Бородину все еще не верилось…

Неужели он и вправду обладал Норой вчера?

В реальности, а не в эротических фантазиях или снах?

Но его руки пахли ею… Ее естеством. Этот сладкий запах он не спутает с другим. И тот, что сейчас витает в воздухе, ассоциируется именно с Норой. В нем духи, лак для волос, мятная жвачка и… то, что неуловимо…

Запах женщины?

Викентий встал с кровати. Тело ныло. Как всегда, после секса с Норой. Она выпивала все соки из своего партнера. Сначала давала себе поработать. Подчинялась, кайфовала от своей податливости. А потом, когда партнеру думалось, что все позади, включала доминацию. Она не успокаивалась, пока любовник не превращался в пустой сосуд. И Нора, наполненная его жизненными силами, эмоциями, флюидами и гормонами, отваливалась, точно насосавшаяся крови пиявка, и засыпала.

Когда Бородин проснулся, Норы рядом не было. Хотя засыпали они вместе. Остались только следы ее недавнего пребывания в квартире, и не только запах. Мокрые полотенца на полу. Чашка с остатками чая, на краю которой имелись отпечатки губной помады. В ведре куча скомканных влажных салфеток – она не мылась после секса, она вытиралась, чтоб оставить на себе следы… пота, спермы, слюны…

Она так любила быть грязной девчонкой!

Викентий сварил себе кофе. Спешить было некуда, поэтому он еще и вафель испек. Кто-то, он даже не помнил, кто и когда, подарил ему вафельницу. Немецкую, многофункциональную, то есть стряпать она могла не только вафли, а еще какие-то вещи, видимо, блинчики и коржи. Он засунул ее в дальний ящик и не вспоминал до сегодняшнего дня. А тут вдруг захотелось приготовить себе какой-то очень сложный – торжественный – завтрак. Можно было яичницу пожарить или сварить кашу, любую, у него были всевозможные крупы. Но душа (не желудок) требовала чего-то эдакого!

И он вспомнил о вафельнице.

То, что было произведено благодаря ей, Викентия устроило. Не так чтобы очень вкусно, но красиво. Особенно если ягодами украсить.

В итоге он получил свой торжественный завтрак.

Покушав, закинул посуду в машину и задумался над тем, чем заняться. Он не привык к свободному времени. Отпуск – другое. Можно уехать к морю. Или наоборот – к снегам, Викентий неплохо катался на горных лыжах. Но ему запретили покидать не только страну, но и область.

Хотелось позвонить Норе. Но этого делать нельзя. Поймет, что он поплыл, снова начнет его мучить. А он только-только отошел, вырвался из ее плена. А вот денег ей дать надо. Пусть выкупает свой товар. Это чисто по-человечески правильно. Она ему помогла. Он ответит тем же.

Алаверды.

Викентий встал, чтобы взять планшет и выйти в Сеть, дабы зайти на свою банковскую страницу. Поднялся он резко и задел вилку. Забыл ее, грязную, на столе. Та со звоном упала на пол. Викентий наклонился, чтобы поднять, и тут…

Как удар током, воспоминание!

Он в гостях у Аросева. Его супруга в отъезде. По случаю мужчины решают выпить по маленькой. У Льва в заначке бутылка итальянского вина. Стоит уже лет десять. А так как хранится неправильно, в вертикальном положении и на свету, то вино в ней лучше не становится. Его надо выпить. Да Лев не любит пить. Алкоголь вообще, а вино особенно. Но другого ничего нет. А бежать в магазин за водкой не хочется. Стали открывать. Но пробка со временем превратилась в труху, и штопор из нее выскакивал. Аросев попробовал протолкнуть ее внутрь вилкой. Та выскользнула из рук, упала…

И тогда Бородин попросил у него скальпель, чтоб его острым лезвием продолбить пробку!

