Глава 41

– Подбрось-ка еще пару поленьев в камин, Джеймс, будь любезен, – погасив сигарету о донышко хрустальной пепельницы, произнес сэр Артур. – Вечер сегодня донельзя промозглый. Календарь гласит, что за окном октябрь, но мои сорокалетние кости хором клянутся, что на дворе февраль.

– Лондон, сэр, – заметил на это дворецкий, шевеля поленья в камине.

– Да уж безусловно не Париж, – откликнулась Эли, вытянувшаяся вдоль дивана и положившая голову на бедра МакГрегора. Он провел растопыренными пальцами по ее волосам и заметил:

– Бывали мы в ваших Парижах. Тоже климат не подарок. Завидовать особо нечему.

– Конечно, – оживилась Эли, поднимаясь с дивана. – То ли дело солнечный Эдинбург!

– Или солнечный Глазго, – хохотнул Артур.

– А что, есть и такой? – поинтересовался дворецкий.

– Может и есть, – со вздохом ответил МакГрегор, – но не на этой планете.

За окном не в первый уже раз за вечер раздался рокот вертолета.

– Что с ними сегодня? – раздраженно вопросил Артур. – Разлетались, как на воздушном параде.

– Беда в том, сэр, – откликнулся дворецкий, – что копперам выделяют слишком много денег. Вот в чем беда. Отсюда и все эти игрушки: вертолеты, броневики, автоматы. Я уж не говорю об электрошокерах.

– Джеймс, тебе просто необходимо баллотироваться в Палату Общин, – заявил Артур. – Ты бы нашел способ выправить бюджет.

– Да уж поверьте, сэр, – начал было Робертсон, но в этот момент раздался звук колокольчика в прихожей. – Прошу прощения, сэр. Пойду взгляну. Вы дома?

– Я дома? – переспросил Артур у Эли.

– Как для кого, – улыбаясь, ответила она.

– Вот тебе и ответ, старина, – подвел черту МакГрегор.

– Да уж, конкретнее не бывает, – ответствовал Джеймс, спускаясь по лестнице. Колокольчик снова дернулся. – Бегу, бегу. Терпение, господа.

Робертсон открыл входную дверь. На пороге стоял невысокий – пяти с половиной футов ростом – монах, в коричневом монашеском одеянии и с капюшоном, в тени которого лицо было невозможно рассмотреть.

– Кого и чего ты ищешь в этот час, достойный брат? – поинтересовался Джеймс, не без удивления заметив, что на улице нет ни одного автомобиля. Впрочем, тише от этого не стало: полицейский вертолет, весь вечер гонявший туда и сюда, сейчас завис почти над самым особняком МакГрегора.

– Я хотел бы говорить, если это возможно, с баронетом МакГрегором, – сказал монах с ощутимым акцентом.

– Кто его спрашивает?

– Смиренный монах Хорхе, – прозвучало в ответ.

Голос выдавал в монахе не только иностранца, но и человека весьма преклонных лет. Втянув ноздрями висевшую в холодном воздухе морось, Робертсон открыл дверь шире и сделал приглашающий жест:

– Пройдите в прихожую, достойный брат, – после чего двинулся вверх по лестнице, чтобы доложить хозяину о не совсем обычном госте. И едва не остолбенел, услышав за спиной:

– Благодарю вас, брат мой Джеймс.

Артур по лицу дворецкого понял, что произошло нечто, поставившее даже находчивого Джеймса в тупик.

– Что там? – коротко спросил он.

– Монах, сэр. Зовут Хорхе. И акцент, как у латиносов. Старый монах. Меня по имени назвал. Скажите на милость, откуда ему известно, как меня зовут? – И он фыркнул, пожав плечами.

– Он один? – спросил Артур.

– Да, сэр. Я впустил его в прихожую. На улице невыносимая сырь.

Артур легко сбежал по широким ступеням и остановился в паре шагов от невысокой фигуры в темном плаще.

– Вы хотели меня видеть, брат Хорхе? – мягко спросил монаха МакГрегор.

– Истинно так, брат мой Артур.

МакГрегору стало слегка неуютно.

– Вы слишком много знаете для скромного монаха, – резко произнес он. – Кто вы и что вас сюда привело?

