Глава 35

Комната, в которой обитал Джузеппе Клементе, была небольшой, но функционально обустроенной. Кровать, кресло, стул, стол, мини-холодильник, одновременно служивший подставкой для небольшого телевизора и дверь, за которой наверняка был туалет с умывальником, а возможно, и душ.

– Прошу, прошу, – приговаривал Клементе, указывая на кресло и на единственный стул.

Артур подвел Эли к креслу и, после того, как она удобно расположилась в нем, опустился на стул. Только после этого Клементе устроился на краешке своей кровати.

– Синьор Клементе… – начал было Артур, но старик перебил его:

– No signor! Джузеппе!

– Bene, – согласился Артур. – Джузеппе, может, тебе сесть на стул или в кресло?

– Нет-нет-нет! Я в полном порядке. Я всегда принимаю гостей вот так, сидя на кровати. Мягко, удобно. – Как бы в подтверждение своих слов, старичок похлопал ладонью по матрасу.

– Джузеппе, я не знал этого наверняка, – начал МакГрегор, – но предполагал, что ты был знаком с моим дедом. Или, во всяком случае, встречался с ним. Я ведь не ошибся?

– О нет, Артуро, очень не ошибся!

– И ты помнишь эту встречу?

– Пфа! – Джузеппе вскинул руки. – Помню ли я это встречу? О, Артуро, как бы я мог ее забыть. Ведь твой дед, да помянет его Господь в Воскресении Своем, – старик перекрестился, – в тот мартовский день 1945-го года спас меня от смерти.

Артур и Эли сидели молча, боясь прервать речь Джузеппе даже нечаянным звуком.

– Да. Это было 3 марта, – продолжал старик. – Город уже давно был занят войсками союзников. В тот день в храме – а я был в нем уборщиком, и алтарщиком, и ночным сторожем, когда в том возникала нужда, так вот, в храме появились американцы. Трое вооруженных солдат и офицер. Вошли в собор, не снимая касок. И даже офицер оставался в фуражке. С порога вели себя как хозяева, жестом подозвали его преосвященство епископа Фальбуччи, стали о чем-то выспрашивать его на повышенных тонах… Я не знал и не знаю английского, поэтому мог лишь догадываться, что они хотели узнать. Я понял в чем дело только когда епископ негромко приказал мне пойти убраться в главном алтаре…

– И как же эта фраза епископа прояснила для тебя ситуацию? – не выдержал МакГрегор.

– Американцы очень не любили все, связанное с Ватиканом. Они считали, что Ватикан сотрудничал с нацистами. Бред чистой воды.

– Но разве в Ватикане не было сторонников нацистской Германии? – снова перебил его Артур.

– Были, конечно. А разве таких не было в самой Америке? Но ни там, ни у нас они не составляли большинство.

– Понятно. Прости, Джузеппе, постараюсь впредь не мешать твоему рассказу.

– Священнослужителей американцы не трогали. Ни епископов, ни даже простых прелатов. Не трогали и монахов. Наверное, приказ был такой. Но всех прочих – таких, как я – заранее подозревали в коллаборационизме. И отправляли в лагеря. Или просто передавали партизанам.

– И почему же это было смертельной опасностью? – снова не выдержал МакГрегор.

– Американские лагеря для интернированных были лотереей. Рассказывали о таких лагерях, где охранники не снимали палец с курка, дожидаясь, пока кто-нибудь из заключенных нарушит тот или иной – пусть даже незначительный – запрет. Тогда они стреляли. На поражение.

– Да, я знаком с тем, как вели себя наши союзники. Поверь, немцам было еще веселее.

– Возможно, однако у нас, в отличие от немцев, не было ни Аушвица, ни Дахау. Еще более непрогнозируемой лотереей было попасть в руки партизанам. Они настолько ненавидели всех, кто сотрудничал с нацистами, – или даже подозревался в сотрудничестве – что могли и не довести такого человека до своего командира. Проще говоря, могли пристрелить якобы при попытке к бегству. И это при том, что я не раз укрывал бойцов Сопротивления в подвалах храма, где я знал все ниши и закоулки. Но поди убеди в этом охранников, которые ведут тебя то ли к начальству, то ли на расстрел.

