Тревога сжимала сердце Алана. Какой сюрприз приготовил ему давний и сильный враг? Что означает непонятное молчание города? Неужели Антимах увел свои дружины к Бактре, несмотря на потерю документа? Только индусы могли противостоять Лору. Если Антимах все же решился перейти в лагерь врагов, то что означает эта странная покорность города-крепости? Антимах наверняка оставил бы здесь гарнизон, способный защищать важный для его новых союзников опорный пункт. Почему же беспрепятственно открыли ворота города? Настойчиво вспоминалось другое. Радость Дора, увидевшего желанный документ. Зачем он ему? Почему так обрадовался Аор? Ведь свалить Антимаха он мог одним движением пальца без всяких документов.

Алан почувствовал, что рядом с ним плетутся сети какой-то интриги. Антимах и Аор, индусы и жрецы — интересно, какое место отвели в своих замыслах эти великие мужи его полкам? Не кажется ли им, что у него тоже есть воля и разум? Что, если ударами мечей он ответит на их хитрости и коварство? Но не всегда меч достанет врага, скрытого в темноте. Предчувствие грозной опасности не оставляло Алана. Он отдал приказание обыскать город и схватить подозрительных людей, выставить дозоры на всех дорогах.

Много способов есть у врагов, чтобы убрать с пути неугодного человека. Он вспоминает неудавшуюся попытку Логоса поднять бунт в его армии. Почему же им не удалась расправа в ту ночь? Потому что армия с ним. Тысячи людей, которым он подарил свободу. Тысячи и тысячи рук. Нет причины для уныния. От победной поступи его полков содрогнется земля Бактрии, в прах рассыплются коварные замыслы врагов.

Алан не захотел останавливаться во дворце Антимаха. На окраине города у самых ворот он приказал раскинуть свой шатер. Туда-то и привели к нему воины первого встреченного ими горожанина — старика в выгоревшей заплатанной тунике. Желтая сморщенная, словно высушенная солнцем, кожа покрывала его большой ровный лоб. Глаза, запрятанные в широкие глазницы, смотрели с хитрецой, чуточку насмешливо, и Алан сразу понял: много видели и знают эти прозрачные, как у юноши, глаза. Он невольно поднялся навстречу старцу и жестом предложил ему сесть.

— Аполонодор приветствует тебя, почтенный горожанин! Расскажи, почему пуст твой город? Куда исчезли все его жители?

— Аполонодор, — задумчиво повторил старец, не отвечая на вопрос. — Я знаю тебя, ты многое сделал в этой стране и, наверно, сделаешь еще немало, если только ядовитый напиток власти не успеет отравить твою кровь.

— Ты не ответил, — мягко, но настойчиво напомнил Алан, — жизнь многих людей зависит сейчас от меня, неокрепшей армии всюду грозит опасность.

— Здесь нет опасности для твоей армии. Опасность ждет тебя в Бактре полководец, в Бактре, которую ты освободишь от индусов и в которую войдешь победителем.

— Я не понимаю тебя, старик!

— С тех пор как боги украли у людей способ легкой жизни, люди стали питаться друг другом. Города и государства, дворцы и храмы сочатся потом и мозгами съеденных людей. Столетиями носили в груди обреченные на съедение сказку о свободе. Ты разбудил старую сказку. Берегись, полководец. Страшные, неведомые силы восстанут из земли. Друзья обернутся врагами, правда — ложью. Те, кто пошел за тобой, поверив сказке, проклятиями осыпят твое имя, а через много десятилетий их внуки, согнувшись под рабским ярмом, будут строить новые храмы. Возможно, эти храмы посвятят тебе за то, что ты обманешь людей, пошедших за тобой, обманешь их лучшую мечту о свободе и будешь проклят друзьями. Страшная участь…

Алан забыл, кто говорит с ним, старей как будто знал о нем больше него самого. Волнение охватило юношу.

— Я подарю им свободу!

— Легко обещающий трудно исполняет свои обещания. Мои слова останутся лежать перед тобой забытыми листьями осени. Ты не способен впитать мудрость, таящуюся в их жилках. Забудь о них. Нельзя остановить ветер. Он будет ворочать барханы, пока не исчезнет бесследно. Неразумно убеждать ветер в том, что он уйдет, а песок пустыни еще много столетий будет составлять новые барханы, и новые ураганы снова и снова попытаются разрушить их. Но довольно об этом. Ты, дарящий свободу, знаешь ли ты, какое дело ждет тебя в городе, где нечего делать твоим полкам?

— Что за дело может быть у полководца без его полков?

— Обязанности всегда забываются легче прав. Я слышал легенду о юноше, который остался. Он был один, врагов много. Друзья забыли о нем.

— Ты знаешь, где Мипоксай? Скажи скорее! Талант золота я уплачу тебе за эту весть.

— Эх, юноша, за дружбу не платят золотом. Кто быстро забывает о друзьях, становится одинок, верящий только в себя легко переоценивает свои силы.

