Глава 6
Всеобщая мобилизация объявлена

Понедельник, как известно, день тяжелый. Особенно если понедельник начинается в субботу.

По крайней мере для Анастасии Романовой нынешний понедельник начался именно субботним утром. В 8 часов ее разбудил Фомин, который напряженным голосом сообщил, что его хотели убить, и лишь по случайности (язык не поворачивался назвать ее счастливой) жертвой преступника стал ни в чем не повинный сосед.

От ужаса Настя осипла. Путаясь в штанинах джинсов, она допрыгала до ванной комнаты, где плеснула себе в лицо холодной водой, кое-как почистила зубы, заплела привычную косу и, не выпив кофе, примчалась в штаб, где уже сидел мрачный Котляревский.

Вместо простого «здравствуйте» у Насти получилось лишь какое-то неразборчивое шипение. Она, как выброшенная на берег рыба, открывала и закрывала рот, но слова не шли.

– Голос потеряла? – уточнил Котляревский, глядя на ее безуспешные попытки выдавить хоть слово. – Простыла или на нервной почве?

Настя сначала отрицательно покачала головой, потом покивала.

– Ага, понятно. Разберемся. Правда, сначала со всем остальным, потом с твоим голосом. Видишь, девонька, что тут у нас делается? Никак я не думал, что они на убийство пойдут. Ради чего? Ради каких-то дурацких выборов!

– Сергей Иваныч, Фомин снимется? Или будет продолжать? – Этот вопрос Настя размашисто написала на листе бумаги и подсунула под нос Котляревскому.

– Сказал, ни за что не сдастся. – Вопрос того совсем не удивил. Было видно, что и он уже успел задать его Егору. – Он семью сейчас в Питер отправляет, у них там родственники. Поезд в 12 часов. Проводит и приедет. А мы до этого времени должны решить, как нам дальше действовать. Сейчас Костя и Анюта подъедут, и будем думать.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Стрелецкий. За его спиной маячил крепкий амбал с широченными плечами и приплюснутым носом. Почему-то Настя испытала острое чувство облегчения, увидев Игоря. Казалось, само присутствие этого человека рядом делает жизнь упорядоченной и спокойной. Он знал о неудавшемся покушении, он был вместе с ними, и Настя была убеждена, что он что-нибудь придумает.

– Здравствуй, Игорь, – хотела воскликнуть она, но вместе этого снова жалобно засипела.

– Привет, Настюха. Что это с ней? – Вопрос был адресован Котляревскому.

– Голос пропал на нервной почве.

– Так ей к фониатору надо. Слышишь, Настюха, к фониатору тебе. Я сейчас договорюсь, чтобы тебя посмотрел доктор, который артистов нашей областной филармонии пользует, и сразу после нашего совещания дуй к нему.

Настя замотала головой.

– Что ты, как коза на привязи, головой крутишь? От тебя тут все равно никакого толку нет, ты ж все понимаешь, да сказать не можешь. – Стрелецкий необидно засмеялся. – Да и собрание наше будет недолгим. Что рассусоливать-то? Я уже все решил.

В кабинете появилась Анютка, которая, увидев, что нет Фомина, быстро сориентировалась и начала строить глазки Стрелецкому. Несмотря на всю серьезность ситуации, Насте стало смешно. Она-то знала, что у Анютки нет ни малейшего шанса. Стрелецкий же ее выразительной мимики, казалось, вовсе не заметил.

– Мы еще кого-то ждем? – спросил он у Котляревского.

– Костя Скахин что-то опаздывает, – доложил тот.

– Лады. Начнем без него. Итак, вчера вечером на Егора было совершено покушение. Он принял решение, что будет продолжать борьбу дальше, и я его, как мужика, очень сильно уважаю. Первый вопрос, который я хочу задать вам всем: вы уходите из штаба или остаетесь?

Настя открыла рот, но Стрелецкий протестующе поднял вверх руку.

– Я хочу, чтобы перед тем, как ответить на этот вопрос, вы все хорошенько подумали. С сегодняшнего дня мы все находимся на реальной войне. В ней уже есть первые жертвы, и никто не знает, когда, где и кому будет нанесен следующий удар. Егор принял решение продолжать кампанию. Я принял решение и дальше ему помогать. Это наш осознанный выбор. Но мы не осудим никого, кто примет иное решение. Оставшись с Фоминым, вы все рискуете. Это было понятно с самого начала, но тогда речь шла о карьере и, возможно, о репутации. Сейчас речь, возможно, идет о жизни. И каждый из вас должен отдавать себе в этом отчет.

