Книга: Смерть в экстазе. Убийство в стиле винтаж (сборник)
Назад: Предисловие
Дальше: Глава 6 Миссис Кэндур и мистер Огден

Часть I

Глава 1
Тупик

В хмурый воскресный вечер на исходе декабря, когда на улице хлестал ливень, в Храме Священного пламени на Ноклэтчерс-роу состоялось необычное собрание.
В Лондоне всегда хватает доморощенных культов и сомнительных церквей. Привычная скука воскресных улочек – только маска, под которой бьется лихорадочный пульс религиозной жизни. За фасадами серых зданий, попискивая, словно мыши за стеной, копошатся самые невероятные секты и общины.
Возможно, главный смысл этих благочестивых развлечений в том, чтобы добавить тусклым будням побольше яркости и острых впечатлений. В более простодушные времена для тех же целей устраивались оргии. Иначе как объяснить тот факт, что в подобных сборищах участвует столь разнообразное и изысканное общество?
Что, например, заставило мисс Уэйд упрямо шагать по Кингс-роуд, несмотря на дождь и свирепый ветер, который срывал с магазинов вывески и грозил заехать ей в лицо ее собственным зонтом? А ведь она могла прекрасно провести время в гостиной, сидя с книгой у теплого камина.
А что принудило мистера Сэмюэля Дж. Огдена облачиться в неудобную одежду, покинуть свой дом на Йорк-сквер, усесться в холодное такси и два часа оставаться без сигары?
Ради чего Кара Куэйн променяла свой уютный домик на Шеперд-маркет на мокрую брусчатку и пустынную площадь Пиккадилли?
Какие соблазны могли отвлечь месье де Равиньи от его Ван Гога и строгой холостяцкой квартиры на Лаундес-сквер?
Если бы всем этим людям задали подобные вопросы, каждый из них на свой лад и по своим причинам солгал бы. Скорее всего, они принялись бы уверять, что посещать Храм Священного пламени – это их долг. Месье де Равиньи никогда бы не рассказал, что приходит туда только от безумной любви к Каре Куэйн; а Кара Куэйн – что находит там выход своей непреодолимой тяги к эксгибиционизму. Мисс Уэйд скорей бы умерла, чем призналась, что поклоняется вовсе не Господу Богу, а преподобному Джасперу Гарнетту. Что касается мистера Огдена, он бы тут же пустился в длинные рассуждения на душещипательные темы, пестрившие такими словечками, как «возрождение», «обновление» и «духовный подъем».
Машина Кары Куэйн, такси мистера Огдена и галоши мисс Уэйд одновременно свернули на Ноклэтчерс-роу.
Ноклэтчерс-роу – это тупиковая улочка, отходящая от Честер-террас недалеко от Грэм-стрит. Так же как и Грэм-стрит, она примечательна своей церквушкой. Впрочем, в этот декабрьский вечер ее силуэт почти полностью сливался с темнотой. Только преданные прихожане и несколько их друзей знали о ее существовании. Старший инспектор Аллейн никогда о ней не слышал. Найджел Басгейт, уныло смотревший в окно квартиры на Честер-террас, только сегодня заметил ее вывеску. Это был небольшой знак из красного стекла, сделанный в форме вившегося над чашей язычка пламени. Ветер качнул вывеску, и блики света скользнули по ее краям. Найджел заметил красную вспышку и в то же время увидел мисс Уэйд, торопившуюся к дверям храма. Потом появились автомобиль и такси, откуда по очереди выбрались мисс Куэйн и мистер Огден. Еще три фигуры, склонив головы и блестя мокрыми плащами, появились в переулке. Найджелу было скучно. Он страдал ненастным любопытством газетного писаки. Поддавшись внезапному порыву, он нахлобучил шляпу, схватил зонтик и бросился на улицу под дождь. В этот момент инспектор Аллейн, сидевший у себя в комнате на Сент-Джеймс-стрит, оторвался от книги и заметил слуге: «На улице ужасный ливень. Сегодня я останусь дома».

Глава 2
Храм Священного пламени

Мощный порыв ветра на Честер-террас ударил Найджела в плечо. Тот покачнулся и отпрыгнул в сторону, словно норовистый жеребец. Вода струями лилась с его зонта, под ногами лоснилась мокрая брусчатка. Он почувствовал привкус приключения и похвалил себя за то, что поддался импульсу и выбрался на улицу в такую скверную погоду. Вид Ноклэтчерс-роу ему нравился. Казалось, само ее название обещало какую-то романтичную авантюру. Кто знает, думал Найджел с надеждой, не ввяжется ли он в какую-нибудь рискованную историю в этом странном молитвенном доме? Может быть, он попадет в некое экзотическое место, где в теплом воздухе разлит аромат ладана, а таинственные обряды поражают своей причудливостью и красотой? Теша себя сладкими мечтами, он пересек Честер-стрит и, подставив зонтик ветру, зашагал к Храму Священного пламени.
Перед ним маячили две или три фигуры, но к тому времени, когда он добрался до раскачивавшейся вывески, они уже исчезли за дверью. Подойдя ближе, Найджел услышал колокольный звон – не такой звонкий и напористый, как в церкви Святой Марии на Грэм-стрит, – скорее мягкий и приглушенный, словно звучавший в глубине здания. Он свернул в нишу, расположенную под церковной вывеской, и колокол тут же затих. Найджел оказался в длинной крытой галерее, освещенной в самом конце одинокой лампой, или, точнее сказать, одиноким огоньком – направившись в его сторону, он обнаружил, что это живое пламя бронзового факела в железной подставке. Очевидно, в силу каких-то религиозных традиций этот необычный осветительный прибор был помещен в своеобразную клетку.
Прямо под факелом находилась двустворчатая дверь. На глазах Найджела из нее вышел какой-то человек, запер ее на ключ и уселся на стул под полыхавшим пламенем. Найджел стряхнул зонт и подошел к привратнику. Это был бледный, худощавый юноша в очках, с замашками аристократа.
– Боюсь, вы опоздали, – произнес он строго.
– Опоздал?
Найджел сам удивился, до какой степени он был разочарован.
– Да. Колокол отзвонил. Я уже запер двери.
– Но прошла всего пара секунд! Я же видел, как вы выходили из дверей. Почему бы вам не открыть их снова?
– Колокол отзвонил.
– Да-да, я уже слышал. Повторяю, это случилось буквально только что. Вы можете меня впустить?
– Похоже, вы не знакомы с правилами, – заметил молодой человек, указав на табличку, висевшую в рамочке рядом с дверью.
Найджел раздраженно развернулся и прочел: «Колокол умолкает, как только священник входит в храм. Двери закрываются и остаются закрытыми до конца церемонии».
– Видите? – назидательно промолвил юноша.
– Вижу. Но, по-моему, вы совершаете ошибку, слишком строго этому правилу следуя. Наверное, вы заметили, что я здесь новенький. Что-то заставило меня сюда прийти – какой-то внутренний толчок. Кто знает, не стану ли я новым приверженцем той доктрины, которая проповедуется за этими дверями?
– Для неофитов проводятся занятия по средам, в четверть седьмого.
– Да не собираюсь я туда ходить! – в сердцах выпалил Найджел.
– Как вам угодно.
Найджел вдруг почувствовал, что ведет себя очень глупо. Он и сам не очень понимал, почему так разозлился, не попав на церемонию, о которой ничего не знал и на которую ему было, по большому счету, наплевать. Устыдившись своей грубости, он снова повернулся к надписи, надеясь как-нибудь умилостивить привратника.
В верхней части таблички пламенел красный факел, окруженный рядом малопонятных символов. Все это было заключено в большой круг, состоявший из знаков Зодиака. Найджела охватил новый приступ недовольства – он как раз рассчитывал на что-то в этом роде. Ясно, что здесь происходили какие-то странные и экзотические службы. Доносившееся из-за дверей приглушенное пение усилило его досаду. Тем не менее он прочел:

 

В свете Священного пламени все тайны мира – только грани одной великой Тайны, все боги – лишь воплощения одного великого Божества. Время – не более чем образ Вечности, а путь к вечному лежит через Духовный экстаз.
Джаспер Гарнетт.
– Скажите, – обратился Найджел к привратнику, – кто такой Джаспер Гарнетт?
– Наш Основатель, – сухо ответил молодой человек, – и наш Пастырь.
– Значит, он не только рассуждает о вечности, но и открывает тот самый «путь», о котором говорит?
– Я бы сказал иначе, – возразил привратник, причем в его глазах блеснул фанатичный огонек. – Он сам и есть Путь.
– А вам, стало быть, приходится вечно пребывать в изгнании, коротая время с опоздавшими посетителями? – спросил Найджел, которому начал нравиться этот диалог.
– Мы дежурим по очереди.
– Ясно. Кажется, я слышу за дверью какие-то стенания. Это голос мистера Джаспера Гарнетта?
– Да. Только это не стенания, а молитва.
– Что за молитва?
– Наверное, вам все-таки стоит посетить занятия для неофитов. Я не имею права болтать с посторонними, тем более находясь на страже, – с пафосом заявил привратник.
– Ну какая же это болтовня, – возразил Найджел.
Вдруг он подскочил на месте. Дверь содрогнулась от мощного удара изнутри. За ним последовал второй, потом третий.
– В сторону, в сторону! – воскликнул молодой человек.
Он снял железную сетку, защищавшую бронзовый факел, потом достал из кармана ключ и быстро отпер дверь.
Найджел поспешно отошел в сторону. Рядом с дверью в стене имелась небольшая ниша. Он бесшумно отступил вглубь.
На пороге появились два отрока в длинных ярко-алых одеяниях и пурпурных накидках, украшенных богатой вышивкой. Их длинные волосы пышно струились по плечам. Один был рыжекудрый и курносый, с крупными зубами, другой – черноокий брюнет с пухлым ртом. Меланхолично потряхивая кадильницами, они с поклонами приблизились к факелу. Вслед за ними шествовал высокий мужчина в белоснежном расшитом одеянии, напоминавшем о друидах. У него была роскошная седая шевелюра, глубоко запавшие глаза и густые черные брови. Все вместе производило сильное впечатление. На худом скуластом лице, изборожденном морщинами, выделялся тяжелый подбородок. Человек с такой внешностью мог с одинаковой вероятностью быть трагическим актером, святым или американским коммивояжером. Найджел прекрасно его рассмотрел, потому что тот долго стоял перед факелом, склонив голову и держа в руках незажженную свечу. Затем, бормоча что-то под нос, мужчина трижды преклонил колени и протянул свечу к язычкам пламени. Когда она вспыхнула, он поднял ее высоко над головой. Привратник и оба служки опустились на колени, священник закрыл глаза, а Найджел проскользнул в зал.
