Книга: Пока едет «Скорая». Рассказы, которые могут спасти вашу жизнь
Назад: Хороший врач голодным не останется
Дальше: Дела сердечные
Соленый день
История двадцать вторая, в которой Таня была готова взорвать гимназию сестры, но вместо этого спасает жизнь первоклашке, а заодно узнает, что молитвы работают.
Последняя сессия – госэкзамены – Таню уже не пугала. Училась она ровно, без напряжения, а последний курс – один семестр после практики – пролетел вообще незаметно, ибо навыки, обретенные в работе, лишь находили подтверждение и объяснение в теории, которую давали преподаватели. Оставался последний экзамен. Таня ездила в училище – готовили капустник выпускников. Сама она не выступала, но вошла в группу как оператор. Нужно было прийти с видеокамерой и все заснять.
Сидя у окна перед разложенными конспектами, Таня задумчиво смотрела на скачущую по подоконнику синицу. Глаз-бусинка озорно поглядывал на замершую девушку, птичка то подскакивала к окну, то отбегала к самому краю, но не улетала. Таня авторучкой постучала по стеклу. Синичка вспорхнула в панике, но тут же вернулась и укоризненно глянула: «Не пугай! Я же маленькая!» – постучала клювом по стеклопакету.
– Есть хочешь… – не столько спросила, сколько констатировала Таня.
Она пошла на кухню, в морозильнике нашла кусок несоленого сала, которое мама собиралась перетопить, и нарезала его тонкими длинными «червяками». Когда девушка отворила форточку, синица смылась на соседнее дерево, но как только на подоконнике оказались «белые жирные червяки», моментом вернулась обратно и принялась собирать их в клюв, а набрав приличную «горстку», улетела. Таня, стоя коленками на стуле и руками упираясь в письменный стол, наблюдала за процессом поедания. Через пять дней выпуск, хорошо бы пригласить Ерофеева. Все-таки благодаря ему Таня столько знает и умеет. Она старательно отгоняла мысли, что ей просто очень хочется его увидеть, побыть рядом, поговорить. Она утешала себя, что вот закончатся госы, распределится она на ерофеевскую подстанцию и они будут работать вместе. А пока учеба важнее. Тем более что осталось всего ничего. Идея пригласить Сашу росла и крепла. Таня набрала номер его мобильного.
– Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, – сказал робот женским голосом.
«Это случается», – пришла на ум фраза из фильма «Форрест Гамп». Таня взяла трубку домашнего аппарата и набрала номер подстанции. Сняла диспетчер.
– Подстанция скорой и неотложной помощи, диспетчер Ляхова, слушаю!
Диспетчер Ляхова – это не совсем то, что Тане хотелось. Она постаралась спросить как можно тверже и равнодушнее:
– Добрый день. Скажите, пожалуйста, а фельдшер Ерофеев сегодня на подстанции?
Пауза в пару секунд, затем Ляхова сказала:
– Подождите минутку.
Таня замерла у трубки, сердце засбоило, во рту пересохло, отчего-то заложило нос и захотелось плакать. Она вдруг с ужасом подумала: а как она будет разговаривать с Ерофеевым? Ком в горле не давал даже пискнуть. Ожидание в тридцать секунд показалось вечным, время остановилось. Вдруг трубка брякнула, зашуршала, и Таня приготовилась радостно завопить: «Саша!» – но незнакомый женский голос вдруг сказал:
– Вот что, подруга! Оставь Сашку в покое. Ты меня поняла? Б… – дальше пошел поток отборных выражений, но уже, как сквозь вату, Таня их не слышала. Что это? Кто это? Она попыталась собраться с духом и хоть что-то ответить, но только пискнула:
– Я…
– Головка от… – резюмировали матом на том конце. – Появишься на подстанции, пеняй на себя! Ерофеева я тебе не отдам!
Таня слушала короткие гудки и ревела. Было страшно обидно за все: за грубость, за грязь, за то, что Ерофеев ничего ей не сказал… Ну почему он сразу ей не сказал? А в кафе? Он ведь пригласил ее в кафе… «Я думала, он ничей!» Слезы вдруг высохли. «Погоди, погоди! Чего я реву?» Ерофеев и грубиянка из телефона абсолютно не вязались. «Не мог он с ней… ну никак не мог! Такая хабалка – и Саша! Нет, это какая-то несуразица. Да и кто она ему? Жена? Любовница? Что значит «Ерофеева не отдам»?! Он что – бычок на веревочке?»