В комнату вбежал Костя Скахин. Был он взъерошен и расхристан. Даже очки на слишком тонком, не подходящем ему носу сидели как-то криво.

– Простите, – скороговоркой проговорил он, – маму завозил к подруге. Пришлось задержаться. – Его глаза за стеклами очков быстро пробежались по лицам Сергея Ивановича, Насти и Анютки и с некоторым подобострастием остановились на лице Стрелецкого. Тот слегка кивнул головой, приглашая Скахина присаживаться.

– Итак, повторю для вновь пришедших. Готовы ли вы все продолжать кампанию Егора Фомина, несмотря на грозящую вам опасность? Сергей Иванович?

– Готов, – спокойно ответил Котляревский. – Я, Игорь Витальевич, с вами давно работаю и, по-моему, никогда не давал вам повода во мне усомниться. Я пойду до конца и с вами, и с Егором. За эти месяцы я его неплохо узнал. И могу сказать одно: он мне нравится. А что касается опасности, так я бывший военный. Воевать – моя профессия.

– Хорошо. Принято. Ты, Настя? Говорить не можешь, так что либо кивни, либо помотай головой. У тебя это очень красиво получается.

Настя яростно закивала. Ее глаза горели неукротимым огнем, который нельзя было воспринять иначе, как горячее желание продолжать борьбу.

– Ну, в тебе-то я не сомневался, – коротко улыбнулся Стрелецкий. – Вы, молодой человек?

– А что я? Мы с Егором много лет вместе работали. – Костя хрипло откашлялся. – А что касается опасности, так она Егору угрожает. Я человек маленький. Не думаю, что лично мне стоит опасаться за свою жизнь.

– С этим постулатом я, как ни странно, согласен, – задумчиво сказал Стрелецкий. – Мне тоже кажется, что на такой крайний шаг, как убийство, наши противники решатся только в плане Егора. Убивать всех нас не имеет никакого смысла, потому что это не заставит его отказаться от участия в выборах. Физически устранять имеет смысл только самого кандидата, хотя если бы еще два дня назад мне сказали, что это возможно, я бы ни за что не поверил.

– А вы, Игорь Витальевич? – спросил Котляревский. – Устранять вас как главный финансовый источник кампании тоже не имеет смысла?

– Нет, потому что все средства в предвыборный фонд я уже перевел. Кроме того, дорогой Сергей Иванович, уж вы, как никто другой, должны знать, что о себе и своих близких я всегда сумею позаботиться сам. О Егоре, впрочем, тоже. Сейчас с ним на вокзал поехал мой охранник, но как только Егор приедет в штаб, заботу о его безопасности возьмет на себя Михаил. – Он кивком показал в сторону амбала в дверях. – Но приставить охрану к каждому из вас я не смогу, поэтому и спросил о готовности каждого из вас идти до конца.

– Не каждого, – обидчиво сказала Анютка, – вы меня не спросили. Вы, наверное, считаете, что без меня в штабе вполне можно обойтись. Есть я, нет меня – какая разница?

– Ну что вы, милая барышня. – Стрелецкий вновь улыбнулся. – Я ни в коем случае не хотел вас обидеть. И убежден, что вы выполняете очень ответственную часть работы и являетесь полноценным членом штаба. Вы останетесь с нами?

– Да! – запальчиво выкрикнула Анютка и сильно покраснела. – Я, может, много лет о настоящем приключении мечтала. А тут… интересно. И Егор… он хороший.

– Вот и славно. Ну что ж, коллеги, я на этом вас оставлю. А вы дождитесь Фомина и обсудите, какие коррективы необходимо внести в избирательную кампанию в связи со вчерашним происшествием.

До приезда Фомина члены его штаба, вдохновленные беседой со Стрелецким, успели ударно поработать. Настя написала две очередные статьи. Котляревский вызвал Ирину Степановну и обсудил с ней план разноски АПМ (агитационно-печатных материалов), Скахин вычитал ряд текстов на соблюдение всех юридических норм, а Анютка раз пять сварила всем кофе.

В начале первого приехал Фомин. Был он небрит и сильно бледен, но помимо этого ничто в его поведении не выдавало нервного напряжения, бессонной ночи и волнений, связанных с отъездом жены и дочери.