Сначала ему показалось, что вокруг полная темнота. Потом он начал что-то различать. Вдалеке – судя по всему, на алтаре – горел красный огонек. В воздухе стоял запах ладана. Ноги утопали в толстом, мягком ковре, скрадывавшем звук шагов. Найджел почувствовал, что вокруг него в абсолютной тишине стоит множество людей. Неожиданно в открытых дверях появился свет. Стараясь отойти подальше, Найджел начал осторожно смещаться вправо и, не обнаружив никаких препятствий, решил, что попал в поперечный неф. Постепенно его глаза привыкли к темноте, и перед ним стал вырисовывался плывший под сводами дымок, какие-то бледные фигуры возле стен (вероятно, статуи) и ряды смутных силуэтов с опущенными головами. Он догадался, что движется вдоль стены за последним рядом скамей. В дальнем углу показалось свободное место. Найджел скользнул туда и едва успел усесться, как слабое пятно света, двигавшееся со стороны дверей, возвестило о возвращении преподобного Джаспера Гарнетта и его пылающей свечи. Преподобный появился в центральном нефе, озаренный слабым сиянием огня: казалось, в темноте плывет только его голова, окруженная желтым нимбом. Свеча парила над ним в глубоком мраке. Потом во тьме звучно вспыхнуло яркое пламя. Паства издала какой-то мрачный рев. Орган выдал два-три резких взвинченных аккорда, ударив Найджела по нервам, и на стенах – с равными интервалами – вспыхнули красные светильники.
Несколько минут в храме стоял оглушительный шум, постепенно превращающийся в невнятное пение. Рядом с Найджелом находилась полная дама с хриплым голосом. Он внимательно вслушивался в ее голос, но не мог разобрать ни слова, словно она пела на неизвестном языке.
– Э-э-а-а-и-и-е-е-я-я-е-е, – надрывалась дама.
В заключение орган и паства выдали дружное «Аминь». Все присутствующие поднялись с колен, уселись на свои места, и в храме воцарилось глубокое молчание.
Найджел огляделся по сторонам.
Внешне Храм Священного пламени выглядел абсолютно так же, как любая англиканская или римская церковь. Центральный неф, трансепт, алтарь, престол – все было на месте. Слева – кафедра, справа – аналой. Но на этом сходство с обычными храмами заканчивалось. Внутри помещение напоминало скорее какую-то ультрасовременную художественную выставку, причем в самом безумном из вариантов. Над алтарем высился огромный подсвечник с бронзовым факелом, в котором буйно плясало пламя. Сам алтарь украшали: пернатая змея, деревянная фигурка с длинным языком и глазами из перламутра, вагнеровский божок, миниатюрный тотемный столб и множество других языческих идолов, нагроможденных беспорядочно и кое-как, словно в лавке старьевщика. На стенах красовались знаки Зодиака, а в проходах высились огромные изваяния в стиле модерн. По большей части они представляли собой бесформенные глыбы, из которых там и сям вылезали всевозможные животные и птицы: лев, бык, змея, кошка, феникс. Рядом с ними, казалось, глубоко изумленные таким соседством, громоздились человеческие статуи, изображавшие, по мнению Найджела, скандинавских богов. Мужские фигуры носили шлемы и бороды, женские – шлемы и сапожки. Выглядели они так, словно их начал ваять Джейкоб Эпстайн, а закончил какой-то очумевший каменщик. В одной из статуй Найджел узнал Одина. Могучий бог был облачен в широкий плащ, в складках которого терялась пара четвероногих (вероятно, Гери и Фреки), а у гигантских ног, как будто распухших от водянки, торчали два мрачных ворона (очевидно, Хугин и Мунин). В зале обильно курились благовония. Все сияло роскошью и великолепием.
Пока Найджел предавался этим наблюдениям, зал наполнил голос необыкновенной красоты. На кафедру взошел преподобный Джаспер Гарнетт.
Позже, рассказывая обо всем случившемся старшему инспектору Аллейну, Найджел понял, что не может описать эту часть церемонии даже в самых общих чертах. Запомнилось только одно – она произвела на него глубокое впечатление. Это было подлинное торжество разума и духа. Что-то вроде серии ослепительных пьянящих вспышек, в свете которых все моральные и духовные проблемы человечества решались с необыкновенной легкостью и простотой. Все детали мира сложились в идеальную картину. Найджел чувствовал, как внутри его устанавливается чудесная гармония. Казалось, глаза проповедника смотрели только на него. Они заглядывали ему прямо в душу, и Найджел сознавал, что сопротивляться совершенно бесполезно. Когда священник приказал ему смотреть на факел, он так и сделал. Пламя вспыхивало и колебалось в такт упоительному голосу. Найджел перестал ощущать собственное тело. Короче, он был полностью одурманен и прямым ходом шел к своему «обращению», как вдруг дама рядом с ним оглушительно чихнула и испуганно шепнула: «Простите…»
Но чары уже рассеялись. Он вернулся с небес на землю и успел расслышать последние слова отца Гарнетта:
– Итак, дверь открыта, пламя экстаза ждет нас. Так давайте вместе войдем в священное единство Духа. Оставьте свои тела. Вас ждет новая жизнь. Зла больше нет. Хватит держаться за землю. Да снизойдет на вас экстаз. Придите к пылающей чаше!
По залу прошел глухой ропот. Он быстро нарастал, взрываясь разрозненными возгласами. Полная дама тихонько завыла, мужчина рядом с ней выкрикнул что-то нечленораздельное. Священник приблизился к алтарю и достал из дароносицы серебряный сосуд и усыпанную драгоценностями чашу. Сосуд он передал смуглому причетнику, а сам взял в руки чашу. Из ее глубины вырвался язычок пламени и сразу угас. Одна из женщин в первом ряду вскочила на ноги. Остальные прихожане опустились на колени. Женщина взбежала по ступенькам алтаря и с хриплым возгласом «хайль!» простерлась на полу под факелом. Священник подошел к ней, подняв над головой чашу. Еще несколько человек из паствы присоединились к женщине – преклонили колени и воздели руки к чаше. Они тоже выкрикивали что-то неразборчивое. Выглядело все это непристойно, и Найджел, неожиданно протрезвев, почувствовал неловкость и даже стыд. Священник подал чашу одной из женщин, стоявших на коленях, полной даме с красным лицом. Страстно прохрипев: «Имир», – она взяла у причетника серебряный сосуд, налила в чашу немного жидкости и передала ее соседу. Это был темноволосый мужчина в дорогой одежде; он сделал то же самое, произнеся другое слово. Чаша пошла по кругу. Каждый принимал чашу от соседа, брал у служки серебряный сосуд, наливал в чашу вина, передавал ее следующему участнику и возвращал сосуд причетнику. Все произносили при этом разные слова. Найджелу показалось, что он расслышал имена: Тор, Ариман и Видур, хотя большинство других звучали так диковинно и незнакомо, что он не мог их разобрать. Когда круг закончился, чаша снова перешла в руки отца Гарнетта. Простершаяся на полу женщина вскочила на ноги. Ее руки судорожно дергались, губы все время шевелись – она бормотала какую-то околесицу, – голова болталась из стороны в сторону. Зрелище было неприятным и тяжелым, несмотря на то что сама женщина выглядела довольно привлекательно: высокая, еще молодая, хотя и с белыми волосами. Одета она была красиво и по последней моде, но от бесноватых движений ее одежда пришла в беспорядок, шляпа гротескно сползла на ухо, а рукав платья задрался до локтя. Женщина разразилась длинной речью, невнятной, если не считать нескольких ясно прозвучавших имен древних богов и отдельных фраз в более современном вкусе вроде «я есть все во всем». Круг коленопреклоненных начал хором повторять: «Хайль!» – и вскоре она присоединилась к общему пению, громко хлопая в ладоши и раскачиваясь взад-вперед.
Внезапно, видимо по какому-то сигналу, поданному священником, в зале наступила тишина. Женщина простерла перед собой руки, и священник вручил ей чашу.
– Вино экстаза да наполнит твои тело и душу!
– Тур-айе!
– Да войдет в тебя безумие Священного пламени!
– Хайль! Тур-айе! Тур-айе!
Женщина поднесла к губам чашу. Она все больше откидывала голову назад, пока не осушила все до последней капли. Внезапно женщина резко вдохнула. Она недоуменно полуобернулась к священнику, словно хотела его о чем-то спросить. Ее руки вытянулись вперед, как бы предлагая ему чашу, потом безвольно опустились. Чаша покатилась по полу. Лицо женщины исказилось в отвратительной гримасе. Тело мучительно изогнулось. Наконец, словно огромная кукла, она в полный рост растянулась на полу, два раза дернулась и затихла.

Глава 3
Смерть старой девы

Найджел, хоть и пораженный увиденным, подумал сначала, что так и было предусмотрено обрядом. Он находил эту службу довольно неприятной, но все же интересной. Прошла целая минута, прежде чем до него стало доходить, что финал вышел совсем не таким, как ожидали прихожане и сам отец Гарнетт. Первым его навел на эту мысль один из молодых адептов. Тот поднялся с колен, переводя взгляд с женщины на священника. Потом о чем-то заговорил, но так тихо, что Найджел не услышал ни слова. Остальная часть посвященных продолжала стоять на коленях, но вид у них был растерянный – словно они не понимали, что делать дальше. Исступленный восторг паствы куда-то улетучился, и вместо него в воздухе повисло напряженное молчание. Священник так же тихо ответил молодому человеку. На этот раз Найджел ясно различил слова – возможно, потому, что уже не раз слышал их раньше:
– Духовный экстаз…
Последнее словно он произнес нараспев: «экста-а-аз».
– Явные симптомы…
Молодой адепт обернулся и неуверенно посмотрел на женщину.
– Друзья мои, – заговорил священник громко и решительно. – Друзья мои, наша сестра удостоилась величайшей благодати. Она обрела экстаз! Оставим ее наедине с этим чудесным опытом. Давайте споем наш гимн Пану, всемогущему Богу.