Джузеппе вытер дрожащей рукой лоб и продолжал:

– В общем, я направился было к главному алтарю, но американский офицер криком остановил меня, заорав почему-то по-немецки. Halt, halt!!! Я остановился и повернулся к нему, он отдал солдатам какой-то приказ, и те положили руки мне на плечи, собираясь меня вывести из храма, а далее…

Лицо старика прояснилось и приобрело слегка мечтательное выражение.

– А далее произошло чудо. Мой ангел-хранитель послал мне хранителя земного. Им был, я думаю, ты уже догадался, Артуро – твой дед. Полковник Мако-Грегоро.

Эли невольно улыбнулась. Хотя она поняла лишь часть того, о чем рассказывал Джузеппе, однако с этой черточкой итальянского произношения – неприятием согласных на конце слов – она уже была хорошо знакома. Похлопав Артура по колену, она спросила:

– Так вы догадались или нет, баронето Мако-Грегоро?

Но Артур не среагировал на шутку. Он, как загипнотизированный, не сводил глаз со старика, словно в ожидании какого-то чуда.

– Прошу, Джузеппе, продолжай, – умоляющим тоном проговорил он.

– Да. Мы уже были в нескольких шагах от двери, я впереди, мои охранники по бокам и чуть позади меня, и уже затем офицер с третьим солдатом. Обернувшись, я увидел, что монсиньор Фальбуччи осеняет меня крестным знамением. Один из охранников подтолкнул меня, и я невольно развернулся в сторону двери, в проеме которой появилась одинокая фигура. Человек этот вошел в собор, снял фуражку и, подойдя к чаше-кропильнице, погрузил в нее пальцы правой руки, после чего перекрестился. Потом он коротко представился офицеру-американцу.

Джузеппе приложил два пальца к несуществующей фуражке, видимо, забыв о том, что в момент представления и Старый Артур был без фуражки, и отчеканил:

– Колонелло Мако-Грегоро, армия Его Величества!

Глаза старика просто сияли. Он еще раз произнес «армия Его Величества», покивал для убедительности, и продолжал:

– Он произнес еще две-три фразы, и внезапно я услышал свое имя: «Джузеппе Клементе». Американский офицер – я говорю просто «офицер», потому что не знаю его звания – указал на меня пальцем. Они принялись о чем-то говорить, разговор очень скоро превратился в спор, хотя твой дед, Артуро, сохранял спокойствие, чего нельзя было сказать об американце… Он покраснел, принялся тыкать в меня пальцем, выкрикивая через слово «Наци! Наци!», так, словно я был вторым после Гитлера негодяем на этой планете. Полковник Артуро спокойно возражал, несколько раз произнеся имя «О'Флаэрти». И тогда я понял, что спасен!

Джузеппе победно вскинул вверх обе руки. Казалось, он рассказывает о своем чудесном спасении так переживая его, словно оно случилось вчера.

– Арти, я поняла, что это имя было спасительным для нашего нового друга, но я не очень понимаю почему, – проговорила Эли извиняющимся тоном.

– Имя О'Флаэрти мне, конечно, знакомо. Он служил в Ватикане, в сане архиепископа. И во время немецкой оккупации Рима делал «левые» документы «ватиканского подданства», спасши тем самым более шести тысяч жизней – бойцов Сопротивления, евреев, цыган. Но как это соотносится с Джузеппе и его тогдашней ситуацией? – И Артур повторил тот же вопрос уже по-итальянски.

– О, но это просто. Через меня документы, сработанные людьми монсиньора О'Флаэрти, передававались тем, для кого были предназначены. То есть, монсиньор меня хорошо знал. А у вашего деда именно в этот день была встреча с монсиньором, который и посоветовал ему разыскать меня и расспросить о визите монсиньора Орсениго…

– Чезаре Орсениго, – негромко уточнил Артур.

