Ч а с т ь III. МЕДИКО-ЮРИДИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
И вроде преступленья нет,
Но что-то изменяется в основе —
И преступленьем явится на свет…
Э. Б. Браунинг, «Аврора Ли»
Глава XIX. ВСЕ РАЗЪЕХАЛИСЬ
Добро и Зло рождаются в помыслах.
Эпиктет
— Надеюсь, ты не будешь спорить, что со всеми, кто может что-либо рассказать о последних днях Агаты Досон, происходят самые невероятные вещи, — сказал Уимзи. — Берта Гоутубед умирает при крайне подозрительных обстоятельствах. Ее сестра видит — или почти уверена, что видит, — мисс Уиттейкер, играющую в прятки в ливерпульских доках. Мистер Тригг попадает в какой-то сомнительный дом, где его пытаются отравить. Не удивился бы, случись что-нибудь с мистером Пробином, если бы он не уехал из Англии.
— Я не собираюсь спорить, — ответил Паркер. — Просто хочу напомнить, что в тот месяц, когда в семье Гоутубедов произошло несчастье, предмет твоих подозрений находился в Кенте под бдительным оком мисс Файндлейтер.
— Крою твое возражение письмом мисс Климпсон, — парировал Уимзи. — Не буду забивать тебе голову всякой всячиной, которой пестрит это письмо, но среди прочего она сообщает, что на правой руке мисс Уиттейкер имеется шрам, удивительно похожий на описание мистера Тригга.
— Вот как? Что ж, это, несомненно, указывает на причастность нашей уважаемой наследницы к делу Тригга. Но что касается всего остального — твоей теории, что она пытается убрать всех, кто что-либо знает об Агате Досон, — согласись, работенка не из легких, особенно для женщины, действующей в одиночку. К тому же если следовать твоей теории, то как быть с доктором Карром? Или сестрой Филлитер? А есть еще сестра Форбс, куча приятелей доктора и, наконец, все население Лихемптона! Не слишком ли ты загнул?
— Я думал об этом. Наблюдение, бесспорно, интересное, но вот его-то я могу объяснить. Смотри сам: до сих пор история Агаты Досон ставила перед нами две проблемы — медицинскую и юридическую. Скажем так: мотив преступления и средство убийства, если такие формулировки ближе твоему сердцу. Возможность убить Агату Досон была у двоих: у мисс Уиттейкер и у сестры Форбс. Но что выиграет медсестра от смерти состоятельной пациентки? Ничего. Она только потеряет. Поэтому о сестре Форбс можно забыть.
«Что касается проблемы медицинской, иными словами, средства убийства, — то я в отчаянии, Уотсон (сказал он, и его ястребиные глаза гневно сверкнули из-под полуприкрытых век). Даже я зашел в тупик. Но ненадолго (вскричал он в бурном порыве самоуверенности). Моя Честь (честь — с большой буквы) задета! Но я выведу это Исчадие Ада (большие буквы) на чистую воду! Я сокрушу гробы повапленные, даже если это будет стоить мне жизни! Бурные аплодисменты. Его подбородок скрывается в вороте халата и прижимается к скрипке — верной подруге одиноких часов в ванной…»
Паркер демонстративно раскрыл книгу, которую читал до прихода Уимзи.
— Свистни, когда иссякнешь, — ядовито обронил он.
— Да я только начал. Итак, средство, да, повторяю, средство — это загадка. И убийца в этом уверен. Повышенной смертности среди медиков не наблюдается, следовательно, медицинская проблема нашу леди не волнует. Средство — ее сильная сторона. Да. А вот правовая проблема внушает опасение, поэтому она и торопится заткнуть рот тем, кто может что-то поведать об этой стороне дела.
— Убедительно. К слову сказать, миссис Кроппер благополучно отбыла в Канаду — и никто ей не докучал.
— Естественно. Именно поэтому я и уверен, что в Ливерпуле за ней следили. Заставить миссис Кроппер замолчать имело смысл до того, как она расскажет всю историю. Поэтому-то я и настаивал, чтобы мы ее встретили и проводили до Лондона.
— О Господи, Питер! Даже если мисс Уиттейкер ждала ее у поезда — чего, как мы знаем, она не делала, — то откуда ей было знать, что ты будешь спрашивать об Агате Досон? Ты же не рос у нее на глазах.
— Она могла узнать, кто такой Мерблз — объявление было дано от его имени.
— В таком случае почему она не пыталась убрать Мерблза?
— Мерблза, дружище, на мякине не проведешь — он не назначает встреч незнакомым дамам, не ездит к клиентам, не выходит из дому без сопровождения.
— Я не знал, что он принимает эту историю настолько всерьез.
— Видишь ли, Мерблз немало пожил на этом свете и научился дорожить своей шкурой. А я… Ты не находишь, что мое маленькое приключение на Саут-Одли-стрит удивительно смахивает на историю мистера Тригга?
— Ты имеешь в виду миссис Форрест?
— Да. Тайное свидание. Напитки. Стремление любой ценой оставить на ночь. В сахаре что-то было, Чарлз, — голову даю на отсечение. Что-то такое, чего в сахаре быть не должно, — смотри Справочник Министерства здравоохранения, раздел «Состав пищевых продуктов», параграф «Недопустимые добавки».
— Ты считаешь миссис Форрест сообщницей?
— Да. Не знаю, что она с этого имеет — возможно, деньги. Но я чувствую, что между ними есть связь. Во-первых, из-за пятифунтовой банкноты, найденной у Берты Гоутубед. А во-вторых, потому что вся история миссис Форрест — явная ложь от первого до последнего слова. Нет у этой женщины любовника — и никогда не было! О муже помолчим. Полную неопытность не спутаешь ни с чем! Но главное сходство — в том, как это было проделано. Преступник всегда возвращается к излюбленному методу. Вспомни случаи Джорджа Джозефа Смита с его невестами. Или Нейла Крима. Или Армстронга с его чаепитиями.
— Что ж, если так — уже неплохо: сообщники имеют обыкновение раскалываться.
— Это верно. Пока у нас выигрышная позиция: они ведь не подозревают, что мы догадались об их связи.
— Да. Но тем не менее я продолжаю настаивать, доказательств, что жертвы умерли не своей смертью, у нас нет! Можешь считать меня занудой, но, если бы ты назвал — хотя бы предположительно — способ убийства, не оставляющий никаких следов, я бы почувствовал себя увереннее.
— Способ? Ну что ж. Кое-что нам уже известно.
— Например?
— Возьмем обе жертвы…
— Предполагаемые жертвы.
— Хорошо, старый крючкотвор. Две предполагаемые жертвы и две (предполагаемые) несостоявшиеся жертвы. Мисс Досон была больна и беспомощна; Берта Гоутубед, возможно, слишком много съела и выпила, причем к выпивке она не привыкла; мистера Триг-га угостили изрядной порцией веронала; меня тоже чем-то настойчиво угощали, видимо аналогичного свойства — жаль, не прихватил остатки кофе. Какой напрашивается вывод? — Что убить таким способом можно, только если человек слаб или без сознания.
— Именно. К примеру, сделать укол и что-то ввести — только вот ничего не введено. Или маленькую крошечную операцию и что-нибудь удалить — только вот ничего не удалено. Или дать что-нибудь понюхать, хлороформ например, — только вот нет следов удушья.
— Вот-вот. По-моему, мы не сильно продвинулись.
— Но кое-чем все-таки располагаем. Должно существовать средство, которое известно — на практике или понаслышке — квалифицированной медсестре. Мисс Уиттейкер очень неплохо подкована: ей не составило труда профессионально перебинтовать собственную голову и явить этому простофиле Триггу душераздирающее зрелище. Я уж не говорю о том, что он ее не узнал.
— Но в то же время это средство не должно быть особо сложным — я хочу сказать, что оно не требует опытного хирурга или специальных знаний.
— Нет-нет. Вполне достаточно чего-то, что она могла узнать из разговора с доктором или другими сестрами. Послушай, а если еще раз потрясти доктора Карра? Хотя нет, он уже выложил все что знает. Вот что — спрошу-ка я Лаббока. Он проводит лабораторные анализы и вполне может что-то подсказать. Завтра же свяжусь с ним.
— А тем временем нам остается сидеть и ждать, кого еще убьют, — заметил Паркер.
— Чудовищно, правда? Не могу избавиться от ощущения, что у меня на руках, так сказать, кровь этой бедняжки, Берты Гоутубед! Послушай-ка…
— С Триггом у нас ведь все доказательства налицо. Ты не мог бы привлечь дамочку к суду за кражу со взломом? А мы бы тем временем еще что-нибудь раскопали. Так часто делают. Взлом действительно был. Она вломилась в чужой дом под покровом ночи и оприходовала ведерко угля для собственных нужд. Тригг ее опознает — она ему сразу приглянулась, а потом еще оставила неизгладимый след в душе. Разыщем таксиста, он даст показания.
Несколько минут Паркер молча попыхивал трубкой.
— Ну что ж, — наконец произнес он, — в этом что-то есть. Материал для представления в суд набирается. Но и слишком торопиться нельзя. Я бы предпочел иметь на руках побольше доказательств других преступлений. Не забудь, старик, что есть и такая штука, как Habeas Corpus, мы не можем до бесконечности держать ее под арестом по обвинению в краже угля.
— Не забудь и ты, что она влезла через окно в чужой дом. В конце концов это самая натуральная кража со взломом. За такое, знаешь ли, можно схлопотать пожизненную каторгу.
— Все зависит от того, как суд отнесется к краже угля. Они могут посчитать, что уголь был украден непреднамеренно, и расценить это как бытовое хулиганство. Но я попробую закинуть удочку у наших, а пока они будут думать — разыщу таксиста и поговорю с Триггом. Можно постараться представить дело как попытку убийства — или в крайнем случае нанесения физического ущерба. Но я бы хотел веских доказательств в деле…
— Привет! Я бы тоже хотел. Но не могу же я высосать их из пальца. А ты-то хорош — я тебе из ничего дельце состряпал, а тебе все мало! Вот она, черная неблагодарность!
Расспросы Паркера несколько затянулись. Июнь подходил к концу, вступив в полосу самых длинных дней года. Время шло… Задуманный лордом Питером magnum opus «101 способ вызвать мгновенную смерть» заявил о своем появлении на свет скопищем бумажек с разнообразными пометками, которые запрудили библиотеку и кабинет в квартире и грозили полностью поглотить Бантера, в чьи обязанности входило систематизировать их, разложить по папкам, снабдить ссылками и вообще — сотворить порядок из хаоса.
Восточные ученые и востоковеды, припертые к стенкам клубов, должны были раскрывать секреты таинственных восточных ядов. Информация о бесчеловечных опытах в немецких лабораториях поступала в документах, не поддававшихся прочтению. А жизнь сэра Джеймса Лаббока, которому выпало несчастье быть личным другом лорда Питера, превратилась в кромешный ад. Он ежедневно подвергался допросам с пристрастием по поводу выявления при вскрытии таких разнообразных веществ, как хлороформ, кураре, синильная кислота и диэтилсульфонметилэтилметан.
— Должно быть что-то, что убивает, не оставляя следов. Ну вспомни, пожалуйста! — умолял лорд Питер, узнав, что расследование вот-вот закончится. — Оно должно быть под рукой у всего человечества! Куда только смотрят ученые? Им вполне под силу это средство изобрести. Оно должно существовать! Почему бы не создать рекламу заранее? Возможно, какая-нибудь компания захочет взять его на вооружение. Просто смешно. Такое в любой момент может пригодиться в обиходе.
— Как ты не понимаешь, — убеждал его сэр Джеймс Лаббок, — очень многие яды практически невозможно проследить при вскрытии. И масса ядов — особенно растительного происхождения — с трудом поддается анализу, пока не знаешь конкретно, что ищешь. Например, анализ на мышьяк не покажет наличие стрихнина, а анализ на стрихнин — присутствие морфия. И ты делаешь анализы один за другим, пока не найдешь нужный яд. А есть яды, для обнаружения которых вообще не существует анализов.
— Это я все знаю, — отмахнулся Уимзи. — Сам проводил анализы. Но вот те яды, на которые нет анализов, — как можно доказать, что они присутствуют в организме?
— Принимаются во внимание все побочные симптомы, изучается история болезни…
— Нет. Мне нужен яд, который не дает никаких симптомов — кроме самой смерти, разумеется, если считать ее симптомом. Разве нет яда, который никак не проявляется, не поддается анализу, а просто — фюить, и нет человека?
— Разумеется, нет, — раздраженно ответил химик (кому понравится, когда подрывают основы его профессии: это в медици-не-то без симптомов и анализов!). Даже старость и расстройство психики имеют свои симптомы.
К счастью, прежде чем симптомы расстройства психики смогли проявиться у лорда Питера слишком явно, Паркер протрубил сбор.
— Еду в Лихемптон, — сообщил он. — Ордер на арест есть, хотя, возможно, я им не воспользуюсь: шеф считает, что надо провести расследование. А у нас и так — хлопот полон рот: нераскрытое дело Баттерси, и Дэниелса, и Берты Гоутубед — в этом году слишком много нераскрытых преступлений. И пресса тут как тут, черт бы их побрал! Заголовок в «Джон ситизен» — «96 убийств!» Или статейка в «Ивнинг вьюз» — «Прошло уже шесть недель, а наша полиция так и не приблизилась к разгадке…». Знаешь, как они любят подобные шпильки. Нам позарез надо сдвинуться с места. Поедешь со мной?
— С удовольствием. Глоток деревенского воздуха, надеюсь, исцелит меня. Приятно смахнуть с себя пыль, отряхнуть паутину… Возможно, на меня снизойдет вдохновение, и я изобрету новый способ убивать людей. «О Вдохновенье, одиночества дитя! Пою — в лесах свободу обретя». Интересно, это я сам сочинил или кто-то до меня успел? Как ты думаешь?
Паркер, который к этому моменту уже еле сдерживался, ограничился кратким энергичным ответом и поставил Уимзи в известность, что полицейская машина отправляется в Лихемптон через час.
— Я буду, — сказал Питер, — но имей в виду — ненавижу, когда меня везут. Кто-то другой за рулем — это прямая угроза для жизни. Ну да ладно. Кровожадность, твердость и решительность, как сказала королева Виктория Архиепископу Кентерберийскому.
* * *
Страхи лорда Питера не оправдались — до Лихемптона они доехали без происшествий. Паркер прихватил еще одного офицера, а по пути заехали за начальником полиции графства, который весьма неодобрительно отнесся к цели их поездки. Глядя на отряд из пяти богатырей, ехавших арестовывать одну молодую женщину, лорд Питер вспомнил слова маркизы де Бринвийе: «Столько внимания такой маленькой женщине?» Эти слова снова вернули его к мыслям о ядах, он погрузился в размышления и не заметил, как машина подъехала к дому на Уэллингтон-авеню.
Паркер выпрыгнул из машины и вместе с начальником полиции позвонил в дверь. Им открыла испуганная горничная. При виде полиции она вскрикнула.
— Ой, сэр, неужели? Что-нибудь случилось с мисс Уиттейкер?
— Так ее нет?
— Нет, сэр. Они еще в понедельник уехали на машине с мисс Верой Файндлейтер. Это четыре дня назад было. А их все нет и нет, ни мисс Мэри, ни мисс Веры. Я прямо так боюсь, а вдруг чего случилось, и тут вижу вас и думаю, ну вот и полиция, сейчас скажут, что несчастный случай или еще чего-нибудь. Ах, что мне делать, сэр, что мне делать?
«Удрала-таки!» — мелькнуло у Паркера, но он постарался скрыть раздражение и спросил:
— А вы знаете, куда они поехали?
— В Кроуз-Бич. Мисс Уиттейкер так говорила, сэр.
— Это добрых пятьдесят миль отсюда, — сказал начальник полиции. — Наверно, решили остаться там на пару дней.
«Скорее уж поехали в противоположном направлении», — подумал Паркер.
— Но они ничего с собой ие взяли, сэр, ничего, в чем спать. Уехали часов в десять утра, сказали, что там пообедают, а к вечеру вернутся. Мисс Уиттейкер ни телеграммы не прислала, ничего. А она всегда такая аккуратная. Кухарка и я, мы прямо не знаем, что и_
— Ничего, ничего, надеюсь, все в порядке, — успокаивал начальник полиции. — Жаль, что мы не застали мисс Уиттейкер. Она нам нужна по делу. Когда объявится, скажите, что заходил сэр Чарлз Пиллингтон с другом.