Он выдержал паузу. Орган осторожно взял пару аккордов. Прихожане с глухим ропотом стали подниматься с колен.
– Давайте споем, – решительно повторил отец Гарнетт, – наш гимн…
В толпе раздался крик. Из разорванного круга выскочила невысокая, плохо одетая женщина и резко остановилась, вытянув вперед шею и широко открыв рот.
– Нет, нет! Все не так. Она мертва. Я прикоснулась к ней. Она мертва!
– Мисс Уэйд, успокойтесь!
– Я не успокоюсь! Она мертва…
– Минутку, – послышался невозмутимый голос рядом с Найджелом.
Из задних рядов сквозь толпу пробирался солидный пожилой мужчина. По пути он аккуратно обогнул полную даму. Найджел отступил в сторону, чтобы дать ему дорогу, а затем, повинуясь журналистскому инстинкту, последовал за ним.
– Думаю, мне следует осмотреть эту даму, – спокойно заметил мужчина, подойдя к алтарю.
– Но, доктор Касбек…
– Думаю, мне следует ее осмотреть, отец Гарнетт.
Найджел незаметно приблизился к группе под факелом. У него было странное чувство, что он поднимается на сцену для участия в каком-то фантастическом спектакле. Стоявших здесь людей – бледных, с мертвенными лицами – освещал только неровный свет пламени. Огонь тихо шипел, будто неразборчиво бормоча. Больше в храме не было ни звука. Доктор опустился на колени рядом с неподвижной фигурой.
Женщина упала лицом вниз, уронив голову на ступени алтаря. Доктор пощупал ее запястье и быстрым движением приподнял шляпу, закрывавшую ее лицо. На него уставились неподвижные, широко открытые глаза без блеска. В уголках ее рта застыла вязкая пена. Сам рот был напряжен, зубы крепко стиснуты, а губы оттянуты назад, словно в невеселой улыбке. Щеки пылали вишневым румянцем, хотя все остальное лицо поражало бледностью. Неизвестно, удалось ей достигнуть экстаза или нет, но эта женщина, без сомнения, была мертва.
Увидев страшное лицо, стоявшие рядом адепты отпрянули назад. Кто-то вскрикнул. Мисс Уэйд – пожилая женщина в плохой одежде – испустила сдавленный вопль, в котором слышались ужас и в то же время торжество:
– Мертва! Я же говорила – она мертва! О! Отец Гарнетт!
– Закройте ее, ради бога, – пробормотал высокий молодой человек.
Доктор наклонился ближе. Он понюхал воздух возле губ покойной и расстегнул воротник платья. Найджел увидел, как его ладонь крепко прижалась к бледной коже. Доктор подержал ее так несколько мучительно долгих секунд. Не поднимая головы, он пристально всмотрелся в ее лицо. Потом снова опустил поля дамской шляпы.
– Жуть, просто жуть, – бормотал похожий на торговца джентльмен, судя по акценту, американец.
– Попросите прихожан покинуть церковь, – резко сказал доктор. Он обращался к священнику.
Отец Гарнетт ничего не ответил. И даже не шевельнулся. Его фигура по-прежнему выглядела внушительно, но вся энергия куда-то улетучилась. Он словно оцепенел.
– Вы можете попросить их уйти? – повторил доктор Касбек.
– Подождите!
Найджел сам испугался, услышав свой голос. Все сразу повернулись к нему, не столько удивленные, сколько сбитые с толку. За его спиной прошел шепоток. Ему казалось, что его голосовые связки взбунтовались и действуют помимо его воли.
– Эта дама умерла естественной смертью? – спросил он доктора.
– Как видите, я сделал только беглый осмотр.
– Но у вас есть сомнения?
– Что это значит? – вдруг очнулся священник. – Кто вы такой?
– Я присутствовал на службе. Простите, что вмешиваюсь, но, если есть подозрения в насильственной смерти, никто не должен…
– В насильственной? С чего вы взяли? – спросил американец.
– Я сужу по рту и глазам. И еще… по запаху. Возможно, я ошибаюсь. – Найджел продолжал смотреть на доктора. – Но, если есть сомнения, лучше, если все останутся на месте.
Доктор холодно разглядывал его несколько секунд.
– Пожалуй, вы правы, – произнес он наконец.
Они говорили вполголоса, но, очевидно, в зале расслышали их слова. Несколько человек вышли в центральный неф. Гул в рядах усилился. Послышались громкие голоса, какая-то женщина вскрикнула. Шепча и шатаясь, толпа медленно двинулась к алтарю.
– Скажите им, чтобы сели на свои места, – попросил доктор.
Священник, похоже, уже собрался с мыслями. Он повернулся и быстро взбежал по ступенькам кафедры. Найджел почувствовал, что он готов употребить весь свой авторитет, чтобы вернуть контроль над паствой.
– Друзья мои! – загремел его сильный и уверенный голос. – Прошу вас, вернитесь на свои места и сохраняйте спокойствие. Я чувствую, как в эту минуту на нас нисходят мощные космические волны. Их энергия осенила нашу возлюбленную сестру, наш Избранный сосуд экстаза, Кару Куэйн. – Его голос слегка дрогнул и сбавил тон. – Мы должны укрепить наши души силой мировой гармонии. Призываю вас предаться медитации на тему «Единение». Пусть в храме пребудет тишина.
Все сразу повиновались. В зале воцарилось глубокое молчание. Стало так тихо, что было слышно, как прошелестела мантия священника, спустившегося с кафедры. Найджелу он казался каким-то сверхъестественным, невероятным существом.
Отец Гарнетт обратился к двум причетникам, один из которых все еще механически качал кадильницей, а второй держал сосуд с вином.
– Задерните занавес, – распорядился он тихо.
– Да, отче, – ответил рыжий.
– Да, отче, – пролепетал темноволосый.
Раздался звон металлических колечек, потом шорох тяжелой ткани, и они оказались за парчовой стеной, наглухо отделившей их от прихожан. Алтарь превратился в комнату, мрачноватую, но довольно уютную.
– Теперь можно говорить свободно, – заметил священник. – Занавес с подкладкой, очень плотный.
– Господи, помилуй! – воскликнул американец. – Что за кошмарная история! Доктор, вы уверены, что она умерла?
– Уверен, – отозвался доктор, снова наклонившись над телом.
– Да, но дело не только в этом, – вмешался молодой человек. – Почему никто не должен уходить? Что это значит? – Он повернулся к Найджелу: – Зачем вы сказали про насильственную смерть и кто вы, черт возьми, такой?
– Морис, – попытался остановить его священник. – Морис, дитя мое…
– Эта женщина, – упрямо продолжал юноша, – вообще не должна быть здесь. У нее нет права подходить к чаше. Она – воплощенное зло. Я знаю, отец Гарнетт, я знаю…
– Морис, успокойся.
– Заткнись, парень! – буркнул американец.
– Говоря вам, я знаю…
Юноша замолчал, с какой-то исступленной преданностью глядя на священника. Отец Гарнетт пристально смотрел ему в глаза. Если это было дуэлью, то победил священник: юноша резко отвернулся и отошел в сторону.
– Что произошло? – спросил Найджел доктора. – Это яд?
– Похоже на то. Смерть была мгновенной. Надо известить полицию.
– Поблизости есть телефон?
– Да, в комнатах отца Гарнетта.
– В его комнатах?
– Да, за алтарем, – объяснил доктор.
– Я могу им воспользоваться?
– Вы уверены, что это необходимо? – спросил священник.
– Абсолютно уверен, – отрезал доктор Касбек. Он взглянул на Найджела. – Так вы позвоните?
– Если хотите. У меня есть знакомый в Скотленд-Ярде.
– Тогда действуйте. Как насчет ближайших родственников? Кто-нибудь о них знает?
– Кара жила одна, – откликнулась девушка, до сих пор хранившая молчание. – Она говорила мне, что у нее нет родственников в Англии.
– Ясно, – кивнул доктор Касбек. – В таком случае… – Он посмотрел на Найджела. – Нужно просто позвонить в полицию. Отец Гарнетт, вы покажете дорогу этому молодому человеку?
– Полагаю, мне лучше вернуться к своей пастве, – возразил отец Гарнетт. – Они нуждаются в моем руководстве. Клод, проводи его к телефону.
– Да, отче.
Найджел, словно пребывая в трансе, направился вслед за служкой. Хрупкий Клод отдернул парчовый занавес в правой части алтаря, открыл оказавшуюся за ним дверь и шагнул в ее проем, с томным видом поглядывая на Найджела.
«В хорошенькое дельце я вляпался», – подумал Найджел и последовал за ним.
Отец Гарнетт жил прямо за алтарем. Это была маленькая квартирка. Ближняя комната смахивала на музейный зал с античными слепками. Так, по крайней мере, показалось журналисту, когда Клод провел его в дальний угол и показал на что-то вроде ритуального чайника – Найджел с трудом распознал телефонный аппарат.
– Спасибо, – поблагодарил Найджел, надеясь, что Клод немедленно уйдет. Тот остался, доверчиво глядя на Найджела.
Воскресный вечер. Аллейн наверняка должен быть дома, если только его не вызвали по срочному делу. Найджел набрал номер и стал ждать, чувствуя сухость во рту и колотящийся в ушах пульс.
– Алло!
– Алло… Могу я поговорить со старшим инспектором Аллейном? А, это вы. Значит, вы дома. Это Найджел Басгейт.
– Добрый вечер, Басгейт. Что случилось?
– Я звоню из церкви… Из Храма Священного пламени. Это на Ноклэтчерс-роу, рядом с Честер-террас, как раз напротив моей квартиры.
– Я знаю эту улицу. Она в моем округе.
– Десять минут назад здесь скончалась женщина. Думаю, вам нужно приехать.
– Вы там один?
– Нет.
– Господи, как вас туда занесло, несчастного? Женщину убили?
– Откуда мне знать?
– Какого черта вы не позвонили в Скотленд-Ярд? Я бы на вашем месте так и сделал.
– Приезжайте, прошу вас. Я держу здесь прихожан. То есть, – поправился он смущенно, – они все еще здесь.
– Ничего не понимаю. Я буду через десять минут.
– Спасибо.
Найджел повесил трубку.
