Глава 40

Артур и Эли почти все время полета из Иерусалима до Лондона просидели в своих креслах молча. МакГрегор гладил девушку по руке, лежавшей на его бедре и нарушал молчание лишь для того, чтобы попросить стюардессу снова плеснуть им с Эли немножко коньяку в бокалы.

Но когда прозвучал звонок, извещавший пассажиров о том, что самолет пошел на снижение, Эли открыла глаза и, пристегнув ремень, спросила у Артура:

– Арти, но ведь мы так и не знаем всего.

– В каком смысле «всего», дорогая?

– Всего – в этой иерусалимской истории, – пояснила она.

– Ну, совсем все, до мельчайших деталей, мы вряд ли узнаем. Но главное нам все-таки известно.

– Разве? – Она нахмурилась. – Мы знаем, что Иерусалим библейский был уничтожен, а вместо него – причем в совершенно другом месте – выстроен макет в натуральную величину.

МакГрегор невольно усмехнулся:

– За вычетом «макета» все верно. И разве этого знания недостаточно?

– Тебе виднее. В конце концов, ты у нас верующий католик.

– Что ты имеешь в виду? Какая разница, верующий я или нет?

Эли погладила его по руке.

– Не сердись, дорогой. Я о том, что путаница возникает не только с Иерусалимом.

Артур задумался, потом кивнул.

– Ты права. Мы знаем, что Иерусалим – не тот Иерусалим. Раз.

Эли загнула мизинец и продолжила:

– Голгофа – я не о «Голгофе Гордона», а о той, которая всеми христианами считается местом распятия Христа – тоже не Голгофа Евангелий. Два.

И она загнула безымянный палец, вопросительно взглянув на Артура.

– Ну, все так, – неуверенно произнес он. – Что у тебя еще не складывается?

– Вот что: мы знаем, что царица Елена начала строительство нового Иерусалима по карте Августа потому, что обнаружила под храмом Венеры пещеру Гроба Господня. Он и строила город с таким расчетом, чтобы Гроб Господень оказался в городской черте.

– Верно, – кивнул МакГрегор.

– Ну а что же с Гробом Господним? Он – настоящий? Или тоже, прости за неделикатность, муляж?

– Хм-м-м… – Артур нахмурился. – Этого мы пока что не знаем. Возможно, узнаем тогда, когда у нас в руках будет «Крифиос».

– Но мы уже знаем, чем был Крифиос.

– Чем же? Поделись? Я, например, пока не знаю.

– Три свитка пергамента. Один – карта Августа-Елены, второй и третий – текст.

– Именно, – кивнул Артур. – Текст. О чем он повествует? Возможно, в нем и коренится разгадка.

* * *

Они увидели Джеймса издалека. А подойдя ближе, заметили его влажные глаза и слегка подрагивающие губы. Артур, подойдя к верному слуге, крепко обнял его и, похлопав по спине, спросил:

– Ну, как твои дела, дружище?

– Мои прекрасно, сэр, подлатали меня на все сто. Но из-за вас, сударь, я страху набрался. Особенно когда Розетти рассказал мне, в какие переделки вы попадали. Живи вы дома, в Шотландии, ничего подобного не произошло бы.

– Но тогда я не встретил бы мадемуазель Бернажу.

– Тоже верно. Как ваше драгоценное здоровье, мэм? Сдается, вы стали еще красивее с тех пор, как мы в последний раз виделись.

Эли, приподнявшись на цыпочки, чмокнула Джеймса в щеку.

Уже устроившись в салоне «Роллс-Ройса» она выдохнула, словно после тяжелой работы и, нырнув в мини-бар, воскликнула:

– Ура! Мы дома, виконт!

– За это необходимо выпить! – заявил Артур, принимая из рук Эли пузатую бутылку бренди. – Сможете потерпеть до Ланселот Плейс, мистер Робертсон? Вы все-таки за штурвалом?

– С такими пассажирами, сэр, я готов терпеть до самого Эдинбурга! – отозвался Джеймс, плавно отчаливая от бордюра.

