Глава 17
В Реции нас чествовали целую неделю, вплоть до нового года. Все считали бронемастеров героями, которые принесли империи победу, хотя положа руку на сердце, скажу, что мы стали всего лишь той дополнительной соломинкой, которая переломила хребет верблюду. Все участники войны стояли на пороге экономического и людского истощения. Только вот победа — девка ветреная, могла в любой момент склониться на ту или иную сторону. И чья будет эта сторона, предугадывать никто не брался.
Я, Вальд и по моему отдельному представлению Щолич стали кавалерами ордена «Трех сияющих вершин». Высшего ордена герцогства, к тому же дающегося весьма и весьма скупо. За его трехсотлетнюю историю насчитывалось всего пятьдесят два награждения. Из живущих кавалеров, кроме самого Ремидия, присутствовали на церемонии девять персон. И еще трое по причине глубокой старости не могли приехать во Втуц из поместий, но прислали свое письменное одобрение видеть нашу троицу в своих рядах.
Для всех остальных участников «Кардского прорыва» герцог выбил особую серебряную медаль, по типу той, которой он награждал участников «кровавой тризны».
Вино лилось рекой. По бульварам из-за стихийных народных гуляний пришлось остановить движение конки. Несмотря на то, что Реция от этой войны только выиграла в развитии, все поголовно были счастливы тем, что эта длинная война наконец-то закончилась. От войны устали все.
Из Винетии пришли первые итоги саммита комитета по организации мирной конференции — «кто, где стоит, тот тем и владеет», что вызвало правительственный кризис в республике. Все же имперские войска стояли на ее территории, а не наоборот.
Сенат назначил «правительство народного спасения», которое моментально газетчики прозвали «правительством национального предательства» из-за его поддержки созыва мирной конференции.
Активно подняла голову «Лига социальной справедливости» с лозунгом «зачем наши отцы полвека назад делали революцию?». На новый год случились драки полиции с демонстрантами. Полиция применила оружие. В Лютеце запахло порохом и гражданской войной.
В армии республики началось массовое дезертирство.
Западный фронт с той стороны рассыпался сам собой.
На востоке в Щеттинпорте состоялась встреча куявского царя, ольмюцкого и отогузского королей, которые сепаратно договорились о сокращении войск в первой линии соприкосновения и о приемлемой демаркационной линии послевоенной границы. От империи присутствовал князь Лоефорт. Император не смог прибыть на это мероприятия по причине ухудшения здоровья.
10 января император испустил последний выдох в своей резиденции в Химери.
Империя сразу из карнавального праздника погрузилась в траур.
Ввиду того что императорский трон не наследовался а выбирался шестью электорами князь Лоефорт возглавил временный кабинет министров и назвал дату собрания электоров в Химери — 30 января.
Два эшелона одновременно отходили от вокзалов во Втуце и в Калуге.
По средневековой традиции каждый электор вправе был с собой взять на мероприятие только одну роту своей гвардии, для представительства. Недолго раздумывая, Ремидий оставил в столице герцогства своих дворцовых гренадер и забрал с собой гвардейскую рецкую роту саперов-штурмовиков. Победителей. Тех, что воевали в составе «железной» бригады и кто творил «кровавую тризну».
Поставил ею временно командовать герцог меня. Как майора своей гвардии. Вальд виду не подал, но я видел, что он на это обстоятельство очень обиделся. Он очень всерьез воспринял титул «победителя», которым его наградили газетчики. Но… он теперь не герцогский гвардеец, а имперский генерал. По традиции одно противоречит другому и рапорт об отставке с гвардейской службы он написал сам сразу же по приезду во Втуц. Никто ему пальцы не ломал. Так что он остался он на месте. На полигоне. Формировать согласно последнему распоряжению императора броневые бригады, что в связи со смертью Отония повисло в неопределенности. Пока же он вместе с инженерами писал наставления по эксплуатации бронетехники в боевых условиях.
В состав роты я включил демонстрационный взвод бронетехники. По одной машине из тех, что принимали участие в боях — «элику», «коломбину», «артштурм» и БРЭМ. И четыре аппарата, что сваяли инженеры тракторного завода уже без меня, но по моему техническому заданию. И справились блестяще.
