Глава 9
Укус на прощание
– Неужели нельзя было сохранить ему жизнь? Вы могли его связать и лишь потом дать лекарство, – ворчал Шер.
– «Мои опыты, – вместо ответа зачитал Стас – Подопытные: тетя Валя, 45 лет, и тетя Зоя (возраст не знаю). Колол руку иголкой, колол вилкой. Не реагировали. Вывод – не чувствуют боли.
Вырвал зубы тете Зое. Кровь не шла.
Резал руку ножом. Кровь не шла.
Кажется, не видят и не слышат. Разрезал живот. Там кишки. Червей нет.
Ногти растут.
Волосы растут. Корни волос – полсантиметра за три дня».
– Фу, – Александра принюхивалась к содержимому открытой банки, но «фу», по всей видимости, относилось к записям Игната, – псих ненормальный. Убивать таких надо.
– У него просто сознание ребенка. Дитё в теле великана. Он ставил «опыты».
– Ну, знаете, Георгий Яковлевич, – Александра стала яростно мешать то, что вывалила в миску, – хорошо «дитё»! Сева со своими выкрутасами с ним рядом не стоял. Он забавлялся с людьми. Резал их, колол.
Нормальный ребенок станет такими вещами заниматься?
– Да вы подождите возмущаться, – вмешался Стас. – Слушайте дальше: «Эксперимент номер один. Привел к ним мужчину, который привозит воду. На вид здоров, возраст – лет двадцать пять (не знаю точно, документов не было). Дал его укусить. После того как тятя Зоя его укусила, прошло сорок пять секунд до того момента, как ему стало плохо. Эксперимент два. Дал укусить женщину. Возраст – пятнадцать лет. После того как ее укусили, прошло три с половиной минуты до того момента, когда ей стало плохо. Вывод: женщины заражаются дольше? (Проверить)».
– Он наблюдал с секундомером в руках, как страдают люди. Девочке было пятнадцать лет! Да его душить нужно было медленно! Меня сейчас стошнит, – Александра с грохотом поставила миску на стол.
Первым заговорил Шер:
– Разумеется, его ничто не оправдывает. Передайте мне, пожалуйста, соль.
– Доварите без меня? Лучше помогу Сане чинить джип. Надо же, встали возле самого дома. Чуть-чуть не доехали.
Стас ушел и какое-то время в кухне было слышно лишь постукивание ножа.
– Как себя чувствует Каролина? – тихо спросила Александра.
– Молчит пока, но еще заговорит. Дайте ей время, и она покажет, на что способна. Редкая сила воли. Удивительная способность к регенерации. Не подцепить сепсис с таким количеством ожогов… Они пытали ее утюгом. Прикладывали к лицу, знали, как мучить женщину. Резали ножом. Другой умер бы от болевого шока. Но на ней все заживает, как на собаке.
– Дай-то Бог. Я бы столько всего выдержать, наверное, не смогла.
– Не скромничайте. Я не видел столь сильных женщин. – Александра потупилась. – Но сейчас меня беспокоит ваше самочувствие. Вы плохо спите, это видно.
– А что мне сделается? Я же сильная. По крайней мере все так считают.
– Вы, безусловно, сильная. Но я вижу, вас что-то тревожит.
– Вы знаете, что меня тревожит. Время идет, а Вера все не может принять правильное решение.
– Но почему вы считаете, что единственно верное решение в ее положении – аборт? Ребенок стал бы угрозой, если бы у нас не было этой дачи. Мы в безопасности. И еще. Вы меня извините, конечно, но Вере пора перестать ходить у вас на помочах.
– Все не так просто. Дело не только в том, появится ли на свет этот ребенок, а в том, что это будет за ребенок.
– Боже. Вы меня пугаете.
– Георгий Яковлевич, я могу говорить с вами откровенно?
Шер наклонил голову, прижав руку с вилкой к груди.
– Мы с Верой лучшие подруги. С самого детства. Она напрасно думает, что может обвести меня вокруг пальца. Она не говорит, кто отец ребенка. Но именно ее скрытность дает мне повод думать…
– Почему вы считаете, что я должен это знать?
– Потому что, если я права, то лучше ему не рождаться.
– Вот как? Его отец – Сатана?
– Нет, Верин муж.
– Почему это так ужасно?
– Может быть, вам будет легче понять, если я скажу, что именно он ударил Веру ножом.
– Кажется, я начинаю понимать.
– Дело даже не в том, что он неотесанный болван и хам, который жил за ее счет. Сейчас речь не об этом. Гораздо важнее то, что он – алкоголик. Агрессивная личность. Напившись, он не мог держать себя в руках. Причем, если вы представляете себе богемного типа, музыканта или художника, то вы сильно ошибаетесь. Ее муж был самым что ни на есть примитивным существом. Быдло, которое работает на стройке, а напиваясь, буянит. От такого не может быть нормальных детей.
– Боже мой. Зачем она, тонкая женщина, жила с таким?