– Как поживает наша дражайшая Салли? – поинтересовался Артур, опрокинув пару унций крепкого ароматного напитка.

– Как всегда, на боевом посту, – рапортовал дворецкий. – И на ужин все ваши любимые блюда, от грибного супа до заячьего рагу. Салли! Таких поваров, сэр, нынче не сыщешть на всем белом свете.

– За исключением… – начал Артур и сделал многозначительную паузу, после которой оба они с Джеймсом хором закончили:

– …Шотландии!

– Да, сэр, – отсмеявшись, продолжал Джеймс. – Так что Салли наша на посту. Но вот горничная ваша, Лилит, из отпуска так и не вышла. И ни письма, ни записки от нее не было.

– О Лилит мы поговорим позже, старина.

– Значит, вы о ней что-то все-таки знаете?

– Кое-что – пожалуй, – сказал МакГрегор. – Хотя и далеко не всё.

Уже в особняке, поднявшись в столовую, Артур расцеловал в обе щеки раскрасневшуюся от удовольствия Салли, и прошел в ванную, где долго и тщательно мыл руки. Выйдя оттуда, он обратился к дворецкому:

– Джеймс, старина, будь так добр: принеси ту книгу в библиотеку. И захвати с собой самый острый нож. Или скальпель – где-то у нас должен водиться и такой инструмент.

Робертсон поклонился и исчез, через пару минут появившись в библиотеке с тонкой книгой в кожаном переплете и скальпелем в руках.

– Ужин ведь стынет, сэр, – огорченно произнесла Салли вслед направившемуся в библиотеку Артуру, но тот лишь рассеянно кивнул.

Пристроившись у письменного стола, Артур и Эли раскрыли «Библию в изложении для детей», после чего МакГрегор осторожно поддел скальпелем край кожи, приклеенной к тонкому картону. Пройдя по всей длине проклеенного шва, он сунул в щель два пальца и, пошевелив ими, вытащил три листка пергамента, один из которых был сложен вдвое. Он развернул сложенный листок на стекле, покрывавшем письменный стол, и аккуратно разгладил пергамент рукой.

– Это она! – воскликнула Эли.

– Она? – недоуменно переспросил дворецкий. Все это время он, казалось, стоял не дыша, словно в ожидании какого-то чуда. И сейчас, когда чудо произошло, Джеймс Робертсон силился понять, в чем же оно заключается.

– Да, Джеймс, это она, – подтвердил девятый баронет МакГрегор. – Это карта Иерусалима, которая послужила царице Елене основой для воссоздания древней столицы на новом месте.

– Вы говорите о святой равноапостольной Хелене, сэр?

– Абсолютно верно, старина. О матери святого Константина Великого и строительнице Иерусалима.

– Прошу прощения, сэр, – дворецкий был взволнован, однако дорыться до истины ему хотелось, – но ведь Иерусалим был построен царем Давидом. Об этом даже в самой этой книжке написано.

Эли незаметно дернула Артура за рукав. Он едва заметно кивнул.

– В книжке этой написана правда. Но всей правды столь тонкая книжица и не могла бы вместить. Ты согласен?

– Конечно, сэр. Да и кто я такой, чтобы не верить вам? Но Боже мой, ведь я всюду таскался с этой книгой, читал ее и за едой, и… А ведь к этому листку прикасались руки великой христианской святой!

– Всё это так, Джеймс, но не вздумай покаяться в этом грехе на исповеди. И я говорю это вполне серьезно.

– Я уже и забыл, сэр, о том, что было вставлено в переплет. Да и было ли вообще?

– Вот так держать, старина, – Артур показал Джеймсу большой палец. – И будь добр, принеси нам всем – всем троим – по паре глотков бренди. У меня, честно говоря, руки дрожат.

