благодаря вере в их богоизбранность, было настолько велико, что они не нуждались в браках с «благородными» для завоевания престижа. Расширять владения было принято военными походами, а не выгодными браками. Часто древние франкские короли состояли в связи с несколькими женщинами — со служанками, в лучшем случае с дочками крестьян. Если одну из своих «дам» они делали фавориткой, то лишь в редчайших случаях — дочь расположенного к ним дворянина или женщину из среды галло-римлян (потомков тех галлов, которые подверглись сильному влиянию бывших римских завоевателей), стоявшей в культурном отношении выше, — почти всегда это были уроженки Франконии из низших слоев общества.

Следовательно, когда консервативные роялисты призывают королей при выборе супруг придерживаться традиции, то, может быть, они и правы. Только дело в том, что не всегда легко установить, в чем именно состоит эта традиция. За традицией браков с Золушками последовала традиция вступления в супружеский союз с соседними династиями по политическим соображениям; однако в 1914 году ей был нанесен смертельный удар, когда родственные связи английского, русского и немецкого монархов не смогли предотвратить начала Первой мировой войны.

Забавно, что сегодня только «бывшие» королевские дома упорно соблюдают равнородность при заключении браков. Вероятно, потому, что ход истории освободил их от обязанности завоевывать любовь своих подданных — ведь подданных у них больше нет. Кроме того, в бывших королевских домах сильно неприятие всего современного. Если уж нет трона и короны, приходится держаться хотя бы за традицию, ее у них никому не отнять.

Особенно твердый орешек — дом Гогенцоллернов. Скончавшийся в 1994 году глава бывшего Прусского королевского дома Луи-Фердинанд Прусский, внук Вильгельма II, был недоволен, что два его сына женились на «простолюдинках». Старший взял в жены некую Вальтрауд Фрайтаг, но потом развелся, чем вызвал возмущение отца, и через год женился снова, выбрав на этот раз даму из так называемого побуквенного дворянства (это значит, фамилия настолько неизвестна, что ее надо диктовать по буквам). Второй сын, Михаэль, женился на Ютте Иорн, тоже развелся и вступил во второй брак, на этот раз морганатический. Третий сын Луи-Фердинанда, названный в его честь, женился, как и предусмотрено в законе Прусского дома о престолонаследии, на девушке из когда-то правившего дома, на графине Донате цу Кастель-Рюденхаузен. Его четвертый сын, Кристиан, сочетался с графиней Ревентлов. Когда в 1977 году Луи-Фердинанд-младший, женившийся по желанию отца на графине Кастель, погиб, Луи-Фердинанд назначил его, к тому времени несовершеннолетнего, сына, Георга-Фридриха (родившегося в 1976 году), будущим главой дома и, следовательно, единственным наследником остатков когда-то внушительного прусского фамильного состояния. Правда, с обязательством выплачивать ежемесячный апанаж дядям. Три дяди юного главы дома судятся против этого распоряжения уже несколько лет — пока что безрезультатно. По их мнению, закон Прусского дома о престолонаследии, предпочитающий потомков знатного происхождения, противоречит традициям. Но в германском праве действует принцип свободы завещания, поэтому до сих пор им не удалось оспорить последнюю волю своего отца.

Еще курьезнее дом Габсбургов. В этой династии традиционно действуют самые строгие правила выбора невесты. Согласно параграфу I Семейного устава от 1839 года члены семьи («всегда руководимые желанием сохранить как можно дольше незамутненными блеск и репутацию нашего великого дома») имеют право вступать в брак исключительно с представителями католической знати, принадлежащей к когда-то суверенно правившим домам. К уставу прилагается перечень сорока двух (всего лишь) династий, брак с которыми считается дозволенным. Этот закон сохранил свою силу и после падения монархии, его упорно защищал Отто фон Габсбург. Каждого члена семьи, который вступал в брак вразрез с этими требованиями, лишали титула «императорское и королевское величество». Хотя Семейный устав, как еще раз письменно подтвердил 12 июня 1900 года император Франц-Иосиф, однозначно «имеет решающее значение и для брака, заключаемого главой нашего светлейшего великого дома», однако династические законы были спешно либерализованы, когда наметился брак старшего сына главы дома, эрцгерцога Карла, с неравнородной сколько-то-юродной кузиной. Правда, из этого брака ничего не вышло, но «дополнение» оказалось

тем не менее полезным позднее, когда Карл наконец женился на дочери миллиардера Франческе (Чесси) фон Тиссен, чья семья никогда и нигде (за исключением разве что стальной промышленности) не правила суверенно. Ввиду состояния Тиссенов глава Габсбургского дома великодушно закрыл глаза на свои отстаиваемые десятилетиями принципы и не допустил ни малейших сомнений в том, что Карл станет следующим главой дома Габсбургов. Кстати, в настоящее время Карл живет отдельно от Франчески. И хотя его младший брат Георг женился на принцессе фон Ольденбург, с 1 января 2008 года Карл официально считается новым главой дома Габсбургов. На публичных мероприятиях Карл поддерживает видимость брака с Франческой.

Следовательно, никто не может утверждать, что законы нельзя толковать с некоторой долей гибкости, если того требует целесообразность. И это тоже соответствует доброй старой королевской традиции.