Аросев принес. Викентий поколдовал над бутылкой пару минут, и вуаля. Она открыта. Вино разлито по бокалам. И плевать, что в нем плавают крошки. «Так даже вкуснее, – смеялся Лев. – И веселее!» И выплевывал пробочную труху на ладонь…

Это было три недели назад!

Бородин стремительно направился в комнату, скинул халат, натянул на себя джинсы и футболку. Затем носки. Схватил свитер, накинул на плечи. И, обувшись, покинул квартиру.

На сборы у него ушло не больше минуты.

В машине он набрал Аросева.

– Ты где? – спросил он.

Лев, зевая, ответил:

– Дома.

– Тогда жди.

– Эй, а что случилось?

Но Бородин уже отключился. Швырнув телефон на приборную доску, вцепился в руль. Он хотел поскорее увидеть Аросева, поэтому решил ехать дворами. Путь трудный, извилистый, зато короткий.

До дома Льва он добрался за пятнадцать минут, а не как обычно за полчаса. Можно сказать, рекорд поставил.

Аросев встретил Викентия в махровом халате. Он стал ему маловат, и полы распахивались, обнажая полную безволосую грудь, на которой болтался изящный золотой крест…

Эта тварь еще и крест носит!

– Здорово, дружище, – поприветствовал Бородина Лев. – Ты чего это прискакал?

Викентий не ответил. Вместо этого размахнулся и дал Льву в морду.

Дал сильно. Со всей мочи.

Аросев отлетел. Врезался спиной в дверной косяк и сполз по нему на пол. Слабенький какой! А Бородин-то думал, что с одного удара такого кабанчика не свалить.

– С ума сошел? – заорал Лев. – Я сейчас в полицию позвоню.

– Давай! Я сам собирался, но раз ты настаиваешь…

– Я ничего не понимаю.

– Все ты понимаешь! – рыкнул Бородин. – А вот я долго не врубался, что к чему… Что ж, браво, Левушка! Убаюкал ты меня своими песнями лживыми.

– Вик, я правда ничего не…

– Ты хотел зарезать Виолу! И свалить это убийство на меня. Меня уже подозревают, так почему нет? Тем более у тебя и скальпель с моими отпечатками есть. А он, как известно, орудие серийного маньяка.

– Что за ерунду ты несешь? Я никогда бы не сделал ничего подобного. Ты же друг мой. Как я могу подставить тебя? Я уж не говорю о том, что обвинять меня в нападении на женщину просто идиотизм. Я человек мирный.

– Ты человек слабый и донельзя испорченный. – Бородин склонился над Львом. Он не боялся, что тот ударит или толкнет. Аросев трусил вступать в открытую схватку с равным, а скорее, превосходящим в силе противником. Он мог только на слабых женщин нападать исподтишка. – У тебя зрачки расширены. Ты опять сел на наркоту?

– Нет, я только сегодня… Одну дорожку. Чтоб расслабиться.

– Аросев, скажи мне правду. Сейчас, в данную минуту. Просто чтоб я знал. Исповедуйся. Я же был твоим другом…

Лев замотал головой. Нюхнул он, судя по всему, перед приходом Бородина. Потому что именно сейчас наркотик стал действовать, и это было заметно.

– Я все равно тебя сдам полиции. И они тебя расколят. Но я хочу услышать от тебя, почему ты хотел смерти Виоле.

– А ты не понимаешь?

– Нет.

– Она знала мою страшную тайну. Только она!

– Ты занимался с ней сексом за деньги, и что? Многие поступают так же…

– Нет, ты не врубаешься. – Аросев перешел на шепот: – Она могла меня утопить… Из бабьей мести.

– За что ей мстить тебе?

– Я поимел ее. За деньги. Только я. Уверен, она больше никому не отдавалась. Это ее позор. О котором хочется забыть, а не получается…

– Неубедительно.

– Она ненавидит меня! Я знаю это. Видел ее глаза, когда Виола явилась на прием. Они так и кричали, чтоб ты сдох, извращенец.

– Но почему она к тебе пришла? В Москве множество клиник. А хирургов еще больше.