На выходе получилось совсем новое гусеничное шасси, нечто похожее на Рено FT-17, только с лучшими тактическими характеристиками. Классический легкий танк. При легкой авиационной паровой машине в 150 лошадиных сил он развивал по шоссе максимальную скорость в 45 километров в час, и мог держать на проселке до 25, в чистом поле до 20 и на пашне до 17 километров в час. Имел запас хода на одной заправке 120 километров.
Вооружение один пулемет водяного охлаждения «гоч-лозе» во вращающейся восьмигранной башне. Изюминкой первого в этом мире настоящего легкого танка стало питание танкового пулемета металлической лентой. Качество пружинной стали из Калуги сделало возможным изготавливать стандартные куски ленты на 50 патронов и соединять их между собой патроном. Штатный боезапас — 4 тысячи патронов. Максимальный угол возвышения ствола пулемета 55 градусов.
Экипаж — 2 человека: командир-наводчик и механик-водитель.
Тактическое назначение этой малютки, которой пришлось приделать складывающийся хвост для преодоления траншей, сопровождение конницы в ее боевых рядах. Эту машину так и называли на заводе «кавалерийский бронеход». Или КБ-1.
Бронетехнику мы везли для показа на параде в честь избрания нового императора.
Забыл совсем. На волне победного энтузиазма мою БРЭМ на заводе оснастили пулеметной вращающейся башней с КБ-1. Работали за счет праздников. Энтузиасты.
На Калужском тракторном заводе фактически сформировалось ядро инициативных танкостроителей, которые вполне уже могли работать самостоятельно. Без меня. Бумаги на прожекты извели — жуть. Но в металле рискнули без моего благословения только на КБ-1.
* * *
Похороны императора прошли торжественно при большом стечении народа, который толпился на тротуарах и скорбно смотрел на процессию, несмотря на то, что солидно подморозило. Многие плакали, провожая Отония Второго в последний путь. И слезы эти были искренними, император много сделал для облегчения жизни простого народа. Достаточно вспомнить только рабочее законодательство, ограничивающее произвол фабрикантов и устанавливающее гарантируемый минимум оплаты труда, на который можно было жить, а не существовать. Не говоря уже о гражданской реформе, которая многим дала путевку в жизнь и возможность карьеры, которая раньше была доступна только для аристократии.
Три десятка кирасир по десять в ряд с литаврами в седлах выбивали колотушками траурный ритм и ненавязчиво давали понять толпе, что надо освободить процессии середину проспекта. Иначе, если не снесли бы своими рослыми конями, то отодвинули. Но таких упрямцев не нашлось.
Открытый гроб с замороженным в леднике трупом императора стоял на орудийном лафете, который в этот раз, отдавая дань прогрессу к которому так стремился покойный, медленно буксировал гусеничный артиллерийский тягач калужского производства, который таки приняли в этом году на вооружение.
В кузове тягача стояли знаменосцы со склоненными в сторону гроба флагами.
Шестеро электоров верхом при полном параде шагом ехали следом. И на них было холодно смотреть — в одних мундирах, даже без плащей.
Далее двигалась длинная пешая процессия генералов и чиновников. Также в в одних парадных мундирах при всех орденах.
За ними тянулись фабриканты из тех, кто имел звание коммерции советника, среди которых топал и я. Этим было разрешено идти в пальто и шубах. Чему я был несказанно рад. Если бы меня произвели в генералы, то также бы мерз, как и они. Даже сильнее, потому как не было у меня заранее припасено мундира и фуражки на вате.
Главный проспект Химери который тянулся три километра от зимней резиденции императоров — старинного замка, до места их коллективной усыпальницы построенной всего сто лет назад. Он был помпезно красив и ничего общего не имел с окружающих его средневековыми кварталами древней резиденции имперских монархов. Проспект этот при предыдущем императоре прорубили сквозь старый город и застроили красивыми пяти-шести этажными домами «с архитектурными излишествами». Больше Химери не трогали градостроительными нововведениями. Отоний запретил. Разве что город аккуратно газифицировали, провели водопровод и современную канализацию. И после аккуратно все восстановили внешне, как было. В качестве водонапорных башен приспособили древние оборонительные башни стен старого города.
По той же традиции издревле в столице запрещено было строить какие-либо промышленные предприятия. Оттого этот город, вопреки статусу столицы, умудрился остаться небольшим по размеру окруженный заповедными лесами императорской охоты. Даже театры утроили за пределами кольцевого бульвара, разбитого на месте средневековых внешних городских стен.
