Не прошло и двадцати минут после ухода Каррадайна, как появилась Марта с цветами, конфетами, книгами. Она была в хорошем настроении. Грант с головой ушел в пятнадцатый век и, нехотя оторвавшись от Олифанта, кивнул ей с отсутствующим видом. К такому обращению Марта не привыкла.

— Если бы деверь расправился с твоими сынишками, ты бы приняла от него пенсион?

— Я так понимаю, это риторический вопрос, — сказала Марта, положив на стол большую охапку цветов и оглядываясь в поисках подходящей вазы. Все вазы были заняты, но это Марту не смутило.

— Знаешь, мне кажется, что все историки — чокнутые. Вот послушай: «Не слишком понятно и поведение королевы-вдовы: то ли она боялась, что ее против воли заставят покинуть обитель, то ли устала от одинокой монастырской жизни в Вестминстере, то ли решила примириться с убийцей сына просто потому, что па все махнула рукой».

— Боже милостивый! — воскликнула Марта, ошеломленно глядя на Гранта. В одной руке у нее была фаянсовая ваза, в другой — высокий стеклянный стакан.

— По-моему, они просто не понимают, что говорят.

— А кто эта королева-вдова?

— Элизабет Вудвилл. Жена Эдуарда Четвертого.

— Ах да. Я как-то играла ее. Эпизодическая роль. В пьесе об Уорике, «делателе королей».

— Конечно, я всего только полицейский, — сказал Грант. — У меня, видно, слишком ограниченный круг общения. Так уж случилось, что мне все встречались люди как люди. Я не знаю, где, в каком кругу, можно найти женщину, которая была бы в приятельских отношениях с убийцей своих сыновей.

— Наверное, в Греции, — сказала Марта. — В Древней Греции.

— И даже там я не могу вспомнить никого, похожего на нее.

— Значит, в сумасшедшем доме. Элизабет Вудвилл была со странностями?

— Никто и никогда ничего такого не замечал. А ведь она двадцать лет была королевой.

— Сам рассуди, эта дама не из трагедии, — сказала Марта, расставляя в вазе цветы. — Жанр совсем другой. Фарс! «Ну конечно, я не спорю, Ричард убил Эдуарда и малыша Дика, но все равно он ужасно милый, и потом, я не могу жить в комнатах с окнами на север, к вечеру у меня всегда разыгрывается ревматизм!»

Грант засмеялся, к нему вернулось хорошее настроение.

— Конечно, ты права. Все это — просто бред, вершина нелепости. Черный юмор, а не трезвая история. Я не перестаю удивляться историкам. Они как будто не понимают, что может быть на самом деле, а что нет. Они видят исторические события как на диапозитиве: в двух измерениях.

— Наверное, закопались в архивах и не успели приобщиться к жизни обычных людей. Людей из плоти и крови. Откуда им знать, что происходит в реальной жизни. И почему.

— Кстати, как бы ты ее сыграла? — спросил Грант. Ведь в ремесле Марты самое главное — это понять, почему человек поступает так, а не иначе.

— Кого сыграла?

— Женщину, которая покинула обитель и подружилась с убийцей своих детей за семьсот сребреников в год и право посещать дворцовые торжества?

— Не знаю. Таких женщин не бывает, разве что в сумасшедшем доме или в трагедии Еврипида. Ее можно вывести в буффонаде. Я вижу ее в бурлеске, в этакой пародии на высокую трагедию. Все белым стихом, как у Шекспира. Я бы не отказалась от постановки. Можно сделать для благотворительного концерта. Тебе нравятся мимозы? Странно, мы так давно знакомы, а я совсем не знаю твоих вкусов. А кто выдумал ей такой образ? Женщины, ставшей другом убийцы своих детей?