Монах откинул капюшон, и Артур увидел его лицо – лицо человека весьма и весьма преклонных лет, с чеканными чертами потомка конкистадоров, лицо человека, скорее привыкшего повелевать, чем подчиняться. Держал он себя, однако, с прежней скромностью.

На первой от входа площадке лестницы всю эту сцену наблюдал Джеймс Робертсон – на всякий случай. Очень уж странным показался ему этот монах. И не только ему. Джеймс видел, что и сэр Артур колеблется, стоя напротив гостя.

Артур и впрямь колебался: он почти узнал вечернего визитера, но не хотел верить в то, что говорили ему собственные глаза.

В следующее мгновение пришла очередь Джеймса не поверить собственным глазам: его хозяин опустился на колени перед монахом и протянул руки, пытаясь схватить ими правую ладонь гостя.

Артур действительно хотел поймать правую ладонь гостя, но он не видел перстня, которому полагалось быть на безымянном пальце. Стоя на коленях, он поднял голову и слабым голосом произнес:

– Ваше Святейшество…

При этих словах Джеймс, стоявший на площадке, рухнул на колени как подрубленный, а папа римский слабыми руками поднял МакГрегора и, вместо того, чтобы протянуть ему руку для поцелуя, обнял Артура, постоял так несколько секунд и, подняв голову, произнес:

– Сегодня у вас в гостях, баронет, смиренный монах Хорхе. Папа Франциск, как это известно всему миру, пребывает сейчас в Ватикане.

И он вдруг подмигнул Артуру, отчего тот окончательно растерялся.

– Ну же, сэр Артур, у вас найдется укромный уголок, чтобы нам можно было поговорить?

– Конечно же, Ваше Святейшество! Прошу вас, прошу! – И хозяин особняка повел «монаха» вверх по широкой мраморной лестнице. Однако мимо мистера Робертсона им не удалось пройти, не остановившись. Когда папа и Артур поравнялись с ним, Джеймс, не поднимаясь с колен и опустив голову, простонал басом:

– Благословите, Ваше Святейшество!

И Франциску ничего не оставалось, как наложить руки на голову грешного и честного шотландца и произнести слова благословения.

* * *

Они расположились в библиотеке. Артур закрыл двери, наказав Джеймсу держать всех любопытных как можно дальше, хотя и Эли, и Салли крутились здесь же, пытаясь хоть в щелочку увидеть лидера полутора миллиардов католиков, сидящего в столь знакомой дамам обстановке особняка на Ланселот Плейс. Однако обе они видели, что Артур совсем не расположен шутить. Да и визит столь значительной особы располагал к серьезности.

Франциск не отказался ни от чашечки кофе, ни от глотка коньяка, что тут же было сервировано бесшумно возникавшим и бесшумно исчезавшим мистером Робертсоном. Помешивая ложечкой густой и ароматный кофе, папа обвел глазами библиотеку, и даже издал возглас удивления, смешанного с восторгом, когда взгляд его остановился на фотографии монумента святого Франциска Ассизского.

– Сэр Артур, а вы знали, что имя Франциск я принял в честь святого Франциска?

– Конечно, Ваше Святейшество. Этот святой в нашей семье пользуется особым уважением.

Папа покивал, потом, положив ложечку на блюдце, заявил:

– Сэр Артур, что вы скажете, если мы не будем ходить вокруг да около? Мне скоро восемьдесят, и у меня нет времени на подобные бальные танцы.

– Конечно, Ваше Святейшество. Я весь внимание.

– Мне известно, что документы, называемые «Крифиос», находятся у вас. – Папа поднял руку, потому что Артур уже открыл рот, собираясь ответить. – Я не приехал за ними, поверьте. Более того, все, кто пытался добыть их немыслимо грязными и преступными методами уже наказаны. Но не сами документы важны для меня, поверьте. Мне нужно знать, как всё было на самом деле. В этом смысле мне побоку даже большая политика, хотя, будучи папой римским, я не могу не думать о ней. Я был бы бесконечно счастлив и бесконечно благодарен, узнай я правду. И уж, конечно, никакой волны я не стал бы поднимать. Пилить сук, на котором сидишь – не в моих правилах. Как и пилить сучья, на которых сидят другие – вы понимаете о чем я, не так ли?