– Это стечение обстоятельств, которому я сам поражался. Как ее угораздило записаться на прием именно ко мне? Главное, если бы она на сайте искала информацию, то увидела бы мое фото. Но ей кто-то порекомендовал. Сарафанное радио, оно сильнее рекламы. И вот представь теперь… Заходит девушка в кабинет к доктору, которому хочет довериться, а видит перед собой… монстра! Похотливого и двуличного. Она, видимо, когда-то меня воспринимала иначе… Придумала себе что-то. Типа, я интересуюсь ее внутренним миром больше, чем всем остальным.

– И что она сделала?

– Растерялась. Села. Что-то начала говорить… А потом вскочила, побежала… Я поймал ее, как тогда, в отеле, где мы занимались сексом. И сунул не деньги, а твою визитку. В общем, история повторилась, пусть и не точно! И я опять доктор зло! – Аросев шумно выдохнул через ноздри. – И вот представь теперь, если б она узнала, что я был любовником Красотули, то в ее голове пазл сложился бы неправильно. Она могла пойти в полицию и такого наговорить…

– Боялся, что заподозрят не меня, а тебя? Бедняжка.

– А моя жена? Если б она узнала… Мне конец! Я же не только с Виолой тогда. Какие только девки не попрыгали на моем… ну ты понимаешь! Но ни одна не знала, кто я. Их я не боюсь. Только Виолу… – Аросев вытер кровь, сочащуюся из губы. Но она уже успела спуститься струйкой на грудь и попасть на крест. – Я прокакал свой талант. Или пронюхал, не знаю, как сказать лучше. Я уже не могу делать сложные операции. Шлефануть лазером шрам – да. Жир откачать. Но слепить новое лицо… Это уже недосягаемо для меня. Красотуля – мой единственный шедевр.

– К чему ты ведешь?

– Пока у меня есть богатая жена, которая владеет клиникой, я имею работу. Если она узнает о Красотуле, Виоле, прочих девках… даже тех, что были до нее (она презирает мужчин, пользующихся услугами проституток, а извращенцев готова сажать), она разведется со мной. И сразу после этого вышвырнет из клиники. Я уж не говорю об этой квартире, она также принадлежит ей. Я уйду с одним чемоданом в никуда…

– Любые неприятности, перечисленные тобой, не стоят человеческой жизни. Ты понимаешь это?

– Нет… Или да? Я не знаю. Это был порыв. Я поддался. Тогда я тоже бахнул, признаю…

Бородин вытащил из кармана носовой платок и намотал на руку – она кровоточила. В кино герои боевиков лупят всех почем зря и выходят из драк без единой царапины. Жаль, в жизни не так. У Викентия кисть теперь неделю заживать будет.

– Иди еще бахни напоследок, – бросил Бородин Льву. – Или унюхайся вусмерть. Потому что с сегодняшнего дня твои неприятности начинаются. И если ты не готов к ним, покончи с собой. Я даю тебе этот шанс.

– Я не понял, – беспомощно пролепетал Аросев.

– За тобой придут, Аросев. И как минимум задержат за нападение на Виолу. Как максимум арестуют за тройное убийство.

– Что?

– Ведь ты тот самый маньяк по кличке Док.

– Я? Нет! Ты что? Это не я… Я никогда бы!

– Будешь это в полиции доказывать. Мне не надо.

Лев схватил его за руку:

– Но ты думаешь – это я? Ты, кто знал меня столько лет?

– Не знал, как выясняется. Но если тебя успокоит, скажу, что не считаю тебя маньяком. Тех троих убил кто-то другой, не ты. Твой мозг иссушили наркотики. Они же подорвали нервную систему. Ты просто не смог бы совершить три продуманных убийства. Но, повторяю, мое мнение не имеет значения. И кстати, если меня вызовут в суд для дачи показаний, я буду свидетелем не за тебя, а против. Прощай!

И ушел, оставив хнычущего Аросева наедине с собой… и наркотиками.