– С ума сойти, вы знаете Аллейна из Скотленд-Ярда! – просиял Клод. – Это потрясающе! Вам очень повезло.
– Думаю, нам лучше вернуться, – напомнил Найджел.
– Честно говоря, я бы остался здесь. Мне страшно. Вы когда-нибудь видели столь ужасное лицо, как у мисс Куэйн? Как вы думаете, она покончила с собой?
– Не знаю. И все же вы идете?
– Пожалуй. Вы потрясающе смелый человек. Я выключу свет. Отец Гарнетт – потрясающий, правда? Ведь вы новенький?
Найджел выскочил из комнаты.
Вся компания посвященных собралась вокруг американца, который что-то им шептал.
Он выглядел как типичный персонаж трансатлантических реклам: высокий, склонный к полноте крепыш, такой вылощенный и стерильный, словно и впрямь регулярно употреблял все те дезодоранты, лосьоны, кремы и жидкости для полоскания рта, которыми пестрят издания американских журналов. Единственным недостатком в его внешности были глаза, имевшие разный цвет: один – светло-голубой, а другой – карий. Это придавало ему комичный вид, словно он все время валял дурака, даже если говорил серьезно.
К удивлению Найджела, орган снова заиграл мелодию, а за занавесом послышалось приглушенное пение. В зале четко разносился голос отца Гарнетта. Кто-то – вероятно, доктор – накрыл тело куском великолепно расшитой ткани.
Увидев Найджела, американец направился к нему.
– Пожалуй, нам стоит познакомиться, – произнес он любезным тоном. – Вы свалились на нас невесть откуда и сразу взяли быка за рога. Не скрою, мне это понравилось. Люблю, когда люди действуют решительно. Меня зовут Сэмюэль Дж. Огден. Кажется, у меня завалялась визитка…
Американец полез в карман.
– О, не стоит, – остановил его Найжел. – Меня зовут Басгейт.
– Рад познакомиться, мистер Басгейт. – Мистер Огден крепко пожал ему руку. – Позвольте представить вам этих дам и джентльменов. Мисс Кэндур, знакомьтесь, мистер Басгейт. Мисс Уэйд, знакомьтесь, мистер Басгейт. Мистер Басгейт – мисс Джейни Дженкинс. Месье де Равиньи – мистер Басгейт. Доктор Касбек – мистер Басгейт. Мистер Морис Прингл – мистер Басгейт. А эти двое джентльменов – наши причетники. Мистер Клод Уитли и мистер Лайонел Смит, знакомьтесь – мистер Басгейт.
Растерянные британцы беспомощно переглядывались с Найджелом. Месье де Равиньи, худощавый француз, бросил на него хмурый взгляд.
– Итак… – с приятной улыбкой хотел было продолжить мистер Огден. Но его поспешно перебил Найджел:
– Постойте, если не возражаете, надо послать кого-нибудь к выходу. Сейчас приедет инспектор Аллейн, и, насколько я понимаю, наружная дверь закрыта.
– Верно, – согласился мистер Огден. – Может быть, кто-нибудь из этих юношей…
– Можно мне? – взмолился Клод.
– Хорошо, – кивнул мистер Огден.
– Я пойду с тобой, Клод, – вмешался рыжий служка.
– Нет смысла посылать двоих, как вы думаете, мистер Огден?
– Так, Фаунтлерой, бери маленького Эрика и шагом марш! – грубо бросил мистер Огден. Найджел понял, что ему нравится этот американец.
Служки опрометью бросились к выходу и исчезли за занавесом. Голоса и орган на секунду стали громче.
– Служки всегда такие? – задумчиво произнес мистер Огден.
У кого-то вырвался легкий смешок. Это была Джейни Дженкинс – невысокая девушка с умным лицом.
– Простите, – извинилась она тут же. – Я не хотела смеяться, но эти Клод и Лайонел… Просто ужас что такое!
– Согласен, – охотно подтвердил Найджел.
Девушка повернулась, но не к нему, а к Морису Принглу – тому молодому человеку, который так странно говорил со священником. Он отделился от других и с несчастным видом стоял в стороне. Мисс Дженкинс подошла к нему и заговорила, но так тихо, что Найджел не расслышал ее слов.
– Доктор Касбек, – заговорила немолодая дама, которую мистер Огден представил как мисс Уэйд, – простите, если покажусь вам глупой, но я не понимаю… Кару Куэйн убили?
Когда эта мысль была наконец выражена вслух, все восприняли ее как что-то неприличное. Миссис Кэндур, цветущая женщина с безобразными руками, возмущенно ахнула; месье де Равиньи зашипел, как паровой котел; мистер Огден воскликнул: «Эй, эй, минуточку!»; Прингл совсем ушел в себя, а мисс Дженкинс взяла его за руку.
– Конечно, нет, мисс Уэйд, – ответил доктор Касбек. – Странно слышать от вас такое предположение.
– Я просто спросила, – возразила мисс Уэйд. – Бедняжка была не слишком счастлива и, прямо скажем, не очень популярна.
– Мисс Уэйд, ради бога! – Месье де Равиньи гневно смотрел на нее. – Я решительно протестую! Это… Это очень пристрастное суждение. И абсолютно нелепое! – Он оскорбленно пожал плечами. – Неужели вам недостаточно случившейся трагедии? Бедная моя Кара, неужели этого мало?
Голос отца Гарнетта, приглушенный, но отчетливый, все еще доносился из-за портьеры.
– Слушайте его! – воскликнул Прингл. – Слушайте! Он всех заставил замолчать. И нас тоже. Почему мы ему верим?
– Что вы несете? – в ярости прошептала миссис Кэндур.
– Вы сами знаете. Вы тоже хотели оказаться на ее месте. И это не его вина, а наша! Все это так… так омерзительно…
– Морис… – мягко вмешалась мисс Дженкинс.
– Молчите, Джейни. Я все скажу. Потому что это возмездие. Мы устраивали фарс. Нет, это невыносимо. Я все расскажу…
Юноша вырвался из ее рук и бросился к занавеске. Но не успел он до нее добраться, как она откинулась в сторону, и в зал вошел высокий мужчина.
– А, вы здесь, Басгейт, – произнес старший инспектор Аллейн. – Что случилось?

Глава 4
Скотленд-Ярд

Появление инспектора произвело неожиданный эффект как на место действия, так и на всех его участников. Больше всего это походило на трюк с кинокамерой, когда она движется по комнате и показывает сцену с разных сторон. Найджелу по-прежнему казалось, что он видит кошмар, но теперь это был кошмар, который снился кому-то другому, а он просто наблюдал его со стороны. Пребывая в замешательстве, он задумался: не устроить ли ему сложную серию знакомств по примеру мистера Огдена, – но потом отказался от этой мысли и в нескольких словах рассказал Аллейну о произошедшем. Остальные молча разглядывали новоприбывшего. Джейни Дженкинс держала в ладонях руку Прингла; мисс Уэйд прижимала к губам платок; месье де Равиньи мрачно стоял в стороне; миссис Кэндур взгромоздилась на гигантский трон у алтаря; мистер Огден выглядел озадаченным, но готовым ко всему, а оба причетника с восторгом глазели на инспектора. Аллейн слушал с бесстрастным видом, точно благовоспитанный фавн. Но когда Найджел слишком разошелся, Аллейн сделал кислую гримасу. Найджел понизил голос и, наклонившись ближе, шепотом повторил все, что запомнил из разговоров мисс Уэйд, Прингла и де Равиньи. Аллейн спросил, кого нужно уведомить о смерти мисс Куэйн. Оказалось, что никого, кроме ее прислуги. Мисс Дженкинс возразила, что, как она слышала со слов самой мисс Куэйн, на воскресенье прислуга была отпущена домой. Она вызвалась выяснить, так ли это, и отправилась в комнату отца Гарнетта, чтобы позвонить по телефону. Вернувшись, мисс Дженкинс доложила, что на звонки никто не отвечает. Аллейн записал номер и пообещал проследить, чтобы все заинтересованные лица были уведомлены о случившемся. Выяснив все детали дела, он плотней задернул занавеску и вполголоса обратился ко всем собравшимся. В этот момент отец Гарнетт, оставив паству петь очередной гимн, присоединился к группе посвященных. Никто его не заметил, кроме Найджела. Тихо встав у портьеры, Гарнетт внимательно слушал, не спуская глаз с инспектора.
Аллейн сказал:
– Думаю, не стоит скрывать от вас, что здесь произошло. Судя по всему, эта женщина была отравлена. Пока мы не выясним причины и обстоятельства ее смерти, я буду заниматься этим делом от имени полиции. Полагаю, держать здесь всю остальную паству смысла не имеет.
Он обернулся и увидел священника.
– Вы мистер Гарнетт? Будьте добры, попросите ваших прихожан разойтись по домам – после того как они закончат петь, разумеется. У двери стоит констебль. Он запишет их фамилии. Отпустите их, пожалуйста.
– Хорошо, – ответил отец Гарнетт и исчез за портьерой.
Вскоре в зале зазвучал его голос, благословляющий паству. Затем послышались шум и движение множества людей. Пару раз кто-то кашлянул. Наконец все стихло. Напоследок гулко хлопнула дверь, и в храме воцарилась полная тишина, если не считать тихо потрескивавшего факела. Отец Гарнетт вернулся назад.
– Думаю, занавес можно отдернуть, – предложил Аллейн.
Отец Гарнетт кивнул. Клод и Лайонел бросились к разным концам портьеры и мигом отдернули ее в обе стороны, открыв одинокую фигуру привратника, который почтительно ждал на нижней ступеньке.
– Я вам еще нужен, отче? – спросил привратник.
– Заприте входную дверь и можете идти домой.
– Хорошо, отче, – прошептал привратник.
Он торопливо направился к выходу и бесшумно закрыл за собой двустворчатую дверь. На миг воцарилось молчание. Потом Аллейн повернулся к Найджелу:
– Здесь есть телефон?
– Да.
– Басгейт, будьте любезны, позвоните в Скотленд-Ярд и сообщите им, что произошло. Сегодня дежурит Фокс. Попросите его приехать и прихватить с собой всю команду. Нам понадобятся окружной врач и криминалист.
Найджел отправился в комнату за алтарем. Когда он вернулся, Аллейн достал блокнот и стал записывать данные собравшихся.