— Хорошо, сэр, обязательно, сэр, но только, сэр, что же нам делать?
— Ничего. Мы наведем справки. Ну, девочка, ну, я ведь начальник полиции, ты же знаешь, и мне обязательно сообщат, если что-то случилось. Мне бы уже сообщили, не сомневайся. Ну-ну, не плачь. Успокойся, детка. Плакать пока не о чем.
Но сам сэр Чарлз не на шутку встревожился. В свете специального приезда инспектора Скотланд-Ярда с ордером на арест дело принимало неприятный оборот.
Лорд Питер выслушал новость благодушно.
— Вот и хорошо. Тряханули их, они и сбежали. Дух захватывает. Всегда любил, когда что-нибудь происходит. Мои худшие подозрения оправдываются, а это греет душу, правда? Чувствуешь себя мудрым и значительным. Одного не понимаю, девчонка-то ей на что сдалась? А кстати, почему бы нам не заглянуть к Файнд-лейтерам — может, они что слышали.
Предложение было признано разумным. Но у Файндлейтеров им тоже не повезло: семья уехала на побережье, а мисс Вера гостит у мисс Уиттейкер на Уэллингтон-авеню. Горничная не испытывала ни малейшего беспокойства, и было решено ее не расстраивать. Отделались вежливой фразой сэра Чарлза и срочно устроили совещание.
— Единственное, что мы можем сделать, — сказал Паркер, — это разослать по всем участкам описание машины и девушек. И по всем портам, разумеется: за четыре дня они могли сбежать куда угодно. Господи! А я-то хорош — не мог раньше начать, все разрешения дожидался! Как выглядит эта девочка Фай-ндлейтер? Вернусь-ка я к ним и попрошу фотографию, и Уиттейкер заодно. Кстати, Уимзи, вы не зайдете к мисс Климпсон — может, она что-то знает?
— А вы позвоните в Ярд, скажите, чтоб не спускали глаз с квартиры миссис Форрест. Когда преступник дает деру, не мешает приглядеть за сообщником.
— О чем вы, господа? — вмешался сэр Чарлз Пиллингтон. — Вы, право, ошибаетесь. Преступник, сообщник — помилуйте! Я прожил долгую жизнь — дольше каждого из вас, господа, — и приобрел некоторое знание людей. Я хорошо знаю мисс Уиттейкер — она славная добрая девушка. Побольше бы таких! Несомненно, случилось несчастье, наш долг — принять меры; я сразу же сообщу полиции в Кроуз-Бич, как только узнаю описание машины.
— «Остин», седьмая модель, номер XX 9917, — ответил Уимзи, чем несказанно удивил начальника полиции. — Но я сильно сомневаюсь, что вы что-нибудь найдете в Кроуз-Бич.
— По-моему, нам лучше разойтись, — вмешался Паркер, — и навести справки. А встретиться, скажем, через час. Как насчет обеда «У Георга»?
Уимзи не повезло: он не застал мисс Климпсон. Она рано пообедала и пошла прогуляться. Миссис Бадж беспокоилась — вчера вечером мисс Климпсон была очень расстроена Вдруг что-то случилось.
— Но право, сэр, — добавила миссис Бадж, — если вы поторопитесь, вы застанете ее в церкви. Она часто заходит помолиться. Не слишком уважительное отношение к святому месту, как вы считаете? Заглядывать каждый день, в будни, как будто на чашку чая к друзьям. И возвращаться после Причастия в таком веселом расположении духа — прямо петь и плясать готова. Я не думаю, что мы созданы для того, чтобы превращать религию в повседневность — где же уважение, где возвышенность! Но, впрочем, все мы не без недостатков, а мисс Климпсон — очень милая женщина, хотя она чуть ли не католичка.
Лорд Питер подумал, что быть «чуть ли не католиками» — судьба всех приверженцев папы римского. Но сейчас ему не хотелось вступать в религиозные споры, и он отправился на поиски мисс Климпсон.
Двери храма св. Онисима были гостеприимно распахнуты. Внутри темно, но красноватая лампада как бы звала посетителя к Свету. После яркого июньского солнца глазам надо было привыкнуть к полумраку, и Уимзи не сразу начал различать предметы. Наконец он заметил преклоненную перед лампадой фигуру. Обрадовавшись было, что увидел мисс Климпсон, Уимзи вскоре разглядел, что это одна из сестер в черном, служивших храму и Творцу. Сам священник, одетый в сутану, был занят украшением Алтаря. «Господи, — подумал Уимзи, — сегодня же праздник, Иоанн Предтеча».
Двигаясь вдоль рядов, он надеялся найти своего агента по сбору информации где-нибудь в укромном уголке. Ботинки поскрипывали, что крайне раздражало лорда Питера: Бантер бы этого не одобрил. Уимзи вдруг подумал, что скрипом башмаков бесы, претендующие на его душу, выражают свой протест против церковного окружения. Мысль его позабавила, и он двинулся вперед более уверенным шагом.
Скрип привлек внимание священника, он повернулся и пошел навстречу посетителю, чтобы, как подумал Уимзи, предложить профессиональную помощь в изгнании бесов.
— Ищете кого-нибудь? — вежливо осведомился священник.
— Да, я ищу даму, — ответил Питер и вдруг ощутил всю неловкость и неуместность своего ответа в таком месте. Он принялся поспешно объяснять, кто и зачем ему нужен, чтобы смягчить впечатление.
— Мисс Климпсон была здесь недавно, но, боюсь, уже ушла, — невозмутимо ответил священник. — Нет-нет, я не слежу за передвижениями моих прихожан, — добавил он со смешком, — просто перед уходом она обратилась ко мне с вопросом. А у вас к ней что-нибудь срочное? Жаль, что вы разминулись. Может, я могу помочь? Передать записку, например…
— Нет-нет. Спасибо, не беспокойтесь. И простите, что ворвался, но это действительно очень важно. Иначе я не посмел бы отрывать людей от молитвы. А записку я лучше занесу ей домой. Еще раз спасибо.
Уимзи направился к выходу, потом остановился и резко повернул назад.
— Простите, вы ведь можете дать совет по… по моральной проблеме, так сказать?
— Пытаемся с Божьей помощью, — мягко ответил священник. — Вас что-нибудь тревожит?
— Д-да, — сказал Уимзи. — Проблема не религиозная, то есть в том смысле, что это не о Деве Марии или Непорочном Зачатии. Просто есть одна мысль, от которой мне все время неуютно.
Священник — вернее, даже не священник, а викарий мистер Тредголд сказал, что он в полном распоряжении лорда Питера.
— Вы очень добры. А не могли бы мы поговорить где-нибудь в другом месте, чтобы не надо было шептать? Шепот меня парализует, я толком ничего не объясню.
— Пойдемте во двор, — предложил мистер Тредголд.
Они вышли и расположились на скамеечке у подножия надгробного памятника.
— Дело вот в чем, — начал Уимзи. — Я буду говорить абстрактно. Допустим, живет человек — очень больной человек, почти при смерти. Очень страдает, практически держится только на морфии. Словом, выключен из жизни. И если он умрет прямо сейчас, то произойдет нечто, от чего выиграет другой человек (кстати, сам больной этого хочет). Но если больной умрет позже, скажем через несколько месяцев, все дело расстроится и выигрыш другого будет невозможен. (Я не могу объяснить конкретнее, потому что не хочу называть имена и обстоятельства.) Но суть вам понятна? И допустим, зная об этом, тот другой человек немножко поторопил события и отправил больного к праотцам раньше естественной смерти. Это очень страшное злодеяние?
— По закону… — начал мистер Тредголд.
— По закону все ясно, — прервал его Уимзи. — По закону это уголовное преступление. Но с вашей точки зрения? Церковь скажет, что это грех — но так ли он тяжек? Ведь больной мучился, из жизни ушел безболезненно, лишних страданий ему не добавилось.
— Сие нам неведомо, — возразил священник. — Мы не знаем Промысел Божий — что было уготовано этой душе. В последние дни боли и страдания душа должна, быть может, пройти через какие-то испытания и очиститься. И не нам укорачивать этот путь. Кто мы такие, чтобы решать — кому и сколько жить?
— Ну, допустим, это мы решаем каждый день — возьмите судей, солдат, врачей. Но я кожей чувствую, я уверен, что вы правы — здесь другое. Срок отпущен свыше, и никто не вправе его менять. А в то же время, если вмешиваешься, начинаешь докапываться до сути, искать доказательства, чтобы наказать убийцу, — такое начинается… Выходит, делаешь только хуже.
— Думаю, что грех — хотя нет, не буду употреблять это слово — просто ущерб обществу измеряется не тем, что происходит с жертвой, а изменениями в душе убийцы. Особенно если убийство выгодно преступнику. В вашей истории, насколько я понял, то событие, которого хочет сам больной, выгодно другой стороне?
— Да. Все дело в этом.
— Тогда ущерб усугубляется. Тут уже не жалость, когда хотят ускорить смерть, чтобы больной не мучился. Грех — это прежде всего помысел, а не деяние. В этом отличие Закона Божьего от закона человеческого. Негоже человеку считать себя вправе распорядиться чужой жизнью ради своей выгоды. Это приводит его к мысли, что над ним нет Закона, — а такой человек очень опасен для общества. В этом причина, вернее, одна из причин, почему Господь не велит мстить.
— Вы хотите сказать, что одно убийство влечет за собой другое?
— Очень часто. А если и не само убийство, то готовность снова его совершить.
— Так оно и было. Но если бы не я, может, и обошлось бы. Мне не следовало встревать?
— Так вот что вас тяготит. Вы считаете, что виноваты в том, что случилось после?
— Да.
— Вы ведь не руководствовались личной местью?
— Нет-нет. Ко мне лично эта история вообще никак не относится. Начал докапываться, как последний кретин, хотел помочь незнакомому человеку: он попал в беду — заподозрил неладное и пытался принять меры. Но мое идиотское вмешательство повлекло одно убийство за другим.
— Я бы не стал так отчаиваться. Возможно, на новые преступления убийцу толкнул собственный страх, болезненное воображение, подсознательное чувство опасности, а вовсе не ваше вмешательство. Новые преступления, возможно, случились бы и без вас.
— Это верно, — сказал Уимзи, вспомнив Тригга.
— И мой вам совет — поступайте, как подскажет совесть, в соответствии с законом, который вы привыкли уважать. А все остальное предоставьте Господу. И постарайтесь возлюбить даже злых людей. Поставьте преступника перед судом — но помните, что и нам с вами предстоит Суд Божий.
— Понимаю. Повергни злодея, но не пляши на его костях. Правильно. Все правильно. Спасибо. Простите, что побеспокоил и… что вынужден сразу исчезнуть — у меня встреча с другом. Еще раз спасибо — вы сняли с меня огромную тяжесть. Мне и правда было не по себе.
Мистер Тредголд проводил взглядом Уимзи, пробиравшегося мимо могил к выходу. «Боже, Боже, — думал он, — какие же они удивительные люди, наши аристократы! И какие беззащитные за пределами своего круга! Какая совестливость, чувствительность, какая ранимость — и как мало мы их ценим. Надо будет помянуть его завтра во время мессы».
Будучи человеком практичным и аккуратным, мистер Тредголд достал носовой платок и завязал узелок на память.
«Да, проблема, конечно, — вмешиваться или не вмешиваться. Закон Божий и закон кесарев. С полицией ясно — для нее здесь нет проблемы, есть служебный долг. Но для обычного человека… Насколько сложно разобраться в собственных побуждениях. Интересно, что привело его ко мне? Может быть, он… Нет! Стоп! — одернул себя викарий. — Я не имею права рассуждать о его делах!»
Он снова достал платок и завязал еще один узел — чтобы на следующей же исповеди не забыть покаяться в грехе любопытства.
Глава XX. УБИЙСТВО
Зигфрид: Что значит это?
И з б р а н д: Да так, всего лишь похищенье.
ТЛ.Беддоуз, «Анекдоты Смерти»
В свою очередь Паркер совершенно напрасно потратил полчаса на поиски фотографии мисс Уиттейкер: она настолько не стремилась запечатлеть свой образ, что вскоре после смерти мисс Агаты
Досон уничтожила даже все уже имевшиеся фотографии. Конечно, кто-то из друзей мог оставить на память ее портрет — хоть та же Вера Файндлейтер, — но Паркер был далек от мысли поднимать шум на всю округу по такому поводу. Достать фото, не привлекая внимания, могла бы мисс Югимпсон, и он отправился на Нельсон-авеню. Хозяйка с видимым удовольствием сообщила, что мисс Климпсон куда-то ушла и что ее уже спрашивал другой джентльмен. Миссис Бадж буквально лопалась от любопытства: было ясно, что «племянник» с приятелями вызывают у нее сильнейшие подозрения. Затем Паркер обошел все местные фотоателье: их было пять. В двух ему удалось откопать несколько групповых снимков, сделанных во время благотворительных базаров и любительских спектаклей. Узнать на них Мэри Уиттейкер оказалось задачей невыполнимой. А нормального портрета она так ни разу и не заказала, во всяком случае здесь, в Лихемптоне.
С мисс Файндлейтер Паркеру повезло больше. Вскоре он уже располагал ее превосходно выполненными фотографиями. Светлые волосы, простое милое лицо, наивный мечтательный взгляд. Пухленькая, хорошенькая. Он отослал снимки в Лондон: пусть их передадут всем полицейским постам. Приметы пропавших успели сообщить еще раньше.
В отличие от Паркера его коллега из полиции был весьма доволен собой. Он прекрасно провел время, болтая с владельцами гаражей и баров, попутно выуживая у них сведения. Что касается начальника местной полиции, тот вообще еле сдерживал торжество: его версия подтверждалась. Накануне он обзвонил несколько деревенских полицейских участков и выяснил, что в прошлый понедельник автомобиль с номером XX 9917 видели на дороге у Кроуз-Бич. А ведь он с самого начала был уверен, что поездка в Кроуз-Бич действительно состоялась! Впереди маячила уникальная возможность обставить инспектора из Скотланд-Ярда. С тяжелым сердцем Уимзи и Паркер признали, что здесь делать нечего и лучше навести справки в Кроуз-Бич.
Тем временем какой-то догадливый фотограф позвонил своему кузену в редакцию местной газеты «Лихемптон меркури» с интересным сообщением. Редактор задержал уже готовый номер и вместо него дал в печать специальный выпуск. Кто-то из репортеров тут же позвонил в лондонскую «Ивнинг вьюз», и она разразилась материалом на первой странице. Дальше — больше. На следующее утро все ежедневные лондонские газеты, страдавшие длительным отсутствием сенсаций, пестрели броскими заголовками об исчезновении двух девушек.
Как оказалось, Кроуз-Бич — этот живописный и респектабельный водный курорт — даже не подозревал о существовании мисс Уиттейкер и мисс Файндлейтер вместе с их машиной. Ни в одной гостинице они не останавливались, ни в одном гараже не заправлялись и не ремонтировались, ни один полицейский их не заме-тил. Поскольку начальник полиции придерживался версии о несчастном случае, по всей округе разослали поисковые партии. В Скотланд-Ярд потоком шли телеграммы. Двух пропавших женщин одновременно видели в Дувре, Ньюкасле, Шеффилде, Винчестере и Рэгби. Какие-то две дамы самым подозрительным образом пили чай в Фолкстоуне. Поздно вечером неизвестный автомобиль с ревом промчался по улицам Дорчестера. Темноволосая девушка «в невменяемом состоянии» вбежала в бар в Нью-Элресфорде перед самым закрытием, пытаясь выяснить дорогу на Хейзелмир. Из массы сообщений Паркер выделил одно, поступившее в субботу утром. Некий бойскаут обратил внимание в прошлый понедельник на двух дам, устроивших пикник среди холмов неподалеку от Шелли-Хед. Их машина — «остин» седьмой модели, он абсолютно уверен, так как увлекается автомобилями (вундеркинд, а не ребенок). Мальчик заметил, что номер был лондонский, хотя и не запомнил его.