– Катя сильно буйствовала? – Настя написала записку и втихаря показала ее Егору.

– Не сильнее, чем обычно. Она вчера очень испугалась, но, по-моему, не поняла, что Серега погиб по ошибке. Так что сегодня она за меня уже не волнуется, их отъезд восприняла как компенсацию за потерянные нервные клетки, и уехала, предвкушая походы по питерским магазинам. – Фомин невесело усмехнулся. – Так что все ее буйство сводилось к тому, что она раз десять предупредила меня о соблюдении моего морального облика. В том плане, чтоб я не смел водить своих баб в ее супружескую спальню.

– Она что, тупая? – не выдержала Настя.

– Нет, – вздохнул Фомин, прочитав этот бестактный вопрос. – Она эгоистичная и избалованная. Но она Юлькина мать, поэтому давай больше не будем ее обсуждать.

Настя сердито кивнула и насупилась. После того, как она поняла, что рядом с Егором все время будет охранник, а Михаил сразу внушил ей уважение своими габаритами и серьезным обликом, она как-то внутренне расслабилась. В конце концов, Родионова убили не выстрелом, а шилом, и было понятно, что на близкое расстояние к Фомину теперь никто подойти не сможет. Правда, от выстрела в дальнейшем Егор застрахован не был, но Котляревский сказал, что стрелять будут вряд ли.

– Убийство ножом или шилом можно списать на ограбление или хулиганство. Использование огнестрельного оружия стопроцентно квалифицируется как заказное убийство. И чем ближе к выборам, тем меньше это будет выгодно заказчику.

Пусть и не до конца, но все-таки слегка успокоенная Настя съездила к доктору, с которым не забыл договориться Стрелецкий. Осмотрев пациентку, тот заверил ее, что через пару дней голос вернется.

Действительно, сегодня было утро понедельника, и Настя уже могла говорить. Запершись в своем кабинете, она хриплым голосом рассказывала о случившемся Инне Полянской.

– Нет, подруга, ты охренела! – заявила Инна, выслушав ее рассказ. – Ты мне про такие вещи сообщаешь спустя двое суток после того, как они случились? Ладно, я еще ребятам по сводкам не звонила. Если бы я это узнала не от тебя, а от чужого дяди, я бы тебя вообще убила!

– Как я могла тебе рассказать хоть что-то, если два дня могла только мычать! – огрызнулась Настя. – И не волнуйся, в сводках этого нет. Стрелецкий постарался. Будем выматывать противника неизвестностью. Пусть думают, почему нет шумихи.

– Так-то разумно, – немного подумав, согласилась Инна.

– Разумно, только я-то не хочу мучиться неизвестностью. Я хочу понимать, как продвигается расследование.

– Ну, это-то мы узнаем, – заверила ее Инна. – Главное определиться, кому дело отдали.

– Танцуй. Бунину с Меховым.

– Ой, так это ж здорово! – обрадовалась Инна. – Эти-то парни нам не откажут. Ты давай, подруга, пей горячий чай, чтобы голос окончательно поправить, а я сейчас Гончарову пару шедевров на номер скину и поедем Ваньку долбать. Я понимаю, что сейчас не время, но рано или поздно про это убийство можно будет написать неплохой матерьяльчик. И сама понимаешь, что этот эксклюзив я никому не отдам.

Расскажи-ка мне поподробнее, как Стрелецкий у вас спрашивал: с кем вы, мастера культуры? Что ни говори, а повезло Алиске с мужиком!

– Ага, он так деловито разговор вел, так по-мужски, я обзавидовалась вся, – призналась Настя. – Я, когда смотрю на Игоря, понимаю, почему он миллионер. Мне это кажется абсолютно естественным. А про наше собрание я тебе все рассказала. А то, что Анютка Игоря глазами ела, а Костя Скахин на него как кролик на удава смотрел, так это неинтересно.

– Вот не любою я вашего Какина! – поморщилась Инна.

– Почему? Ты его два раза в жизни видела, да и то по пять минут, когда ко мне в штаб приезжала.

– Скользкий он какой-то. В глаза не смотрит. Они у него бегают все время. И руки у него влажные. Терпеть не могу людей с потными ладошками. И фамилия… Одно слово – Какин.