– Si. Чезаре.

– И что же это был за визит?

– Я подробно и в деталях рассказывал об этом полковнику Артуро.

– К великому сожалению, мы не можем спросить об этом самого полковника, – заметил Большой Артур.

– О да, к величайшему сожалению! – воскликнул Джузеппе. – Но – в двух словах о визите Орсениго.

– Погодите, – вмешалась Эли. – Вы оба говорите «Орсениго», «Орсениго», словно речь идет об общем старинном друге. А я понятия не имею, кто это такой.

– Секунду, Джузеппе, – Артур поднял палец, старик умолк, и МакГрегор пояснил Эли: – Чезаре Орсениго, бывший папский нунций в Берлине, ярый сторонник сотрудничества с нацистами. Извини, Джузеппе. Прошу тебя, продолжай.

– Так вот, Орсениго в сопровождении группы прелатов появился в соборе вечером. Было это в первые дни после того, как союзники взяли Рим и выбили немцев из города. В тот вечер службы не было, а я выполнял обязанности ночного сторожа. Я и открыл боковые двери собора, чтобы впустить монсиньора Орсениго и сопровождавших его священников. После того, как монсиньор убедился, что кроме меня в храме никого нет, он отвел меня в сторону и спросил, не знаю ли я укромное место для того, чтобы спрятать небольшой предмет. Что за предмет, спросил я. Небольшая шкатулка, ответил он. «А что в ней?» – наивно поинтересовался я. Орсениго покачал головой. В ней страшная, очень страшная тайна. Если ты позволишь ей попасть в чужие руки, то будешь навеки проклят, малыш Джузеппе (что ж, мне было пятнадцать, да и ростом я не вышел, так что на bambino я не обиделся). Навеки проклят… Звучит страшновато, согласитесь. «Страшная тайна?» – переспросил я. «Очень страшная» – подтвердил он и добавил шепотом, наклонившись ко мне и постучав по крышке небольшой черной шкатулки, которую передал ему один из прелатов: «Здесь Крифиос, Джузеппе».

– Что??? – хором воскликнули Эли и Артур, она на английском, он – на итальянском.

– Ну да, – пожал плечами старик, – он именно так и сказал.

– И ты знал, что стоит за этим словом? Что такое «Крифиос»?

– Я не имел ни малейшего понятия. Не могу сказать, что теперь знаю намного больше.

– Ты даже не заглянул в шкатулку? – изумленно спросил МакГрегор.

– Ты забегаешь вперед, Артуро. – Итальянец покачал седой головой. – Сначала Орсениго выпроводил своих прелатов. Для чего? Он хотел видеть, куда я спрячу шкатулку, но не хотел, чтобы кто-то еще видел. «Куда мы пойдем, Джузеппе?» Наверное, он полагал, что я поведу его в подвал, к каким-то тайным и неведомым схронам, но я ответил: «Никуда мы не пойдем. Мы спрячем его здесь». «Прямо здесь, в соборе?» Казалось, он не верит своим ушам. Но где же ее можно спрятать в главном помещении храма? Ты был в соборе, Артуро?

– Лишь один раз, – отозвался Артур. – Сегодня.

– Быть может, тебе запомнилась статуя святого апостола Иоанна? Великолепная работа маэстро Камилло Рускони – ах, какие же были мастера в ту эпоху!

Артур сидел, закрыв глаза. Потом проговорил:

– Да, я помню эту фигуру. Справа от главного алтаря. Иоанн держит в левой руке книгу – Евангелие или Апокалипсис, не знаю.

– Superba! – воскликнул Джузеппе. – Именно так. А выше локтя левая рука накрыта полою плаща. Между обнаженным предплечьем святого и полой плаща образуется пустота, весьма приличной глубины. Рукой, полностью вытянутой, я едва доставал до дна этого импровизированного схрона.

– Кто знает, может быть, Рускони сделал это намеренно. Кому придет в голову обшаривать и обыскивать статуи в самом главном соборе христианского мира? – размышлял вслух Артур.