— Это не выдумка. Элизабет Вудвилл покинула монастырь и приняла от Ричарда пенсион. Ричард не ограничился обещаниями, пенсион регулярно выплачивался. Ее дочери посещали дворцовые праздники, и она написала во Францию своему сыну от первого брака, приглашая вернуться домой и помириться с Ричардом. Олифант не мог придумать ничего лучше, как объяснить ее поведение страхом, что ее вынудят выйти из монастыря силой, или еще того хлеще: что ей наскучила монастырская жизнь! Тебе приходилось слышать, чтобы кого-то насильно увозили из монастыря? Королю грозило бы немедленное отлучение, а Ричард был добрым сыном святой церкви.

— По-твоему, ее поведение можно как-то объяснить?

— Единственное допустимое объяснение, что принцы были живы и здоровы. Кстати, в то время никаких слухов об их убийстве не было.

Марта разглядывала ветку мимозы.

— Да-да, помню. Ты ведь говорил, что Ричарда в убийстве принцев не обвиняли. То есть сразу после его смерти. — Она бросила взгляд на портрет Ричарда. — Значит, с полицейской точки зрения, Ричард был не виновен в смерти принцев?

— Я совершенно уверен, что с ними ничего не случилось вплоть до того, как Генрих, войдя в Лондон, занял Тауэр. Если бы их в замке не оказалось, поднялся бы шум до небес. А Генрих почему-то помалкивал.

— Да, верно. Его молчание необъяснимо. Я ведь считала, что был грандиозный скандал. Что в первую очередь Ричард обвинялся именно в убийстве принцев. Вы с моим агнцем нашли себе потрясающее занятие. Я и не думала, что окажусь причастна к пересмотру истории, когда принесла тебе открытки. Между прочим, Атланта Шерголд точит на тебя зуб.

— Атланта Шерголд? Но ведь я с ней даже не знаком.

— Тем не менее это так. Она говорит, что Брент просто помешался на Британском музее. Его оттуда не вытащишь. И даже если ей случается заполучить его, то мысленно он все равно там. Словно ее и нет на белом свете. Он даже на спектакли перестал ходить. А ты часто его видишь?

— Он был у меня сегодня, вы с ним разминулись всего на пять минут. Но в ближайшие дни он вряд ли даст о себе знать.

Инспектор, однако, ошибался.

Перед ужином вахтер принес послание от Каррадайна. Грант разорвал конверт, в нем была телеграмма на целых двух бланках: «гром и молния случилось ужасное тчк помните я говорил вам о хронике на латыни тчк она написана монахом из кройленда тчк я ее просмотрел и там черным по белому сказано что в народе ходят слухи об убийстве принцев тчк хроника написана при жизни ричарда а значит летит к черту и наша версия и мои планы написать чудесную книгу тчк разрешают ли в темзе топиться иностранцам или это исключительно привилегия англичан — брент».

Сквозь ватную тишину донесся голос вахтера:

— Телеграмма с оплаченным ответом. Подождать, пока вы напишете?

— Что? Ах да. Нет. Пока не надо. Я потом пришлю.

— Хорошо, сэр, — сказал вахтер, почтительно глянув на два телеграфных листочка: в их семье таких длинных телеграмм никогда не получали и не посылали. На сей раз он удалился молча.

Грант раздумывал над новыми данными, о которых на двух телеграфных бланках — с истинно заморским размахом — сообщал Брент. Перечитал телеграмму еще раз.

— Кройленд, — задумчиво пробормотал Грант. Что же напоминает ему это название? Вроде бы в деле Ричарда оно еще не встречалось. Каррадайн, кажется, не упоминал, где находится латинская хроника.

В его профессии случалось, и не раз, что один-единственный факт вдруг разрушал с большим трудом возведенное здание. И сейчас, как и прежде, Грант начал обстоятельно анализировать новые данные. Спокойно. Бесстрастно. Это Брент мог позволить себе эмоции.

— Кройленд, — повторил Грант. Кройленд находится где-то в графстве Кембридж. Или в Норфолке? Кажется, где-то на болотах, в равнинной местности.

Вошла Карлица с ужином и поставила перед ним тарелку, чтобы он мог до нее дотянуться; Грант, однако, ничего не замечал.