Шелли-Хед расположен в десяти милях от Кроуз-Бич, на побережье. Несмотря на близкое соседство с модным курортом, место необычайно уединенное. У подножия меловых утесов протянулся дикий песчаный пляж. Здесь не ступала нога туриста, поблизости не было жилья. С противоположной от моря стороны склоны утесов более пологи и постепенно переходят в гряду холмов, поросших вереском и можжевельником. Дальше густо растут сосны, а за лесом проходит узкая ухабистая дорога, которая в конце концов выводит к гудронному шоссе между Рэмборо и Райдерс-Хит. Нельзя назвать холмы популярным местом прогулок, однако там много тропинок, где машина свободно пройдет, — разумеется, если вы презираете комфорт и без трепета относитесь к шинам и рессорам.
Полицейскую машину нещадно трясло и швыряло по ухабам. Маленький отряд под предводительством бойскаута чувствовал себя неважно в этом забытом Богом месте. Нечего было и думать о следах от колес другой машины: сухой мел, трава и вереск не хранят следов. Множество небольших пещер, впадин, лощинок — все на одно лицо, и почти в каждой легко спрятать маленький автомобиль, не говоря уж об остатках пикника. Наконец проводник признал, что место должно быть «где-то здесь». Все пятеро вышли из машины. Паркер условно разделил район поисков на четыре части, и они разошлись в разные стороны.
В тот день Уимзи открыл, что не выносит можжевельник, во всяком случае в таком количестве. Эта необъятная густая чаща могла скрывать что угодно: коробку от сигарет, обертку от сандвича, лоскуток одежды и вообще любую улику. Согнувшись в три погибели и не отрывая глаз от земли, он долго и безуспешно продирался сквозь заросли. Лорд Питер двигался зигзагами, взяв за точку отсчета полицейскую машину и все больше удаляясь от нее. Гребень, склон, ложбина, вправо, влево — и новый, более широкий круг: еще один холм, потом впадина; опять край холма…
Да. В следующей ложбине что-то было.
Это «что-то» белело в траве под кустом и по форме напоминало ступню.
Уимзи слегка затошнило.
— Наверно, кто-то заснул, — сказал он вслух.
Затем подумал: «Странно, именно ноги почему-то остаются на виду в таких случаях». Он продрался сквозь кусты вниз по склону холма, поскользнулся на траве и, яростно выругавшись, скатился на дно ямы.
Женщина спала как-то странно: не обращая внимания на массу мух, облепивших ее голову.
Уимзи подумал, что для мух рановато, июнь — не их время. В голове вертелись разудалые газетные стишки о борьбе с этими переносчиками инфекций. Что-то вроде:
И помни: каждой мухе счет
На триста больше через год.
Или там речь шла о тысяче мух? Он постоял еще немного, пытаясь подобрать правильный размер. Затем взял себя в руки и шагнул вперед. Туча мух поднялась при его приближении.
«Удар довольно тяжелый, — размышлял лорд Питер, — снес почти всю заднюю часть черепа».
Светлые волосы, короткая стрижка. Лица не видно, девушка лежит ничком, уткнувшись в землю. Питер перевернул тело на спину.
Не имея фотографии, он, конечно, не мог поручиться, что перед ним Вера Файндлейтер. А вдруг все-таки не она?
Весь осмотр занял секунд тридцать. Уимзи выбрался из ямы и крикнул, чтобы привлечь внимание остальных. Полицейский, находившийся к нему ближе всех, резко обернулся. Черная фигурка с белым пятном вместо лица — таким увидел его лорд Питер в этот момент. Он снова крикнул, замахал руками, пытаясь отчаянными жестами что-то объяснить. Полицейский медленно побежал навстречу, неловко переваливаясь по буграм и ухабам. Этот коренастый, грузный человек явно не привык к бегу по пересеченной местности, тем более в такую жару. Уимзи опять что-то прокричал, и тот на бегу ответил. Остальные, услышав голоса, повернули в их сторону. Карикатурная фигурка бойскаута со всем снаряжением замаячила на вершине холма, потом исчезла из виду. Полицейский был уже близко. Котелок съехал на затылок, на цепочке от часов что-то ярко блестело. Уимзи вдруг обнаружил, что мчится ему навстречу и на ходу пытается объяснить, в чем дело. На таком расстоянии ничего не было слышно, он прекрасно понимал это и все-таки продолжал многословно объяснять, захлебываясь словами, жестикулировать, указывать назад. Когда они наконец встретились, лорд Питер совершенно выдохся. Вернее, они оба выдохлись. Молча смотрели друг на друга, хватая ртом воздух. Нелепая картина! Отдышавшись, Уимзи помчался обратно, полицейский следовал за ним. Наконец все собрались вокруг тела, измеряя, обследуя, делая пометки, обшаривая соседние кусты в поисках улик. Уимзи без сил опустился на траву. Он чувствовал, что смертельно устал.
— Питер, — послышался голос Паркера, — взгляни-ка сюда.
Он с трудом поднялся на ноги и огляделся.
Чуть дальше в овраге нашли остатки завтрака. Полицейский только что вытащил дамскую сумочку из-под трупа и теперь перебирал ее содержимое. На земле, рядом с убитой, валялся тяжелый гаечный ключ устрашающего вида, к его окровавленной поверхности прилипло несколько светлых волосков. Но Паркер звал его по другому поводу. Он задумчиво разглядывал мужское кепи поразительного лилового цвета.
— Где ты его откопал? — спросил Уимзи.
— Элф подобрал у края ямы.
— Кепка зацепилась за куст можжевельника, там, наверху, — подтвердил мальчик. — Видно, свалилась у кого-то с головы.
— Следы есть?
— Не то чтоб явные. Есть там одно место, где все кусты поломаны, примяты. Похоже на следы борьбы. Но куда же делся знаменитый «остин»? Эй, мой мальчик, оставь-ка в покое гаечный ключ, на нем могут быть отпечатки. Больше всего это напоминает нападение какой-то банды. Ну-ка, есть ли деньги в кошельке? Так, десять шиллингов, шестипенсовик и пара медяков — негусто. Зато другая могла взять с собой гораздо больше, она ведь очень состоятельна. Не удивлюсь, если ее похитили ради выкупа.
Паркер наклонился и с величайшей осторожностью завернул гаечный ключ в шелковый носовой платок, связав уголки вместе.
— Теперь нам лучше опять разойтись и поискать автомобиль, — сказал он. — Я бы начал вон с тех деревьев: подходящее местечко, чтобы спрятать машину. А вы, Хопкинс, езжайте лучше назад в Кроуз-Бич и сообщите в полицейское управление, а потом возвращайтесь с фотографом. Эту телеграмму отправьте комиссару в Скотланд-Ярд. На обратном пути прихватите какого-нибудь врача. Да, на тот случай, если «остин» так и не найдется, наймите вторую машину — в нашей все не поместимся. И мальчика с собой возьмите — быстрее разыщете нас в этих дебрях. Чуть не забыл. Если можно, Хопкинс, привезите что-нибудь перекусить и выпить. Похоже, мы здесь надолго застрянем. Вот деньги, этого хватит?
— Да, сэр, благодарю вас.
И констебль пошел к машине, уводя с собой Элфа. Тот, бедняга, просто разрывался между желанием расследовать преступление и стремлением первым сообщить важную новость дома и оказаться героем дня. Паркер выразил ему благодарность за ценную помощь, и мальчик уехал в совершенном восторге.
— Преступники, скорее всего, направились в ту сторону, к деревьям, — обратился Паркер к начальнику полиции. — Вы не возражаете, сэр, если мы начнем поиски с левого края рощицы? Ты, Питер, зайдешь справа и будешь двигаться навстречу, а я буду прочесывать середину.
Сэр Чарлз без слов повиновался. Он был потрясен страшной картиной и все еще не пришел в себя. Уимзи схватил Паркера за рукав.
— Послушай, ты рану хорошо разглядел? Кое-что прямо в глаза бросается, не находишь? Мы с этим еще хлебнем. Ты-то что думаешь?
— Предпочитаю в данный момент вообще не думать, — мрачно сказал Паркер. — Подождем медицинского заключения. Пошли, старина. Надо эту машину хоть из-под земли достать.
— Погоди, дай взглянуть на кепи. Гм… Куплено у джентльмена еврейского происхождения, проживающего в Степни. Почти новое. Благоухает маслом для волос «Калифорнийский мак». Да этот гангстер — шикарный тип! Может, кто-то из деревенских?
— Мы все проверим. Слава Богу, хоть какую-то зацепку преступник всегда оставит. Начнем, пожалуй.
Поиски машины много времени не заняли. Паджер наткнулся на нее сразу же, как только вошел в лес. Сосны расступились, открывая живописную поляну, окаймленную зарослями папоротника и лиственными деревьями. Здесь было прохладно. Через лес весело бежал ручеек, на поляне он делал широкий изгиб, разливаясь в мелкий пруд с глинистым берегом. В излучине ручья и стоял пропавший «остин».
Верх был поднят. Паркер осторожно приблизился к машине, готовый к любым неприятным сюрпризам, но внутри было пусто. Машина стояла на ручном тормозе, нейтральной передаче и с выключенным мотором. На сиденье валялся платок — мужской носовой платок не первой свежести; на нем не было ни метки, ни инициалов. Паркер недовольно проворчал что-то о поразительной беспечности преступников и странной привычке повсюду разбрасывать вещи. Обойдя машину спереди, он тут же получил дальнейшее подтверждение этой беспечности. На влажной глине виднелись четкие следы — вероятно, двух мужчин и одной женщины.
Следы читались легко. Женщина первой вышла из машины — вот глубокий отпечаток ее левого каблука: она пыталась подняться с низкого сиденья. След правой ноги не такой глубокий. Здесь она пошатнулась, потом пустилась бежать. Но один из мужчин был начеку, вышел ей навстречу из зарослей папоротника. На нем были новые ботинки на резиновой подошве. Он схватил ее, она пыталась вырваться. Наконец, следы второго мужчины — в узких остроносых туфлях, крик моды в определенных слоях еврейской молодежи. Этот второй вышел из машины вслед за женщиной. Его четкие следы шли поверх отпечатков женских туфель и местами почти стирали их. Все трое какое-то время стояли на одном месте, затем двинулись прочь, причем женщина шла посередине. Тройная цепочка следов обрывалась у ясного отпечатка мишелинов-ской задней шины. Шины «остина» были обыкновенными, фирмы «Данлоп». Кроме того, вторая машина была значительно больше «остина». Она стояла здесь, на поляне, довольно долго — под ней натекла лужица машинного масла. Большой автомобиль уехал по тропинке в лес, и его следы терялись на толстом ковре сосновой хвои. Но, кроме этой тропы, другой дороги для машины просто не было. Паркер вернулся и еще раз внимательно осмотрел маленький автомобиль. Его спутники за деревьями о чем-то переговаривались, он окликнул их, и через минуту Уимзи и сэр Чарлз уже пробирались к нему сквозь заросли папоротника.
— Думаю, — сказал Уимзи, осмотревшись, — можно смело утверждать, что этот элегантный головной убор принадлежит джентльмену в узких туфлях. Я просто вижу их, эти туфли — они такие желтые, с заклепками. Их обладатель теперь, должно быть, горько оплакивает потерю своего потрясающего кепи. А дамские следы оставила Мэри Уиттейкер.
— Я тоже так думаю, — отозвался Паркер. — Вряд ли они принадлежат убитой. Ведь на машине уехала та, другая. Вернее, ее увезли.
— Вера Файндлейтер тут совершенно ни при чем — на ее туфлях нет грязи.
— Так ты и это заметил! А я уж, глядя на тебя, решил, что ты при смерти.
— Я там и был, старина. Но даже на смертном одре я обречен все замечать. Это еще что?
И, запустив руку за сиденье, Уимзи извлек американский журнал под броским названием «Черная маска» — ежемесячный сборник детективов и боевиков.
— Чтиво для широких масс, — произнес Паркер.
— Наверно, привез с собой джентльмен в желтых туфлях, — высказал предположение начальник полиции.
— Скорее, Вера Файндлейтер, — заметил Уимзи.
— Едва ли это можно назвать дамским чтением, — обиженно возразил сэр Чарлз.
— Дамское чтение обращено к чувствам и уже поэтому вряд ли интересует мисс Уиттейкер. А та бедная глупышка во всем ей подражала. Так что вкусы обеих вполне могли быть мальчишескими.
— Сейчас это уже не важно, — сказал Паркер.
— Минутку. Взгляните: кто-то делал пометки на обложке.
И Уимзи протянул им журнал: первое слово в названии было жирно подчеркнуто карандашом.
— Думаешь, здесь содержится сообщение? Прежде чем бандиты перетащили девушку в другую машину, она могла незаметно для них отметить нужное слово и затолкать книгу подальше.
— Гениально, — сказал сэр Чарлз. — Но что это может означать? «Черная». Бессмыслица какая-то. При чем тут черный цвет?
— Возможно, джентльмен в остроносых ботинках чернокожий, — задумчиво сказал Паркер. — Такая обувь и масло для волос как раз в негритянском вкусе. А может, он индус или парс какой-нибудь.
— Господи, помилуй! — в ужасе воскликнул сэр Чарлз. — Англичанка в лапах у ниггера! Гнусность какая!
— Будем надеяться, все не так драматично, — утешил его Уим-зи. — Но что нам теперь делать? Выбираться на дорогу или ждать приезда врача?
— Думаю, лучше вернуться назад, туда, где мы оставили тело, — сказал Паркер. — Преступники нас так опередили, что лишних полчаса погоды не делают.
И из прозрачной прохлады леса они ушли обратно, на залитые солнцем холмы. А ручеек все журчал и журчал по камушкам, прокладывая себе дорогу на юго-запад, к реке, и дальше — к морю.
— Ты замечательно болтаешь, — сказал ему Уимзи. — Так расскажи, что же здесь случилось на самом деле?!
Глава XXI. СРЕДСТВО УБИЙСТВА
Сколь много выходов любезно
Для жизни оставляет смерть.
Ф. Бомонт и Дж. Флетчер, «Закон страны»
Доктор оказался пухлым суетливым человечком. Осмотрев размозженную голову Веры Файндлейтер, он долго ахал, охал, неодобрительно цокал языком и разводил руками. Потерявший всякое терпение Уимзи мысленно обозвал его «плакальщиком». Со стороны казалось, что врач вызван по поводу острого приступа подагры или того хуже: девушка неосторожно подхватила корь на вечеринке.
— Ай-я-яй! Какой ужасный удар! И как же ее так угораздило? Ай-я-яй! Давно ли мертва? Ах, уже несколько дней, я полагаю. Ох, конечно, это еще ухудшает дело. Ах, Боже мой, такой удар для бедных родителей! И для ее сестер. Премилые девушки. Вы ведь знаете их, сэр Чарлз? Ох-хо-хо.
— По-моему, нет сомнений, — сказал Паркер, — что убитая — мисс Файндлейтер.
— Ни малейших, — отозвался сэр Чарлз.
— В таком случае, — продолжал Паркер, — будем считать, что мы провели опознание, и избавим родных от этой картины. Минутку, доктор, не сдвигайте ничего, пока фотограф не заснял положение тела. Прошу вас, мистер… Эндрюс? Вам прежде случалось делать снимки такого рода? Нет? Не расстраивайтесь так, возьмите себя в руки. Я знаю, это страшно неприятно. Один отсюда, пожалуйста, надо зафиксировать положение трупа. Теперь сверху — очень хорошо. Отдельно рану крупным планом, пожалуйста. Так, благодарю вас. Ее можно перевернуть, доктор, да, будьте добры. Мне очень жаль, мистер Эндрюс, я прекрасно понимаю, что вы сейчас чувствуете, но без этого не обойтись. Ничего себе! У нее же все руки в ссадинах. Похоже, она сопротивлялась. Правое запястье и левый локоть — как будто ее пытались повалить. Нужно заснять эти царапины, мистер Эндрюс, они могут оказаться крайне важными. Как вы думаете, доктор, что у нее с лицом?
Было совершенно ясно, что на лицо доктору смотреть не хочется. Однако он все же рискнул высказать свое мнение, сопровождая его многочисленными ахами и вздохами.