– Он Скахин. И его влажные ладошки не помешали ему остаться в нашей команде, – возразила Настя. – И парень он хороший, веселый и компанейский. И юрист классный.

– Да и хрен с ним. Мне с ним детей не заводить.

– Слушай, – встрепенулась Настя, – а ты Веронику сегодня видела?

– Корректоршу? Нет, а на фига мне она? – удивилась Инна.

– Так мужик, которого убили, Родионов, он же ее любовником был! Она от него ребенка ждет, сама мне рассказывала.

– Да ты что? – Инна в изумлении округлила глаза. – Спроси меня, меняет ли это дело? Давай, собирайся, пойду я за жизнь с нашей Вероничкой побеседую.

– Иногда даже я поражаюсь твоему цинизму, – покачала головой Настя. – А если бы убили Фомина, ты бы у меня информацию собирала?

– Ну не убили же, – философски заметила Инна и легко повернулась на каблучках своих ультрамодных туфель. – А насчет цинизма… У меня работа такая. Как у сыскарей, онкологов и патологоанатомов. Иначе сгоришь.

Иван Бунин с тоской смотрел на дверь. За нею была недосягаемая спокойная жизнь, в которой не надо было валандаться с незадавшимся явно заказным убийством политической шишки Егора Фомина.

На утренней оперативке начальство, заслушав доклад Ивана, изволило морщиться, как при затяжной изжоге. Фомин бодался на выборах не с кем иным, как с действующим мэром, с которым начальник горотдела, естественно, был на короткой ноге. Хоть и не прямое начальство, но все же. И расследовать причастность мэра к убийству страсть как не хотелось. Но и Фомина с его развешенными по всему городу портретами скидывать со счетов было никак нельзя. Поднимет он шум, что попытку убийства пытаются спустить на тормозах, мало не покажется. Да и по результатам этих самых выборов еще бабушка надвое сказала. А вдруг победит этот самый недобитый Фомин? Как с ним потом работать?

Все эти мысли так явственно читались на высоком челе начальника, что Ивану стало смешно.

– Какие рабочие версии отрабатываете? – спросил начальник.

– Попытка убийства по политическим причинам, – бодро ответил Иван. Брови начальника грозно сошлись на переносице. – Вторая версия – попытка убийства из личных мотивов. Например, из ревности. – Лицо начальника стало чуть менее напряженным. Ну и то, что убийство изначально было направлено не против Фомина, а именно против Родионова, тоже надо проверить. – Лицо начальника стало почти безмятежным.

– Молодец, – изрек он, погрызя дужку очков. – Мне кажется, что на последней версии нужно сосредоточиться особо. Ты покопай в первую очередь в этом направлении.

– Буду копать, Леонид Андреич, – кивнул Иван. – Во всех направлениях буду копать. – Начальник снова нахмурился.

– Ты силы-то не разбрасывай особо, – без особой надежды посоветовал он. – Имей в виду, результат я с тебя спрошу. Со всей строгостью.

Вспоминая этот утренний разговор, Иван досадливо морщился. Ближайшие недели не предвещали ему ничего хорошего. Только неприятности. Внезапно дверь, отделяющая Бунина от счастливой жизни, распахнулась, и на пороге появились две хорошо знакомые ему нимфы, при виде которых он даже застонал от огорчения.

Нимфы были подругами и входили в компанию других таких же беспокойных и шебутных баб, за последние полтора года попортивших ему немало крови. Сначала одна из них вляпалась в историю с торговлей наркотиками, и если бы не Иван да еще олигарх Игорь Стрелецкий, сейчас покоилась бы на городском кладбище. Потом вторая помогла ему поймать хитрого и коварного убийцу. Затем третья, сейчас стоящая перед ним, трижды становилась мишенью для преступников. Стоило ли удивляться, что четвертая оказалась наперсницей Егора Фомина и теперь тоже стояла на пороге его кабинета?

– За скальпом моим пришли? – горестно спросил Иван, понимая, что ему никуда не деться и что в ближайшее время он будет подвергнут пыткам инквизиции, поджариванию на костре и казни через расстрел словами.

– Да брось ты, Ванька! – Журналистка Инесса Перцева бодро перешагнула через порог и по-хозяйски устроилась на неудобном стуле, стоящем напротив стола Бунина. – Мы же знаем, что на самом деле ты нас любишь. Нежно и горячо.