Таня пошла, умылась. Забралась на стул с ногами, усевшись по-турецки, и принялась терзать мобильник. Из того упорно неслось: «Аппарат абонента…» Разозлившись окончательно, Таня швырнула мобильник на диван, кошка мявкнула и умчалась, сообразив, что под горячую руку лучше не попадаться. Материться она, конечно, не станет, но сейчас неизвестной грубиянке с подстанции досталось бы! Ярость в сердечке бурлила и требовала выхода. Поэтому, когда зазвонил телефон, она схватила трубку и страшным голосом крикнула:
– Я слушаю!
– Танька, ты чего? – мамин голос немного унял боевой дух.
– Не, ничего, – уже спокойнее ответила Таня.
– Слушай, у меня сыпь… обчесалась вся.
– А на что?
– На аллохол… Ты ж знаешь, я чеснок не могу, а там крапива и чеснок. Маме гастроэнтеролог назначил желчегонное – аллохол, а его, оказывается, нельзя.
– И что делать?
– Ну, позвони своему Ерофееву, спроси!
«Не сыпь мне соль на рану», – подумала Таня, скрипнув зубами. Мама по напряженному сопению почувствовала неладное.
– Вы чего, поссорились?
– Ничего не поссорились, – предательский нос немедленно набух. – Просто я дозвониться до него не могу.
– А что же мне делать?
– Я перезвоню тебе, – пришла спасительная мысль.
Таня снова позвонила на подстанцию и сказала:
– Переключите, пожалуйста, на старшего врача. – Когда трубку поднял доктор Сомов, Таня облегченно вздохнула и почти так же радостно, как в первый раз, звоня на подстанцию, только слегка осипшим голосом сказала: – Здрасьте, Виктор Васильевич! Это Таня, помните?
– Ну конечно, помню, Танечка. Что случилось?
– Маме назначили желчегонное, а на аллохол – аллергия. Точнее, на чеснок или крапиву, я не знаю. Чем можно заменить?
– Ты знаешь что, дай ей овесол, – сказал Сомов, – хороший препарат, там травы тоже, но ни чеснока, ни крапивы. Только вот что: у нее камней в желчном пузыре нет?
– Нет, – ответила Таня, – ее обследовали, сказали, что снижена моторика желчного пузыря, густая застойная желчь, и назначили диету и желчегонное.
– Ну и замечательно, пускай пьет овесол в таблетках, а еще скажи, что полезно к нему добавить гепатрин – это печеночный протектор. Я понятно говорю? По правде – ерунда, но людям нравится. А если реально надо желчь гнать, то отвар кукурузных рыльцев или крапивы.
– Абсолютно. Гепатрин и овесол, – в памяти что-то забрезжило. – А разве это не добавки? – Таня знала, насколько щепетильны врачи в отношении различных БАДов.
– Это самые нормальные препараты, растительные, только вот дозы там маленькие, надо пить по две-три капсулы, чтобы действовали. – Таня не увидела улыбки Сомова, но почувствовала ее. – У моих стариков тоже проблемы с печенью и желчевыведением – принимают овесол с гепатрином и нахваливают. Но если по-честному, я им настрого запретил есть свинину и жареную пищу – любую.
– Спасибо вам огромное.
Таня положила трубку. «Ведь есть же нормальные люди, добрые и отзывчивые. Хороший дядька Сомов. Был бы помоложе и неженатый. И что? Да нет, ничего…» Таня засмущалась от своих же мыслей. «Ну, если шутить могу, значит, не все еще потеряно». Она перезвонила маме и передала рекомендации Сомова. Та все записала и вдруг извиняющимся тоном сказала:
– Тань, Вика звонила. – Таня приготовилась к худшему. А чего еще ждать от младшей сестры? – Математичка требует родных на разговор. Сходи, а?
– Ну, мам, у меня ж экзамен послезавтра. – Очень не хотелось ей общаться с этой грымзой.
– Тань, ты свободнее всех: папа в отъезде, будет поздно вечером, мне с работы отпрашиваться, а я баланс готовлю, потом еще в аптеку бежать за этими, как их…
– Овесол и гепатрин, – подсказала Таня, – ты запиши!
– Да записала. В общем, кроме тебя, некому, сходи, успокой…
– Ладно, – мрачно сказала Таня, – успокою.