— Насколько можно судить, учитывая посмертные изменения, на лице имеется повреждение в виде ожога вокруг носа и губ. На переносице, в области лба и шеи аналогичные изменения отсутствуют, что не позволяет их считать следствием солнечного ожога.
— Может, ожог хлороформом? — спросил Паркер.
— Ох-ох-ох, — вздохнул доктор (он был заметно раздосадован, что сам до этого не додумался). — Вы, джентльмены из полиции, слишком уж торопитесь. Все ответы вам подавай сию минуту. А я как раз собирался подчеркнуть — если бы вы не перебили меня, — что, поскольку я не могу считать этот ожог солнечным, остается та возможность, о которой вы упомянули. Я, разумеется, не стал бы утверждать, что данное повреждение, безусловно, является следствием хлороформа: медицинское заключение такого рода нельзя делать второпях, без тщательного исследования. Однако я уже готов был признать, что это возможно.
— В таком случае, — вступил в разговор Уимзи, — девушка могла и погибнуть от действия хлороформа. Скажем, доза была чрезмерной или у нее оказалось слабое сердце.
На этот раз доктор был оскорблен в лучших чувствах.
— Ах, дорогой сэр, нужно ли искать другую причину смерти? Взгляните, голова разбита вдребезги. Зачем вообще, по-вашему, нужен такой удар, если девушка скончалась от хлороформа?
— Именно этот вопрос меня и занимает больше всего, — ответил Уимзи.
— Я полагаю, — продолжал врач, — вы не подвергаете сомнению мою квалификацию?
— Ни в коей мере, сэр. Но вы сами изволили заметить, что неразумно давать медицинское заключение без тщательного исследования.
— И вообще здесь не место делать выводы, — быстро добавил Паркер. — Думаю, мы тут все закончили. Будьте добры, доктор, отвезите тело в морг. Мистер Эндрюс, буду вам весьма признателен, если вы пройдете к тем деревьям и сделаете несколько снимков — там есть следы. Боюсь, света маловато, но мы должны постараться.
Паркер взял Уимзи под руку и тихо сказал:
— Конечно, это не врач, а кретин. Но что нам мешает найти другого медика, получше? А пока пусть все думают, что мы проглотили их версию. Она просто бьет в глаза.
— А в чем, собственно, дело? — с любопытством спросил сэр Чарлз.
— Да так, ничего особенного, — ответил Паркер. — Все улики доказывают, что на девушек напала пара каких-то негодяев. Они похитили мисс Уиттейкер, желая, видимо, получить выкуп. Мисс Файндлейтер была зверски убита при попытке оказать сопротивление. Возможно, все происходило именно так. Есть некоторые неувязки, но мы разберемся с ними в свое время. Медицинское заключение должно многое прояснить.
Они вернулись в лес, где уже работал фотограф, и занялись детальным изучением следов. Начальник полиции с неослабевающим интересом наблюдал за их деятельностью, дыша Паркеру в затылок и ежеминутно заглядывая ему в блокнот.
— Послушайте, — сэра Чарлза вдруг осенило, — вам не кажется странным…
— Кто-то едет, — прервал его Паркер.
Они прислушались. Мотоциклист упорно преодолевал каменистую дорогу на второй скорости. Следом за надрывающим душу ревом мотора появился и он сам — воинственный юноша, вооруженный фотокамерой.
— Боже! — застонал Паркер. — Проклятая пресса!
Однако он любезно принял журналиста, продемонстрировал следы шин и ботинок на влажной глине, а затем предложил пройти к месту, где нашли труп, по дороге кратко изложив потрясенному репортеру версию похищения.
— Инспектор, что вы можете сказать нашим читателям о предполагаемой внешности преступников?
— Один из них, — ответил Паркер, — по виду настоящий денди: носит кепи жуткого розовато-лилового цвета и туфли с узкими носами. Если пометки на обложке журнала имеют смысл, кто-то из двоих должен быть темнокожим. О втором преступнике известно мало. На нем огромные башмаки десятого размера на резиновой подошве.
— Я как раз собирался сказать, — вступил в разговор сэр Чарлз Пиллингтон, — a propos de bottes, обращает на себя внимание…
— А вот здесь, — железным голосом продолжал Паркер, — мы нашли тело несчастной мисс Файндлейтер.
Он описал страшную рану, ссадины на руках, позу убитой. Благодарный репортер ловил каждое слово, не забывая щелкать фотоаппаратом. Успел он запечатлеть и всю троицу на фоне можжевельника. Уимзи, Паркер и начальник полиции стояли рядом, причем последний величественно указывал тростью на роковое место.
— А теперь, сынок, — ласково сказал Паркер, — дуй отсюда, и чтоб я никого из вашей братии больше не видел. Ты узнал все что можно, вот и расскажи остальным. Сам понимаешь, у нас тут еще дела есть, хоть и не такие важные, как встреча с прессой.
Тот лучшего и желать не мог. Фактически инспектор предоставил ему исключительное право пользования полученной информацией. Эксклюзивный материал! Мечта современных газетчиков! Уж они-то ценят по достоинству исключительность своих прав, превосходя в этом вопросе даже матрон викторианской эпохи.
Оседлав своего боевого коня, окрыленный юноша с треском исчез. Паркер вежливо спросил:
— Мне показалось, сэр Чарлз, вы собирались что-то сказать по поводу следов?
Но Пиллингтон был оскорблен до глубины души. Да что себе позволяет этот лондонец! Так пренебречь мнением коллеги, усомниться в его благоразумии и проницательности!
— Ничего особенного, — ответил он, — полагаю, мои скромные выводы слишком примитивны для вас.
И до самого дома он хранил гордое молчание.
Дело Мэри Уиттейкер начиналось тихо и незаметно, в одном из уютных уголков Сохо. Случайно подслушанная реплика, частный разговор и никаких свидетелей. Кто мог думать, что финал этой истории разыграется на глазах у всей Англии! В тот же вечер в экстренном выпуске «Ивнинг вьюз» появилась статья, сообщавшая официальную версию совершенного преступления. Ничего лишнего — одни скупые факты. К следующему утру материал растекся по воскресным газетам всех уровней, успев обрасти фотоснимками и новыми леденящими душу подробностями, в том числе и вымышленными. Весть о подлом нападении на двух молодых англичанок, злодейском убийстве одной и не менее злодейском похищении другой прокатилась по стране, подняв бурю ужаса и гнева. Несчастная жертва в руках черномазых негодяев! Что еще могло бы вызвать такой накал страстей, заставить забыть хваленую британскую сдержанность? Даже Уимблдонский турнир отступил на второй план.
Репортеры обрушились на Кроуз-Бич тучей, как саранча. Пустынные некогда холмы у Шелли-Хед напоминали ярмарку: скопище машин, велосипедов, тут и там компании уютно располагались на пикник, стремясь провести классный уик-энд в кровавом и таинственном месте.
Паркер и Уимзи поселились в «Зеленом льве» и чувствовали себя, как в осажденной крепости. Дюжий полицейский в конце коридора охранял их от вторжения непрошеных гостей. Телефон не умолкал; письма и телеграммы сыпались на Паркера со всех сторон.
Уимзи метался по комнате и дымил не переставая.
— Теперь им крышка, — приговаривал он. — Слава Богу, эта парочка окончательно зарвалась, и теперь им крышка.
— Ты прав, старик. Но имей терпение. Никуда они не денутся, но факты — факты прежде всего.
— Ты уверен, что твои ребята не упустят миссис Форрест?
— Абсолютно уверен. Она вернулась домой в понедельник вечером, это подтверждает механик в гараже. Наши люди не выпускают ее из виду. Если к ней кто-то пожалует, нам тут же сообщат.
— В понедельник вечером!
— Да. Но само по себе это ни о чем не говорит. После уик-энда многие возвращаются в город именно в понедельник вечером. И потом, я не хочу спугнуть ее раньше времени. Мы пока не знаем, играет ли она первую скрипку или просто соучастница. Кстати, Питер, вот отчет нашего сотрудника. Он внимательно изучил финансовые дела мисс Уиттейкер и миссис Форрест. Картинка получается интересная! С декабря прошлого года Мэри Уиттейкер регулярно снимала крупные суммы со своего счета, а миссис Форрест в это же время не раз вносила деньги в банк. Цифры совпадают в точности, до последнего шиллинга. После смерти старой мисс Досон эта женщина взяла Уиттейкер за горло. Та просто по уши увязла.
— Я так и думал. Пока миссис Форрест обделывала их грязные делишки, та, другая, ковала себе железное алиби в Кенте. Ради Бога, Чарлз, только не промахнись. Нельзя спать спокойно, пока хоть одна из них на свободе. Сиди и жди, кто следующий.
— Если уж женщина одержима злобой, — назидательно сказал Паркер, — она ни перед чем не остановится. Любому костолому сто очков вперед даст. Никаких барьеров.
— А все потому, — подхватил Уимзи, — что им глубоко плевать на всякие там сантименты. Это мы, стадо баранов под названием «сильный пол», сочинили себе сказочку про их тонкую чувствительную душу и носимся с ней как с писаной торбой. Чушь собачья! Чертов телефон!
Паркер схватил трубку.
— Да-да, у телефона. Боже праведный, быть того не может! Да. Хорошо. Конечно, вы должны задержать его. Думаю, специально подстроено, но сейчас его лучше арестовать и допросить. Проследите, чтобы это попало в газеты. Растолкуйте журналистам, что он тот, кого мы ищем. Вы меня поняли? Пусть хорошенько усвоят, что им излагают официальную точку зрения. Да, еще мне нужны снимки — самого чека и любых отпечатков на нем. Пришлите немедленно с курьером. Чек, надеюсь, подлинный? В банке так сказали? Хорошо. И как он это объясняет?.. Боже!.. А конверт? Выбросил? Бедолага. Все верно. Хорошо. До свидания.
Паркер повернулся к Уимзи.
— Представляешь, вчера утром Аллилуйя Досон заявился в «Ллойдз бэнк» в Степни с чеком на десять тысяч фунтов, подписанным Мэри Уиттейкер. Чек на предьявителя, выдан на их отделение в Лихемптоне двадцать четвертого, то есть в пятницу. История исчезновения уже появилась накануне в вечерних газетах. Поскольку сумма крупная, его попросили зайти позже. Банк связался с Лихемптоном. Вчера вечером газеты сообщили об убийстве, управляющий все сопоставил и позвонил в Ярд. В результате Аллилуйю задержали сегодня утром и предложили ответить на ряд вопросов. Он охотно рассказал, что получил чек по почте в субботу утром. Просто в конверте, и ни строчки объяснений. Разумеется, этот простофиля выкинул конверт, так что подтвердить его слова нечем. И проследить, откуда пришло письмо, тоже невозможно. Наши ребята решили, что вся эта история дурно пахнет, и Аллилуйя задержан до конца следствия — иными словами, арестован по подозрению в убийстве и тайном сговоре.
— Чарлз, это просто чудовищно! Бедный старик! Он же мухи не обидит, невинное созданье!
— Согласен с тобой. Но он уже влип, и ему придется через это пройти. А для нас пока так даже лучше… Кругом звонки, теперь еще и в дверь. Войдите.
В комнату заглянул констебль:
— К вам доктор Фолкнер, сэр.
— Очень кстати. Входите, доктор. Вы уже закончили исследование?
— Да, инспектор. Очень любопытно. Могу сразу сказать, что вы абсолютно правы.
— Рад слышать. Садитесь же и расскажите нам все подробно.
Доктора прислал Скотланд-Ярд, вероятно в утешение Паркеру после вчерашнего «плакальщика». Этот худощавый седой человек, типичный лондонец, с проницательным взглядом, привык сотрудничать с полицией и знал, как взяться за дело.
— Я буду краток, — начал он. — Прежде всего, удар по голове действительно не имеет ничего общего с причиной смерти. Вы сами видели: кровотечения практически не было. Эту рану нанесли через некоторое время после наступления смерти, чтобы внушить мысль о нападении банды. Та же история с порезами на руках. Типичный камуфляж.
— Точно. Однако ваш коллега…
— Мой коллега, с вашего позволения, просто осел, — презрительно фыркнул доктор. — Если это образец его диагностики, то смертность в Кроуз-Бич должна расти день ото дня. Но это так, к слову. Вас ведь интересует причина смерти?
— Хлороформ?
— Может быть. На вскрытии я не обнаружил симптомов отравления. Я отослал все важные органы сэру Джеймсу Лаббоку для токсикологического исследования. Но, честно говоря, не удивлюсь, если результат будет отрицательный. При вскрытии грудной клетки не ощущалось запаха хлороформа. Конечно, он легко испаряется, а после смерти прошло довольно много времени. Есть и другое объяснение: доза могла быть небольшой. Никаких признаков заболеваний сердца. Чтобы убить молодую здоровую девушку, хлороформ следовало вводить длительное время.
— Так вводили его или нет?
— Думаю, да. На это указывают ожоги на лице.
— И тот платок, что мы нашли в машине, — сказал Уимзи.
— Однако, — настаивал Паркер, — дать хлороформ сильной молодой женщине не так просто. Она ведь должна была отчаянно сопротивляться.
— Должна была, — мрачно согласился доктор, — но почему-то не сопротивлялась. Я уже сказал: все следы насилия появились после смерти.
— А если она спала в тот момент, — предположил Уимзи, — тогда можно было справиться по-тихому?
— Без труда. После нескольких глубоких вдохов она впала бы в бессознательное состояние, и покончить с ней было бы проще простого. Возможно, она действительно задремала на солнцепеке. Ее спутница в это время отошла прогуляться, и на нее напали. Потом похитители наткнулись на мисс Файндлейтер и избавились от нее.
— Вам не кажется это лишним? — спросил Паркер. — Зачем вообще было возвращаться и убивать ее?
— Так вы считаете, что они обе заснули и им дали хлороформ одновременно? Это уж чересчур.
— Нет, мы так не считаем. Послушайте, доктор, только это сугубо между нами.
И Паркер кратко рассказал ему всю историю, начиная с первых подозрений по поводу Мэри Уиттейкер. Потрясенный доктор слушал с огромным интересом и вниманием.
— Мы считаем, — заключил рассказ Паркер, — что случилось примерно следующее: мисс Уиттейкер по какой-то причине решила избавиться от несчастной, преданной ей девушки. Она организовала этот пикник и оповестила всех заранее, куда именно они едут. И когда Вера Файндлейтер задремала на солнышке, она убила ее либо с помощью хлороформа, либо — что более вероятно — своим обычным методом. Не могу сказать, что это за метод, но мисс Уиттейкер с успехом применяла его во всех предыдущих случаях. Потом она нанесла удар по голове и порезы, чтобы создать видимость борьбы. В кустах оставила кепи, которое заранее купила и обильно полила бриллиантином. Мы, конечно, проследим путь этого кепи. Мисс Уиттейкер — высокая сильная женщина, у нее вполне хватит сил на такой удар по безжизненному телу.
— А следы в лесу?
— Я как раз собирался о них сказать. Со следами явные неувязки. Допустим, бандитское нападение было на самом деле. Но подумайте: за двадцать миль кругом — сушь страшная. Сплошной камень, следов никаких не видно — езжай куда хочешь. Так наши гангстеры не поленились сделать крюк, чтобы отметиться в единственной на всю округу луже!
— Верно подмечено, — сказал доктор. — И я бы добавил: незачем было бросать кепи в кустах. Почему не вернуться за ним, даже если его случайно оставили?
— Вы правы. Есть еще кое-что. Обе пары мужских ботинок совершенно новые. Каблуки и носки ни капли не стерты, а резиновые подошвы более крупной пары явно только что из магазина. Скоро получим снимки, сами увидите. Конечно, преступники могли одновременно надеть только что купленную обувь, но в целом это маловероятно.
— Безусловно, — согласился доктор.
— А теперь подходим к самому главному. У одного гангстера размер ноги гораздо больше, чем у другого. Из этого следует, что он выше и тяжелее напарника и шаг у него должен быть шире. Мы измерили следы — и что же? У всех троих — обоих мужчин и женщины — длина шага одинаковая. Более того, все отпечатки уходят в почву на равную глубину. Остальное еще можно как-то объяснить, но этот факт не может быть простым совпадением.
Доктор Фолкнер на секунду задумался.
— Принято, — сказал он наконец. — Вы абсолютно убедительно доказали свою точку зрения.