– Это необходимая процедура, – пояснил он. – Будет судебное расследование, на котором вам всем придется выступать в качестве свидетелей.
– Проклятье, – пробормотал Прингл.
– Думаю, лучше начать с покойной, – продолжал Аллейн. – Как ее звали?
– Мисс Кара Куэйн, инспектор, – ответил мистер Огден. – У нее великолепная квартира на Шеперд-маркет, дом сто один. Я имел честь обедать у нее и, должен сказать, получил огромное эстетическое наслаждение. Это была очаровательная женщина с утонченным вкусом и…
– Дом сто один, Шеперд-маркет, – перебил Аллейн. – Спасибо.
Он записал информацию и поглядел на остальных.
– Если не возражаете, давайте начнем с вас, доктор Касбек.
– Разумеется. Николас Касбек, дом сто восемьдесят девять «а» по Уигмор-стрит.
– Прекрасно. – Он повернулся к мисс Уэйд.
– Меня зовут Эрнестина Уэйд, – произнесла она громко и отчетливо, словно разговаривая с глухим. – Я живу в Примроуз-корт, Кингз-роуд, Челси. Не замужем.
– Спасибо.
Мисс Дженкинс шагнула вперед:
– Я Джейни Дженкинс. Живу в квартирке на Йоменс-роу, номер девяносто девять «д». И тоже не замужем, если хотите знать.
– Это просто чтобы знать, как правильно писать, – объяснил Аллейн, – «мисс» или «миссис».
– Теперь ты, Морис, – обратилась мисс Дженкинс к молодому человеку.
– Прингл, – буркнул тот с таким видом, словно его имя было оскорблением. – Морис. Живу на Слоун-сквер, Харроу-мэншнс, дом одиннадцать.
– Это ваш постоянный адрес?
– Нет. Можно сказать, я живу у своих родителей, но стараюсь появляться там пореже.
– Зато тебя всегда можно найти в клубе «Феникс», верно? – вставила мисс Дженкинс.
– Пожалуй, – угрюмо ответил мистер Прингл.
– Следующий, – произнес Аллейн бодрым тоном.
Неожиданно послышался голос миссис Кэндур, все еще сидевшей на гротескном троне. Сама ее поза выражала глубокое отвращение к происходящему.
– Меня зовут Дагмар Кэндур, апартаменты Королевы Шарлотты, Кенсингтон-сквер, номер двенадцать.
– Спасибо.
Мистер Огден, уже не раз порывавшийся выйти вперед, но потом вежливо уступавший свою очередь, решительно подал голос:
– Сэмюэль Дж. Огден, шеф. Думаю, мой адрес вам не интересен. Я приехал из Нью-Йорка. В Лондоне остановился на Йорк-сквер, дом 93, Эйчерч-корт. К сожалению, никак не могу найти свою визитку, но, как говорится, чем богаты.
– Большое спасибо, мистер Огден. А теперь вы, сэр.
Отец Гарнетт немного помолчал. Потом он прочистил горло, и зазвучал его красивый мощный голос:
– Отец Джаспер Гарнетт. – Он произнес фамилию по буквам. – Я священник этого храма. Живу здесь.
– Здесь?
– У меня есть небольшая квартирка за алтарем.
– Надо же, как удобно, – пробормотал Аллейн. – А теперь двое этих… – Он с сомнением взглянул на Клода и Лайонела. – Этих юношей.
Оба причетника взахлеб бросились что-то объяснять.
– Что-что? – переспросил Аллейн.
– Заткнись, Лайонел! – воскликнул Клод. – Мы снимаем квартиру на Эбьюри-стрит, дом называется Эбьюри-мьюз. Хотя это не совсем квартира, верно, Лайонел? Господи, вот я дурак – забыл ее номер!
– Ты безнадежен, Клод, – буркнул Лайонел. – Номер 17, Эбьюри-мьюз, Эбьюри-стрит. Только мы не так уж часто там бываем, потому что участвуем в спектаклях: я в театре «Палладиум», а Клод – в шоу Мадам Карен, на Слоун-стрит, и…
– Я так и не услышал, как вас зовут, – перебил Аллейн.
– Ты дубина, Лайонел, – вмешался Клод. – Я Клод Уитли, инспектор Аллейн, а это Лайонел Смит.
Аллейн записал их данные.
Месье де Равиньи вышел вперед и поклонился:
– Рауль Оноре Кристоф Жером де Равиньи. Живу в Брэскомб-чемберс, Лаундес-сквер. Вот моя карточка.
– Благодарю вас, месье де Равиньи. А теперь, дамы и господа, будьте любезны, покажите мне, где каждый из вас находился в тот момент, когда вы передавали чашу по кругу. Насколько я понимаю, церемония проходила прямо здесь.
После небольшой заминки вперед выступил священник.
– Я стоял тут, – показал он, – и держал в руках чашу. Мистер Огден преклонил колени справа, а миссис Кэндур – слева.
– Именно так, сэр, – подтвердил мистер Огден и занял свое место. – Если не ошибаюсь, справа была мисс Дженкинс.
– Верно, – кивнула названная дама. – А справа от меня – Морис.
Мисс Кэндур неохотно вошла в круг и встала слева от Гарнетта.
– Рядом со мной был месье де Равиньи, – пробормотала она.
– Так и есть.
Месье де Равиньи занял свою позицию, а возле него пристроилась мисс Уэйд.
– Я была здесь, – сказала она, – между месье де Равиньи и мистером Принглом.
– Круг замкнулся, – подытожил Аллейн. – Теперь разберемся с причетниками.
– О, я вам все объясню, – затараторил Клод. – Я стоял прямо здесь, по правую руку от отца Гарнетта. Поскольку я был Ганимедом, то держал в руках сосуд с вином. Как только отец Гарнетт вручил чашу миссис Кэндур, я отдал ей сосуд. Она держала чашу в левой руке, а сосуд – в правой. Потом она налила немного вина и произнесла первое имя божества. Вы ведь Хагринг, верно, миссис Кэндур?
– Была ею, – всхлипнула миссис Кэндур.
– Ну да… Потом я взял сосуд и передал его следующему и…
– И так далее, – закончил Аллейн. – Спасибо.
– А я стоял рядом и кадил, – взволнованно вставил Лайонел. – Я все время кадил ладаном.
– Ясно, – кивнул Аллейн. – К сожалению, всем присутствующим придется задержаться еще на какое-то время. Надеюсь, мистер Гарнетт предоставит в ваше распоряжение свою квартиру. Думаю, все будут рады покинуть это место, где произошла эта ужасная трагедия… А, кажется, мои коллеги уже прибыли.
Кто-то громко стучал в дверь.
– Можно, я им открою? – спросил Клод.
– И поскорее, – ответил Аллейн.
Клод опрометью кинулся в конец зала и распахнул двустворчатые двери. В зале появилась группа из семи человек, включая трех констеблей. Первым шел высокий, крепкий мужчина в штатском, который снял шляпу и, удивленно покосившись на нагие статуи, двинулся по длинному проходу.
– Привет, Фокс, – поздоровался Аллейн.
– Добрый вечер, сэр, – ответил инспектор Фокс.
– У нас проблемы. Поручите кому-нибудь из ваших людей проводить этих дам и джентльменов в комнаты за алтарем. Мистер Гарнетт покажет путь. Будьте так любезны, мистер Гарнетт. Я не задержу вас дольше необходимого. Доктор Касбек, если вы не против остаться…
– Постойте! – вмешался вдруг Морис Прингл. – Не понимаю, с какой стати нас куда-то гонят, как стадо баранов? Что здесь произошло? Ее убили?
– Вполне возможно, – сухо ответил Аллейн. – Никто вас никуда не гонит, мистер Прингл. Но придется немного подождать, пока мы не разберемся в обстоятельствах дела. Проходите.
– Но…
– Я знала! – вдруг провозгласила миссис Кэндур. – Я знала, что случится что-то ужасное. Помните, я вам говорила, месье де Равиньи?
– Если вам угодно, мадам, – холодно ответил де Равиньи.
– Такого не должно было случиться, – вставила маленькая мисс Уэйд. – Нам не следовало…
– Думаю, нам всем лучше послушать инспектора, – решительно перебил отец Гарнетт. – Прошу, следуйте за мной!
Посвященные потянулись к выходу под присмотром самого крупного из констеблей.
– Уф, – выдохнул Аллейн, как только алтарная дверь закрылась. – Как вы любите говорить в таких случаях, Фокс? Мутное дельце.
– Да, люди странноватые, – согласился Фокс. – И место тоже. Что здесь случилось, сэр?
– Дама умерла от дозы цианида. Вот тело. Ваш старый друг мистер Басгейт расскажет подробности.
– Добрый вечер, мистер Басгейт, – вежливо поздоровался Фокс. – Что вам известно об обстоятельствах дела?
– Все произошло в разгар церемонии, – со вздохом начал Басгейт. – Люди, которых вы только что видели, передавали чашу по кругу. Женщина стояла внутри него. Остальные опустились на колени. Каждый по очереди получал серебряный кувшин с вином и подливал вино в чашу. Потом священник, отец Гарнетт, вручил ей чашу. Она выпила и… упала. Думаю, она умерла мгновенно. Ведь так? – повернулся он к доктору Касбеку.
– Я бы сказал – в течение двадцати секунд. – Доктор взглянул на окружного врача. – Можно было сделать искусственное дыхание, послать за сульфатом железа, попробовать желудочный зонд и так далее, но… – Он сделал гримасу. – У нее не было никаких шансов. Она умерла раньше, чем я к ней подошел.
– Разумеется, – откликнулся окружной врач. Он откинул ткань и склонился над телом.
– Я сразу почувствовал характерный запах, – добавил Касбек. – Видимо, как и мистер Басгейт.
– Да, – сказал Найджел. – Поэтому я и вмешался.
Аллейн наклонился над упавшей чашей.
– Пахнет, – согласился он. – Бэйли, проверьте отпечатки пальцев. Хотя, если чашу брали все, вряд ли это нам поможет. Но сначала все сфотографируем.
Фотограф уже начал расставлять оборудование. Он разместил три напольных вспышки, с разных сторон освещавших тело и место преступления. Аллейн открыл черный саквояж, натянул пару резиновых перчаток и достал бутылочку с маленькой воронкой. Он перелил туда немного вина из чаши. Найджел тем временем рассказывал все, что мог вспомнить из разговоров посвященных. Аллейн слушал, хмыкая и что-то бормоча себе под нос, затем убрал бутылочку обратно в саквояж. Бэйли приступил к работе, вооружившись распылителем и белым тальком.