Школе-гимназии сильно повезло в этот день, что у Тани не оказалось под рукой гранатомета, танка или другого какого-нибудь страшного оружия. Ни минуты не сомневаясь, разнесла б она эту халабуду по кирпичикам. Вот в таком состоянии духа шла она ко входу.
В фойе охранник потребовал паспорт.
– Вы к кому?
– К Зыковой.
Охранник удивленно поглядел на Таню.
– То есть к Зуевой… Извините, ошиблась.
Охранник вернул паспорт и показал, как найти кабинет математики.
Уроки уже закончились. Старшие классы степенно спускались по лестнице, продленщики-мелюзга с гамом, грохотом и хохотом носились по коридорам. Дважды Таню чуть не снесли, но она ловко увернулась от несущегося «снаряда» лет десяти, который, мчась вперед, смотрел куда-то вбок. Она поймала мальчика за плечо:
– Осторожнее!
Тот дернулся и полетел дальше. Глядя на взмыленных деток, Таня невольно улыбнулась: «Дети… Давно ли сама такая была?» Давно. Десять, нет, одиннадцать лет назад – это уже как сон. И десятый, и одиннадцатый классы. Помнился только выпускной вечер. Она была в очень красивом бальном платье, и ее приглашали мальчики танцевать, а девчонки жутко завидовали.
Кабинет математики. Таня вошла и осмотрелась. На звук открываемой двери из лаборантской выглянула пожилая женщина. Она провела рукой по губам, смахивая крошки, и спросила:
– Вы ко мне?
– Зуева Валентина Павловна?
Женщина закрыла за собой дверь, подошла ближе.
– Да, это я. А вы…
– Я сестра Вики Савиной.
В глазах женщины что-то промелькнуло, она прошла за свой стол и, не садясь, сказала:
– Ваша Вика меня очень беспокоит.
Таня ничего не ответила, давая выговориться учительнице и молча рассматривая ее. Женщине уже явно за шестьдесят или семьдесят, могла бы уйти на пенсию, но, видимо, достаточно крепкая – продолжает работать в школе. Одета не бог весть как: серое платье до щиколоток, кофта вязаная, тоже серая, – и вместе с сединой все это образует весьма серую личность. Зуева продолжила:
– Вы понимаете, она отсутствует на уроке… Я объясняю, а она где-то там, – показала на потолок, – витает в облаках. Я ее прошу повторить – она молчит. Ни слова не говорит… смотрит на меня и дурацки ухмыляется. Я ей ставлю «два»! Контрольную вот сдала – чистый листок, даже с доски переписать задания не удосужилась… Она не болтала, нет, она просто сидела сложив ручки… Поднимаю ее, спрашиваю: «Почему не пишешь?» – молчит! И опять эта дурацкая ухмылка. И так на каждом уроке! Я не знаю, что с ней делать! У меня нет времени на уроке, чтоб персонально заниматься с вашей сестрой! У меня каждая секунда на учете. Вы понимаете? Ну, самые отпетые, тот же Смирнов… поглядите, он хоть с доски переписал, пускай, с ошибками, но он работал. А Вика? Это что – бунт? Она не хочет у меня учиться? Переводите ее в другой класс, там программа полегче, а у меня гимназический класс, мы решаем сложнейшие задачи… Если она не освоит нынешний материал, она ничего не поймет в следующем! А еще, вы знаете, что они делают вдвоем с подругой? Они поют. Хором, на перемене – «Вставай, страна огромная!». Перед каждым уроком математики… Я для них что – фашист?
Таня хорошо знала эту улыбку сестры. Когда она нашкодничает, потом стоит и улыбается. Это значит: «Ты победила, я сдаюсь, не бей меня!» – так собаки ложатся на спину, открывая живот и признавая победу. А у Вики это улыбка. Тане вдруг до слез стало жалко сестренку. Жалко за ее беспомощность перед этой серой глыбой, нависающей над ней на каждом уроке и давящей на психику… Она кашлянула, прерывая поток слов учительницы. Последний вопрос математички, будь Таня в другом настроении, вызвал бы только улыбку, но не сейчас.
– Простите, вы какой институт заканчивали?
– Педагогический, – гордо ответила Зуева, – имени Ленина.
– Замечательно. А в школе сколько лет уже работаете? – Таня говорила спокойно, не сводя почерневших от ярости глаз с лица учительницы.