Артур молча кивнул. Еще бы ему было не понять, если у него уже состоялась встреча с премьер-министром Израиля, причем инициатива встречи исходила от самого премьера. Результатом встречи остались довольны обе стороны.

– Дорогой баронет, я знаю, что вы получили добро от наших израильских друзей на проведение топографо-геофизических и археологических работ на плато Голанских высот – с условием соблюдения секретности результатов. Я прав?

– Несомненно, Ваше Святейшество.

– Сын мой, умоляю вас, не вставляйте вы этот титул через каждое слово! – Папа шутливо застонал: – Мне не так много осталось жить, в конце концов.

– Хорошо, Ваше… Хорошо.

– И теперь моя просьба к вам: позволить посетить площадки, на которых работают ваши люди – с тем, чтобы они с уверенностью могли сказать: вот здесь, а не там стоял Храм Соломона, вот здесь, а не там был дворец Пилата и претория, вот здесь, а не там находится холм, называемый Голгофа. И главное – где находится Гроб Господень.

– Гроб Господень находится там, где находился всегда, – твердо ответил Артур. – Что касается остального, то с моей стороны не может быть ни малейших возражений. Однако пребывание ваше на Голанах – это вопрос, который решать уж никак не мне. Здесь и проблема допуска к государственной – для Израиля несомненно государственной – тайны, и проблема обеспечения вашей безопасности…

– Это мои проблемы, дорогой Артур. Можно просто по имени?

– Конечно. Ваше Святейшество.

– Итак. Мой визит к месту, где некогда был Иерусалим… Видите, мы все-таки кое-что знаем… Логистикой займутся мои люди, главное было ваше добро на поездку. И согласие показать мне места, где пролилась драгоценная кровь Господа нашего. Вы понимаете, почему. – И, не дожидаясь ответа, Франциск объяснил: – Дабы припасть губами к земле, на которую падали капли этой спасительной крови, дабы сердцем самим прижаться к той земле и почувствовать боль нашего Спасителя…

Артур видел, что сидевший напротив него старик нимало не играет. Он сейчас говорил о самом сокровенном, о том, что ему хотелось успеть еще в этой жизни.

– Тогда если позволите… – Франциск встал на ноги и коротко кивнул. – Как только мы уладим с израильтянами, я дам вам знать. Если я извещу вас о нашей с вами поездке за несколько дней – это не слишком короткий срок?

– Даже если вы известите меня за несколько часов, не возникнет никаких проблем.

– Что ж, в таком случае, мы договорились, – сказал папа и протянул Артуру руку. Тот, однако, не торопился пожимать ее.

– Осталась лишь одна деталь, Ваше Святейшество.

Франциск насторожился.

– Я хотел бы передать вам тот самый «Крифиос», за которым ваши люди…

– Не «наши люди», баронет! Преступники! Волки в овечьей шкуре!

– Простите, я был несколько резок. Но «Крифиос» я все же хотел бы передать вам. Вам, то есть, Ватикану. Церкви. Ведь это не просто документы. Это священные реликвии.

МакГрегор открыл секретер и достал свернутые в трубочку листы пергамента, перевязанные золотой цепочкой.

– Это, – сказал он, протягивая первый свиток, – карта Иерусалима. Сделанная по заказу императора Августа. По ней святая Елена восстанавливала город уже в Иудее.

Папа принял свиток с глубоким поклоном, и затем поднес его к губам.

– А это, – голос Артура зазвучал по-особенному торжественно – послание святого апостола Иоанна, написанное его рукой, и повествующее о захоронении тела Христова.

Прежде чем принять этот свиток, папа опустился на колени. По щекам его текли слезы, и он вытер их широким рукавом монашеской хламиды, чтобы не намочить драгоценный дар.

И Артур внезапно подумал о чем-то совершнно постороннем, впрочем, постороннем лишь на первый взгляд. Он подумал, что подлости и мерзости, творимые «черными» убийцами, их предшественниками и их последователями, никогда не смогут зачеркнуть вот такой простой и глубокой веры, которой был сейчас проникнут стоявший на коленях монах Хорхе. Или веры бывшего уголовника и самоотверженного человека Джеймса Робертсона.

Да ведь и моей тоже, подумал Артур.