— Тарелка стоит удобно? Вы сумеете сами поесть? — спросила она. Грант не отвечал, и она повторила: — Мистер Грант, если я поставлю тарелку сюда, вы дотянетесь до пудинга?

— Или! — закричал он в ответ.

— Что?!

— Или, — повторил он, с нежностью обращаясь к потолку.

— Мистер Грант, вам плохо?

И только когда ее напудренное сосредоточенное личико заслонило собой знакомые потолочные рельефы, Грант сообразил, что к нему обращаются.

— Я чувствую себя превосходно. В жизни не чувствовал себя лучше. Будьте хорошей девочкой, отнесите вниз мою записку. Дайте, пожалуйста, блокнот. Я не могу до него дотянуться, тарелка с пудингом мешает.

Она подала Гранту карандаш и блокнот, и на бланке для оплаченного ответа он написал:

«Узнайте, не было ли подобных слухов примерно в то же время где-нибудь еще. Желательно во Франции. Грант».

После этого он с аппетитом поужинал и устроился поуютнее, собираясь спать. Погружаясь в восхитительный полусон, он вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Кто бы это мог быть? Приподнял веки и уткнулся взглядом в карие глаза Амазонки, она смотрела на него с беспокойством и непонятной тоской, и в тусклом свете ночника ее глаза казались еще больше и еще сильнее напоминали коровьи. В руке у нее был желтый конверт.

— Я не знала, что делать, — сказала она. — Так не хотелось вас беспокоить, но вдруг это что-то важное. Все-таки телеграмма. Мало ли что. А если бы я не отдала ее сейчас, она попала бы к вам не раньше чем через четырнадцать часов. Дежурство сестры Ингем уже закончилось, а сестра Бриггс должна прийти только в десять, мне было не с кем посоветоваться. Я вас не разбудила? Вы ведь еще не спали?

Грант заверил ее, что все в полном порядке, что она поступила правильно, и Амазонка вздохнула с облегчением — да так, что портрет Ричарда чуть не слетел со стола. Грант читал телеграмму, а она стояла рядом; и ее вид яснее слов говорил, что, если понадобится, она всегда готова прийти на помощь. В каждой телеграмме Амазонке чудилась угроза.

Телеграмма была от Каррадайна:

«подтвердите вам действительно нужно повторяю нужно чтобы подобные слухи подтвердились знак вопроса — брент».

Грант взял бланк для оплаченного ответа и написал: «Да. Желательно во Франции».

Потом сказал Амазонке:

— Выключайте свет, сестра. Теперь меня до утра пушками не разбудишь.

Похоже, Каррадайн не скоро объявится, впрочем, вряд ли ему вообще что-то удастся выяснить.

Но спустя всего несколько дней Каррадайн ворвался к Гранту — он отнюдь не выглядел человеком, который на днях собирался покончить с собой. Брент стал как-то шире в плечах, и даже пальто превратилось в обычный предмет мужского гардероба и больше не напоминало театральный костюм. Брент сиял.

— Мистер Грант, вы чудо. У вас в Скотланд-Ярде все такие? Или вы исключение?

Грант, не веря своим ушам, взглянул на Брента.

— Неужели вы все-таки что-то нашли?

— Но вы же просили.

— Конечно. Правда, я не осмеливался верить, что у вас получится. Слишком мало шансов. Так где вы нашли подтверждение, что слухи достигли Франции? В хронике? Или в частном письме?

— Нет. Все не так просто. И не слишком обнадеживающе. Об убийстве принцев говорил канцлер Франции в своей речи на собрании представителей Генеральных штатов в Type. Oн был весьма красноречив. Кстати, именно в его красноречии я вижу утешительную зацепку.

— Да?

— Его речь, на мой взгляд, похожа на речь сенатора, с гневом обрушивающегося на человека только за то, что он из других краев и воспитан на другой манер. За милю отдает политиканством.

— Вам бы следовало работать в Скотланд-Ярде, Брент. Так что же сказал канцлер?

— Лучше прочитайте сами: он говорил по-французски, а у меня с французским прононсом не очень.