– Тридцать пять лет, я заслуженный учитель Российской Федерации.
– Великолепно! То есть вы, педагог с более чем тридцатилетним стажем, утверждаете, что не можете найти подход к одной девочке? Вы все время мне говорите о математике. А о педагогике вы хоть раз вспомнили? Да моя сестра ненавидит математику, и ненавидит ее из-за вас! Вы привили ей эту нелюбовь! Что вы хотите от нее? Ответа? Да вы посмотрите на себя! Вы же калечите детей! Вы давите им на психику! Вы хотите, чтобы ребенок урок высидел, не сводя с вас глаз? Запоминая каждое слово? Это же дети! У них же шило в заднице… Это я, студентка медучилища, должна объяснять прописные вещи дипломированному педагогу? Что значит «каждая секунда на учете»? Вы что – космический корабль отправляете? Почему у вас на учете секунды, а не личности, которым вы обязаны привить любовь и интерес к предмету? Чего вы добивались? Унижения, подавления? Я скажу: вы добились того, что она скоро заикаться начнет от ваших приемов. – Таню несло. Зуева села, открыв рот, и вяло пыталась возразить. – Вы знаете, почему она молчит? Она не хочет, подсознательно не хочет с вами разговаривать, потому что уже заранее знает, что вы ее унизите перед классом. А почему слушать не хочет? Я не удивлюсь, если ее просто уже тошнит от вашего голоса. Я не знаю, за что вы получили звание заслуженного педагога. Хорошо, что я не у вас училась, и мне жалко мою сестру… Я понимаю, вы теперь будете ей мстить за все, что я тут вам наговорила. Но тем недостойнее вы себя поведете… мстить ребенку за то, что ее сестра вам сказала правду. – Таня встала. – Я понимаю Вику, почему она поет «Вставай, страна…» – видимо, только настроившись должным образом, можно идти на ваши уроки!
Зуева на нее не смотрела. Она поджала губы и молчала, рассматривая письменный прибор на своем столе. Дышала и молчала, видимо, перехватило горло. Тане на мгновение показалось, будто Ерофеев стоит за ее спиной и это не она говорила… У нее никогда не было таких слов.
– Извините за откровенность, Валентина Петровна… эээ… извините, Валентина Павловна, но если моя сестра, не дай бог, начнет заикаться или писаться по ночам, я в суд подам на вас и вашу школу. Ибо такие неврозы очень трудно лечить.
Зуева очнулась, выходя из транса.
– Я понимаю, – сказала она спокойно, – лучшая защита – это нападение. Вы можете добиться моего увольнения, я и так давно на пенсии… Но кому вы сделаете хуже? Мне? Или детям, которым нужна математика? Я не сержусь на вас… Вы очень молоды, жизни не знаете. – Она выложила на стол два листка: – Дайте это Вике, пускай она эти примеры дома решит, принесет мне, и, если все будет правильно, я ей выведу тройку в четверти.
Таня забрала листки с примерами, сложила, убрала в карман дубленки.
Хотела она сказать, что детям без этой «серой кувалды» будет только лучше, что, может быть, придет молодая учительница, которая найдет подход к ребятам… И научит понимать и любить математику, но не стала. Она приходила за четвертной тройкой для Вики, она ее почти получила, осталось дело за сестренкой.
– До свидания, Валентина Павловна, – сказала Таня. – Если мои слова для вас ничего не значат, то можно ли упрекать Вику, что она вас не слушает? Вы же не слышите, когда вам говорят.
Таня вышла из кабинета, ее вдруг зазнобило. Она припала спиной к стене в коридоре и старалась не застучать зубами от волнения. Судорожно вдыхая носом, она потихоньку спустилась на первый этаж. Мимо нее промчался кто-то с криком «Скорую вызывайте!». Откуда-то раздался истошный визг… Она уже слышала такой звук… Так визжат от ужаса девчонки! Ноги сами понесли Таню в сторону голосов и криков, она растолкала сгрудившихся детей, ожидая увидеть что угодно.
На полу лежал мальчик лет семи-восьми, он бился в конвульсиях и синел, то хватаясь за горло, то лупя ладонями и ногами по полу. Кто-то выдохнул над ухом:
– Яблоком поперхнулся.