Жили в Химери придворные аристократы, чиновный люд, торговцы, отельеры и прочий обслуживающий персонал. Причем первые в основном наездами, если не находились здесь по службе.
В усыпальнице, внутри, вдоль ее стен расписанных сценами было славы империи, стояли в два ряда мраморные саркофаги, в которые век назад свезли со всей империи останки сорока восьми императоров. Сколько было их за шесть сот лет. Даже у императора Штефа, который триста двадцать лет назад погиб в бою в верховьях зимнего Данубия, провалившись в доспехах под лед, имелся здесь кенотаф. Крышка каждого саркофага было выполнена в виде лежащего в полный рост на одре покойного императора. Им всем придали портретное сходство с помощью снятых посмертно гипсовых масок, и одели в соответствии с модой их времени в бронзовые рыцарские доспехи или каменные мундиры.
Перед усыпальницей электоры спешились и подняли на плечи гроб.
Впереди них, стуча золоченым посохом по каменным плитам, шел церемониймейстер императорского двора.
В воротах усыпальницы их встретил караул из дюжины императорских гвардейцев под командованием лейтенанта.
— Стой. Кто идет? — крикнул лейтенант командовавший караулом. Гвардейцы за ним взяли винтовки на руку, обратив блестящие штыки на процессию.
— Отоний, — ответил церемониймейстер.
— Что ему здесь нужно? — четко выкрикивал лейтенант ритуальные слова.
— Место последнего упокоения.
— Какое он имеет на это право?
— Он наш император.
— Вы знаете, что оттуда уже не возвращаются? — махнул лейтенант шпагой на ворота усыпальницы.
— И мы знаем, и он знает.
— Открыть ворота. Прощайте ваше величество, — лейтенант отмахнул шпагой салют.
Ворота усыпальницы открылись как бы сами по себе.
Гвардейцы взяли винтовки на караул
Литавры забили дробь, и трубач затянул «слушайте все».
Электоры на плечах снесли гроб внутрь, где им служители помогли переложить бренные останки Отония в предназначенный для него саркофаг. Где и накрыли его штандартом. Крышку саркофага положат позже. На сороковой день.
Электоры снова вышли на площадь, где князь Лоефорт на правах временного регента, с этого момента и до выборов нового императора имперский интеррекс, старческим голосом возвестил городу и миру.
— Император Отоний Второй покинул нас и ушел вслед за богами. Помолимся, братья и сестры, за то чтобы они приняли его в свой круг.
Толпа сняла головные уборы и сосредоточенно шептала молитвенные слова.
Ворота усыпальницы медленно закрылись, отрезая мир живых от мира мертвых.
Никаких поминок не праздновали. Не принято это здесь.
Естественно все участники похоронной процессии, добравшись до дому, крепко выпили, ибо намерзлись. Не более.
На площади перед усыпальницей остался только безутешный имперский принц Тон. Бывший принц. Теперь только простой герцог. Даже не электор.
Он так и стоял там несколько часов пока его насильно не увели во дворец.
* * *
Занимательно смотреть со стороны, как дрессируют парадную ротную коробочку. Но все же скучно. Лично я отбрыкался от такой чести тем, что на параде поведу колону бронетехники. Тому, кто будет торчать из люка бронехода шагистика не к чему.
Инструктор по строевой подготовке был фельдфебелем императорской гвардии и дока в своем деле. По крайней мере, мои рецкие штурмовики и егеря, люди не особо фанатеющие к строю и фрунту всего за половину дня стали вполне прилично смотреться. Но этому зануде все мало. Понятно… у кого вся служба сплошной парад и развод караула, тот только в шагистике и видит смысл службы.
— Фельдфебель, — позвал его я. — Сворачивайтесь. Личному составу пора обедать.
— Но, господин капитан-командор, осмелюсь возразить ваши люди настолько сырые, что им каждая минута тренинга за благо. А до обеда еще почти час.
— Я что, нечетко высказался? Исполняйте приказ.
— Осмелюсь заметить, господин капитан-командор, что если вашу роту не гонять интенсивно, то она может опозориться на параде.