– Это и для меня загадка. Жалела, наверное. Вечно она всех жалеет. Верила, что он может измениться. Каждый раз, когда она собиралась его бросить, он клялся, что исправится. Что найдет приличную работу. Что они будут жить, а не прозябать. Она верила. Но как только он понимал, что прощен, то о своих обещаниях сразу же забывал. Снова пил и гулял. «Это вы ни черта не делаете, а я устаю, мне нужен настоящий отдых». Последствия его «настоящего отдыха» – запущенный алкоголизм. Ребенок может быть дауном. Имбицилом. Есть мужчины, от которых нельзя рожать, понимаете? Но у Веры хватило жалости и на то, чтобы забеременеть. Она просто боялась мне об этом сказать.
– Но что можно сделать сейчас?
– Вы же врач. Кое-что можно сделать. У меня с ней из-за этой беременности испортились отношения. Но вас она уважает. К вам она прислушается. Отговорите ее.
– Я этого сделать не могу, даже если бы хотел. – Шер стал активнее мешать в своей миске. – Это ее ребенок, и решать только ей.
– Да ничего она не может решить! Ничего. Она попросту не справится. Говорить «не суйте нос в мою жизнь» могут только те, кто хоть чего-то сам в этой жизни добился. А Вера всю жизнь плывет по течению. Вы не представляете, как мне приходится ее тормошить.
– Уверен, вы преувеличиваете. Она просто мало верит в себя и слишком верит в вас. А ведь она одна одолела бандита. Я не считаю ее такой уж беспомощной.
– Я понимаю, что кажусь грубой и заносчивой. Но у нас откровенный разговор. Она слишком нежна для этого мира. Она не знает, как лечить. Как зарабатывать деньги. Как оплачивать квитанции. Во всем ей нужна помощь. Ее так называемая семья существовала только на то, что я им подкидывала. И не надо осуждать меня за излишнее участие в ее жизни. В моей помощи корысти нет. Я никогда ничего не просила взамен, кроме дружбы.
– И тем не менее я считаю лишать ее этого ребенка – непорядочно.
– Но этот младенец будет несчастьем не только для нее, но и для всех нас! Вы же это понимаете. Он может родиться больным! Что тогда с ним делать?
– Вот родится, тогда и разберемся.
– Понятно. И вы туда же. «Младенец, как это здорово, у-сю-сю». Но мне казалось, Георгий Яковлевич, что вам небезразлична судьба Веры. Что вы к ней хорошо относитесь.
– Разумеется.
– Я имела в виду, что этот ребенок, скажем так, не в ваших интересах.
– Простите?
– Вы прекрасно понимаете, о чем я.
– Ну вот. Попробуйте, пожалуйста. Я не пересолил? Этот разговор заставил меня отвлечься от готовки.
* * *
Да, ее здесь определенно никто не любит. Конечно, не так как Каролину, но все же. Если Каролину не любили открыто, то ее, Александру Калашникову, не любят, стараясь это скрывать. Но с недавних пор она, если можно так сказать, заменила им Каролину. Та ведь теперь – мученица, чуть не святая. Вот Лидия Вячеславовна. Негласно назначенная домоправительницей, она раздает приказы направо и налево. Но, если обращается к ней, непременно добавляет: «Если вам, конечно, не в тягость». Это настолько тонкая насмешка, что Лидию Вячеславовну на место-то не поставишь. Саня тоже не сумел скрыть удивление, когда она вызвалась съездить с ним за продуктами и в аптеку. Спросил: «Вы уверены? Вы же раньше не ездили. Может, я кого другого возьму?» Саня не договорил, но в глазах его явно читалось продолжение: «Кого-нибудь не такого заносчивого».
Все друг с другом на «ты», всем уже придумали прозвища, и только ее называют по-прежнему «Александра» и на «вы». Да и плевать, не привыкать. Никогда она не искала всеобщей любви. Жалко только, что Вера не разговаривает, дуется. Смотрит недоверчиво. Закрылась на сто замков. Ребенок зреет в ней, как яблоко раздора. Если на мнение остальных Александре было плевать, то Верина холодность ранила больно.
И ни до кого ведь не достучишься. Стоило только заикнуться о том, что ребенок станет обузой, как ее сразу заклевали. Списали ее заявление на женскую ревность, обвинили в черствости, цинизме и даже зависти. Она пыталась говорить об этом с Шером. Надеялась, что он, как врач, поймет правильность ее аргументов. Но Шер тоже сделал вид, что ничего особенного не произошло, и волноваться не о чем. Даже он не пожелал ее поддержать.
Раньше, вставая ночью за водой или таблеткой, Вера спрашивала: «Алекса, тебе захватить что-нибудь?» Теперь не спрашивает, хотя прекрасно знает, что она не спит. Обида, вот что ей мешает заснуть. Обида не сиюминутная, та, которая рассасывается после обмена колкостями или извинениями, нет, это обида всепоглощающая. Разумеется, Верина жизнь – это только Верина жизнь. Но ее, Александру, терзает гадкое чувство, что подруга предала ее, поступила нечестно. Они были вместе и в горе, и в радости, не имели друг от друга секретов. Но случилась эта беременность, и Вера словно отгородилась высокой стеной. Никогда она не подозревала за Верой такой чисто женской изощренной жестокости. Неужели она могла так ошибаться? Сначала подруга плачет у нее на плече, жалуется на мужа-обидчика. И все ради чего? Чтобы тайком с ним встречаться, забеременеть от него? Вера даже не сказала, кто отец ребенка. Александре дали понять, что не ее это дело.