Он протянул страничку, исписанную ученическим почерком. Грант прочел:

«Regardez, je vous prie, les 6v6nements qui apr6s la mort du roi feduard IV sont arrivds dans ces pays. Contemplez ses enfants, d6jк grands et braves, massacr6s impun6ment, et la couronne transports & l’assasin par la faveur des peuples».

— «Ces pays», —  повторил инспектор. — Похоже, у канцлера было сильное предубеждение против Англии. Он даже готов допустить, что принцев убили с ведома и согласия народа. По его мнению, англичане — просто варвары.

— Вот именно. Я же говорю. Словно конгрессмен, с пеной у рта отстаивающий свою точку зрения. Однако не прошло и полугола, как французское регентство отправило в Англию послов, видно, слухи не подтвердились. Ричард подписал французам охранную грамоту. Отнесись они к нему как к убийце и прокаженному, он бы этого не сделал.

— Верно. Вы можете указать время появления клеветнических слухов?

— Пожалуйста. У меня записано. Монах из Кройленда писал в конце 1483 года. Он отмечает, что по стране ходят слухи об убийстве принцев, но как это случилось, не знает никто. А грязный инцидент на собрании Генеральных штатов произошел в январе 1484 года.

— Замечательно, — сказал Грант:

— Зачем вам понадобилось искать отголоски слухов об убийстве во Франции?

— Для перепроверки. Вы знаете, где находится Кройленд?

— Да. На болотах, в графстве Кембриджшир.

— То-то и оно, что на болотах. Рядом с Или. Как раз там, где скрывался Мортон, сбежавший из-под опеки Бекингема.

— Мортон! Понятно.

— Если разносчиком слухов был Мортон, то по его прибытии во Францию слухи должны были появиться и там. Мортон покидает Англию осенью 1483 года, и в январе 1484 года канцлер Франции говорит об убийстве принцев. В Кройленде, благо место уединенное, беглый епископ скрывался перед тем, как ускользнуть за границу.

— Мортон, — повторил Каррадайн, словно пробуя на вкус имя епископа. — Чуть что не в порядке, епископ тут как тут.

— Значит, вы тоже это заметили?

— Он участвовал — и не на последних ролях — в покушении на жизнь Ричарда до того, как тот стал королем; после коронации Мортон снова среди заговорщиков — его путь в Англии, словно змеиный след, отравлен ядом измены.

— Ну-ну, змеиный след — скорее из области беллетристики. С этим в суд не пойдешь. Но о деятельности Мортона во Франции двух мнений быть не может. Перебравшись через канал, он тут же взялся за подготовку ниспровержения Ричарда. Мортон и его дружок, некий Кристофер Эрсуик, радея об интересах Генриха, не знали ни сна, ни покоя: они засыпали Англию подметными письмами; переодетые гонцы бунтовали народ, пытаясь поднять его против Ричарда.

— Да? Пусть я не разбираюсь, что для суда годится, а что нет, но сравнение со змеей напрашивается само собой. Мне кажется, Мортон начал подрывную работу, не дожидаясь отъезда за границу.

— Я тоже так думаю. Он отдал бы все, чтобы избавиться от Ричарда. С Ричардом на троне Мортон — конченый человек. Может ставить крест на своей карьере. И дело не только в том, что ему будет отрезан путь наверх. Для него все пути будут закрыты. Он лишится всех своих бенефициев и будет вынужден облечься в сутану простого священнослужителя. Это он-то, Джон Мортон! Без пяти минут архиепископ! Ну а если он поможет Генриху Тюдору взойти на престол, то станет даже не архиепископом — кардиналом! Да, для Мортона низвержение Ричарда было жизненно необходимо.

— И ведь для подготовки мятежа был нужен как раз такой человек, как Мортон. Человек без стыда и совести, для которого пустить слух об убийстве ребятишек — плевое дело.

— Конечно, всегда остается доля вероятности, что Мортон сам верил в то, что говорил, — сказал Грант. Привычка взвешивать все «за» и «против» перевешивала в нем даже неприязнь к Мортону.

— Он?! Верил в убийство принцев?