— Но откуда ты взял, что я забыл о друге? Не слишком ли дерзкие речи позволяет себе мой гость, а может быть, пленник?

Насмешка чуть тронула морщинистые губы старика.

— Мудрость никогда не покорялась силе, власть силы приходит и уходит, власть мудрости будет править когда-нибудь миром, а пока она правит сердцами людей. Хочешь, я скажу войскам всего несколько слов, и вся твоя сила рассеется, как дым. Что же ты молчишь, полководец?

Проследив за взглядом Алана, он опять чуть заметно усмехнулся. В шатер вошел один из сотников, Гурон, и, увидев старца, почтительно склонился перед ним. Гурон был грубым, своенравным человеком, и потому его почтительность к оборванному старику особенно поразила Алана.

Властным жестом Алан подозвал его к себе и, наклонившись к самому уху, едва слышно спросил:

— Кто этот человек?

Но, видимо, старость не отразилась на слухе его странного гостя.

— Ты мог бы меня спросить об этом. Мое имя Теофраст*. Я из тех людей, кто довольствуется малым и ищет высокого, из тех, что освободили себя от оков суетных дел и политик, из тех, что живут незаметно.

Алан слышал это имя. Имя члена многих муссеев** и хранителя Пергамской библиотеки, непонятного человека, ушедшего от богатства и славы и путешествующего из города в город в рубище странника.

— Прости мою грубость, Мудрейший, — этот, невольно сорвавшийся с его губ титул мудрых людей его родины, придал словам юноши особую мягкость. — Ты несешь людям разум и утешение в несчастьях, а это всегда побеждало любую силу.

— Я не сержусь на тебя. Я вообще никогда ни на кого не сержусь. А вот насчет силы ты неправ. Она часто побеждает разум, только всегда потом расплачивается за это.

— Объясни мне это. В твоих словах есть непонятная мне мысль. Зачем разум позволяет побеждать себя, раз он властвует над людьми?

— Все разумное преходяще, но уходит оно быстрее, чем способны понять это люди, и потому они остаются в рабстве.

— Что же, рабство — это общее свойство людей?

— Нет. Рабство — случайный признак человека. Настанет время, и оно уйдет.

— Твоя мудрость превосходит мое понимание. Я не решусь больше задавать вопросы. Но хочу спросить тебя о своем друге. Ты не совсем прав, так жестоко обвинив меня.

— Не совсем — это уже кое-что. Однако бойся этого маленького «не совсем», оно может убить дружбу — величайшее приобретение человеческой мудрости. Вначале друга изредка вспоминают, потом забывают вовсе.

— Я не забываю своих друзей, но скажи мне: друг, нарушивший никогда не высказанную клятву верности, достоин ли памяти и дружбы?

— Судя по волнению в твоем голосе, которое нужно научиться скрывать, этот друг — женщина?

— Да, ты угадал…

— Аиапсид говорил нам когда-то, что «как подозрительность, так и доверчивость гибель приносят». Нужно всегда прибегать к верховной силе разума и анализа. Разберемся же по порядку. Когда ты видел ее в последний раз?

Алан смешался:

— Мы были тогда детьми…

— Ах, вот что! Как же ты узнал о ее измене?

— Эту весть принес мне друг.

— Чей друг, ее или твой?

— И ее и мой.

— Такие друзья опасны. Давно ли ты получил эту весть?

— Вчера вечером… Друг детства…

— Вчера. Значит, все, что говорил тебе друг, еще свежо в твоей голове. Вспомни, как он говорил с тобой, какое чувство к нему осталось после его ухода. Часто неосознанное чувство — первый признак верной догадки.

— Говорил, как и должен говорить друг, жалел, что в трудную минуту я не обратился к нему за помощью, сказал, что ушедших всегда забывают…

Глубокая горечь в голосе юноши тронула старца.

— Ну, это совсем не обязательно. Однако в любом случае не следует предаваться печали. Любовь женщины нужна человеку так же, как солнечные лучи, пенистое вино и другие радости жизни, но, к сожалению, тебе никогда не понять, что самое главное не в этом, а в трезвости ума, наслаждающегося познанием мира и людей. Однако и ты узнаешь, как много радостей осталось еще для тебя и как много женщин ждут благосклонности победоносного полководца.

Ты познакомишь меня со своим другом детства, а сейчас поспеши на помощь тому, чья дружба была доказана кровью. В подземелья маракандского Акрополя воины Антимаха бросили тяжело раненного человека. Только очень здоровые люди выживают с такими ранами. Пленника берегли для пыток. Антимах надеялся вырвать тайну похитителей секретного документа, да, видно, не успел.

Ты, легко забывающий друзей, помнишь ли ты о врагах? Антимах никогда не простит своему рабу такого величия. Сейчас он, может, и слабее тебя, но он станет руслом, по которому потекут непобедимые силы времени, о которых я говорил. Поднявший руку на собственность государства погибнет. Люди, которым ты обещаешь свободу, — собственность государства, помни об этом, юноша. Опасность ждет тебя в Бактре.