Нужно широко смотреть на вещи, видеть во всем светлую сторону, уметь прощать. На этих китах можно построить счастливую жизнь. Но почему-то именно сейчас не получается. Таблетки, которые лежат в кармане пиджака, вот что немного примиряет ее с действительностью. Найдя их в аптеке, она обрела уверенность. Будто снова взяла в руки свою судьбу. Проворочавшись несколько ночей без сна, Александра наконец решилась. Никогда не позволяй течению нести тебя туда, куда тебе не хочется. Если ты уверен в своей правоте – действуй. А она уверена в том, что поступает правильно. Еще один секрет – не камень, не пригнет к земле. Если все кругом заблуждаются, это не значит, что и она станет закрывать глаза. Таблетки растворятся в чае без следа. И оставим сантименты. «Месть», – скажут ей. «Здравый смысл», – ответит она.
Веры что-то долго нет. Прошло, наверное, минут пятнадцать с тех пор, как она на цыпочках покинула комнату. Александра повернулась к стене, подышала, пытаясь согреть подушку, но уснуть не получалось. Да что с ней, в конце концов? Может быть, ее опять тошнит? Александра подождала еще несколько минут. Затем встала и тихонько спустилась вниз. По дороге проверила туалет – пусто. Нет Веры и на кухне.
Рекс обрадовался, побежал через освещенный луной двор. Послышался звук отъезжающей машины.
И тогда она поняла, к кому поехала Вера так поздно. И почему ничего ей не сказала. Несмотря на то что никогда не была мерзлячкой, Александра почувствовала, что вместо позвоночника у нее ледяной столб. Уехала. Одна. Ночью. У нее гормоны, она не думает головой. На ватных ногах Александра добралась до маршрутки. Лучше не думать о том, что с ней сделают, если увидят, что она забрала последнюю машину.
Она даже не стала прогревать двигатель. Тревога сменилась холодной яростью. Ребенка не должно быть, и все тут. Вера – сама ребенок, сегодня она продемонстрировала это в полной мере. Живет эмоциями и совсем не понимает, что происходит вокруг. А остальные ей подыгрывают, никто не хочет брать на себя ответственность. А она возьмет. Слушать больше она никого не намерена.
Она впервые в жизни ехала с выключенными фарами. Оказалось, это не так уж сложно, ведь дорога совершенно пуста. Верин джип – и путеводная звезда, и цель. Поначалу еще была надежда, что Вера просто хочет прогуляться. Но, когда за «Ленино» джип свернул на проселочную дорогу, сомнения развеялись. Под огромным плакатом «Вакцина Х – первый шаг на пути к здоровью» указатель: «Сельскохозяйственный кооператив „Зимний сад“ 2 км». Александра припарковалась у обочины.
Можно было догадаться и раньше, но она слишком мало спит и потому плохо соображает. А ведь все ясно как божий день. То, что Вера беременна от мужа, у нее еще хватило ума смекнуть, но о том, что муженек мог спастись, она не подумала. Александра мрачно усмехнулась. Вера в своем репертуаре. Сплошные порывы. Однако неужели она так в ней ошибалась? Неужели секреты были всегда?
Александра уже бывала в «Зимнем саду» вместе с Верой, когда та еще не развелась с мужем, и дорогу худо-бедно помнила. Там и не нужно ничего помнить – не сворачивай никуда и попадешь куда нужно.
Это поначалу прогулки под луной были полным безумием, теперь при ней флакон с формалином. Первый километр она прошла бодро. Принюхавшись и решив, что пахнет слабо, она полила еще формалина на пиджак. Оказывается, слежка – дело совсем не сложное. И на дороге, освещенной яркой луной, не так уж жутко. Кругом чистое поле. Далеко впереди быстро шагает Вера.
В одном из домиков светятся окна. Действительно, почему бы людям там не выжить? Как решительно топает Вера. А ведь клялась и божилась, что эта страница биографии закрыта навсегда.
Женщина, – уже не понять, молодая ли, зрелая, настолько она была растрепана и измождена, – тихо вышла навстречу и встала посреди дороги, раскинув руки. Будто пыталась преградить Александре путь. Глаза у нее при жизни были, наверное, темными. Волосы, – прежде две косы, – свисали по бокам лица двумя сосульками.
Забыв, что облита формалином, Александра попятилась. Нет, к этим невозможно привыкнуть. И надо держать ухо востро. Но формалин работает, раз ее до сих пор не тронули.
– Кыш, – сказала она женщине, – кыш. Потом устыдилась своей глупости. Перед ней не гусыня, не бездомная собака, в конце концов. – Дай пройти, – попросила Александра шепотом и добавила: – Пожалуйста.
С таким же результатом можно было обратиться к столбу. Чертова баба, что ей нужно?
– Уйди ты, дурища. – Неужели придется обходить по траве? Или попробовать пройти мимо по дороге? Страшно, но что делать? Баба такая безвольная, вялая. Александра стала медленно продвигаться вперед.
Может быть, женщина ее и не чует, но звук шагов различает точно, потому что повернула голову. Боже, как страшно. В какой-то момент показалось, что эта сейчас бросится, и Александра выставила вперед нож. В ответ на движение ножа эта закрыла живот руками и отшатнулась. Чудо или совпадение? Луна вынырнула из-за облаков, и стало видно, какой у женщины живот. Месяц седьмой-восьмой. И это существо попыталось защитить свой плод? Неужели такое возможно? Длинная бесформенная юбка сползла на бедра. Беременная застонала и плотнее прижала к себе руки. Александра увидела, как над ее пальцами проступила и исчезла крохотная пятка. Ребенок сучил ножками, привлекая внимание матери к своей персоне.