— Это поразило даже сэра Чарлза Пиллингтона, — сказал Паркер, — а он у нас умом не блещет. Я его еле удержал, так он рвался выложить результаты измерений тому парню из «Ивнинг вьюз».
— Вы хотите сказать, что мисс Уиттейкер запаслась обувью и сама оставила эти следы?
— Да, причем после каждого захода возвращалась к машине с другой стороны, через заросли папоротника. Чистая работа! Она ни разу не спутала последовательность следов, какие должны быть сверху, какие внизу. Сумела создать впечатление, что там одновременно были три человека. Каждый набор отпечатков на своем месте, выверено все точно. Дама явно начиталась Остина Фримана.
— И что же дальше?
— Думаю, дальше нам удастся доказать, что ее сообщница, миссис Форрест, дожидалась в лесу. Возможно, она занималась отпечатками, пока Мэри Уиттейкер разыгрывала нападение. В любом случае она появилась в лесу уже после того, как те двое оставили свою машину на поляне и ушли завтракать на холмы. Когда Мэри Уиттейкер завершила свою часть работы, они подбросили в «остин» платок и журнал «Черная маска», а сами уехали на большой машине миссис Форрест. У нее темно-синий четырехместный «рено» с шинами марки «мишелин», номер ХО 4247. Известно, что эта машина вернулась в гараж в понедельник вечером, миссис Форрест была в ней одна.
— А где же мисс Уиттейкер?
— Прячется где-нибудь. Но мы ее достанем. Она не может взять деньги со своего счета, банк уже предупрежден. За миссис Форрест следят, и если она попробует передать деньги, то выведет нас прямо к мисс Уиттейкер. Так что в худшем случае возьмем ее измором, не помирать же ей с голоду в своем логове. Но у нас есть еще одна зацепка. Уже сделана попытка свалить всю вину на несчастного родственника мисс Уиттейкер. Он темнокожий нонконформистский проповедник с таким замечательным именем: Аллилуйя Досон. У Мэри Уиттейкер есть по отношению к нему определенные финансовые обязательства, хотя и не оформленные юридически. Любой порядочный человек с уважением отнесся бы к ним, но только не она. Так что бедняга вправе иметь на нее зуб. Вчера утром он пытался получить десять тысяч фунтов по чеку на предъявителя с ее подписью. Причем рассказал совершенно неубедительную историю, будто бы чек пришел с первой почтой, в простом конверте, без всяких объяснений. В результате Аллилуйя задержан как один из похитителей.
— Слишком грубо сработано. У него ведь наверняка есть алиби.
— Думаю, версия будет такая: он нанял пару головорезов, чтобы работу сделали за него. Он служит в миссии в Степни, где, кстати, было куплено лиловое кепи. В округе крутых ребят хватает. Разумеется, мы наведем справки, допросим людей, и подробности о ходе следствия будут во всех газетах.
— А потом?
— Потом мисс Уиттейкер вынырнет где-нибудь в крайне плачевном состоянии и поведает миру душещипательную историю — с учетом всех обстоятельств, разумеется. Если у кузена Аллилуйи не окажется убедительного алиби, мы узнаем, что он возглавлял убийц на месте. Если же удастся доказать, что его там не было, значит, его имя упоминалось преступниками либо бедняжка видела его в какой-нибудь жуткой пещере, куда ее затащили, но ни времени, ни места указать не может.
— Дьявольский замысел!
— Да. Мисс Уиттейкер вообще очень милая дама. Может, у нее и есть что-то святое, но я, право, затрудняюсь сказать, что, именно. А прелестная миссис Форрест — одного с ней поля ягода. Док-мы рассчитываем на ваше молчание. Мэри Уиттейкер должна быть уверена, что мы проглотили все их фальшивые улики, иначе нам не удастся ее задержать.
— Я не болтлив по природе, — сказал доктор. — Вы говорите, банда — пусть будет банда. А мисс Файндлейтер погибла от удара по голове. Я лишь надеюсь, что мой коллега и начальник полиции будут также сдержанны в своих высказываниях. После вчерашнего разговора с вами я их, разумеется, предупредил.
— Все это замечательно, — сказал Уимзи. — Но какие у нас доказательства? Какое обвинение мы собираемся ей предъявить? Кроме того, что она вломилась в тот дом на Хемпстед-Хит и стащила уголь. Да любой стоящий адвокат нас в порошок сотрет! Те двое, по официальной версии, умерли своей смертью, а мисс Файндлейтер… Даже если удастся подтвердить историю с хлороформом, это вам не мышьяк и не цианистый калий: хлороформ любой может достать! И если даже нам повезет, и на гаечном ключе окажутся отпечатки…
— Их там нет, — хмуро сказал Паркер. — Девица знала, что делает.
— А зачем, собственно, ей было убивать Веру Файндлейтер? — вдруг спросил доктор. — Девушка ведь была для нее ценным свидетелем: никто, кроме нее, не может подтвердить алиби мисс Уиттейкер в предыдущем убийстве — если это было убийство.
— Она могла узнать о связи мисс Уиттейкер с миссис Форрест. Вероятно, она уже отслужила свое и становилась опасной. Единственное, на что мы еще можем рассчитывать, так это на встречу наших дам. Как только она произойдет…
— Гм! — произнес доктор Фолкнер, подойдя к окну. — Не хотел бы я сеять панику, джентльмены, но в поле моего зрения в настоящий момент находится сэр Чарлз Пиллингтон, оживленно беседующий со специальным корреспондентом «Уайер». Вы помните, что сегодня утром «Йелл» напечатал вашу сказку про гангстеров на первой полосе, а передовицу посвятил угрозе засилья цветных в стране. Не мне вам говорить, что «Уайер» с радостью совратит самого Архангела Гавриила, лишь бы переплюнуть «Йелл».
— Дьявол! — Паркер кинулся к окну.
— Поздно! — сказал доктор. — Репортер уже на почте. Вы, конечно, можете позвонить в газету и попытаться остановить материал.
Паркер так и сделал. Редактор заверил его в самых изысканных выражениях, что ему пока ничего не известно, но, если статья попадет к нему, он, безусловно, выполнит инструкции господина инспектора.
Редактор говорил правду. Статью получил не он, а его коллега из «Ивнинг бэннер» — газеты, тесно сотрудничавшей с «Уайер». Очень удобно, когда правая рука не знает, что делает левая. Особенно в такие тяжелые времена! В конце концов нельзя же упускать эксклюзивный материал!
Глава XXII. ВОПРОС СОВЕСТИ
Я знаю, ты в религии воспитан,
В тебе есть то, что совестью зовется,
Папистских разных штучек и обрядов
Усердный ты — я знаю — исполнитель.
У. Шекспир, «Тит Андроник», акт V
Канун Иоанна Предтечи пришелся на 23 июня, скромное зеленое убранство, сменившее свадебное одеяние Пятидесятницы, тоже было снято, и алтарь снова засиял девственной белизной. В капелле Пречистой Девы храма св. Онисима закончилась вечерня, легкий фимиам окутывал тусклые своды, низенький служка гасил свечи, и к запаху ладана примешивался менее приятный, но тоже умиротворяющий запах расплавленного воска. Прихожане, в основном пожилые дамы, неторопливо опускались на колени, завершая молитвы. Мисс Климпсон собрала свои многочисленные книжечки, потянулась за перчатками и уронила папку. Папка завалилась за длинную скамью и упала в дальний угол за исповедальней, а из нее посыпался ворох троичных и пасхальных открыток, картинок с ликами святых, листочков с Ave Maria и засушенных веток вербы.
Мисс Климпсон рассерженно охнула — и тут же остановила себя: негоже гневаться в святом месте. «Грешна, — пробормотала она, забирая последнюю из своих отбившихся овечек из-под подушечки, — грешна. Надо учиться владеть собой». Она сложила бумаги обратно в папку, взяла сумочку и перчатки, поклонилась алтарю, уронила сумочку, подняла ее — на этот раз со смиренным видом мученицы — и пробралась через проход к южным дверям храма, где ее уже дожидался ризничий с ключами, чтобы запереть за ней дверь. Она еще раз бросила взгляд на алтарь, одинокий и неосвещенный, на высокие свечи, напоминавшие в полутьме арок привидения, — и слегка вздрогнула. Зрелище было мрачное и пугающее.
— Спокойной ночи, мистер Станнифорт, — поспешила откланяться она.
— Спокойной ночи, мисс Климпсон, спокойной ночи.
После тишины храма она обрадовалась буйству июньского вечера. Ей было не по себе — преследовало ощущение нависшей угрозы. Может, суровый Креститель призывает к покаянию? К осуждению порока и мольбам о милосердии? Мисс Климпсон решила поскорее идти домой, чтобы обратиться к Евангелию и Посланиям Апостолов с их бесконечной любовью и состраданием, столь необходимыми в праздник этого строгого и непримиримого святого.
«И кроме того, — подумала она, — мне надо разложить рассыпавшиеся листочки по кармашкам».
После свежести летнего вечера ей показалось, что в доме душновато, она распахнула окно и расположилась со своим ворохом на подоконнике. «Тайная Вечеря» оказалась рядом с молитвой об освящении вещей: «Благовещение» Фра Анджеликопокинуло кармашек 25 марта и застряло в одном из воскресений после Троицы; Святейшее Сердце каким-то образом очутилось в Corpus Christi, а… «Боже мой! — воскликнула мисс Климпсон. — Должно быть, я подобрала этот листок вместе с моими».
Она замерла, держа в руках небольшой, исписанный чужим почерком лист — видимо, кто-то обронил в храме. А вдруг там что-нибудь важное?
Мисс Климпсон принадлежала к любителям повторять: «Я не из тех, кто читает чужие письма», как бы намекая тем самым, что все остальные этим грешат. И говоря так, эта порода людей не лжет, а просто искренне заблуждается — по воле Провидения они, как и гремучая змея, честно предупреждают о своих намерениях. А дальше ваше дело: если вы настолько глупы, что им поверили, — можете не прятать свои письма.
Мисс Климпсон развернула листок.
В «Наставлениях для католиков» часто содержится один совет, который открывает всю бездну непонимания составителями психологии мирян. Вам советуют, готовясь к исповеди, вспомнить и записать все свои неугодные Богу поступки, дабы и самый незначительный из них не остался без покаяния. Вас, правда, предостерегают, чтобы там не было имен других людей, чтобы вы этот список никому не показывали и не теряли. Но ведь всякое случается. И не противоречит ли этот совет повелению Церкви шепотом рассказать о своих грехах на ухо священнику, от которого требуется не только соблюсти тайну исповеди, но и, отпустив грехи, тут же о них забыть?
Перед мисс Климпсон лежал именно такой листок. Видимо, кто-то обронил его в прошлую субботу, а убиравшие храм не заметили его в углу за исповедальней.
Надо отдать ей должное — возможно, мисс Климпсон и порвала бы листок не читая, если бы ей в глаза не бросилась одна запись: «Лгала ради М.У.». И мисс Климпсон осенило — это же почерк Веры Файндлейтер. («Меня как молнией ударило», — объяснила она потом.)
Долгих полчаса мисс Климпсон вела ожесточенную борьбу со своей совестью. «Прочти!» — твердило природное любопытство; «Не читай!» — убеждало религиозное воспитание; «Выясни, в чем дело», — уговаривал служебный долг перед Уимзи; «Этого нельзя делать!» — возмущалась ее собственная порядочность, а чей-то скрипучий противный голос монотонно зудел: «Речь идет об убийстве. Ты хочешь стать пособницей убийцы?» Она чувствовала себя Ланчелотом Гоббо, мечущимся между совестью и искушением — только вот что здесь совесть, а что искушение?
Выступи и осуди порок.
Убийство.
И у нее реальная возможность его раскрыть.
Но так ли это? А вдруг она неправильно поняла запись?
В таком случае не ее ли прямой долг прочесть все до конца и развеять свои ужасные подозрения?
А может, пойти к мистеру Тредголду и спросить совета? Наверное, он посоветует сжечь записку немедля и подавить сомнения постом и молитвой.
Она встала и принялась искать спички — лучше уж сжечь и не мучиться.
Но сомнения продолжали терзать ее.
Что она делает? Уничтожает ключ к разгадке?! Слово УБИЙСТВО вставало перед глазами огромными буквами, как повестка из полиции. Сравнение навело на мысль: Паркер — полицейский. Возможно, он не так серьезно относится к тайне исповеди. Он смахивает на протестанта или вообще далек от религии. В любом случае профессиональный долг для него превыше всего. Почему бы не послать бумагу ему не читая и вкратце объяснив, как она к ней попала. И тогда вся ответственность ляжет на него.
К чести мисс Климпсон, последнюю мысль она отвергла как иезуитскую. Тайна исповеди все равно нарушена, раз вмешивается третье лицо. Даже больше, чем если она прочтет сама. А тут и старый грешник Адам возвысил голос — если уж кому-то суждено прочесть записи, то почему бы не тебе. Удовлетвори свое вполне умеренное любопытство. Не говоря уж о том, подхватила мисс Климпсон, что если она ошибается и слово «лгала» не имеет отношения к алиби Мэри Уиттейкер, то она предает секреты другого человека в чужие руки без всякой на то надобности. Уж если она решит показать листок третьему лицу, то сделает это только ради пользы дела. А в этом случае сначала надо прочесть.
Может, стоит снова заглянуть, прочесть еще пару слов и если они никак не связаны с убийством — просто уничтожить бумагу и забыть о ней. Мисс Климпсон понимала, что, уничтожь она записи не читая, ей не избавиться от подозрений до конца своих дней. Так и проживет, подсознательно считая Мэри Уиттейкер убийцей. Глядя в эти жесткие синие глаза, она и раньше пыталась представить, какое выражение появлялось в них, когда девушка планировала задуманное. Подозрения уже были — их заронил Уимзи. Но одно дело подозревать с чужих слов, а другое — увидеть что-то самой. «Что же мне делать?!»
Она бросила быстрый стыдливый взгляд на бумагу. На этот раз ее глаза остановились на слове «Лондон».
Вздрогнув, как от холодного душа, она решилась.
«Если это грешно, значит, я совершу грех — да простит меня Господь».
Покраснев, как если бы она подсматривала в замочную скважину, мисс Климпсон погрузилась в чтение.
Записи были краткими и малопонятными — Паркер наверняка бы их не разобрал. Но для мисс Климпсон, с ее опытом разговоров полунамеками, все было ясно как день.
«Ревность». Написано крупно и подчеркнуто. Далее ссылка на ссору с ужасными обвинениями и злобными выпадами. А потом, исповедуя свой грех перед Богом, Вера пишет: «Кумир».
Мисс Климпсон не составило труда восстановить всю «сцену ревности» по бессвязным наброскам. Она слишком хорошо знала эти выплески любви и ненависти во время ссоры двух подруг: «Я… я все для тебя делаю, а ты… ты меня ни в грош не ставишь. А как ты со мной обращаешься! Я тебе больше не нужна!» И в ответ: «Послушай, не будь идиоткой. Это же смешно, Вера! Прекрати истерику, надоело — ты не даешь мне шагу ступить». Ужасные, унизительные, пошлые сцены. Сколько их было и будет в женских школах, общежитиях и пансионах! Надменные эгоистки, уставшие от своих обожательниц. Глупенькие schwarmerei, потерявшие остатки собственного достоинства. Изнурительные ссоры, не рождающие ничего, кроме стыда и ненависти.
«Гадкая безжалостная женщина, — со злостью подумала мисс Климпсон. — Она же попросту играет на чувствах этой бедняжки».
Следующая запись. Теперь внутренний судья бился над решением другой проблемы (сопоставив разбросанные намеки, мисс Климпсон быстро разобралась, в чем дело): ложь — даже ради спасения друга — грех. «Но (спрашивала себя Вера) почему я хочу рассказать правду — из неприятия лжи или из-за ненависти к подруге? Как же трудно разобраться в собственных помыслах!» И нужно ли ей исповедоваться только священнику или следует признаться во лжи перед всем миром?
У мисс Климпсон не было сомнений, как бы ответил священник на последний вопрос: «Нельзя предавать доверие друга. Молчи, храни тайну, но если заговоришь — говори правду. А подруге скажи, что не будешь больше лгать ради нее. Она вправе попросить тебя никому не рассказывать о ее секрете — но не более того». С этим все ясно. Но как быть со следующим вопросом?