Через пару минут дворецкий появился с бутылкой и тремя бокалами. Поставив их на стол на приличном расстоянии от книги и листов пергамента, он налил в каждый бокал пальца на два янтарного напитка и вручил бокалы Эли и Артуру. Свой Робертсон опрокинул залпом. МакГрегор тем временем ткнул пальцем в карту, сказав:

– Смотри, Эли. Здесь начинались муки Господни…

Палец его указывал в квадрат на карте, разделенный крестом на четыре части. В центре находился прямоугольник с надписью «praetorium». Прикрыв глаза, Артур медленно проговорил:

– «Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздев Его, надели на Него багряницу…»

Артур, сделав небольшой глоток бренди, положил карту Августа на полку и взял в руки два небольших свитка пергамента, вынутых из-за обложки детской Библии. Бросив взгляд на текст, он покачал головой:

– Это мне не по зубам. Похоже на древнегреческий.

– Койне, – уточнила Эли.

– Прошу вас, мадемуазель, – и Артур подвинул листки поближе к Эли. Откашлявшись, она начала:

– «Старец – возлюбленным Гаию, Кратиллу и Гиппарху, которых я люблю в духе и истине…»

– Погоди, – прервал ее МакГрегор, – но ведь почти так же начинается Третье Послание Апостола Иоанна.

– Значит, апостол адресует свое послание тем же лицам, – ответила Эли.

– Конечно, конечно. Прошу тебя, продолжай.

– «… сие пишу вам, чтобы радость и знание ваши были совершенны. После разрушения гневом Божиим гордого града Иерусалима возникли среди верных прения о том, что сталось с Гробом Господним, в который был положен Иисус Христос по распятии своем, и где произошло Великое Воскресение Богочеловека во плоти. Некие говорили о Гробе, что был он сметен вместе с градом, иные же утверждали, что ушел Гроб Господень глубоко под землю, за пределы досягаемости грешных и алчных рук.

Дозвольте же мне, видевшему всё от распятия до положения Господа нашего во Гроб, излить свет на события тех страшных и вместе с тем светлейших дней. Я был вместе с достойным Иосифом из Аримафеи, просившим у Пилата тела Иисусова. Ибо Иосиф хотел погрести Иисуса в своем новом семейном гробе, высеченном в скале близ Вифлеема.

Пилат не воспротивился сему, ибо и для него удобнее было бы, дабы не стало место погребения Иисуса источником раздоров меж верными и иудеями у самых стен Иерусалима. Посему правитель и тело отдал Иосифу и пришедшим с ним, и отправил с ними два десятка солдат и центуриона для охраны.

Повозки же для тела Христова и женщин, тело сопровождавших, и волов, и мулов привели слуги Иосифовы. И я, Иоанн, был в походе сем, до последней минуты, до того, как завален был камнем вход во Гроб. Что и свидетельствую пред вами, возлюбленные мои».

Артур сидел, боясь вздохнуть. Джеймс тоже застыл с бокалом в руке. Эли снова откашлялась и продолжала:

«Но должно мне добавить и еще нечто к вашему разумению, однако основанием сему будет не свидетельство мое, но откровение, мне данное. Предстоит у Вифлеема восстать граду великому, с капищами языческими. Однако ж волею и трудами благочестивой и Христолюбивой монархини капища низринуты будут, и Гроб Господень предстанет пред человеками – до Второго Пришествия Господа нашего. И град новый Иерусалимом наречется».

«Случится сие уже не при жизни моей или вашей, но в течение жизней пяти поколений будет по сему. Я же призываю вас, познавши истину о Гробе Господнем и о грядущем земном Иерусалиме, хранить истину сию в тайне. Да ляжет печать молчания на уста ваши».

Артур с шумом выдохнул и ошарашенно мотнул головой.

– Вот и ответ, Эли, – сдавленным голосом проговорил он. – Гроб Господень там же, где он и был некогда, и где находится сейчас. Голгофа, однако, по-прежнему стоит там, где и стояла она два тысячелетия назад, вблизи от исчезнувших стен града Иерусалима. Среди окружающих ее холмов на плато у Галилейского моря.