И мать отвечала ему – старалась прижать руки к тому месту, где ее лягнули, но всякий раз не успевала.
Она была явно медлительнее плода. Александра не плакала уже много лет, но сейчас глаза предательски защипало. Какой художник сможет передать всю трагичность момента? Луна, светившая из-за головы беременной женщины, напоминала нимб.
Одна слеза все-таки скатилась. Никогда в жизни вид женщины на сносях не вызывал в ней умиления. Но сейчас беременность впервые открылась перед ней как есть, во всей своей мистичности. И увидеть ее, почувствовать, заставила ее эта, а не живая женщина.
Неужели эти способны производить потомство? Может быть, плод не заражается от матери? Может быть, в теле женщины находится живой ребенок? Ее нужно как-то изловить. Следует позвать подмогу. Может быть, Шер сумеет извлечь этого ребенка? Загнать женщину в машину и попытаться связать? Рискованно. Окликнуть Веру? Ехать назад? А если беременная уйдет? И что делать с Верой? Господи, голова кругом. В одном Александра была теперь уверена – давать таблетки Вере она не станет. Она, Александра Калашникова, со всей ответственностью заявляет, что передумала.
В крайнем возбуждении Александра подошла слишком близко.
* * *
Георгий Яковлевич не курил уже много лет. Не то чтобы он боялся заработать рак легких, которым доктора пугают пациентов. Просто расхотелось. Проснулся в один прекрасный день и подумал: больше не хочу. Но сегодня, увидев в ящике стола пачку, так же внезапно и отчетливо понял: «Хочу курить, и все тут». Ночи становились все холоднее, и уже неуютно было стоять на улице в одной футболке. Но сигаретный дым примирял с холодом. Стоит бросать курить на несколько лет из-за одного этого момента – ты закуриваешь неожиданно для самого себя ароматную сигарету. Пять минут такого грешного, но такого искреннего удовольствия. Рекс, который, конечно же, с радостью составил ему компанию, крутился под ногами. Время от времени доктор рассеянно поглаживал пса по голове.
Шер выдувал дым в ночное небо, любуясь тем, как красиво мерцают звезды сквозь эту пелену, и размышлял, не разбудить ли Саню, Стаса, Дорогана. Но от того, что он им скажет, уже ничего не изменится. Можно не торопиться. Он, конечно же, посветил фонариком за воротами. Хотя можно было этого и не делать. И так все ясно.
Георгий Яковлевич посмотрел на истлевшую сигарету. Достать, что ли, еще одну? Послышался звук подъезжающей машины. Рекс заволновался, бросился в темноту. Хлопнула дверца. Вера появилась бледная, тихая, почти бесплотная. Сейчас стало заметно, как она похудела. Надо будет ей сказать, что в ее положении терять вес – преступление. Продуктов, слава богу, хватает, а остальное лишь вопрос дисциплины. Джип, фыркнув, замолчал, погасли фары. Вера поначалу растерялась, когда луч холодного голубоватого света выхватил ее из темноты, отпрянула, но потом узнала его. Георгий Яковлевич еще раз посветил ей в лицо фонариком, пытаясь разобрать, смущение ли на нем, стыд или оно дерзко-независимо. Но не смог понять.
– Не спится? – Шер все-таки достал сигарету.
Вера быстро взглянула в его лицо.
– Нехорошо, Вера. Я уже начал волноваться. Если бы я знал, где вас искать, то поехал бы за вами, и моя смерть была бы на вашей совести. Но, слава богу, вы вернулись. Встретили этих? На вас напали?
– Георгий Яковлевич… Мне действительно не спалось, и я решила прогуляться.
– Одна, ночью? Вам не кажется, что это слишком эксцентрично даже для вас?
– Я была осторожна. И взяла с собой формалин.
– Да, действительно, пахнет формалином. Не очень, кстати, полезно для плода. Вы, Вера, – феномен. Вы так робки в одних вопросах и так смелы в других, что я не успеваю удивляться вашим поступкам. Может быть, расскажете, куда вы решили прокатиться так поздно, да еще в одиночестве?
– Эта касается только меня.
– А мне вот кажется, это касается всех. Потому что вы взяли машину.
– Я вернулась. Я цела. Все хорошо. Больше я никуда ездить не собираюсь. Кроме вас, никто ничего не знает. Вам достаточно моего обещания больше никогда так не поступать?
– Раньше было бы достаточно, но обстоятельства изменились. Не то чтобы я требовал от вас искренности, но все же… Вы просите помощи, но при этом не выкладываете все карты на стол. Как-то нечестно получается.
– Если я чего-то не рассказала, это не значит, что я вам не доверяю.
– Куда вы ездили, Вера? – жестко спросил Шер.
– В кооператив «Зимний сад». Тут рядом.
– К мужу?
– К нему.
– Интересный поворот. Он что, жив?
– Да. Там все выжили. Я не могла не повидать его, раз он так близко.