Иван засмеялся. Инессу Перцеву, Настю Романову, Алису Стрельцову и Наталью Удальцову он действительно успел полюбить всей душой. Они были очень славные и какие-то настоящие. Верно дружили. Истово защищали интересы друг друга. Не оглядываясь, ввязывались в авантюры, в том числе и опасные. Были отличными профессионалами, каждая в своей сфере. Влюблялись. Ссорились. Но никогда не предавали и не прощали подлости. Ивану с ними всегда было хорошо и спокойно. А его Иришка в них просто души не чаяла и во всем старалась быть на них похожей.

В глубине души Иван был рад их приходу, хотя понимал, что они из него душу вынут, чтобы поподробнее узнать о ходе расследования.

– Ну что, Вань, получится нашего мэра за жабры взять? – начала с места в карьер Настя. – Или ему с рук сойдет, что у него главным предвыборным аргументом является нож?

– Шило, – механически поправил Иван и тут же схватил себя за язык.

– Так, – удовлетворенно отметила Инна. – Первый эксклюзивчик наметился.

– Инка, – жалобно простонал Иван, – не губи! Мне ж голову снимут, если ты про все это в газете напишешь!

– Погоди, Вань, – остановила его терзания Настя. – Мы на штабе еще не решили, обнародовать нам эту информацию или нет. Так что пока я не разрешу, Инна ничего не напишет. Ты рассказывай спокойно.

– Ишь, нашлась командирша! – проворчала Инна, но спорить не стала.

– Да нечего рассказывать. Вы и так все знаете. Убит Сергей Родионов. Есть подозрение, что по ошибке. Что на самом деле мишенью был Егор Фомин и убийца просто обознался. Буду отрабатывать версию политических мотивов.

– Точно будешь? Не спустят это на тормозах? – с надеждой спросила Настя.

– Девы, вы ж понимаете, что в нашем деле человек предполагает, а начальник располагает, но версию эту я отрабатывать буду. Честно и до конца, – убежденно ответил Иван. – Другое дело, что, может, Фомина вашего и по личным мотивам захотели прикончить. Какая-нибудь брошенная красавица или ревнивый муж… О его похождениях весь город знает. Да и Родионов этот вполне мог кому-то дорогу перейти.

– Не бывает так, Вань! – горячо заговорила Настя. – Его же предупреждали, чтобы он не лез на выборы, по телефону пугали, жену краской облили. Не может быть, чтобы именно сейчас кто-то решил его убить по каким-то эфемерным личным мотивам. У нас рейтинги знаешь как прут? У него реальный шанс на победу. И действующая власть изо всех сил старается этой победы не допустить.

– Настя, ты не горячись. Я тебе обещаю, что разберусь. Но зависать на одной версии только потому, что она самая логичная, я не буду. Непрофессионально это.

– Хорошо, что ты хотя бы признаешь, что это самая логичная версия! – с горечью произнесла Настя. – Ладно. Ты держи нас в курсе, пожалуйста. Сам понимаешь, меня это напрямую касается.

Выйдя из ГУВД, подруги остановились на пронизывающем октябрьском ветру.

– Ты сейчас куда? – вяло спросила Настя.

– В редакцию. Я материалы Гончарову так и не сдала. Убьет ведь. А ты?

– Мне в избирком надо. Поручили интервью написать. На тему демократических выборов в нашей стране. Сама понимаешь, про физическое устранение конкурентов там ни слова не будет. Так мне тошно от этого, что хоть увольняйся!

– Ну, пока-то не увольняйся, – философски заметила Инна. – Победит Фомин на выборах, станешь замом мэра по вопросам пиара. А пока есть-то что-то надо.

– Надо, – признала Настя. – Добросишь до избиркома?

– Давай. Только ждать не буду. В редакцию сама доберешься.

Высадив подругу у дверей красивого старинного здания с колоннами, Инна развернулась, чтобы ехать на работу. Краем глаза она заметила, что навстречу Насте из дверей здания вышли мэр Варзин и его начальник штаба Кравцов. Предчувствуя скандал, Инна кое-как приткнула машину у кромки тротуара и, не заглушив мотора, рванула Насте на выручку.

Торопилась она не зря. Увидевший Романову, Варзин демонстративно отвернулся в сторону, делая вид, что он ее то ли не замечает, то ли не узнает. Кравцов же склонил голову в вежливом поклоне:

– Здравствуй, Анастасия.