«Должна ли я потворствовать ее грехам?» И чуть ниже своеобразное разъяснение — «Мужчина с Саут-Одли-стрит».
Это уже что-то новенькое! Непонятно. Хотя нет! Наоборот, все становится на свои места. Вот и объяснение ревности, ссор — всего.
Значит, в апреле и мае, когда все считали, что девушки неотлучно живут в Кенте, Мэри ездила в Лондон, а Вера обещала об этом молчать. И поездки в Лондон были связаны с этим мужчиной с Саут-Одли-стрит. Возможно, какая-то интрижка.
Мисс Климпсон поджала губы с видом оскорбленной добродетели. Но в глубине души новость не столько шокировала, сколько удивила ее. Мэри Уиттейкер и мужчина! Вот уж никогда бы не подумала. Но тогда и ревность, и ссоры понятны: Вера сочла, что ее бросили. Интересно, откуда она узнала? Неужели Мэри призналась? Нет — вот объяснение, как раз под словом «ревность»: «Следила за М. У. в Лондоне». Значит, девочка ее выследила, до поры до времени молчала, а потом разразилась упреками, сказала, что все знает, что это предательство… Очевидно, поездка в Лондон была до их разговора с Верой, но тогда девочка еще считала, что Мэри к ней привязана. Или убеждала себя, что в этой истории с мужчиной нет ничего «такого». Скорее всего. А потом, очевидно, Мэри оскорбила ее холодностью и жестокостью, подавляемые чувства выплеснулись — обиды, упреки, подозрения, а дальше — больше: скандал и разрыв.
«Но почему же Вера не пришла ко мне со своими обидами? — размышляла мисс Климпсон. — Наверно, ей было стыдно. Бедное дитя. Ну ничего, мы уже больше недели не виделись, я загляну к ней, и, возможно, она захочет со мной поделиться. А тогда, — радостно вступила совесть мисс Климпсон, заметив брешь в обороне врага, — тогда я узнаю все вполне праведным образом и смогу рассказать об этом лорду Питеру, не нарушая законов чести».
На следующий день — это была пятница — она проснулась, ощущая-таки уколы совести. Листок в папке не давал покоя. Она отправилась к Вере и узнала, что та гостит у мисс Уиттейкер. «Значит, помирились», — подумала мисс Климпсон. Видеть Мэри ей не хотелось: уж больно неприглядно, что бы там она ни скрывала — убийство или нескромность. Но ради лорда Питера мисс Климпсон была просто обязана прояснить вопрос алиби.
На Уэллингтон-авеню ей сказали, что обе девушки уехали в понедельник и еще не возвращались. Она постаралась успокоить горничную, но у самой сердце было не на месте: непонятно почему, стало тревожно. Она зашла в церковь, помолилась, но сосредоточиться на молитве не смогла. Повинуясь импульсу, остановила мистера Тредголда, когда он выходил из ризницы, и спросила, можно ли прийти завтра, чтобы разобраться в вопросах совести. Разрешение было получено, и она решила пройтись, чтобы на свежем воздухе «проветрить мозги».
Она отправилась в путь, разминувшись с лордом Питером на каких-нибудь четверть часа, села в поезд до Гуилдфорда, потом еще прошлась, перекусила в придорожной чайной, вернулась в Гуилдфорд и поехала домой, где ей немедленно сообщили, что «мистер Паркер и еще много-много джентльменов весь день ее спрашивали и что случилась ужасная неприятность: представляете, мисс, Мэри Уиттейкер и Вера Файндлейтер пропали, их ищет полиция, а машины — это же так опасно, прямо ужас, правда, мисс? Дай Бог, чтоб ничего не случилось».
Перед глазами мисс Климпсон, как наваждение, замаячило название «Саут-Одли-стрит».
Не зная, что Уимзи направился в Кроуз-Бич, она рассчитывала застать его в Городе. К тому же ей не терпелось (интересно, с чего бы?) попасть на Саут-Одли-стрит. Зачем, с какой целью, она сказать не могла, — но не пойти было выше ее сил. Она не может воспользоваться тайной исповеди, но если что-нибудь обнаружит сама — тогда другое дело. Эта мысль ей очень понравилась. Мисс Климпсон села в первый же поезд до Ватерлоо, оставив — на случай, если Уимзи или Паркер снова заглянут, — такое таинственное, вдоль и поперек подчеркнутое письмо, что ум заходил за разум. Но Уимзи и Паркер благополучно избежали помутнения рассудка: письмо до них не дошло.
На Пикадилли она застала Бантера, который сообщил, что все уехали в Кроуз-Бич и что он тоже туда собирается. Мисс Климпсон снабдила его запиской для милорда, еще более загадочной, чем письмо, после чего отправилась на Саут-Одли-стрит, и только там до нее дошло, что, просто прогуливаясь по улице, мало что можно узнать. А следом она сообразила, что если Мэри скрывает какой-то личный интерес, то, увидев знакомую, праздно шатающуюся по улице, она непременно насторожится. Эта мысль заставила мисс Климпсон пулей влететь в ближайшую аптеку и купить зубную щетку. А вдруг ей повезет и аптекарь окажется разговорчивым? Она постаралась потянуть время: выбор щетки — дело серьезное; форма, размер, густота щетины… Есть над чем подумать, о чем спросить.
В ожидании вдохновения мисс Климпсон судорожно оглядывала полки и, заметив порошок от насморка с именем аптекаря на этикетке, моментально оживилась.
— И упаковку порошка, пожалуйста. Изумительное средство, прямо чудодейственное. Всегда только им и пользуюсь — уже многие годы — и ужасно довольна. И постоянно — буквально постоянно — рекомендую друзьям, особенно при сенной лихорадке. У меня есть подруга, она здесь недалеко живет и буквально каждый день проходит мимо вашей аптеки. Так она мне только вчера звонила и жаловалась, что ее прямо замучила эта болезнь. «Дорогая моя, — ответила я, — тебе обязательно надо раздобыть этот удивительный порошок, и ты на все лето забудешь о своем недуге. Она так меня благодарила, уж так благодарила — кстати, она у вас еще не была?» И мисс Климпсон подробно описала Мэри Уиттейкер.
К слову сказать, душевная борьба между совестью и тем, что Уилки Коллинз называет сыскной лихорадкой, закончилась у мисс Климпсон полным триумфом последней — совесть уже давно сморщилась и пожухла под градом лжи и перестала подавать голос.
Аптекарь, однако, никогда не видел подругу мисс Климпсон. Ей ничего не оставалось, как покинуть поле боя и старательно обдумать стратегию и тактику дальнейших действий. На всякий случай она уронила ключ в корзинку с губками, стоявшую на прилавке, — чтобы иметь предлог вернуться на Саут-Одли-стрит.
Совесть испустила последний вздох, а ангел-хранитель пролил слезу на губки.
Зайдя в ближайшее кафе, мисс Климпсон заказала кофе и принялась составлять план прочесывания местности. Прежде всего надо было решить, в какой роли она будет обходить квартиры. И с какой целью. Ее настолько распирало от авантюрности предприятия, что первые десятка полтора идей, пришедшие в голову этой почтенной дамы, попахивали явной уголовщиной.
Наконец ее осенило. Она просто создана для сбора денег по подписным листам — тип, манеры (мисс Климпсон не боялась смотреть правде в глаза). Более того, у нее есть прекрасный повод: церковь, которую она посещала в Лондоне, вела непрерывную благотворительную работу в бедных кварталах и постоянно нуждалась в деньгах. Подписные листы хранились у мисс Климпсон дома, и она имела право собирать пожертвования. Чем не предлог, чтобы обходить квартиры в богатых домах?
Теперь надо было решить, как изменить внешность. Задача, в общем-то, несложная. Мисс Уиттейкер привыкла видеть ее элегантно и богато одетой. Так что стоптанные башмаки, уродливая шляпа, обвислое пальто и дымчатые очки сделают ее неузнаваемой издали. А вблизи — вблизи пусть узнает. Как только она столкнется с Мэри нос к носу, ее миссия кончена — адрес известен.
Мисс Климпсон поднялась, заплатила по счету и спешно бросилась покупать очки: в субботу магазины закрывались раньше. Она выбрала пару, которая хорошо скрывала глаза и в то же время не придавала ей излишне таинственный вид; после чего отправилась домой, чтобы заняться туалетом. Времени было навалом — раньше понедельника приступать к работе бессмысленно: вечер субботы и воскресенье — гиблое время для сбора подписей.
Выбор одежды и аксессуаров занял всю вторую половину дня, мисс Климпсон осталась довольна результатом и решила спуститься к домоправительнице попросить чаю.
— Разумеется, мисс, — ответила добрая женщина. — Правда ужасно, мисс? Кошмарное убийство!
— Какое убийство? — рассеянно спросила мисс Климпсон.
Домоправительница протянула ей «Ивнинг вьюз».
Так мисс Климпсон узнала о смерти Веры Файндлейтер.
* * *
Воскресенье она провела ужасно — страшнее дня в ее жизни не было. Активная по натуре, она вынуждена была сидеть сложа руки, снова и снова прокручивая в голове всю трагедию. Не зная подоплеки, она приняла историю с похищением за чистую монету и даже обрадовалась: теперь можно снять подозрения с Мэри Уиттейкер. Оставалось, правда, убийство Агаты Досон — но ведь это могло быть и не убийство, а вполне естественная смерть. Все остальные преступления мисс Климпсон с легким сердцем навесила на мужчину с Саут-Одли-стрит. У нее даже сложился образ этого монстра — кровожадный, зловещий, и что самое ужасное — не гнушается услугами черных наемников и террористов. Надо отдать должное мисс Климпсон: ее боевой дух не дрогнул. Она была полна решимости преследовать зверя до самого логова.
Она написала длиннющее письмо лорду Питеру, подробно изложив свой план. Бантер уже уехал, поэтому она решила послать письмо не на Пикадилли, 110а, а в полицейское управление Кроуз-Бич, инспектору Паркеру для передачи лорду Питеру Уимзи. В воскресенье почта из Города не отсылалась, но в полночь ее уже соберут и отправят.
Утром в понедельник мисс Климпсон облачилась в костюм, нацепила очки и поехала на Саут-Одли-стрит. Никогда раньше ее природное любопытство и опыт проживания в третьеразрядных пансионах не приходились так кстати. Она научилась задавать вопросы, не нарываясь на отпор, умела настаивать, пропуская мимо ушей колкости, наблюдать и запоминать. В каждой квартире она играла себя самое: мягко и доброжелательно гнула свою линию, не отлипала, пока не добивалась подписи. Без нее она ушла всего раз или два, но без информации — ни разу.
К середине дня она обошла одну сторону улицы и почти половину второй. Все впустую. Она уже решала, куда бы зайти поесть, как вдруг, в сотне ярдов впереди, увидела женщину, которая шла в том же направлении, что и она.
На расстоянии можно не разглядеть лицо — но не опознать фигуру со спины невозможно. Сердце мисс Климпсон екнуло. «Мэри Уиттейкер!» — прошептала она и пустилась в погоню.
Женщина остановилась и взглянула на витрину.
Если Мэри Уиттейкер свободно разгуливает по улицам, значит, ее похитили с ее же согласия. Мисс Климпсон настолько растерялась, что решила занять выжидательную позицию и посмотреть, что будет. Женщина вошла в магазин. Знакомый аптекарь был как раз напротив. Мисс Климпсон нашла, что самое время зайти за ключом. Его без звука вернули, но женщина застряла в магазине, и мисс Климпсон ударилась в извинения и сетования по поводу своей рассеянности. Женщина вышла. Мисс Климпсон дала ей пару минут форы, закруглила разговор, надела очки (которые при входе сняла, чтобы не пугать аптекаря) и продолжила погоню.
Женщина шла не останавливаясь и на ходу поглядывая на витрины. Какой-то торговец фруктами остановил свою тележку, пропуская ее, сдвинул кепи и вытянул шею. Женщина вдруг резко остановилась и быстро пошла назад. Торговец подхватил тележку и покатил ее по обочине. Женщина стремительно приближалась, и мисс Климпсон пришлось срочно прислониться к двери какого-то подъезда и нагнуться, как бы завязывая шнурки. Иначе столкновение было бы неизбежно.
Оказалось, женщина забыла сигареты. Она зашла в табачную лавку, через пару минут вышла и снова прошла мимо мисс Климпсон — даже не взглянув на пожилую даму, уронившую сумочку и подбиравшую с тротуара содержимое. Мисс Климпсон выпрямилась, перевела дух и припустилась со всех ног, чтобы не потерять след. Женщина вошла в подъезд многоквартирного дома рядом с цветочным магазином.
Мэри Уиттейкер — если, конечно, это была она — прошла прямо через холл к лифту, вошла в него и нажала кнопку. Мисс Климпсон, глазея на орхидеи и розы в витрине цветочника, заметила, что лифт уехал и что лифтера в нем не было. Затем, достав подписной лист, она вошла в подъезд.
Швейцар тут же признал в ней чужака и, выйдя из своей стеклянной будки, вежливо осведомился, чем может быть полезен. Мисс Климпсон, выбрав наугад одно из имен в списке жильцов, висевшем у входа, спросила, в какой квартире проживает миссис Форрест. Швейцар ответил, что нужно подняться на четвертый этаж, и вызвал лифт. Мужчина, болтавший со швейцаром, вдруг поднялся и прошел к двери. Заходя в лифт, мисс Климпсон заметила, что и торговец фруктами остановился. Теперь его тележка стояла прямо напротив входа.
Швейцар поднялся вместе с ней и указал на дверь миссис Форрест. Его присутствие успокаивало, и мисс Климпсон была бы рада, если бы он сопровождал ее во время обхода. Но раз уж сказала, что нужна миссис Форрест — надо действовать. Мисс Климпсон позвонила.
Поначалу ей показалось, что в квартире никого нет, но, позвонив еще раз, услышала шаги. Дверь приоткрылась, и на пороге появилась расфуфыренная пергидрольная блондинка, которую лорд Питер — превозмогая неловкость — узнал бы сразу.
— Я пришла, — начала мисс Климпсон, ловко протискиваясь в дверь, — чтобы предложить вам включиться в работу нашей миссии. Позвольте зайти? Я уверена, что вы…
— Нет, спасибо, — отрезала миссис Форрест, понижая голос, как будто не хотела, чтобы кто-то в квартире услышал разговор, — миссии меня не интересуют, — и постаралась захлопнуть дверь.
Но мисс Климпсон уже все увидела и услышала.
— Боже мой! — вскричала она. — Это же…
— Заходите! — мисс Форрест силой втащила ее через порог и чуть не прищемила дверью.
— Какая неожиданность! — воскликнула мисс Климпсон. — Я буквально вас не узнаю. Что вы сделали с волосами?
— Вы! — сказала Мэри Уитгейкер. — Значит, все-таки вы!
Они сидели в гостиной лицом к лицу, среди безвкусных розовых подушечек.
— Я сразу заметила, что вы любите соваться в чужие дела! Как вы здесь оказались? Кого еще приволокли?
— Я ничего… то есть да, конечно… просто я, — бессвязно начала мисс Климпсон. Одна мысль гвоздем сидела в голове. — Как вам удалось вырваться? Что произошло? Кто убил Веру? — допытывалась она, понимая, насколько нелепы ее вопросы. — И зачем вы изменили внешность?
— Кто вас прислал? — настаивала Мэри Уитгейкер.
— Кто ваш мужчина? — продолжала допрос мисс Климпсон.
— Он здесь? Это он убил Веру?
— Какой еще мужчина?
— Которого видела Вера, когда он уходил от вас. Это он…
— Вот оно что! Значит, Вера вам рассказала. Обманщица. А я-то надеялась, что успела.
И вдруг мисс Климпсон поняла, что не давало ей покоя вот уже несколько недель. Выражение глаз Мэри Уитгейкер.