– Вы уж извините, но я говорил о вас с Алексой, и она сказала, что вы расстались. Она не говорила прямо, но я понял, что он был ужасным человеком. Это он напал на вас? Вы уверены, что вам нужно было его навещать?
– Все не так. Точнее, не совсем так. Он не чудовище. И в том, что произошло, есть и моя вина. Просто в сложный момент у него сдали нервы, а я не поддержала его.
– Нет оправданий тому, кто поднимает на женщину руку. Как, интересно, Александра вообще допустила, чтобы вы с ним жили?
– Она и не допустила.
– Но зачем вы поехали к нему сейчас? Хотя, кажется, я понимаю. Сказать о ребенке?
Женщина молчала.
– Ты, Вера, удивительная дура, – доверительно сообщил Шер.
Доктор строго посмотрел на сигарету. Та тлела слишком быстро, а вместе с нею и удовольствие.
– Вы несправедливы. Я поехала в Таиланд, чтобы развеяться и все забыть. Я не собиралась больше его видеть. Но беременность, действительно, все меняет. Я решила – если он жив, он имеет право знать про ребенка! Я должна была рассказать. Просто рассказать! – Вера тронула доктора за рукав: – Забудем. Я хотела поговорить о другом. Об этом кооперативе. Там пять работников, не считая моего мужа. И все живы.
– Мы тоже живы. И нас больше.
– Но мы живы, потому что осторожны. А они потому, что их не кусают.
– Не кусают?
– Эти на них не реагируют. Даже близко не подходят. Муж сказал, какой-то доктор сделал прививку.
– А муж… психически здоров?
– Здоров, здоров. Уверяю вас. Я сама видела: эти проходят мимо, даже не обращая внимания. Говорю вам, этот врач – человек, который нам нужен. Он создал вакцину или противоядие, называйте как хотите.
– А что делал доктор на ферме?
– Он ищет тех, кто выжил, и делает им прививку. Поедемте к ним, Георгий Яковлевич. Вы их сами увидите. У них иммунитет, говорю вам. Нам тоже нужна такая вакцина!
– Я ненормальный, раз это слушаю.
– Я говорю правду. Поедемте. Только надо сделать так, чтобы Александра не узнала.
– Она уже узнала.
И, увидев на лице Веры испуг, Шер сказал тихо:
– Ты меня ошарашила своими новостями. Я не сказал тебе то, с чего должен был начать. Она сама поехала тебя искать. Видимо, обо всем догадалась. Сложила два и два. Уверен, последние дни она следила за тобой.
– О, Господи. Алекса. Она уехала одна? – Вера прикрыла рот рукой.
– Как и ты. Сейчас же модно уезжать из дому, никому ничего не сказав. Натворила ты дел, Вера.
– Алекса… Ну почему так!
– Не время плакать. Надо думать, как ей помочь. Что меня радует в этой истории – она, судя по всему, тоже прихватила с собой формалин. Надеюсь, она в безопасности. Нужно просто вернуть ее до того, как все проснутся.
– И забыть обо всем, что произошло сегодня ночью.
– Да. Забыть.
* * *
– Это очень странно.
– Что странно?
– Искать человека, которого нельзя окликнуть. Все время хочу крикнуть: «Ау! Александра!»
– Раз машина стоит, значит, она до сих пор здесь, – сказал Шер, и добавил про себя: «И скорее всего, что-то случилось».
Доктор тихо вскрикнул и отвел рукой ветку, хлестнувшую его по лицу:
– Эти елки как специально вырастают. Я же светил туда фонариком, ее там не было.
– Вы светили левее.
– Разве? А я и не заметил. Одна елка на гектар, и в ту я исхитрился врезаться.
– Дальше будет еще хуже. Впереди, между нами и фермой, видите – кусты. Извините, Георгий Яковлевич, это из-за меня мы заплутали. Теперь придется пройти лишнего.
– Ничего.
– И вообще, вы здесь из-за меня.
– У меня есть и свой интерес – этот странный доктор. Если он, конечно, существует.
Какое-то время они шли молча.
– Ваш муж, значит, работает на ферме? – начал Шер. – Человек, так сказать, физического труда?
– Вас это удивляет?
– Немного. Просто вы преподаете музыку… – Шер чертыхнулся: – Нет, это не кусты. Это непролазная чаща.
– Днем тут не так мрачно, клянусь вам. Тут очень красивые места.
– Это прекрасно. Фонари еще, как назло, не горят.
Сделав еще пару шагов, Вера вскрикнула. На них смотрели с круглого белого лица два огромных светящихся глаза. Существо не шевелилось, они тоже встали как вкопанные. Затем нечто бесшумно растворилось в ночи.
– Эта сова меня чуть до инфаркта не довела, – выдохнул Шер. – А медведи, случайно, здесь не водятся?
– Ну какие медведи…
Рекс тихо заскулил, припал к земле. Собаке явно было страшно.
– Чует этих? – шепнула Вера и стала прислушиваться. – Мне кажется, или кусты трещат? Выключите фонарик.
Лунный свет позволял различать лишь очертания предметов. Кусты действительно трещали. Возился кто-то крупный. Если бы Рекс бросился на звук, можно было бы не сомневаться – там кто-то живой, но… Пес был напуган. А раз так, значит, они имеют дело с этими. Они притихли, пытаясь расслышать, не раздастся ли человеческий голос, не чиркнет ли зажигалка. Вера шагнула назад и, угодив в лужу, ойкнула.