– Здоровья желаете? – В голосе Насти послышалась неприкрытая злость.

– А что в этом странного? – не понял или сделал вид, что не понял, Кравцов.

– Знаете, Андрей Владимирович, то, что вы притворяетесь, особенно мерзко! Вон Александр Ильич хоть в сторону смотрит. А вы расшаркиваетесь в показном почтении, а на самом деле… Что вы еще для нас придумаете? Автомобильную катастрофу? Или взрыв бытового газа?

– Ты что, Анастасия, белены, что ли, объелась? Если на тебя выборный процесс так влияет, так ты в нем не участвуй тогда. Нервные клетки не восстанавливаются.

– Да что вы говорите? – воскликнула Настя, и подоспевшая Инна ухватила ее за рукав пальто. – А как на вас обоих сказывается выборный процесс? Положительно или все-таки нет, коли вы на убийство решились?

– Что это с ней? – спросил Кравцов у Инны. Варзин с раздувающимися ноздрями молча наблюдал за происходящим. – Что она несет?

– Вечером в пятницу на Фомина было совершено покушение, – спокойно ответила Инна.

– Что? – Кравцов в изумлении вытаращился на нее.

– Только убийца ошибся. Принял за него другого человека. И убил его. Вы про это не знали?

– А почему я должен про это знать? Девицы, вы обе полоумные! Вы что, считаете, что Александр Ильич имеет к этому отношение?

– Считаем. – В голосе Насти послышались слезы. – Фомин никому не мешает, кроме вас, Александр Ильич. И то, что он не пострадал, это чудо. Вот только пострадал совсем неповинный человек, у которого вскоре должен был родиться ребенок. И это бесчеловечно!

– Пойдем, Андрей, – нарушил наконец-то молчание Варзин. – Эти женщины не ведают, что творят. А еще в кабинете моем бывали, коньяк пили. Про покушение на Фомина я сегодня утром слышал. Зимний позвонил. Только я к этому ни малейшего отношения не имею. Можете мне не верить, конечно. Но это так. А вам и впрямь лечиться нужно. Обеим.

– Вы на оскорбления-то не переходите, Александр Ильич, – негромко сказала Инна. – Это признак слабости позиции. Покушение действительно было. И то, чтобы оно не повторилось, исключительно в ваших интересах. Иначе избирателей перед выборами ждет неплохая детективная история. Захватывающий триллер практически.

– Не советую, – так же негромко сказал Кравцов. – Ваше уважаемое издание, да и вы лично, из судов не выберетесь. По защите чести и достоинства. Вы сначала докажите, что наш штаб имеет к этому отношение, а уже потом такими обвинениями кидайтесь.

– Докажем, – убежденно ответила Настя. – Обязательно докажем. Вот тогда вам мало не покажется.

Обогнув двух журналисток, Кравцов с Варзиным поспешили к поджидающей их машине. Настя с Инной остались стоять, глядя им вслед.

– Зачем ты на них накинулась, ненормальная? – зашипела Инна. – Пусть бы считали, что ты не в курсе происходящего. Поздоровалась бы и мимо прошла, так нет. Обязательно надо было кидаться отношения выяснять!

– Я не могу делать вид, что ничего не случилось! – заорала Настя. – Они мне оба противны, понимаешь? Почему я должна с ними здороваться? Они убийцы!

– Ну, это еще действительно не доказано, – философски заметила Инна.

– А если и не будет доказано? Если Варзин уговорит Зимнего замять дело? Мне и дальше ходить с ними по одним улицам, встречаться в одних коридорах и вежливо улыбаться? Я так не могу.

Инна хотела ответить, но не успела. У нее зазвонил телефон. Нажав на кнопку, она ответила бодрым «алле» и с минуту молча слушала тарахтение в трубке. Потом изменилась в лице, нажала отбой и понеслась к своей машине, успев крикнуть ошарашенной Насте, что они встретятся в редакции.

– Что случилось-то? – закричала в ответ Настя.

– У Муромцева, говорят, обыск, патроны нашли, – проорала Инна и, взвизгнув покрышками своего красного «Ниссана Микра», рванула с места.

Во дворе пятиэтажной хрущевки на улице Дзержинского толпился народ. Перед входом во второй подъезд стоял оперативный «уазик» с открытыми настежь дверцами, сновали люди в форме, глазели на происходящее зеваки.