Когда-то давно мисс Югимпсон помогала родственнику содержать пансион, и среди жильцов был молодой человек, говоривший, что предпочитает выписать счет, а не платить наличными. У мисс Климпсон было тогда несколько неприятных минут: ей пришлось настаивать на оплате. И молодой человек очень неохотно взялся за чек, а она сидела напротив и не спускала с него глаз. Потом он исчез — просто скрылся, прихватив только портфель, — когда никого не было поблизости. А чек вернули — подпись была подделана. И мисс Климпсон пришлось давать свидетельские показания. Ей запомнился странный вызов в глазах, когда молодой человек брал ручку — чтобы впервые совершить преступление. И сейчас она снова увидела этот вызов — смесь дерзости и расчета. Однажды этот взгляд уже насторожил Уимзи. Теперь была ее очередь. У мисс Климпсон участилось дыхание.
— Так кто этот мужчина?
— Мужчина? — Мэри неожиданно расхохоталась. — Некий Темплтон. И никакой он мне не друг. Вот умора, что вы подумали, будто он мой друг. Да я бы с удовольствием его прикончила, если бы могла.
— Но где он? И что вы здесь делаете? Вы же знаете, что вас ищут. Почему вы не…
— А вот почему.
Мисс Уиттейкер швырнула ей утренний номер «Ивнинг бэн-нер», валявшийся на диване, и мисс Климпсон увидела заголовки:
СЕНСАЦИЯ В КРОУЗ-БИЧ.
РАНЫ НАНЕСЕНЫ ПОСЛЕ СМЕРТИ.
ЛОЖНЫЕ СЛЕДЫ
Мисс Климпсон ахнула и склонилась над газетой.
— Какая неожиданность! — воскликнула она и быстро подняла глаза.
Но все же недостаточно быстро.
Тяжелая бронзовая лампа, правда, не задела голову, но больно ударила плечо. Мисс Климпсон вскочила и пронзительно закричала, увидев, что сильные белые пальцы Мэри Уиттейкер приближаются к ее горлу.
Глава XXIII. — И ЭТИМ НАПОВАЛ СРАЖЕН
Да, рана от удара не как колодец глубока,
Не шириной с церковные врата,
Но и ее довольно: сработает на славу.
У. Шекспир, «Ромео и Джульетта», акт III
Оба послания мисс Климпсон лорду Питеру так и не дошли до адресата. Его светлость был настолько поглощен расследованием, что даже не помышлял о возвращении в Лихемптон. Верный Бантер в компании с «миссис Мердл» присоединился к нему в субботу вечером. В окрестностях Саутхемптона и Портсмута полиция развила бешеную активность, усердно пытаясь подтвердить столь любезную начальству версию, что где-то среди холмов засела банда преступников. Паркер, разумеется, эту идею всерьез не принимал. «Но пусть леди думает, что мы идем по ложному следу и ей ничто не грозит, тогда она обязательно вернется. А пока постережем мышеловку, дружище», — успокаивал он Уимзи. Но тот места себе не находил. Ему не терпелось получить окончательные результаты вскрытия, хотя и от них он многого не ждал. А просто сидеть сложа руки? От одной этой мысли он готов был лезть на стенку.
Накопившееся раздражение лорд Питер излил на Паркера в понедельник утром, когда они вместе поглощали яичницу с беконом.
— Ты, конечно, руки потираешь от радости, что твои переодетые молодцы пикетируют квартиру миссис Форрест! А ты не забыл, что у нас нет ни одного доказательства? Ни единого! Убийств как будто не было!
— Совершенно верно, — согласился Паркер с безмятежным видом.
— И у тебя ничего внутри не кипит?
— Нет. Это в порядке вещей. Подумаешь, улик не хватает! Да если бы по каждому такому поводу у меня внутри что-нибудь закипало, я бы просто не вылезал из горячки. И вообще, ты-то что ноешь? Кто у нас всю жизнь мечтал об идеальном преступлении — чтобы следов не осталось? Ты должен быть в восторге.
— О да. И даже осмелюсь воспеть его:
Я в полном восторге — позор и провал!
Умолкли поэт и мыслитель:
Все козыри нагло преступник забрал,
А мне — даже нечего выпить!
Цитируется по сборнику Уимзи из серии «Великие поэты-классики», под редакцией мистера Как-бишь-его-там. Не спорю, ты прав: смерть Агаты Досон могла бы стать идеальным убийством — если б наша девица вовремя остановилась и не пыталась замести следы. Обрати внимание, с каждым разом она действует все грубее и схема преступления все усложняется. Опять звонок! Если наше телефонное ведомство не озолотится в этом году, то уж никак не по твоей вине.
— Интересно, — задумчиво сказал Паркер, вешая трубку. — Это насчет кепи и ботинок. Заказаны у какого-то торговца в Степ-ни с распоряжением выслать покупку в отель «Певерил», Блумсбери, на имя преподобного А. Досона. Вручить по прибытии.
— Снова «Певерил»!
— Да. Уверен, тут приложила ручку прелестная незнакомка мистера Тригга. После того как пакет доставили в отель, появляется посыльный с визиткой преподобного Аллилуйи Досона, а внизу приписка: «Просьба вручить заказ предъявителю». Посыльный объясняет, что вышеназванный джентльмен сам прибыть не может. Ему отдают пакет, и он, выполняя полученные по телефону инструкции, едет на вокзал «Чаринг-Кросс», где и вручает его даме в форме сестры милосердия. Парня попросили описать даму. Он вспомнил, что она высокого роста, носит темные очки, обычный плащ и шляпку. Вот так.
— А как оплачивался заказ?
— Почтовым переводом с Центрального Западного почтамта и, разумеется, в час пик.
— И когда же случилась эта занимательная история?
— В том-то и дело, что уже больше месяца назад, как раз накануне возвращения из Кента мисс Уиттейкер и мисс Файндлейтер. Выходит, весь сценарий был продуман заранее.
— Да. Теперь у тебя есть возможность зацепить миссис Форрест. Выглядит очень подозрительно. Однако на убийство по-прежнему не тянет.
— Но ее цель и была вызвать подозрения в отношении кузена Аллилуйи. Да-а. Теперь придется выяснять, на какой машинке печатали письма, допрашивать кучу народу. Боже! Ну и работка! Это вы, доктор? Заходите, пожалуйста.
— Прошу прощения, если помешал вашему завтраку, — начал доктор Фолкнер. — Дело в том, что я сегодня очень рано проснулся и, пока лежал без сна, меня посетила блестящая идея. Я просто обязан был донести ее вам, пока она не потускнела. Это касается удара по голове и царапин на руках. Вы не допускаете, что ссадины преследовали двоякую цель? Во-первых, они подтверждают нападение банды. А во-вторых, их можно использовать, чтобы скрыть другие следы, более мелкие. Допустим, в организм был введен яд. В этом случае можно замаскировать след от инъекции с помощью порезов, нанесенных уже после смерти.
— Честно говоря, — сказал Паркер, — я рад был бы с вами согласиться. Очень здравая мысль и, возможно, глубоко верная. Но наша беда в том, что в двух предыдущих случаях никакого яда не обнаружено. А мы ведь пытаемся связать все три смерти друг с другом. Фактически нет ни только следов яда, но и вообще ни малейшего намека, что эти люди умерли не своей смертью.
И он подробно изложил все, что касалось первых двух случаев.
— Странно, — проговорил доктор. — Значит, вы и сейчас ждете такого же результата. Но в нашем-то случае речь, безусловно, не идет о естественной смерти.
— Теперь мы в этом уверены, — сказал Паркер. — Оказывается, план созрел почти два месяца назад.
— Но каким способом? — вскричал Уимзи. — Где способ? Мы все здесь образованные люди, с профессиональными знаниями и неплохими мозгами. А эта недоучка кладет нашу компанию на обе лопатки! Что же все-таки она сделала?
— Вероятно, что-то очень простое и настолько очевидное, что нам даже в голову не приходит, — ответил Паркер. — Элементарщина какая-нибудь — прошли в четвертом классе и благополучно забыли. Помнишь того чудика в Крофтоне? Сидел под дождем и умолял о помощи, а все потому, что не подозревал о существовании воздушных пробок в системе питания мотоцикла. Но ведь он наверняка учил когда-то… Что с тобой? Ты, часом, не спятил?
— Господи! — завопил Уимзи и с такой силой двинул по столу, что посуда и остатки завтрака полетели на пол. — Господи! Да вот же оно! Ты попал в точку, старик! Наконец-то! Просто и очевидно! Боже всемогущий! Конечно, тут и врачом быть не надо — любой мальчишка в гараже объяснит не хуже. Каждый день от этого умирает тьма народу. Ну конечно, воздушная пробка в системе питания.
— Не падайте духом, доктор! — сказал Паркер. — Раз у него вид буйнопомешанного, значит, родилась очередная гениальная мысль. Тягостное зрелище, не спорю, но с годами привыкаешь. Друг мой, не откажите поделиться с нами своим открытием.
Бледное лицо Уимзи вспыхнуло.
— Насколько я понимаю, — обратился он к доктору, — наш организм похож на работающий мотор. Старое доброе сердце гоняет себе кровь по кругу: выталкивает ее по артериям и по венам возвращает обратно. Туда-сюда, туда-сюда, и все за пару минут. Так наш мотор и тянет всю жизнь. Что вы на это скажете?
— Вы правы.
— Маленький клапан на выходе из сердца выпускает кровь, другой такой же — на входе. Вроде двигателя внутреннего сгорания — вы согласны?
— Да, похоже.
— А если двигатель остановится?
— Вы умрете.
— Очень хорошо. Ну, а теперь представьте: взять такой большой хор-роший шприц, всадить иглу в вену и до отказа двинуть поршень. Что мы будем иметь, доктор? К чему это приведет? Ведь в систему питания вашего двигателя попадет огромный пузырь воздуха. Что будет с кровообращением?
— Остановится, — не задумываясь ответил доктор Фолкнер. — Вот именно по этой причине медицинских сестер учат быть крайне осторожными, особенно при внутривенных вливаниях, и правильно набирать лекарство в шприц, чтобы воздух не попал в вену.
— Я так и знал, — воскликнул Уимзи, — что мое открытие из программы начальной школы. Значит, кровообращение выключится, как при эмболии, верно?
— Только в том случае, если калибр артерии или вены достаточно велик. Если же закупорен мелкий сосуд, кровь обогнет препятствие и потечет окольным путем, по другим артериям и венам. Вот именно по этой причине так важно вовремя растворять тромбы, то есть кровяные сгустки, и не давать им свободно двигаться по кровеносным сосудам.
У доктора Фолкнера был такой вид, будто «вот именно он» сделал это замечательное открытие.
— Да-да, про тромбы все ясно, но вернемся к нашему воздушному пузырю. Значит, в основной артерии, например в бедренной, или в крупной вене — скажем, здесь, в локтевом сгибе, — такой пузырь вызовет остановку кровообращения. И как быстро?
— Моментально. Сердце сразу же перестанет биться.
— А потом?
— Вы умрете.
— Какие же будут симптомы?
— Да практически никаких. Один-два предсмертных вздоха. Это легкие сделают последнюю отчаянную попытку поддержать работу вашего «мотора». А потом он остановится. Как при сердечной недостаточности. То есть это и будет именно сердечная недостаточность.
— Знакомая картина! Последний чих карбюратора, когда мотор глохнет, а по-вашему, по-медицински, предсмертный вздох. И что обнаружат на вскрытии?
— Ровным счетом ничего. Кроме признаков сердечной недостаточности. И еще крошечного следа от иглы — если кому-то придет в голову его искать.
— Вы уверены в этом, доктор? — спросил Паркер.
— Абсолютно. Как все замечательно просто! Обычная задачка по механике. Так оно и было, не иначе.
— И это можно доказать? — настаивал Паркер.
— Доказать будет сложно.
— Надо попробовать, — решительно сказал Паркер. — Эта версия проста, гениальна и снимает все вопросы. Доктор, а если вам прямо сейчас отправиться в морг и постараться разыскать на теле след укола? Питер, похоже, ты разгрыз крепкий орешек. Боже! Опять этот телефон!
— …Что вы говорите? Что? Проклятье! Полный провал. Теперь она никогда не вернется. Предупредить порты, сообщить всем полицейским постам, наблюдение на железных дорогах и вокзалах. Весь Блумсбери прочесать, сквозь сито просеять. Этот район она знает лучше всего. Я выезжаю в Лондон. Да, немедленно. Вы правильно поняли.
Швырнув трубку, Паркер добавил несколько кратких энергичных выражений.
— Этот клинический идиот Пиллингтон разболтал все что мог. Подробности читайте в утреннем выпуске «Бэннер». Здесь нам больше делать нечего. Мэри Уиттейкер уже знает, что ее игра раскрыта, и в два счета улетучится из страны. Если она этого уже не сделала. Едем в Лондон, Уимзи?
— Естественно. И причем на моей машине. Сэкономишь уйму времени. Будь добр, позвони, вызови Бантера. Мы возвращаемся в Лондон, Бантер. Когда можно выехать?
— Сию минуту, милорд. Я намеренно не распаковал багаж вашей светлости и мистера Паркера, держал его наготове на тот случай, если нам придется выехать по тревоге.
— Бесценный человек!
— Разрешите передать вам письмо, мистер Паркер, сэр.
— Спасибо, Бантер. Так-так, отпечатки пальцев на чеке. Гм… Двух видов — если не считать кассира. Эти принадлежат кузену Аллилуйе, а вот эти, женские, вероятно, Мэри Уиттейкер. Да, так оно и есть. Четыре пальца левой руки — так чек придерживают, когда его надо подписать.
— Прошу прощения, сэр, вы не позволите взглянуть на этот снимок?
— Сделайте одолжение, Бантер. Можете переснять их для себя. Я знаю, фотография — ваш конек. Всего хорошего, доктор. Увидимся в Лондоне. Уходим, Питер.
И лорд Питер ушел. Как сказал бы уважаемый доктор Фолкнер, «вот именно по этой причине» второе письмо мисс Климпсон, доставленное полицейским, тоже его не застало.
* * *
Уимзи гнал машину как никогда, и в полдень они уже были в Лондоне. Подбросили Бантера до самых дверей (почему-то ему не терпелось попасть домой) и помчались в Скотланд-Ярд. Комиссар метал громы и молнии: он пришел в ярость от заметки в «Бэннер» и злился на Паркера, что тот не сумел заткнуть рот Пил-лингтону.
— Теперь одному Богу известно, когда эта дамочка снова объявится. Скорее всего, уже дала тягу под чужим именем.
— Весьма вероятно, — подтвердил Уимзи. — У нее ведь была полная возможность отчалить из Англии еще в тот понедельник или вторник. В ее положении лучше не придумаешь. Если бы тучи рассеялись и воцарился штиль, она спокойно вернулась бы и вступила во владение своим имуществом. Теперь же она останется за границей, только и всего.
— Боюсь, ты прав, — мрачно согласился Паркер.
— А что у нас тем временем поделывает миссис Форрест?
— Ведет себя вполне прилично. Ее тщательно «пасут» — так, чтобы не засветиться. Там трое наших ребят: один в роли торговца, другой стал лучшим другом швейцара, выдает прогнозы по скачкам и целый день околачивается внизу в холле. Ну, а третий весь в работе на заднем дворе. Они сообщают, что дама несколько раз выходила ненадолго, в основном по магазинам, но обедает дома. Гостей не было. Тот парень, что сопровождает ее на прогулках, следил в оба, не подойдет ли к ней кто-нибудь, не передаст ли она деньги. Можно поклясться, парочка пока не встретилась.
В дверь заглянул офицер.
— Прошу прощения, сэр. Пришел слуга лорда Питера, по срочному делу.
Вошел Бантер. Его изысканные манеры и величественная осанка не изменились, но в глазах горел победный огонь. Он выложил на стол два снимка.
— Прошу извинить, милорд и джентльмены. Я надеюсь, вас не затруднит взглянуть на эти фотографии?
— Отпечатки пальцев? — заинтересовался комиссар.
— Этот снимок сделан полицией с отпечатков на десятитысячном чеке, — сказал Паркер, — но где вы взяли второй, Бантер? Похоже, пальчики те же самые, но снимок не наш.
— На мой непросвещенный взгляд, сэр, они обладают неким сходством. Я предпочел представить их на ваш суд.
— Пришлите сюда Дьюсби, — приказал комиссар.
Дьюсби, возглавлявший отдел дактилоскопии, был категоричен.
— Абсолютно идентичны, — заявил он.