Сломалась ветка. Совсем рядом! Вера зажала рот руками.
Кусты неожиданно раздвинулись, из них вывалилось нечто черное, массивное и ужасное. Нервы не выдержали. Вера побежала, не разбирая дороги. Страх гнал ее вперед, хоть она и слышала, как Шер прошипел за ее спиной: «Вера! Вера! Постой! Это корова!»
Какая глупость, испугалась коровы. Нервы действительно ни к черту. Еще потеряла левую туфлю, поранила ногу о камень или ветку. Надо возвращаться. Интересно, удастся ли найти туфлю?
Тошнота накатила стремительно. Раздвинув ветки, Вера дала волю желудку. Как неудобно. Кажется, она уже вывернулась наизнанку, но облегчение все не наступало. Закружилась голова. Вера утерлась, стараясь дышать глубоко. Теперь все, можно идти.
Как только она вышла из кустов, под ноги бросился Рекс.
– Все из-за тебя, – Вера потрепала пса по голове, – никогда не видел коровы?
– Георгий Яковлевич! – позвала она шепотом, но Шер не ответил. – Ты можешь приносить хоть какую-то пользу? – обозлилась на собаку Вера. – Ищи давай.
Но Рекс лишь прижался к ее коленям. Причина волнения собаки выяснилась очень скоро. Кусты тихо затрещали.
– Георгий Яковлевич?!
Рекс едва не повалил ее на землю, когда из кустов показалась светлая шевелюра.
– Алекса!
Лунный свет посеребрил волосы Александры. Ей каким-то образом удалось сохранить не только достоинство и грацию, но и немного ироничное выражение лица. Появившись из-за кустов, она ненадолго замерла, будто давая себя разглядеть. Даже с мертвыми, «вареными», глазами она была красива. Вены, опутавшие шею, не могли скрыть того, какой ровный, подтянутый у Александры овал лица. Как пухлы и притягательны губы. Рекс скулил. Вера готова была поклясться, что Александра взглянула на собаку гневно. Казалось, сейчас она как обычно скажет: «Рекс, заткнись, прошу тебя. Без тебя голова болит». Но Александра быстро и решительно направилась к подруге.
– Нет! Алекса! Нет! – попятившись, Вера уперлась в сетку, пошла вдоль забора. – Не делай этого!
– Вера! – выкрикнул Шер. – Ты где?
Вера вжалась в сетку, захлебываясь слезами.
– Вера! – Шер был уже совсем близко.
– Она здесь! Алекса здесь! Она…
Чья-то рука высунулась из ветвей и схватила Александру за волосы. Спаситель оказался высоким, худым и очень сильным. И это был не доктор Шер. Пригнув голову Алексы чуть не к самым коленям, он стал наносить удары молотком так ловко и умело, будто забивал гвозди. Наконец Алекса мешком упала на землю. Вера бросилась к подруге.
– Не надо, – сурово сказал мужчина, снимая байковую фуфайку, чтобы накрыть лицо Александры. Вера жестом остановила его, продолжая вглядываться в изувеченное лицо подруги. Мужчина обхватил себя руками за плечи, которые подрагивали под тонкой футболкой не то от холода, не то от нервного возбуждения.
– Алекса… Зачем? Зачем?
– Извини. Ничего нельзя было поделать.
– Знаю. Как ты здесь оказался?
– Услышал, как ты орала. Трудно было не услышать. Мне очень жаль.
– Какая ирония. Ты всегда говорил, что хочешь ее убить.
Появился Шер. Доктор мрачно осмотрелся и вопросительно взглянул на Веру.
– Познакомьтесь, Георгий Яковлевич. Анатолий. Мой бывший муж.
– Наслышан о вашей чудесной вакцине.
– Что вы все помешались на этой вакцине? – Анатолий проигнорировал протянутую ему руку и принялся отряхивать штаны, но вдруг покачнулся, едва не потеряв равновесие.
– Что с вами, Анатолий? Вам плохо? – Шер с опаской вглядывался в лицо Вериного мужа. Даже в слабом свете раннего утра можно было понять, что Анатолий совершенно бледен.
– Только и слышу теперь: доктор то, доктор се. Молиться на него скоро станут. А что за вакцина, из чего? Это – нет, это им неинтересно. Лишь бы не кусали.
– Но, если я правильно понял, вас действительно не кусают?
– Ну не кусают. Но верить всем подряд тоже не надо. Как дети, ей-богу. Если им человек со шприцем говорит, что нужно сделать укол, они и вопросов задавать не будут. Ты хоть узнай, что за вакцина, из чего сделана, прежде чем колоться… и незнакомого человека к себе пускать.
– А вы, как я понимаю, узнали больше, чем ваши работники?
– Уж допросил, не сомневайтесь. Сказал, что Черниговский его фамилия. Работает в институте Пастера. Ездит по городу, ищет тех, кто жив, и всем вводит вакцину. Мои парни как увидели, что его не кусают, на край света готовы были за ним пойти. Богом бы еще назвали. Мне он не нравится. Много из себя корчит.