– Говорят, бонбу тут собирали, – услышала Инна, подходя к подъезду. Машину она оставила на улице, предпочтя не привлекать к себе внимания ярким цветом автомобиля.

– Прямо-таки бомбу? – усомнился другой голос.

– Точно бонбу, чудом нас не взорвали, лихолеты проклятые! – Старушечий голос набирал обороты. – Сейчас саперы приедут, будут дом разминировать.

– Отойти, наверное, надо, – боязливо проговорил кто-то.

– Не надо отходить, у этой «бонбы» радиус взрыва 500 километров, – уверенно проговорила Инна, которой почему-то захотелось подурачиться, хотя момент к этому вовсе не располагал.

– Вот-вот, девушка тоже знает. – Голос старушки, говорящей про «бонбу», расцвел от счастья. – В этом доме басурманы какие-то квартиру снимали, там и взрывчатку хранили.

Не дослушав, Инна прошла к подъезду и, кивнув знакомому подполковнику, руководящему операцией, остановилась под раскидистой яблоней.

– О, пресса прикатила, – заметил кто-то из оперативников.

Заняв наблюдательный пост, Инна достала из кармана сигареты и зажигалку, прикурила и рассеянно провела пальцами по шероховатому стволу дерева. Влажная, чуть колючая кора приятно холодила пальцы. Склонив голые ветви, старое дерево печально готовилось встретить ноябрь. Желтые листья медленно кружились в большой мутной луже, отправляясь в последнее плавание. Инна зябко повела плечами, ей было холодно в короткой, очень модной, но не предусматривающей долгого стояния на промозглой улице курточке из валяной шерсти. Фирма «Гисвайн», не хухры-мухры.

Из подъезда вывели худенькую патлатую женщину в потертых джинсах и грязных кедах. Инна узнала в ней безработную ныне журналистку Милу Кук. Из конкурирующей с «Курьером» газеты ее уволили за пьянство. Писала Мила неплохо, но ее учащающиеся запои были известны всем потенциальным работодателям. В последнее время поговаривали, что она устроилась внештатным пером к депутату Сергею Муромцеву, на которого практически за копейки, точнее, за жилье и еду, писала предвыборные материалы, шлепала газеты и листовки, а заодно еще и ваяла книгу мемуаров.

Правда это или нет, Инна не знала, но сейчас из дома, где был прописан Сергей Васильевич, вывели именно Милу. Безучастно кивнув Инне, она проследовала дальше и, подталкиваемая в спину стражами правопорядка, влезла в «уазик». Дверь захлопнулась, и машина, кряхтя и вздыхая, начала сдаваться задом по ухабистому двору.

– Что здесь происходит-то? – спросила Инна у знакомого подполковника. Тот отвел глаза.

– Поступил сигнал, что в квартире, где прописан Муромцев, хранятся нелегальные листовки клеветнического содержания, – нехотя сказал он. – Мы приехали, на звонки никто не отвечал, дверь не отпирал, пришлось ломать. В квартире оказалась гражданка Кук, которая отказалась отвечать, что она тут делает. Мы изъяли компьютер, в котором могли находиться искомые материалы, а в ходе обыска еще и патроны нашли.

– Постановление на обыск у вас хотя бы есть? – насмешливо спросила Инна.

– Нет, – признал ее собеседник. – Но тебе ли, Инесса, не знать… Статья 168 Уголовно-процессуального кодекса гласит: «В случаях, не терпящих отлагательства, обыск может быть произведен без санкции прокурора, но с последующим сообщением прокурору в суточный срок о произведенном обыске».

– То есть, чтобы прокурор вас не поругал, вы патроны нашли, – уточнила Инна. – И все это в рамках дела о клевете. Понятненько. Кого оклеветали-то хоть?

– Твою коллегу-журналистку. Елену Соколову.

– Чудны дела твои, господи! – тяжело вздохнула Инна. Елена Соколова была главным редактором дешевого желтого листка «Вести района», постоянно находившегося в состоянии войны с кем-нибудь. Противник определялся путем внесения на счет «Вестей района» денежной суммы, эквивалентной пяти тысячам долларов США. И в зависимости от того, кто именно «оплачивал музыку», вчерашний союзник легко переходил в стан врагов, и наоборот. С вопроса «против кого дружим» начиналась еженедельная редакционная летучка.