– А где сосуд, который передавали по кругу два этих ангелочка? – спросил Аллейн. – Это он?
Инспектор указал на серебряный кувшин, стоявший в бархатной нише справа от престола.
– Да, он, – подтвердил Найджел. – Похоже, Клод не потерял голову, когда… когда это случилось.
– Клод – это кто: черная орхидея или рыжая лилия?
– Черная орхидея.
Аллейн обнюхал кувшин и наполнил еще одну бутылочку.
– Кажется, тут все в порядке, – пробормотал он. – Давайте еще раз обрисуем картину. Мисс Куэйн была в центре, а остальные стояли вокруг на коленях. Мистер Гарнетт, – слово «отец» у меня как-то не выговаривается, мистер Гарнетт взял в руки чашу и передал… как его лучше назвать? Графин? Нет, все же кувшин. Так вот, он передал кувшин мистеру Ганимеду Клоду, провел рукой над чашей, и она вспыхнула. Похоже, не обошлось без метилового спирта.
– Скорее всего, – улыбнулся Касбек.
– Прекрасно. Потом коленопреклоненные адепты стали передавать чашу из рук в руки, брать у Клода кувшин и наливать в нее вино.
– И каждый при этом произносил одно слово, – вставил Найджел. – Но я понятия не имею, что они значили.
– Думаю, это были имена божеств, – предположил Касбек. – Сам я не отношусь к членам культа, однако бывал на их собраниях. Обычно они называют имена шести божеств. Хагринг, Хако, Фригг и так далее. Гарнетт – это Один, а Избранный сосуд – всегда Фригг. Смысл в том, что все божества воплощены в одном боге, и их сущности перемешиваются в чаше. Своего рода популярный пантеизм.
– Господи, помилуй, – отозвался Аллейн. – Ладно, идем дальше. Чаша шла по кругу. Наконец она дошла до последнего адепта, и что произошло потом?
– Чаша перешла к причетнику, он передал ее священнику, а тот протянул ее мисс Куэйн.
– И она выпила.
– Да, – подтвердил доктор Касбек, – она выпила, бедняжка.
Все немного помолчали.
– Вы говорили, что этим последним адептом был мужчина, так? Я помню, мы уже все обсудили, но мне надо знать наверняка.
– Я и говорю наверняка, – сказал Найжел. – Мистер Огден замыкал круг и передал чашу служке.
– Именно так, – согласился доктор.
– Это соответствует тому расположению, которое они нам только что продемонстрировали.
– А есть ли какая-то вероятность того, что мисс Куэйн сама подсыпала что-то в чашу?
– Нет, не думаю, – покачал головой Найджел. – Я видел, что она приняла ее обеими руками, взяв за ножку. Мисс Куэйн стояла в круге, озаренная светом факела. На руках у нее были кольца, я еще заметил, что пламя отражается в них так же ярко, как в драгоценностях на чаше. У меня в памяти отпечаталась эта картинка. Она держала чашу в двух руках до тех пор, пока не выпила вино.
– А я ничего такого не помню, – признался доктор.
– Вы абсолютно уверены, Басгейт?
– Абсолютно. Могу поклясться.
– Может быть, и придется, – заметил Аллейн. – Доктор Касбек, вы сказали, что не относитесь к числу избранных. В таком случае, может быть, расскажете нам поподробней об этом месте? Это довольно необычная церковь.
Он развел руками, с недоумением оглядывая зал.
– Эти громадины вдоль стен… Кто, например, вон тот суровый господин с огромным топором? От одного его вида оторопь берет.
– Думаю, это Вотан, или Один, как хотите. А может быть, Тор. Честно говоря, не знаю. Здесь какая-то смесь германских культов и скандинавской мифологии, хотя, как видите, дело не ограничивается одной или даже дюжиной доктрин. По сути дела, это винегрет, который Гарнетт подает под собственным соусом. Статуи принесены в дар одной из прихожанок храма, очень богатой старой дамой.
– Старой дамой! – пробормотал Аллейн. – Надо же.
– Вид у них действительно угнетающий, – признал Касбек. – Может, перейдем в зал? Я бы с удовольствием присел.
– Разумеется, – кивнул Аллейн. – Фокс, прошу вас, набросайте план алтаря. Я скоро вернусь, и мы займемся остальными. Обведите контуры тела мелом и попросите кого-нибудь вызвать машину из морга. Басгейт, вы с нами?
Найджел и доктор Касбек проследовали за инспектором к первому ряду сидений, пышно обитых красным тисненым бархатом.
– Места для знати, – заметил Аллейн, опустившись на одно из них.
– Как видите, всего их семь. Шесть для адептов и один для Избранного сосуда. Отбор, очевидно, ведется среди самых достойных.
Касбек с удовольствием уселся на бархатный стул.
Это был невысокий крепкий мужчина лет пятидесяти пяти, довольно полный, коротко остриженный, с бледным лицом и маленькими умными глазами.
– Храм основал Гарнетт года два назад. В первый раз я услышал о нем от одной старой пациентки, которая живет неподалеку. Я навестил ее перед началом службы, и она пообещала, что как-нибудь сводит меня в церковь. С тех пор бываю здесь регулярно. Меня интересуют всякие странные места и – как бы это поточнее выразить – невероятные причуды человеческих верований. Доктрина театрализованного пантеизма, придуманная Гарнеттом, меня забавляет и интригует. Как, впрочем, и сам Гарнетт. Не имею ни малейшего понятия, где он нашел деньги, чтобы купить это место – раньше здесь был клуб нонконформистов, – а тем более обставить его на новый лад. Может быть, собирал пожертвования. Огден – церковный староста или что-то в этом роде; надеюсь, он вам сам все расскажет. Как видите, дело поставлено на широкую ногу. Гарнетт у них единственный священник и отец-основатель в одном лице. Он явно практикует гипноз, что тоже очень любопытно. Та служба, которую вы сегодня видели, мистер Басгейт, проводится один раз в месяц и начинает новый цикл. Избранный сосуд – в данном случае, мисс Куэйн – должен был пройти ежемесячную подготовку, которая включает, насколько мне известно, подробный инструктаж и частную медитацию с Гарнеттом.
– Один и Фригг, – кивнул Аллейн. – Кажется, я начинаю понимать. Вы знакомы лично с кем-нибудь из посвященных?
– Огден представился мне несколько недель назад, а Гарнетт беседовал со мной в первый вечер. Наверное, искал новых почитателей.
– И это все?
– Да. Огден говорил, что мне нужно «познакомиться с людьми», но, – доктор улыбнулся, – я предпочитаю позицию наблюдателя и избегаю подобных вещей. Боюсь, больше ничего вам рассказать не смогу.
– Все это весьма познавательно и интересно. Спасибо, доктор Касбек. Не смею больше вас задерживать. Впрочем, возможно, доктор Кертис захочет перекинуться с вами парой слов. Я его сейчас пришлю. Разумеется, вы получите повестку в суд.
– Разумеется. Вы старший детектив Аллейн?
– Да.
– Я вас помню. Видел на суде над Теодором Робертсом.
– Вот как?
– Меня очень интересовало это дело. По профессии я психиатр.
– Вот как? – вежливо повторил Аллейн.
– Хорошо, что его признали невменяемым. Бедный Робертс, полиции не следовало настаивать на… на другом вердикте.
– Полиция всегда работает как машина. Боюсь, мне надо идти. Спокойной ночи. Басгейт, выпустите доктора Касбека, после того как он поговорит с Кертисом, хорошо?
Аллейн вернулся к алтарю. Окружной врач присоединился к Касбеку, и оба медика стали прохаживаться в проходе между стульями, о чем-то беседуя и наклонившись друг к другу с серьезным видом, как два школьника на городской олимпиаде. Найджел следовал за ними на почтительной дистанции. Время от времени до него доносилось слово «цианид». Наконец доктор Кертис кивнул Касбеку: «Да. Отлично. Спокойной ночи». Они обменялись рукопожатием. Найджел поспешил к двери и с трудом отодвинул тяжелый засов.
– Огромное спасибо, – поблагодарил доктор Касбек. – Сегодня вы оказали нам неоценимую помощь, мистер Басгейт.
– Честно говоря, я и сам этого не ожидал, сэр, – пробормотал Найджел. – Наверное, меня заставил запах.
– Да, конечно. Я как раз собирался попросить всех оставаться на местах, а тут заговорили вы. Благодарю за поддержку. А как мне теперь… о, все в порядке. Я вижу у двери констебля. Надеюсь, он меня выпустит. Спокойной ночи, мистер Басгейт.

Глава 5
Священник и два причетника

Констебль вернулся вместе с машиной из морга. Принесли носилки. Найджел старался держаться поближе к выходу, чтобы больше не смотреть на труп, но его с неумолимой силой тянуло обратно. Казалось, он присутствует на каком-то курьезном представлении. Аллейн включил все лампы, но они были слишком слабыми и давали красноватый тусклый свет. Факел потрескивал и мигал, неровно освещая сцену. Иногда он почти полностью угасал, иногда взрывался языками пламени, и фигуры у алтаря оживали и шевелились, хотя люди стояли неподвижно. Аллейн откинул край расшитой ткани и задумчиво разглядывал тело. Оно лежало в прежней позе, скорчившись так, словно его швырнули на пол с чудовищной силой. Доктор Кертис обронил несколько слов. В огромном зале его голос прозвучал глухо и уныло. Найджел уловил слова «трупное окоченение» и «быстро». Аллейн кивнул, и чудовищная тень, плясавшая на стене вместе с пламенем, гротескно повторила его жест. Два констебля нагнулись и положили труп на белые носилки. Кто-то вновь прикрыл его тканью. Доктор Кертис бросил полицейским несколько слов. Те подняли носилки и медленно двинулись по проходу, превращаясь по мере удаления от света в смутные силуэты. Грузно шагая, они обогнули Найджела и исчезли в проходе. У входа остался констебль, поэтому Найджел не стал снова запирать дверь. Он вернулся к алтарю.
– Я рад, что с этим покончено, – сказал он Аллейну.
– Что? А, вы о трупе.