— Вот что, фельдфебель… — я начал закипать. — Эти люди герои войны. В отличие от тебя, тыловая крыса. Ты про «кровавую тризну» хоть слыхал?
Фельдфебель нехотя кивнул.
— Так вот не советую тебе делать из них личных врагов. Исполнять приказ. Личному составу отдыхать и принимать пищу.
— Слушаюсь, господин капитан-командор, — недовольный фельдфебель четко откозырял, развернулся на каблуке и пошел передавать мой приказ роте.
Идеальный оловянный солдатик.
Миры могут быть любые, но армии в них во всех одинаковые. Грустные размышления, если трезво подумать. Без строевой подготовки армии не сделать. Но если сводить все к парадам, то армию запросто можно угробить. Заранее. Без противника.
— Круто ты с ним, — хохотнул за спиной знакомый голос.
— Ваша светлость… — развернулся я к подошедшему рецкому герцогу.
— Хотя и бесполезно, — продолжил Ремидий. — Все равно ничего не поймет. Он давно все мозги себе выбил каблуками о плац. Однако парадную коробочку он из твоих партизан умудрился-таки с утра сколотить. Тоже талант надо иметь. Так что не суди его слишком строго. Свое дело он знает отлично, — герцог сделал ударение на слове «свое». — Кстати, Савва, не составишь мне компанию на обеде?
— Почту за честь, ваша светлость
* * *
Обед был из серии «тайное собрание масонской ложи». Кроме герцога на нем присутствовали оба Бисера, Плотто, Молас и Аршфорт.
— Слышали новость? — спросил ольмюцкий король. — Имперский принц снял свою кандидатуру с баллотировки. Он не хочет быть императором.
— Причина? — спросил фельдмаршал.
— Желает всего себя посвятить воздухоплаванию.
— Хороший для него выход из тупиковой ситуации, — заявил Молас. — У Тона и так шансы были призрачные. Он хороший администратор, но постоянно пребывал в тени отца. А тот его нещадно эксплуатировал на непопулярных миссиях. Откуда возьмутся симпатии у электоров и генералитета к вечному проверяющему. Разве что действительно среди воздухоплавателей. Он им покровительствовал и фактически был начальником штаба при адмирале неба.
— Осмелюсь спросить, а какой у него чин? — спросил я.
— Корвет-капитан воздушного флота, — удовлетворил Молас мое любопытство.
— Что он просил в отступное? Адмиральство? — поинтересовался фельдмаршал. — Это будет недорого.
— Самое смешное, что совсем ничего не попросил, — ответил король. — Заявил, что хочет летать.
— Я его понимаю, — встрял я в разговор. — Небо оно такое. Никого от себя не отпускает. Небо можно любить бескорыстно.
— То-то, Кобчик, ты снова вырядился во флотский мундир, — подколол меня принц Бисер.
— Согласно последней воле последнего императора, — пожал я плечами. — Но все вы знаете, что всегда хотел летать.
Плотто на это только ехидно усмехнулся. Но ничего не сказал.
— И не надо, Вит, делать такое лицо, — бросил я ему через стол. — Мои как ты любишь дразниться «этажерки» себя уже показали на фронте как полезные машины. Без их воздушной разведки у нас не получилось бы ни прорыва, ни молниеносного рейда. Несмотря на всю бронетехнику. И фланговый ночной рейд «железная» бригада сделала именно на основе воздушной разведки «этажеркой».
Плотто примирительно поднял руки вверх. А для всех предложил.
— Я лично не против того чтобы Тон был адмиралом воздушного флота. Он, по крайней мере, в теме и в курсе наших забот и потребностей. Воздушный флот специфические войска, как и морской флот. Мы не можем предугадать, кого во главе воздушного флота поставит новый император. Хорошо если просто фаворита на синекуру, тогда еще при хорошем начальнике штаба можно будет достойно существовать. А то не дай ушедшие боги какого-либо инициативного дурака из пехоты посадят на нашу шею.
— А кого бы ты поставил? — спросил Ремидий.
— Да хоть Кобчика, — ответил ему Плотто.
— Кобчика нельзя, — высказал свое мнение принц Бисер. — Он совсем не умеет себя вести с власть предержащими. А командующий флотом больше политик, нежели технарь. Покойный император это быстро понял. Я думаю сейчас Кобчик как раз на месте. Пусть строит свой аппараты тяжелее воздуха и создает пилотируемую авиацию, я правильно ее назвал, Савва?