Сейчас «броненосец Лена», как ее называли в журналистском сообществе города за непробиваемый характер, активно дружила против Сергея Муромцева. Ее газетка регулярно печатала отвратительные пасквили, рассказывающие про уголовное прошлое Сергея Васильевича, намекая на его не совсем законное увлечение антиквариатом. Кроме того, несколько недель назад Елена Соколова зарегистрировалась кандидатом в депутаты Законодательного собрания по тому же округу, что и Муромцев. Как технический кандидат от власти, она широко использовалась для подачи всевозможных жалоб в избирком. Следующим ее шагом, по всей вероятности, стало написание заявления о клевете.

– А где оклеветали гражданку Соколову? – поинтересовалась Инна. – И как именно?

– Шла бы ты, Инесса. – В голосе подполковника зазвучали жалобные нотки. – Без тебя тошно.

Покладисто отойдя в сторону, Инна достала телефон и без особой надежды набрала номер Муромцева. Тот неожиданно снял трубку после первого же гудка.

– Привет, красавица, – пробасил он.

– Стою, смотрю на дверь вашего подъезда, – отрапортовала Инна, – очень любопытное зрелище. Кстати, соседи теперь уверены, что в вашей квартире бомбу то ли хранили, то ли изготавливали.

– Душа моя, ты же знаешь, что я по этому адресу только прописан, – засмеялся Муромцев. – Мне кривотолки соседей без разницы.

– Случилось что-то, Сергей Васильевич? В связи с чем весь этот кипиш? Неужто правду говорят, что на вас неугомонный броненосец жалобу написал?

– Ну да. Не унимается, стервь. Прошлой ночью кто-то в округе листовки развесил с ее фотографией и обидным содержанием. Листовок всего-то было штук пять, но они тут же оказались у ментов. Вместе с жалобой, что я, как основной ее конкурент, порочу ее честь, достоинство и деловую репутацию. Хотел бы я понять, где у нее это все находится?

– Погодите, Сергей Васильевич, а вы-то тут при чем? На этих листовках что, ваши отпечатки пальцев нашли?

– Мелко мыслишь, Перцева. На них моя подпись стоит. То есть всевозможные обзывалки с переходом на ее личность подписаны «Сергей Муромцев». Представляешь до чего грязные предвыборные технологии дошли? Сделали из меня дауна, который открыто подписывается под оскорбительными выпадами в адрес конкурента!

– И дальше что?

– Да ничего. Обыск, вишь, устроили. Мне Милка позвонила, что свет погас и кто-то дверь ломает. Компьютер забрали, патроны какие-то нашли.

– А патроны, разумеется, не ваши.

– Да хрен их знает, мои или нет. Я там уже пару лет не ночевал ни разу, может, какие-то охотничьи приблуды и остались, я не помню.

– А в компьютере что-то было интересное?

– Инесса, душа моя… Что может быть интересного в компьютере, на котором Милка работала? Я ж тебе говорю, я той квартирой несколько лет не пользовался.

– А почему там Кук оказалась?

– Так ей жить-то надо где-то. У нее ж денег ни копья. И давать ей их в руки противопоказано – пропьет. Так что жила она у меня в этой квартире. Еду ей раз в два дня возили. По субботам в пакет шкалик добавляли. А она взамен книжку про меня писала. Все по-честному.

– Так вас в связи с заявлением броненосца в прокуратуру хоть вызывали?

– Инесса, я вообще в больнице лежу. Мне никаких повесток из наших органов правопорядка не приходило, меня никто никуда не вызывал и ни о чем не спрашивал. Обыск провели – и все дела.

– И что будет?

– Да ничего не будет. Ты что, вчера родилась? Я этой чепухи не писал и не расклеивал. Это абсолютно понятно. Инкриминировать мне нечего. Ну не патроны же эти, ей-богу! А нервная система у меня крепкая. Обыск туда – обыск сюда. Не принципиально.

– Понятно, – пробормотала Инна и нажала на кнопку отбоя. То, что Муромцева просто проверяли на вшивость, ей было абсолютно понятно. Сделав еще пару кадров на камеру в телефоне (до этого она успела заснять эффектный момент погрузки Милы Кук в полицейский «УАЗ»), она неторопливо пошла в сторону своей машины, чтобы основательно погреться у печки и ехать в редакцию. Обыск у Муромцева обещал стать приятным эксклюзивом, перетекающим в весомый гонорар и бурные восторги редактора.