– Похоже, вы заблудились в лабиринте собственных умозаключений, – съязвил Найджел. – И что нас ждет теперь?
– Дорогой Басгейт, вы выражаетесь, как Джордж Мур и Льюис Кэрролл вместе взятые. Я собираюсь допросить всех этих дам и джентльменов. И мне здесь совсем не нравится. Отвратительное место. Как вы сюда попали?
– Сам не знаю. Мне было скучно, и я увидел вывеску, качавшуюся под дождем… Наверное, захотелось острых ощущений.
– Учитывая вашу безнадежную наивность, вы вполне могли их получить. Фокс, у вас уже есть план?
– Нет, сэр, но я над этим работаю.
– Что ж, пока вы можете участвовать в допросе. Когда мы вызовем месье де Равиньи, у вас будет шанс попрактиковаться во французском.
Фокс слабо улыбнулся. Недавно он прошел курс французского на грампластинках и собирался продолжать обучение по радио.
– Боюсь, я не справлюсь с этой ролью, сэр, – возразил он, – но с удовольствием послушаю, как с ней справитесь вы.
– Боже, Фокс, вы хотите моего позора? Бэйли, отпечатки готовы?
– Работы невпроворот, – начал оправдываться криминалист.
– Тогда позовите первого свидетеля. Узнайте, кому не терпится поскорее отсюда уйти, – я допрошу их в первую очередь.
– Слушаюсь, сэр.
Бэйли с подчеркнуто безразличным видом вышел в алтарную дверь. Через минуту он вернулся.
– Там у джентльмена обморок, – буркнул он.
– Господи! – воскликнул Аллейн. – Кертис, посмотрите, что с ним, хорошо? У кого, Бэйли?
– У одного из тех парней в пурпурных рубахах. Темненького.
– Быть не может, – пробормотал Аллейн.
Доктор Кертис поцокал языком и быстро исчез из зала. Бэйли вернулся с отцом Гарнеттом.
– Очень сожалею, что пришлось вас задержать, сэр, – обратился к нему Аллейн, – но, думаю, вы понимаете – нам надо кое-что обсудить. Не хотите присесть в зале?
Гарнетт наклонил голову в знак согласия и первым спустился вниз. Он неторопливо присел на скамью, спрятав руки в длинных рукавах одежды. Фокс с невозмутимым видом пристроился неподалеку и, похоже, с головой ушел в изучение плана здания. Найджел, следуя взгляду Аллейна, присоединился к Фоксу и достал блокнот. В конце концов, стенограмма допросов никому не помешает. Отец Гарнетт даже не взглянул в их сторону. Аллейн пододвинул большой складной стул и сел на него спиной к трепещущему факелу. Полицейский и священник взглянули друг на друга.
– Это ужасно! – громко произнес отец Гарнетт. В его мелодичном голосе звучала беспредельная печаль. – Это чудовищно.
– Неприятное дельце, не правда ли? – заметил Аллейн.
– Я потрясен. До сих пор не понимаю, что произошло. Какая неведомая сила поразила эту благословенную душу в момент духовного экстаза?
– Цианистый калий, – холодно ответил Аллейн. – Впрочем, это предварительная информация.
Вышивка на широком рукаве священника слегка дрогнула.
– Но ведь это яд, – промолвил отец Гарнетт.
– Смертельный, – подтвердил Аллейн.
– Ужасно, – повторил священник.
– Само собой, мы рассматриваем версию самоубийства.
– Самоубийства!
– Хотя должен признать, это маловероятно. С другой стороны, версия с несчастным случаем выглядит еще более неправдоподобно.
– Вы хотите сказать, что она… что ее… что произошло убийство?
– Решать присяжным. Наше дело – провести расследование. А пока, мистер Гарнетт, я хотел бы задать вам пару вопросов. Наверное, не стоит напоминать, что отвечать вы не обязаны.
– Увы, я ничего не смыслю в таких вещах. Мое дело – исполнять свой долг.
– Рад слышать, сэр, – вежливо отозвался Аллейн. – Теперь что касается покойной. У меня есть ее имя и адрес, но этого мало. Вы знали ее лично, а не только, как говорится, по долгу службы?
– Все мои чада – мои друзья. А Кара Куэйн была одной из самых близких. Ее благородная душа, инспектор…
– Аллейн, сэр.
– Ее благородная душа, инспектор Аллейн, удивительно подходила для того необычайного духовного опыта, к которому я, по дарованной мне милости, служил скромным проводником.
– Ну да… Как долго она была вашей прихожанкой?
– Дайте подумать. Я хорошо помню тот вечер, когда мы впервые встретились. Меня сразу охватило ощущение жизненной силы, очень интенсивной и – как бы поточнее это выразить – очень восприимчивой. У нас есть свои термины для выражения таких эмоций.
– Не думаю, что у меня есть необходимость в них разбираться, – сухо заметил Аллейн. – Вы можете назвать дату ее первого появления в церкви?
– Несомненно. Это было в праздник Эгера. Пятнадцатого декабря прошлого года.
– И с тех пор она постоянно посещала ваши службы?
– Да. Мисс Куйэн достигла высшей ступени посвящения.
– Вы имеете в виду, что она стала Избранным сосудом?
Отец Гарнетт бросил на инспектора испытующий взгляд:
– Так вы кое-что знаете о наших ритуалах, инспектор Аллейн?
– Боюсь, совсем немного.
– Видимо, вы тоже обладаете чрезвычайной восприимчивостью, не так ли?
– Скорее я просто ловлю факты, – ответил Аллейн, – как паук ловит мух.
– Понимаю. – Отец Гарнетт медленно кивнул. – Сейчас не время. Но когда-нибудь оно настанет, я уверен. Что ж, задавайте свои вопросы, инспектор.
– Полагаю, вы близко знали мисс Куэйн и часто с ней встречались – особенно во время подготовки к сегодняшней церемонии?
– Довольно часто.
– И в этом сегодняшнем обряде она носила имя Фригг?
– Верно, – нахмурившись, ответил отец Гарнетт.
– Жены Одина, если не ошибаюсь.
– Все взаимоотношения в наших ритуалах несут духовный смысл.
– Разумеется, – сказал Аллейн. – Вы не заметили, чтобы она была чем-нибудь расстроена или угнетена?
– Как раз напротив. Она пребывала в состоянии покоя и радости.
– Понятно. Никаких проблем с деньгами?
– С деньгами? Ну что вы. Мисс Куэйн обладала тем, что в мире называют богатством.
– А как это называете вы, сэр?
Священник неожиданно рассмеялся – искренне и по-детски.
– Я тоже называю это богатством, инспектор, – ответил он весело.
– Может быть, неудачный любовный роман? – настаивал Аллейн.
Отец Гарнетт немного помолчал. Потом с горечью заметил:
– Ах, инспектор, мы говорим на разных языках.
– Разве? Я не заметил, – возразил инспектор. – Тогда, может быть, переведете мой вопрос на свой язык? Или предпочитаете просто не отвечать?
– Вы меня неправильно поняли. Кару Куэйн не волновала земная любовь: она стояла на пороге любви небесной.
– И, кажется, переступила его.
– В ваших словах больше правды, чем вы сами думаете. Я искренне верю в то, что именно так и произошло.
– Значит, романа не было. – Аллейн сделал в блокноте пометку. – Она дружила с другими посвященными?
– Среди наших прихожан всегда царят гармония и любовь. Нет, я неправильно выразился… Посвященные просто принадлежат к другому миру, где все человеческие отношения растворяются в безразличии экстаза. Они не могут ненавидеть, потому что ненависти нет. Ненависть – это «майя», то есть попросту – иллюзия.
– А любовь?
– Если вы говорите о земной любви, она тоже иллюзорна.
– В таком случае, – заметил Аллейн, – если продолжить вашу мысль, поступки человека вообще не имеют никакого значения? Ведь они основаны на эмоциях, которые, по вашим словам, всего лишь иллюзия.
– Вот видите, – воскликнул отец Гарнетт, – я был прав! Когда-нибудь мы обязательно с вами побеседуем, мой друг.
– Вы слишком любезны, – ответил Аллейн. – Что имела в виду мисс Уэйд, сказав, что «такого не должно было случиться»?
– Мисс Уэйд так сказала?
– Да.
– Не знаю. Наверное, все эти события сильно подействовали на бедняжку.
– А что, по-вашему, подразумевала миссис Кэндур, заявив, что «должно было случиться что-то ужасное» и что она предупреждала об этом месье де Равиньи?
– Я этого не слышал, – ответил отец Гарнетт.
Вид у него был такой, словно и Аллейн, и миссис Кэндур допустили какую-то грубую бестактность.
– Еще один вопрос, мистер Гарнетт. Когда мисс Куэйн общалась с вами во время подготовки к церемонии, вы не заметили ничего такого, что могло бы пролить свет на это происшествие?
– Нет.
– Ваш храм впечатляет.
– Мы находим его очень красивым, – с гордостью ответил отец Гарнетт.
– Не сочтите за дерзость, но я должен вас спросить: откуда вы берете деньги на все это великолепие? Собираете пожертвования?
– Прихожане почитают своим долгом вносить вклад в благолепие Священного пламени.
– То есть они оплачивают текущие расходы?
– Да.
– Мисс Куэйн была щедрым спонсором?
– О да – благородная душа!
– Вы покупаете вино для церемонии?
– Покупаем.
– Будьте добры, назовите магазин и марку вина.
– Универмаг «Хэрродс». А название вина… Дайте припомнить… Кажется, «Ле конт инвэлид порт».
Аллейна слегка передернуло. Он сделал пометку в блокноте.
– Вы сами разливали вино? Я имею в виду, в серебряный кувшин?
– В данном случае – нет. Все приготовления делал Клод Уитли.
– Не могли бы вы поподробней описать, в чем заключались его обязанности?
– Конечно. Он должен был взять непочатую бутылку из шкафчика в моей комнате, откупорить вино и наполнить им сосуд. Затем подготовить чашу.
– Подготовить?
Лицо священника слегка изменилось. Оно стало высокомерным и упрямым.
– Да, нужны определенные приготовления, – ответил он важно.
– Вы имеете в виду пламя над чашей? Как вы это делаете? Метиловым спиртом?
– Да, в форме таблетки, – признался отец Гарнетт.
– Знаю, – понимающе кивнул Аллейн. – Женщины нагревают им щипцы для завивки.