В голове Уимзи забрезжил слабый свет.
— Бантер, это что, отпечатки с того бокала?
— Да, милорд.
— Но ведь на нем были «пальчики» миссис Форрест!
— Я так и понял вас тогда, милорд, и занес их в картотеку именно под этой фамилией.
— Значит, если подпись на чеке подлинная…
— …то птичка скоро будет в клетке, — жестко закончил Паркер. — Не в одном, так в другом обличье. Ведьма проклятая, долго же она водила нас за нос! Но теперь уж нам есть что ей предъявить: как минимум, обвинение в убийстве Веры Файндлейтер, а может, кое-что и по делу Берты Гоутубед.
— Помнится, в том случае имелось алиби, — заметил шеф.
— Имелось, — мрачно подтвердил Паркер. — Но свидетельница мертва. Похоже, решила рассказать правду — и поплатилась жизнью.
— Похоже, еще несколько человек чуть было не поплатились тем же, — в тон отозвался Уимзи.
— В том числе и ты. Значит, золотистые кудри — парик.
— Вероятно. Честно говоря, они у меня никогда доверия не вызывали. В тот вечер она накрутила такой тюрбан, что вполне могла оказаться лысой.
— А шрам на руке?
— Представь, не заметил — и по очень простой причине: у нее пальцы в перстнях чуть не до самых ногтей. Эта дикая безвкусица имела глубокий смысл. Думаю, мадам собиралась накачать меня снотворным, а когда сорвалось — одурманить своими чарами. На следующем этапе она планировала — как бы лучше выразиться — отключить мое кровообращение. Ну, а дальше — сам понимаешь. Событие дня! Скандал в высшем свете! Лондонский Дон-Жуан найден мертвым в тайном гнездышке! Титулованная родня в панике спешит замять дело. Леди прониклась ко мне нежностью, увидев в Ливерпуле с Эвелин Кроппер. Ну, а малышка Берта Гоутубед свою дозу получила сполна. Случайная встреча с бывшей хозяйкой, та — сама любезность, дарит ей пять фунтов и даже приглашает на обед. А там — море шампанского, бедная девочка раньше вина в рот не брала и быстро отключается. Мадам грузит ее в машину и тут же добивает. Остается лишь вывезти тело в Эппинг и уложить где-нибудь по соседству с натюрмортом из ветчины и пива. Просто и легко — когда уже знаешь, как это делается.
— С учетом всех обстоятельств, — подвел итог комиссар, — чем скорее мы задержим эту женщину, тем лучше. Не теряйте ни минуты, инспектор. Возьмите ордер на фамилию Уиттейкер или Форрест и людей, сколько нужно.
— Мне поехать с тобой? — спросил Уимзи, когда они вышли на улицу.
— Почему бы и нет? Ты нам поможешь. Тогда мы никого больше брать не будем, там и так уже трое.
«Миссис Мердл» промчалась по Пэл-Мэл, вверх по Сент-Джеймс-стрит и дальше по Пикадилли. На середине Саут-Одли-стрит они обогнали какого-то торговца фруктами, с которым Паркер незаметно обменялся знаками. У подъезда вышли из машины, и к ним тут же бросился «лучший друг швейцара».
— Я как раз собирался звонить, — выпалил он. — Она здесь.
— Кто, Уиттейкер?
— Да. Поднялась в квартиру две минуты назад.
— А миссис Форрест дома?
— Да. Вошла чуть раньше той женщины.
— Странно, — сказал Паркер. — Неужели гибнет еще одна гениальная версия? Ты уверен, что это мисс Уиттейкер?
— Конечно, она нацепила на себя всякие старомодные тряпки, волосы у нее сейчас седые и все такое. Но в целом рост и внешность соответствуют. Да еще ее любимый трюк с темными очками. Думаю, это она, хотя, конечно, в лицо я ей не заглядывал, действовал по инструкции.
— Что ж, в любом случае стоит взглянуть. Пошли.
К ним присоединился мнимый торговец, и они вместе вошли в подъезд.
— Старуха точно вошла в квартиру миссис Форрест? — спросил швейцара один из сыщиков.
— А как же. Встала на пороге и принялась бубнить про какую-то подписку. И тут миссис Форрест быстро втащила ее внутрь и захлопнула дверь. С тех пор никто не спускался.
— Хорошо. Мы сейчас поднимемся к ней, смотрите, чтобы никто не ускользнул по лестнице. Слушай, Уимзи, она знает тебя в роли Темплтона, но вряд ли до конца уверена, что мы работаем вместе. Позвони, а когда дверь откроется, быстро подставь ногу. Мы будем здесь, за углом, и ворвемся следом.
План был великолепен; затаив дыхание, они прислушивались к заливистой трели звонка.
Однако дверь не открылась. Уимзи позвонил еще раз, а затем приник ухом к замочной скважине.
— Чарлз! — вскрикнул он вдруг, смертельно побледнев. — Здесь что-то неладно. Быстро! Я не вынесу еще одного…
Паркер подскочил к нему, на секунду замер, прислушиваясь. Затем выхватил у лорда Питера трость и стал колотить в дверь с такой силой, что шахта лифта отозвалась гулким грохотом.
— Откройте! Полиция!
За дверью явно шла борьба. Что-то падало, доносились глухие тяжелые удары, какое-то ужасное бульканье. Вот раздался громкий треск, как будто рухнула мебель, а затем — жуткий крик, оборвавшийся на самой высокой ноте.
— Ломайте дверь! — выдохнул Уимзи. По лицу его струился пот.
Паркер подал знак рослому полицейскому, тот с разбегу ударил в дверь плечом, она прогнулась и затрещала. За ним и Паркер навалился всем телом, отбросив худощавого Уимзи в угол. Тяжело дыша и мешая друг другу, они топтались в узком проходе. Наконец дверь подалась, и вся команда с грохотом ввалилась в прихожую. В квартире царила зловещая тишина.
— Скорее! — чуть не плача, умолял Уимзи.
Дверь справа была открыта. Никого. Бросились к другой двери, в гостиную. Она лишь слегка приоткрылась: с той стороны ее подпирало что-то громоздкое.
Сильным толчком удалось отпихнуть баррикаду — опрокинутую «горку» с остатками посуды. Уимзи перемахнул через нее и огляделся. В комнате был настоящий погром: перевернутые столы, сломанный стул, вдребезги разбитая лампа, осколки фарфора по паркету. Он рванулся в спальню, Паркер, не отставая, несся следом за ним.
Безжизненное тело женщины на кровати. Тяжелая темная коса с проседью канатом свисала с подушки. Лицо и шея залиты кровью. Но кровь свободно струилась, и Уимзи чуть не вскрикнул от радости: он слишком хорошо знал — у мертвых кровь не течет.
Едва взглянув на раненую, Паркер ринулся в заднюю комнату — в гардеробную. Свист пули у виска — яростный вихрь — визг дикой кошки, — и вдруг все кончилось. Констебль потирал укушенную руку, а Паркер уже держал пленницу знаменитой полицейской хваткой «А-теперь-пройдем-со-мной».
Он сразу узнал эту женщину, хотя пергидрольный парик съехал набок, а синие глаза потемнели от бешенства и страха.
— Да будет вам, — мирно сказал Паркер, — игра окончена. Это бесполезно. Ну же, будьте благоразумны. Вы ведь не хотите, чтобы мы на вас надели наручники. Итак, Мэри Уиттейкер, иначе именуемая Форрест, вы арестованы по обвинению… — Он запнулся, и она заметила это.
— По какому обвинению? Что у вас есть против меня?
— Для начала попытка убить эту леди.
— Старая дура! — презрительно сказала Мэри Уиттейкер. — Она ворвалась сюда и набросилась на меня. И это все?
— Весьма возможно, нет, — ответил Паркер. — Должен предупредить вас: все, что вы скажете с этой минуты, может быть использовано следствием против вас.
И правда, один из полицейских уже извлек блокнот и с невозмутимым видом записывал: «В ответ на предъявленное обвинение задержанная спросила: "И это все?”» Замечание явно показалось ему существенным, и он удовлетворенно лизнул карандаш.
— Как там наша леди? И кстати, кто она? — спросил Паркер, снова включаясь в окружающую обстановку.
— Мисс Климпсон. Одному Богу известно, как она здесь оказалась. Думаю, она более или менее в порядке, хотя ей и здорово досталось, — ответил Уимзи, продолжая промывать рану.
В этот момент мисс Климпсон открыла глаза и невнятно забормотала:
— На помощь! О, этот шприц — не смейте!
Она сделала несколько судорожных движений и наконец узнала Уимзи, с тревогой смотревшего на нее.
— Боже мой! Лорд Питер, вы! Какая ужасная неприятность! Вы получили мое письмо? У вас все хорошо?.. Боже, в каком я виде! Я… эта женщина…
— Не волнуйтесь так, мисс Климпсон, — с облегчением сказал лорд Питер. — Все позади, но вам нельзя разговаривать. Вы нам после все расскажете.
— Что там про шприц? — Паркера явно обуревал служебный пыл.
— У нее в руках был шприц. — Мисс Климпсон задыхалась и неловко цеплялась за кровать, пытаясь приподняться. — Я буквально стала терять сознание — вы же представляете, такая ужасная борьба. Вдобавок мне на голову что-то свалилось. И тут вообразите, эта женщина подходит ко мне со своим ужасным инструментом. Я выбила его у нее из рук и буквально ничего больше не помню. Но я потрясающе живуча, — гордо добавила мисс Климпсон. — Мой дорогой папочка часто говаривал: «Нас, Климпсонов, не так-то просто извести!»
Паркер нагнулся и пошарил вокруг.
— Нашел, — сказал он, поднимая с пола медицинский шприц.
— Она ненормальная, не иначе, — заявила пленница, — это всего лишь мой шприц. Я страдаю невралгией и во время приступов делаю инъекции. Смотрите, в нем же ничего нет.
— Вот это уже правда, — кивнул Паркер и многозначительно взглянул на Уимзи. — В нем ничего нет.
* * *
Мэри Уиттейкер было предъявлено обвинение в двух убийствах — Берты Гоутубед и Веры Файндлейтер, а также в покушении на Александру Климпсон. Несколько позже, во вторник вечером, Уимзи обедал вдвоем с Паркером. Он был в прескверном настроении и донимал Чарлза жалобами.
— Вся эта история — мерзость сплошная.
— Но любопытно, очень любопытно, — говорил Паркер. — Кстати, с меня еще полкроны, ты же выиграл пари.
Они засиделись допоздна, разбирая дело по косточкам.
— Мы могли бы и раньше додуматься до этой истории с миссис Форрест, — говорил Паркер. — Но у нас не было никаких оснований сомневаться в железном алиби, которое подтверждала Вера Файндлейтер. Верность и преданность всегда доставляют массу хлопот. Потом нас сбило с толку, что все началось так давно. Вроде бы полное отсутствие мотива. Но приключение Тригга все ставит на свои места. Она слишком рисковала в этом пустом доме и побоялась, что в будущем такого удобства под рукой не окажется, когда придет охота с кем-нибудь разделаться. Вот она и решилась на двойную жизнь. Если Мэри Уиттейкер в чем-либо и заподозрят, она может спокойно исчезнуть и превратиться в ветреную, но во всех остальных отношениях вполне благонадежную миссис Форрест. Единственный прокол случился у нее с пятифунтовой банкнотой, которую она забыла взять обратно у Берты. Если бы не эта бумажка, мы и сейчас могли не знать о существовании миссис Форрест. Представляю, как ее потрясло наше появление. Ведь она стала известна полиции в обеих ролях. Убийство Веры Файндлейтер — последняя отчаянная попытка спрятать концы в воду. Но замысел был слишком сложным и громоздким, а потому обречен на неудачу.
— Да. Но не забывай: убийство Агаты Досон превосходно по замыслу и безупречно по исполнению.
— У этой Уиттейкер не хватило чувства меры. Будь первое убийство единственным, мы бы никогда ничего не доказали. Нам это и сейчас не удастся. Вот почему я не включил первое преступление в обвинительное заключение. В жизни не встречал более жадной и жестокой преступницы. По-моему, она искренне считала, что любой, кто хоть чем-то ей мешает, уже не имеет права на существование.
— Да, алчная и злобная. Уму непостижимо, так подставить бедного старика, свалить на него собственные делишки. В ее глазах он, конечно, совершил смертный грех, осмелившись попросить денег.
— К счастью, он их все-таки получит. Яма, вырытая кузену Аллилуйе, обернулась для него золотой жилой. Чек на десять тысяч фунтов принят банком. Я сам за этим проследил, чтобы дамочка не спохватилась и не попыталась вернуть его. Впрочем, она все равно опоздала, ведь чек предъявлен в субботу.
— А деньги действительно принадлежат ей по закону?
— Конечно. Мы знаем, что она получила их преступным путем, но обвинение ей не предъявлено. Так что официально этого преступления не было. Я ничего не сказал кузену Аллилуйе: с него станется отказаться от денег. Он, бедняга, уверен, что на нее снизошло искреннее раскаяние.
— Значит, теперь кузен Аллилуйя разбогатеет вместе со всеми своими аллилуйчиками. Отлично. А что с остальными деньгами? Неужели отойдут Короне?
— Нет. Если только Мэри Уиттейкер не составила завещания в чью-то пользу, деньги переходят к ее ближайшему родственнику, кажется двоюродному брату. Его фамилия Олкок. Парень вполне порядочный, живет в Бирмингеме. То есть, — на лице Паркера отразилось мучительное сомнение, — если кузенам вообще что-нибудь перепадает по этому проклятому закону.
— Думаю, с двоюродными братьями полный порядок, — успокоил его Уимзи. — Хотя где в наше время встретишь полный порядок? Нет, какого черта, должны же родственники иметь хоть какой-то шанс? Нельзя так подрывать священные устои семьи. Однако мне греет душу, — продолжал он, — что хоть кто-то выиграет от этой гнусной истории. Представляешь, звоню я этому типу, доктору Карру, так он хотя бы ради приличия проявил интерес, не говоря уж о благодарности. Где там! Для него, дескать, это не новость. Выразил надежду, что мы не станем больше копаться в грязном белье. Он получил обещанные деньги от дядюшки, обосновался на Хар-ли-стрит, так что скандалы ему теперь ни к чему.
— Мне этот зануда никогда не нравился. Жаль только сестру Филлитер.
— Можешь ее не жалеть. Я не утерпел, сунул нос в их дела. Надо думать, доктор Карр теперь слишком большая шишка, чтобы жениться на медсестре. Во всяком случае, помолвка расторгнута. А я-то тешил себя надеждой сыграть роль Провидения для двух достойных молодых людей! — с пафосом добавил Уимзи.
— Бедняга, не повезло тебе. Зато для девушки все хорошо кончилось. Нет, это слишком! Опять звонят! Какого дьявола? У них там что, потоп в Ярде? Артобстрел в три часа ночи? И кто только соглашается работать в полиции? Да, слушаю. Что? О Господи! Хорошо, приеду. Вот и все, Питер.
— Всё? Что все?
— Самоубийство. Удавилась простыней. Мне надо ехать.
— Я с тобой.
* * *
— Если Зло когда-либо принимало человеческий облик, то вот оно, перед нами, — негромко сказал Паркер, глядя на застывшее тело Мэри Уиттейкер, ее распухшее лицо и глубокую красную борозду на шее.
Уимзи скорчился на стуле и ничего не ответил. Его бил озноб и мучила тошнота. Было невыносимо слушать, как Паркер и начальник тюрьмы отдают распоряжения, обсуждают происшедшее. Казалось, это никогда не кончится, их голоса будут звучать вечно.
Когда они собрались уходить, пробило шесть часов. Лорд Питер с содроганием подумал, что если бы Мэри Уиттейкер дождалась ужасного черного флага, поднятого в ее честь, то ударов было бы восемь.
Наконец ворота с лязгом захлопнулись за ними. Снаружи царил адский холод, с небес лило. Июньское солнце давно взошло, но друзей окружала какая-то призрачная мгла. Одинокий бледный луч с трудом пробивался сквозь нее, еле освещая опустевшие улицы.
— Боже, что это? — с трудом выговорил Уимзи. — Конец света?
— Да нет, — ответил Паркер. — Солнечное затмение.