Шер снова посмотрел на Анатолия: состояние Вериного мужа ему категорически не понравилось. Толик стал заговариваться, его ощутимо потряхивало. Но жара у мужчины не наблюдалось. Нервы? Кажется, причина его тревоги все-таки – Вера. Слишком сильно ее любит? До сих пор ненавидит? Чем больше Шер наблюдал за Анатолием, тем больше убеждался – тот нервничает так, что с трудом это скрывает. Появление бывшей полностью выбило его из колеи. Почувствовав повышенное внимание со стороны Шера, Анатолий постарался взять себя в руки.
– Я знаю доктора Черниговского, – пожал плечами Георгий Яковлевич. – Он действительно известный вирусолог. Довольно часто выступал по телевизору…
– Не понравился он мне, и все тут.
– Это уже ваше частное дело. Вакцина ведь работает, вы сами это признаете.
Верин муж поднес руки к глазам.
– Признайтесь, вам все же нехорошо? – с тревогой спросил Шер. Но вместо ответа мужчина медленно сел на землю.
– Можем мы вам чем-то помочь?
– Нет, идите.
– Но как же…
– Уходите!
– Вы можете встать?
– Не могу! Не могууу…
Рекс тоже завыл, воя протяжно и жалобно. Вера и доктор с трудом поставили на ноги дрожащего Анатолия.
– Вера, ты прости меня. Как ребенка растить будешь…
– Да что с тобой?
– Укусила она меня. Уходите.
– Господи. Но как же прививка?
– Не стал делать. Не верю я в прививки. Зря. Говорил мне доктор – давай и тебя уколю. А я отказался. Они вот будут жить, – Анатолий показал трясущейся рукой куда-то за сетку. – А я нет.
Увидев дуло направленного на него пистолета, Анатолий криво улыбнулся и закрыл глаза:
– Сжила она меня все-таки со свету.
Вера говорила: «Нет, нет, не стреляйте!» Но потом закрыла лицо руками, и Шер спустил курок. Анатолий упал на спину, раскинув руки.
– По крайней мере он узнал про ребенка, – прошептала Вера.
Повеселевший Рекс снова забегал кругами.
– У меня есть еще одна плохая новость, – Шер склонился над телом Алексы.
Вера посмотрела на него с удивлением. Что может быть хуже, чем стать свидетелем смерти сразу двух близких людей?
– Формалин не действует, – сказал Георгий Яковлевич. – Чувствуешь, как сильно от нее пахнет? Но ее все равно укусили.
– Но Стас сказал, что в больнице их точно спас формалин.
– Выходит, это не панацея. Она хотела на тебя напасть? Хотела. А ведь и от тебя несет за версту.
– Но почему он работал раньше и не работает сейчас?
– «Раньше» – это значит «в больнице». Мы не испытали его на свежем воздухе. Тебе повезло, что тебя никто не тронул. Возможно, в больнице ребятам сработало на руку что-то еще.
Говоря это, Шер снова склонился над Александрой. Делая вид, что принюхивается, он незаметно подобрал с земли таблетки. Эту синюю упаковку Шер знал хорошо. Такими таблетками женщины вытравливают плод на ранних сроках беременности. Александра достаточно наказана за то, что хотела сделать. В конце концов, она действовала из лучших побуждений. И вообще, не хватит ли с Веры страданий?
Сквозь ткань доктор Шер мог убедиться – все таблетки находятся в своих ячейках, ни одна не использована.
* * *
Светало. Кусты, в которых теперь вовсю щебетали птицы, больше не казались такими густыми и мрачными. Уже можно было различить ряды грядок за сеткой, парники, домики-времянки. Хозяйство оказалось большое, солидное, обихоженное.
– Твой муж не закрыл ворота, – сказал Шер.
Утро выдалось красивое, праздничное, и день обещал быть солнечным. Птичье пение слилось в симфонию ликования. Тем более дико было видеть, как перед времянкой, на которую указал Шер, лениво бродит с десяток этих. Но вот дверь времянки распахнулась. На крыльцо вышел мужчина с лопатой в руках. То не была лопата с длинным древком и массивной металлической частью, а скорее, «лопатка». Такой не перекопают картофельное поле, но разровняют землю на клумбе или выкопают ямку для похорон кошки.
Спустившись с крыльца, мужчина спокойно направился в самую гущу этих и принялся разгонять их, демонстрируя мастерское владение инструментом. Он уверенно колотил без разбору по спинам, рукам, ногам, головам. Эти неохотно отступали. Свое дело мужчина знал. Поняв, что им не дадут спокойно постоять у крыльца, эти пошли наконец прочь от домика. Человек щедро раздавал удары замешкавшимся, кому плашмя, а кому и ребром. Раненые отошли к своим и стали прогуливаться вдоль ограды. Вера обернулась к Шеру, сделав лицо: «Я же вам говорила». Доктор действительно был изумлен увиденным.
– Эй, уважаемый! – окликнул он мужчину.
Тот испуганно обернулся, стал щуриться, пытаясь разглядеть, кто его зовет. «Довольно сильная близорукость», – автоматически отметил Шер.
– Ты, начальник? – спросил, наконец, мужчина испуганно.
– Нет больше вашего начальника. Укусили его.
Мужчина подбежал, держа лопату на отлете, и взволнованно уставился на гостей. Его скуластое лицо было упитанно и гладко, как мордочка морской свинки.