– Возможно, – сухо согласился священник. – Чаша в нашем ритуале, инспектор Аллейн, предмет благословенный и священный. Когда в нее наливают вино, оно тоже становится священным. Наш обряд отчасти напоминает церемонии, принятые в некоторых христианских конфессиях, но имеет совершенно другие содержание и смысл.
– Я и не думал их путать, – холодно возразил Аллейн. – Наполнив сосуд, мистер Уитли должен был поставить его… Куда?
– В нишу, которая расположена в правой части алтаря.
– А что насчет спиртовой таблетки?
– Перед службой Клод подходит к алтарю и, трижды простершись перед факелом, снимает его с подставки. При этом он произносит молитвы на древнескандинавском. Потом он троекратно преклоняет колени, поднимается на ноги и… и…
– Бросает таблетку в чашу и ставит ее на место?
– Да.
– Ясно. По словам мистера Басгейта, пламя появилось после того, как вы взяли в руки чашу. Как это делается?
– Я использую… небольшой детонатор.
– В самом деле? Из чего он состоит?
– Кажется, из… диэтилцинка.
– Хм, вот как. Очень интересно. Наверное, в момент вспышки вам приходится на секунду отворачиваться?
– Совершенно верно.
– С этим все ясно. Последний вопрос. На территории храма хранятся какие-нибудь яды?
Лицо отца Гарнетта стало таким же белым, как его хламида, и он твердо сказал:
– Нет.
– Что ж, большое спасибо. Весьма признателен, что вы любезно согласились ответить на мои вопросы. Вас не затруднит, если я попрошу вас задержаться еще на некоторое время и подождать?.. У вас ведь есть ризница? Так вот, прошу подождать в ризнице, пока я побеседую с остальными. А вы пока сможете переодеться во что-нибудь менее торжественное.
– Я использую это время, чтобы предаться медитации и восстановить внутреннее равновесие и духовную гармонию.
– Прекрасная идея, – одобрил Аллейн.
– Между тем мое подсознание, неся в себе зачаток слова, проложит путь в ваши глубины. Ибо я смиренно сознаю, что могу помочь вам в ваших поисках. На свете есть много вещей, инспектор Аллейн, которые…
– Знаю, – поспешно перебил инспектор. – Вы не против, если вас обыщут?
– Обыщут? О… я… нет. Конечно, нет.
– Спасибо. Чистая формальность. Я кого-нибудь к вам пришлю.
Отец Гарнетт удалился в ризницу в сопровождении человека в штатском.
– Чушь, вранье, фальшивка, бред! – выпалил Аллейн, как только он ушел. – Фокс, что вы думаете об этом джентльмене?
– Мне очень интересно, сэр, – вежливо ответил Фокс, – понимает ли он сам, о чем говорит?
– Отлично сказано, дружище Фокс, отлично сказано. Басгейт, как вы там?
– В порядке, – отозвался Найджел.
– Наслаждаетесь представлением?
– Делаю стенографические записи. Ведь у вас, кажется, всегда была страсть к стенографии?
– Воистину, Господь! Вы читали «Старину Адама»?
– Да.
– Жаль, что Гарнетт не читал. Фокс!
– Сэр?
– Отправьте кого-нибудь в ризницу к мистеру Гарнетту для обыска. А потом обыщите всех остальных. Где тюремная надзирательница?
– Ждет в галерее.
– Она может заняться дамами. Нужно искать скомканную бумажку или что-то такое, в чем можно держать порох. Хотя вряд ли они ее найдут… Бэйли!
Сержант Бейли подошел к инспектору.
– Сэр?
– Позовите следующего.
Бейли исчез за маленькой дверью и вернулся с Клодом Уитли. Вид у сержанта был такой, словно при раздаче подарков ему достался худший. Фокс между тем привел еще одного человека в штатском и отправил его в ризницу.
– Этот джентльмен неважно себя чувствует, сэр. Просится домой, – пояснил сержант Бэйли.
– Да, да! – воскликнул Клод. – Пожалуйста. Прошу вас!
– Мне очень жаль, что вы так расстроены, мистер Уитли, – произнес Аллейн.
– Расстроен? Я едва живой, инспектор. Мне ужасно плохо. Можно, я сяду?
– Пожалуйста.
Клод рухнул на одно из мест для посвященных и выпучил глаза.
– Я просто с ума схожу, – простонал он.
– Что вас так напугало?
– Эта ужасная старуха. Она говорит чудовищные вещи. Все старухи ужасны.
– Кого вы имеете в виду?
– Ту старую даму, Кэндур.
– И что она сказала?
– Не помню. Я в шоке.
Из комнаты Гарнетта выглянул доктор Кертис.
– Мистер Уитли немного нервничал, – объяснил он весело, – но сейчас с ним все в порядке. Я дал ему глотнуть превосходного бренди. Отец Гарнетт знает толк в спиртном.
– Превосходно, – отозвался Аллейн. – А теперь будьте добры, вернитесь обратно, Кертис. Возможно, кому-то понадобится ваша помощь.
– Есть.
Доктор переглянулся с Аллейном и исчез за дверью.
– Итак, мистер Уитли, – начал Аллейн, – похоже, вам стало легче. Я должен задать несколько вопросов. Можете на них не отвечать, если у вас есть на то причины.
– Ага, как же! Я не стану отвечать, а вы меня в чем-то заподозрите.
– Все может быть.
– Видите!
– Выбор, не из легких, – признал инспектор.
– Ладно, спрашивайте, – капризно протянул Клод. – Я хоть послушаю, что это за вопросы.
– Первый я уже задал. Что вам сказала миссис Кэндур?
Клод поерзал на месте.
– Старая ведьма. Она ревнует к каждому, на кого отец Гарнетт обращает хоть какое-то внимание. И всех поливает грязью, особенно меня и Лайонела. Какого черта! Все и так знают. Я не такой дурак, чтобы…
Клод прикусил язык.
– Чтобы что, мистер Уитли?
– Чтобы сделать что-нибудь такое, даже если бы хотел. И потом, мне всегда нравилась Кара Куэйн. Она была приятная женщина и очень симпатичная.
– Вы не такой дурак, чтобы сделать что? – терпеливо повторил Аллейн.
– Чтобы… Чтобы подлить что-нибудь в вино. Все знают: была моя очередь делать приготовления.
– То есть вы налили вино в серебряный кувшин и положили в чашу спиртовую таблетку. А что предполагает миссис Кэндур?
– Ничего она не предполагает. Просто говорит, что я это сделал. Твердит без конца. Старая стерва!
– Не стоит так волноваться. Мистер Уитли, а теперь подумайте как следует: разливая вино, не заметили вы какого-нибудь странного и необычного запаха?
– Странного запаха? – Глаза Клода стали еще шире. – Страного запаха!
– Да, какого-нибудь запаха.
– Само собой, я зажег все кадильницы. У нас чудесные благовония, инспектор, вы не согласны? Отец Гарнетт получает их из Индии. Там цветки сладкого миндаля. И лампадное масло. Мы сжигаем его перед алтарем. Перед тем как взять вино, я раскурил фимиам. Аромат был божественный.
– Понятно. Вы взяли вино в комнате мистера Гарнетта. Бутылка была запечатана?
– Да, я сам вытащил пробку.
– И вы больше ничего не наливали в кувшин?
Клод в замешательстве умолк.
– Я… Я не подмешивал яд, если вы это имеете в виду.
– Так что еще вы туда добавили?
– Ну… раз если вы спрашиваете… Я подлил жидкость из бутылочки отца Гарнетта. Она имеет ритуальное значение. Мы так всегда делаем.
– Вы знаете, что в ней?
– Нет.
– Где хранится бутылка?
– В маленьком шкафчике у отца Гарнетта.
– Ясно. Во время церемонии вы по очереди давали вино каждому из посвященных. Вам не показалось, что в какой-то момент у чаши появился необычный запах?
– Я не притрагивался к чаше, инспектор. Даже пальцем не коснулся. Они сами передавали ее из рук в руки. И никакого особенного запаха не чувствовал. Только благовоние.
– Ладно. Вы заметили, что произошло с мисс Куэйн, когда она выпила вино из чаши?
– Заметил ли я? Господи, конечно.
– И что случилось?
– Что-то кошмарное. Я сначала думал, что она находится в экстазе. То есть она и правда находилась – пока не взяла чашу. Говорила странные вещи и все такое. Но потом она выпила, и тут… Боже, это было ужасно. Она будто бы ахнула… Знаете, был такой глубокий вдох, со свистом. Потом скорчила жуткую гримасу, немного повернулась и уронила чашу. И глаза у нее стали как у куклы. Плоские такие, блестящие. А потом ее всю перекрутило, она дернулась и… Ох… В общем, дернулась и шлепнулась на пол. Господи, я сейчас умру.
– Не умрете, – заверил Аллейн. – Вы пойдете домой. Но сначала вам надо заглянуть в ризницу и переодеться.
– А где Лайонел?
– Он присоединится к вам через минуту. Всего доброго.
– О-ох. – Клод устремил на Аллейна страдальческий взгляд. – Какой вы чудесный человек, инспектор. Если бы не вы, мне бы стало совсем плохо. До свидания.
– Спокойной ночи.
Клод под присмотром констебля засеменил в ризницу, откуда вскоре послышался его жалобный писк: полиция приступила к обыску.
– О-ох, – вдруг протянул инспектор Фокс тоненьким голосом. – Господи, я сейчас умру!
– Очень похоже, – усмехнулся Найджел.
– До чего гадкий, безмозглый и тошнотворный малец.
– Ужасно, правда? – рассеянно поддакнул Аллейн. – Черт бы побрал этот фимиам, – добавил он с досадой. – Сладкий миндаль, как раз то, что… – Он замолчал и задумчиво взглянул на Фокса. – Послушаем Лайонела.
Привели Лайонела. Он вел себя так, словно был точной копией Клода, и не сообщил ничего такого, что могло бы прояснить обстоятельства дела. Его тоже отправили в ризницу, откуда он вскоре появился вместе с Клодом: один – в сизо-голубом, другой – в розовато-коричневом костюме. Оба быстро юркнули в проход и исчезли за дверью. Аллейн послал за миссис Кэндур.
Назад: Предисловие
Дальше: Глава 6 Миссис Кэндур и мистер Огден