— Ну да. Может, эта выдумка принадлежит не ему. В конце концов, вся страна гудела от россказней, распространяемых ланкастерскими прихлебателями отчасти по злобе, отчасти ради пропаганды. Он мог просто повторить, что услышал.

— Как же! Я не удивлюсь, если, замышляя убийство принцев, он заранее готовил почву, — ядовито сказал Брент.

Грант засмеялся.

— Я тоже не удивлюсь. Ладно, что еще хорошенького вам удалось вычитать у кройлендского монаха?

— Знаете, я со временем несколько успокоился. Отчаянная телеграмма ушла к вам, и тут я сообразил, что кройлендская хроника — тоже не евангелие. В ней говорится о повторной коронации Ричарда в Йорке, а коронации в Йорке не было. Раз монах ошибается в таком важном вопросе, который занимал всю страну, значит, безоговорочно доверять его хронике нельзя. Кстати, монах знал про «Titulus Regius». Излагая содержание акта, он называет леди Элинор Батлер.

— Интересно. Значит, даже в Кройленде, в монастыре, знали, с кем Эдуард заключил брачный контракт.

— Угу. Элизабет Люси Мору просто приснилась.

— Как и то, что Ричард будто бы оклеветал собственную мать.

— Простите?

— Как утверждает Мор, по заказу Ричарда в церкви святого Павла с амвона было провозглашено, что Эдуард и Джордж рождены королевой неизвестно от кого и что только его, Ричарда, мать родила в законном браке, а следовательно, он единственный наследник престола.

— Досточтимому сэру Томасу следовало выдумать что-нибудь более убедительное, — сухо заметил Каррадайн.

— Вот-вот. Тем паче, что Ричард в то время жил у матери.

— Да?! А я и забыл. Нет, не получится из меня полицейского. Знаете, мне нравится ваша догадка, что появлением слухов мы обязаны Мортону. Хотя, конечно, мы можем еще не раз наткнуться на эту сплетню.

— Это, безусловно, возможно. Но я готов спорить на любую сумму, что не наткнемся. Ни за что не поверю, что об исчезновении мальчиков говорилось повсеместно.

— Почему?

— Мои доводы не опровергнешь. Если бы в стране начались волнения или появились порочащие короля слухи, Ричард сделал бы все, чтобы положить им конец. Когда впоследствии заговорили о его намерении жениться на Елизавете, старшей сестре принцев, он, как коршун, бросился в бой. Во все города были разосланы письма, в категорической форме опровергающие слух, а в Лондоне он собрал всех старейшин города в самом большом зале, чтобы объясниться со всеми сразу и не допустить распространения клеветы, — настолько важным он это считал.

— Вы правы. Бели бы об убийстве принцев говорили повсюду, Ричард бы, безусловно, вмешался. Ведь эта клевета пострашнее, чем сплетни о браке с племянницей.

— Еще бы. Добиться разрешения на брак с племянницей тогда было возможно. Не знаю, может, такой союз допустим и в наши дни. Эти дела в Скотланд-Ярде относятся не к моему ведомству. Однако ясно, раз Ричард приложил столько усилий, чтобы опровергнуть сплетню о женитьбе на племяннице, то со слухами об убийстве принцев он боролся бы с еще большей энергией. Следовательно, вывод неизбежен: повсеместных слухов об исчезновении или, того хуже, об убийстве принцев не было.

— Лишь два небольших очажка: в районе Или и во Франции.

— Вот именно. Всюду тишь да гладь, и нет никаких оснований беспокоиться за судьбу принцев. А ведь когда ведешь расследование уголовного преступления, в первую очередь стараешься обнаружить какие-то отклонения в поведении подозреваемых. И разобраться в них. Например, почему Икс, который по вторникам вечерами просиживает в кино, в тот самый день никуда на выходил из дома? Или почему Игрек взял обратный билет, как делал это всегда, но им не воспользовался? В общем, что-то в этом духе. Но в тот короткий период между коронацией и гибелью Ричарда все вели себя самым обычным образом. Мать принцев выходит из монастыря и примиряется с Ричардом. Ее дочери посещают дворцовые праздники. Мальчики, по-видимому, приступили наконец к занятиям, прерванным смертью отца. Их двоюродные братья заседают в совете Йорка, они люди влиятельные, к ним даже обращаются с просьбами. Все заняты своими делами, жизнь наконец-то вошла в нормальную колею — по крайней мере создается именно такое впечатление, и трудно себе представить, что в это самое время в недрах семьи было совершено гнуснейшее и бессмысленнейшее из убийств.