– Ах, начальник, зря не стал делать прививку. Я ему говорил. Все говорили. А он мне – «дурак ты, Анзур, ничего не понимаешь».
Гастарбайтер осекся. Он явно узнал Веру. Женщина кивнула ему.
– Мне кажется, они сейчас вернутся, – забеспокоился Шер. – А мы, в отличие от вас, не привиты.
Энергичные действия Анзура лишь на время отогнали этих в сторону. Пошатываясь, они уже брели обратно. Мужчина пошел на них, как на стаю докучливых гусей, приговаривая:
– Кыш! Совсем достали.
– Его действительно не кусают… – Обычно сдержанный, Шер был явно поражен зрелищем. – Смотри, они его будто не чувствуют.
– Да. Мы теперь – другие, – гордо сообщил Анзур и добавил: – Прививка. Хороший доктор сделал.
Он даже задрал рукав и показал след от укола. На смуглом предплечье, покрытом редкими черными волосками, алела крохотная точка. Мужчина повертел рукой так и эдак, чтобы обоим гостям было хорошо видно.
– Проходите внутрь! – вспомнил Анзур о законах гостеприимства.
Продолжая опасливо коситься на этих, они поспешили ко входу, конвоируемые Анзуром, который воинственно помахивал лопаткой. Он даже притопнул ногой на этих и сказал им: «Ух!»
Оказалось, внутри домик не такой уж убогий, и даже таит в себе некоторое очарование квартиры советских времен: линолеум на полу, старая мебель, кое-где на стенах ковры. Внутреннее пространство – коридор, пролегающий между двумя рядами комнат. Шер машинально начал считать двери. В прихожей скулил Рекс, которого не впустили в дом.
Анзур что-то крикнул на своем наречии – как птичка посвистела, – из одной из комнат вышли еще двое мужчин, тоже азиаты. Тот же разрез глаз, что и у Анзура, те же скулы. Один – пожилой, с усами, которые делали его и без того непривлекательную физию еще уродливее. Второй, помоложе, нес чайник и две кружки. Молодой представился – Бача, тот, что постарше – Ильяс. Мужчины уставились на гостей с явным интересом, и Шер понял, что они тоже знают Веру.
Анзур стрекотал тревожно и торопливо, видимо, рассказывал о том, какая участь постигла Анатолия, которого называли «начальник». Остальные слушали, мрачно насупившись, сочувственно кивали.
– Прошу вас! Не надо чая, – замахал руками Шер, когда в чашку полился кипяток. – Не до чая сейчас, у вас горе.
– Чай всегда нужен. Даже если горе, – тот, которого звали Ильяс, все-таки разлил напиток по кружкам, протянул гостям: – Пейте.
– Что вы! Не нужно… – начала Вера, но Шер ее остановил, сделав гримасу, мол, ничего не поделаешь. В чужой монастырь со своим уставом…
Вера, хоть и закатила глаза, смирилась, и даже рассеянно отхлебнула.
Судя по лицам, гастарбайтеры были расстроены смертью начальника. Сочувственно и жалостливо смотрели на Веру. Подставляли ей стул, совали еще сахару в чашку.
Дверь одной из комнат отворилась, и какой-то мужчина поманил Бачу пальцем. Тот развел руками, покидая копанию. Со своего места Шер не мог слышать всего, о чем говорили за дверью. А если бы и слышал, то не понял бы ни слова. Но в одном он был уверен: беседа эта отнюдь не мирная. Бачу явно бранят, а он оправдывается. При этом спорящие стараются не ругаться громко, чтобы не было слышно в коридоре.
Оставшиеся с гостями гастарбайтеры тоже вдруг насупились и замолчали.
– А вы, значит, работаете здесь? – пытался разговорить мужчин Георгий Яковлевич.
– Работаем… Овощи. Клубника.
– Куда вам теперь столько овощей? Раньше бы продали. А теперь?
– Не знаю… Пусть будут. – Ильяс теперь выдавливал слова будто через силу.
– Сколько вас тут? – спросил Шер, осматривая комнату.
– Было шесть. Без начальника пять.
Вернулся Бача, прислонился к стене, скрестив руки и потупив глаза. Ему явно было неловко.
– Нам работать пора, – сказал он гостям. – Мы вас проводим.
– Но доктор! Как нам его найти? Где он теперь? – Поняв, что их выпроваживают, Шер заволновался.
Бача почему-то посмотрел на Шера укоризненно:
– Не знаю.
– Нам очень нужно с ним поговорить. Ваш начальник сказал – он работал в Институте Пастера?
Бача покачал головой:
– Просто доктор. Хороший человек. Он нас спас. Прививку сделал, чтобы не кусали.
– В самом деле, уважаемый, вспомните еще что-нибудь полезное. Нам очень нужно встретиться с вашим доктором.
– Не знаю. Все вспомнил. Все рассказал. – Голос Бачи был по-прежнему мягок, но глаза смотрели злобно.
Анзур, вооруженный лопаткой, проводил их до самой машины.
– Не понимаю, почему они насторожились, – буркнул Шер, когда они остались одни. – Ваш муж правильно о них говорил. Сплошная наивность. Ничего не узнать об этом докторе. В самом деле, как дети. Не хочется употреблять слово «стадо».
Но Вера ничего не ответила. Она смотрела на маршрутку, оставленную Александрой, и плакала.