— Правильно, — кивнул я и налил себе темно-красного, почти черного вина. — В командующие я и сам не рвусь. Но против некоторой самостоятельности в своей деятельности выступать не буду. Дело это новое, неизведанное. Требует больших вложений в науку.
— Значит, будем стоять на мнении Отония в отношении Кобчика, — заключил Аршфорт.
— Плотто, вы не будете выступать против того чтобы Тон стал командующим воздушным флотом и стал контр-адмиралом?
— Что это нам даст?
— Голос, — хохотнул Ремидий. — Решающий голос.
— Сейчас в курии у нас ровно половина голосов. Ольмюцкий король, Отогузский король и Рецкий герцог, — заявил король Бисер. — Против нас всегда и по любой кандидатуре выступят князь Лое и Оногурский король. Они всегда будут вместе. Остается великий герцог империи. А он симпатизирует Тону и принимает участие в его судьбе. Унижение Тона он не простит. Кстати, Тон женат на его дочери и это тоже следует учесть. Так что если мы возвышаем Тона, который уже сам отказался от императорской короны, то тем самым мы можем приобрести решающий голос в пользу нашей кандидатуры. Хотя это еще вопрос кулуарных переговоров.
— Ну, на переговоры время у нас еще есть, — заметил Ремидий. — Великого герцога, если высокое собрание позволит. Я беру на себя. Возражения есть?
Возражений не последовало.
— Осмелюсь спросить, а какую должность занимет Тон в воздушном флоте?
— Командира воздушного корабля «Гурвинек» три, — ответил мне Плотто.
— То есть он боевой воздухоплаватель, — констатировал я, — Не в штабе отсиживался. Надеюсь, экипаж этого дирижабля достойно отметили за последнюю операцию?
— А там есть за что награждать? — переспросил меня фельдмаршал. — Ну, летали как-то… бомбили куда-то… результата не видно.
— Есть, ваше превосходительство, за что награждать, — встретил я прямой взгляд командующего. — И нам с передовой результат виден лучше, чем из фронтового штаба. Наглядно. Если бы этот дирижабль в первый день наступления не разбомбил бы точно батарею тяжелых пушек у республиканцев, то вполне возможно мое наступление там же и захлебнулось бы. И не получилось у нас никаких «клещей» с окружением. Так что задание экипаж дирижабля под командованием корвет-капитана Тона выполнил. А четкое и спокойное выполнение задания в боевой обстановке по моему мнению важнее личной храбрости без выполнения задания. Если вам требуется для награждения Тона подтверждения «от земли», то я лично готов написать на него представление к Солдатскому кресту.
— Кто сказал, что у Кобчика нет политического чутья? — хохотнул Ремидий.
— Тогда прямо сейчас и пиши, — улыбнулся фельдмаршал. — Отдельно на Тона. А список остального экипажа нам мигом принесут, — взялся он рукой за серебряный колокольчик и тут же опустил его обратно на стол. — Кандидатура у нас прежняя? Ты?
И упер в короля фельдмаршал указательный палец.
— Нет не я. Империи нужен молодой монарх, — ответил король.
Принц закатил глаза под брови и беззвучно застонал.
— Есть такое слово, сын, надо, — давил на него ольмюцкий король. — И я, и отогузский король уже не в том возрасте, когда можем проводить долгосрочные реформы. А Ремидию надо внуков воспитывать, готовить их к роли правителя. Выдвигать кого-либо из князей и не владетельных герцогов в сложившейся ситуации опасно аристократической контрреволюцией. Многие спят и видят о возвращении феодальных порядков. Как компромиссная, но авторитетная фигура подошел бы великий герцог, но он категорически не желает императорской короны.
— Как ты не поймешь, отец. После того как мы с Кобчиком в Чрезвычайной комиссии постреляли да развесили свою аристократию за воровство, как меня примет аристократия имперская?
— Так не вы, ваше высочество «кровавый», а Кобчик, — внес Плотто свой аргумент.
И я понял, что пора мне снова готовиться к роли памперса. Политика, мать ее…
Встретились как-то свинья и курица. Курица предложила создать совместное предприятие. А что мы будем выпускать, — спросила свинья? Как что — ответила курица, — яичницу с беконом.