— Так я все же напишу книгу о Ричарде, мистер Грант?

— Ну конечно, вы ее напишете. И не только ради Ричарда. Ваш долг — вернуть доброе имя женщине — Елизавете Вудвилл, вы просто обязаны доказать, что не могла она примириться с гибелью принцев за пенсион в семьсот марок в год и прочие льготы.

— Да, но как писать книгу, если не можешь свести концы с концами. Я должен узнать, что же случилось с мальчиками.

— И узнаете.

Облака над Темзой, похожие на клочья белой непряденой шерсти, тут же утратили для Каррадайна всякий интерес, он не сводил глаз с Гранта.

— Почему вы так в этом уверены? — спросил Брент. — Вид у вас, словно у кота, нализавшегося сливок.

— Пора обратиться к полицейским методам ведения следствия, дружок. Пока вас не было, мне ничего другого не оставалось, как задаваться обычными вопросами.

— Что вы называете «обычными вопросами», мистер Грант?

— Ну, «кому это выгодно?» и так далее. Наше расследование показало, что Ричард ровным счетом ничего не выигрывал со смертью принцев. А раз так, нужно найти того, кто был заинтересован в гибели мальчиков. Возьмем, к примеру, «Titulus Regius».

— Какое отношение «Titulus Regius» имеет к убийству принцев?

— Генрих Седьмой женился на старшей сестре принцев. На Елизавете.

— Да, ну и что?

— Чтобы сторонники Йорков примирились с его коронацией.

— Допустим.

— Аннулировав «Titulus Regius», Генрих сделал Елизавету законной наследницей престола.

— Так.

— Однако, признав брак Эдуарда, он тем самым и принцев признал законными наследниками престола. Более того, поскольку «Titulus Regius» был аннулирован, старший из принцев, Эдуард, стал законным королем Англии.

Каррадайн даже языком прищелкнул от удовольствия. За роговой оправой очков глаза его радостно заблестели.

— То-то же, — сказал Грант, — расследование надо вести так, как это делают в полиции.

— Ну хорошо. Вам нужны еще какие-то сведения?

— Мне хотелось бы получить максимум информации о признании Тиррела. Но прежде всего я хочу знать, как обстояли дела у всех тех, кто был связан с этим делом. Я хочу знать, что с ними произошло на самом деле, а не что написано по этому поводу у того или иного автора. Короче, нужно проделать примерно такую же работу, как при исследовании того краткого промежутка времени между неожиданной смертью Эдуарда и восшествием на престол Ричарда Третьего.

— Будет сделано. Кто именно вас интересует?

— Наследники престола из дома Йорков, которым при Ричарде жилось, прямо скажем, неплохо. Я хочу знать о судьбе каждого. Справитесь?

— Задача несложная.

— Ну и о Тирреле хотелось бы узнать побольше, может пригодиться. О том, что он за человек, как жил и что поделывал.

— Сделаю, — Каррадайн поднялся с таким видом, точно сию минуту готов был ринуться в бой. Гранту показалось даже, что он собирается застегнуть пальто. — Мистер Грант, я так вам благодарен за…

— За наши развлечения?

— Выздоравливайте поскорее! Как выйдете из больницы, я вас… я вас на руках пронесу вокруг Тауэра.

— Лучше прогуляемся на катере до Гринвича и обратно. Мы — нация островная и ужасно любим морские прогулки.

— А когда вам позволят вставать?

— Не знаю, может, к следующему вашему приходу я уже начну заново учиться ходить.