– Может, и намеренно. Может, именно с этой мыслью: кому придет в голову? Но так или иначе, я не раз и не два пользовался этим тайником, пряча там документы, которые присылал мне для передачи монсиньор О'Флаэрти.

Эли помотала головой, словно пытаясь сбросить с себя оцепенение, и почти шепотом произнесла:

– Снова апостол Иоанн… И опять в увязке с «Крифиосом». Это не просто совпадение, Арти, я уверена…

– И я, дорогая, уверен в том же.

– Вам, друзья мои, интересно, что было дальше?

Теперь оба отвечали хором по-итальянски:

– Si!

– Через день после визита монсиньора Орсениго я, конечно же, залез в тайник. Ночью. Союзники, вошедшие в Рим, объявили комендантский час, и я был уверен, что глубокой ночью ни Орсениго, ни кто-то другой в собор не направится. Шкатулка была черного дерева, обита по углам золотом. В центре ее был золотой замочек.

– Который был не заперт? – не скрывая волнения, спросил Артур.

– Который, конечно же, был заперт, – возразил Джузеппе. – Но не забудьте, я был римским мальчишкой, выросшим в голодные и холодные годы той страшной войны, и уж открыть не слишком хитроумный замок небольшим гвоздиком для меня было делом нескольких минут. Я открыл шкатулку и достал то, что Орсениго называл «Крифиосом».

Старик явно ждал вопросов, но его слушатели молчали, затаив дыхание.

– Честно говоря, я был несколько разочарован. И сбит с толку. Я ожидал увидеть какие-то амулеты, необычные и таинственные артефакты, может быть, частичку мощей какого-нибудь из самых почитаемых святых – но там было то, что было. А именно, небольшой пергаментный свиток, свернутый в трубочку. Внутри свитка было еще два пергаментных листка меньшего размера. И всё.

Джузеппе развел руками.

– Два небольших свитка были исписаны крупными буквами – как мне показалось, греческими. Третий свиток, в который были вложены эти два, оказался древней и довольно странной картой.

– Это была карта Иерусалима… – глухо произнес Артур, не поднимая глаз.

– О, Артуро, ты знал? – воскликнул Джузеппе. – Колонелло Артуро рассказывал тебе, si?

– No, – все также глухо отозвался Артур. – Колонелло Артуро ничего не рассказал мне.

* * *

– Так или иначе, но полковнику удалось переубедить американцев. Они ушли, причем офицер на прощание погрозил мне пальцем. Но я и так понял, что из собора мне нужно будет исчезнуть. Подставляться еще раз – американцам, а то и монсиньору Орсениго – мне совсем не улыбалось. Мы с полковником присели на скамью, дожидаясь пока уйдет его преосвященство, епископ Фальбуччи. Он однако не уходил, опасаясь того, что меня арестуют, не американцы, так англичане. Я уверил его, что все в порядке, что мы с господином полковником беседуем о монсиньоре О'Флаэрти. Это его успокоило, и он отправился на свою квартиру, чтобы отдохнуть перед вечерней службой.

Тогда-то я и достал шкатулку из тайника. Потом мы вместе с твоим дедом прошли в служебное помещение, где я хранил всякий инвентарь для уборки. Закрыли дверь. Полковник, сев, открыл шкатулку (после того, как я отпер замочек), достал свитки, развернул, и…

Старик снова вытер лоб тыльной стороной ладони, хотя в комнате было вполне прохладно – система внутреннего кондиционирования работала прекрасно.