Яблоко валялось рядом – румяное, рассыпчатое. Таня в умирающих глазах мальчика увидела одно: «Спаси!» Она подхватила его за плечи, перевернула и, поддернув на ноги, с силой сдавила грудную клетку и живот. Парень рыгнул и кашлянул. Перевернув на спину, пальцем вынула из безвольного рта скользкий кусок яблока. Мальчишка не подавал признаков жизни. Уложив его на спину, она стащила дубленку и, скрутив в валик, подложила под плечи, так чтоб голова откинулась назад… Она точь-в-точь повторяла действия Саши, и опять ей почудилось, будто он рядом и наблюдает за ней. Пятнадцать нажатий на грудину прямыми руками и два выдоха в рот, еще пятнадцать нажатий и два выдоха… Голова закружиться не успела, мальчишка вдруг резко вдохнул и заскреб ногами по крашеному полу. В наступившей тишине кто-то кашлянул:
– Живой!
Кругом сразу загалдели:
– Родителям позвоните. Из какого он класса?
А мальчишка в голос заревел, и Таня, обняв его, сидела на полу и тоже ревела. Просто слезы катились градом…
Ее привел в чувство задрожавший мобильник. Она развернула дубленку, достала, прижала к уху, гнусаво-дрожащим голосом сказала:
– Я слушаю?
– Ты искала меня? – осведомился Ерофеев.
– Где ты был?! – завопила она в трубку, и в этом вопле были и негодование, и радость, и обида.
– Пиво пил, – сказал Саша и добавил: – Шучу. Дела были, уезжал из города. Так ты меня искала?
– Да, ты пойдешь ко мне на выпускной? – Она изо всех сил старалась, чтоб голос не дрожал.
– Это когда?
– Через четыре дня. – И взмолилась в уме: «Ну, Господи, ну пожалуйста!»
Бог, как известно, добр и всегда выполняет то, о чем Его просят, даже если так сумбурно и невнятно.
– Пойду, – ответил Ерофеев.
Комментарий специалиста
Ситуация с аспирацией яблоком у ребенка не редкость в практике скорой помощи, и часто бригада «03» не успевает. Единственная надежда на окружающих, которые найдут в себе решимость, обхватив ребенка за грудь сзади, попытаться выдавить застрявший кусочек остатком воздуха в легких, резко сжав грудную клетку. Это обычно помогает. Реанимационные мероприятия следует проводить так, как описано в рассказе.
Информация для немедиков – участников событийЧто нужно делать?
Если на ваших глазах произошла аспирация инородным телом – человек хватается руками за горло (наибольшую опасность представляют куски фруктов, хлеба, овощей, леденцы, жвачка), то:1. Поднимите ему руки вверх и скажите: «Успокойся!» Несмотря на помеху в горле, инородный предмет может не полностью перекрывать просвет трахеи и для прохождения воздуха хватает пространства.2. Обхватите человека сзади под нижние ребра (рис. 17) и резко и сильно сдавите руками грудную клетку, одновременно наклоняя человека вперед.
Рис. 17. Оказание первой помощи в случае, если человек подавился
Если удалить инородное тело из трахеи и бронхов остаточным воздухом не удалось, а человек потерял сознание, нужно убедиться, что сердце работает (оно останавливается не сразу при асфиксии). Необходимо проводить искусственную вентиляцию легких. Такое бывает возможно, если пуговица, леденец или жвачка проскочили до точки бифуркации (рис. 18).
Рис. 18. Точка бифуркации (раздвоение трахеи на два главных бронха, один из бронхов свободен)
Газообмен хотя бы в одном легком позволит сохранить жизнь. Но перед началом ИВЛ нужно вызвать бригаду «03» с поводом «ИНОРОДНОЕ ТЕЛО В ТРАХЕЕ. БЕЗ СОЗНАНИЯ!». Скажите диспетчеру, что пострадавший еще жив и вы намерены делать ИВЛ, поэтому даете только адрес. Это избавит от лишних вопросов, а бригаде даст понять, что у них есть шанс спасти человека. В современных мобильных телефонах и смартфонах есть функция громкой связи, поэтому если диспетчер не ответил сразу, а из динамика доносится что-то вроде: «Скорая помощь! Ждите, пожалуйста, ответа диспетчера», то не ждите просто так, а начинайте ИВЛ, а когда отзовется диспетчер – ответите. У вас будет пара минут, чтобы объяснить ситуацию и добавить, что ИВЛ эффективна, потому что сердце еще работает самостоятельно.
Назад: Хороший врач голодным не останется
Дальше: Дела сердечные