– Так вот, Артуро, – продолжил он, – до тех пор я никогда не видел, чтобы человек побелел за секунду. Знаешь, как говорят: «стал бледным как стенка». Но именно это произошло с полковником. Я испугался, что ему стало плохо, но он меня успокоил, посадил рядом и, помолчав, произнес: «Это страшная тайна». Я ответил, что тоже самое мне сказал Орсениго, который вдобавок обещал, что я буду проклят, если хоть кому-то открою этот секрет. «И ты не боишься? Ведь ты открыл этот секрет мне», – спросил Мако-Грегоро. Нисколько, ответил я. Я и вправду не верил и не верю, что по слову одного человека, будь он даже архиепископом, ты можешь быть или проклят, или спасен. Но в чем же тайна, в чем ее опасность? Он показал мне карту. Я сказал, что уже видел ее. Он велел мне присмотреться получше. В верхней части карты была надпись: Hierosolyma. «Иерусалим, наверное», – сказал я. Абсолютно верно, подтвердил полковник. И тебе ничего не кажется странным? Я пожал плечами: а что здесь может быть странного? «Да вот же», – и он ткнул пальцем в карту. Юго-западная часть города не защищена стеной, и почему? «Почему?» – спросил я. «Потому что эта часть города выходит прямо к обрыву и к Галилейскому морю», – сказал он. – «Видишь надпись: Геннесарет»? Я пожал плечами. Полковник вздохнул и потрепал меня по голове. «Ты никогда не был в Святой Земле?» – спросил он. Никогда, признался я. Ну ничего, у тебя вся жизнь впереди. Еще побываешь. И я побывал, Артуро, да не раз, а целых три раза! Но карта мне до сих пор не кажется такой уж странной или страшной. А может, я просто не очень силен в географии.

– А что два остальных списка, поменьше размером? – спросил Артур.

– Дошла очередь и до них, – ответил Джузеппе. – Когда он держал их в руках, его пальцы дрожали. Сильно дрожали. Мне тоже передалось его волнение. «Что там, colonello?» – спросил я. И он сказал: «Это тайные страницы Книги Тайн. И я думаю, Джузеппе, что написаны они рукой автора той Книги». Что за книга тайн? Я ничего не мог понять. «Апокалипсис», – объяснил полковник. И страницы эти написаны, он был почти уверен, самим апостолом Иоанном. Я указал на скульптуру, в плаще которой, в тайнике, я прятал шкатулку. Этот Иоанн? Именно, сказал полковник. Знаешь, Артуро, и ведь тогда все это не показалось мне таким уж грандиозным. В конце концов, я жил в Риме, а служил в Ватикане, то есть, был окружен святыми реликвиями. И не надо было ходить далеко – в самом храме, где мы сидели с твоим дедом, над папским алтарем в центральном нефе помещен ковчег. В котором не что-нибудь, а головы святых верховных апостолов – Петра и Павла. Ты видел, si?

– Si. Я видел, – отозвался Артур. – Но что же было дальше?

– Погоди, ведь мне нужно было узнать, что пишет святой Иоанн, верно? – старик вскинул брови.

– Да, конечно, – кивнул МакГрегор. Он явно нервничал, хотя и сам понять не мог причину своей тревоги.

– Ну так вот дед твой и объяснил мне, что на этих листках святой апостол писал о разрушении древнего Иерусалима. Полковник сначала сказал «древнего», а потом добавил: настоящего.

– И что сделал полковник с этими свитками – и картами, и рукописью?

– Он достал из-за пазухи довольно тонкую книгу в кожаном переплете, как он сказал, Библию для детей. Но я и сам видел, что это Библия. На ней так и было написано: «Библе»…

– Ну да, «Библе», – улыбнулся Артур, бросив взгляд на Эли. Та, глядя на славного старика, тоже не смогла удержаться от улыбки.

– И тогда он достал нож… – Джузеппе театрально вскинул руки. Эффект возымел успех: часть публики, точнее Эли, ахнула. – Ну, может, не нож, а ножик, перочинный, с десятком лезвий, открыл одно из них и стал надрезать края переплета на внутренней стороне обложки. Но! – Синьор Клементе поднял указательный палец. – Все это он сделал только после того, как спросил моего согласия.

– Согласия на что? – не понял Артур.

– На то, чтобы он стал хранителем этих реликвий. А после вас, Signor Colonello, кто станет их охранять? И надо ли их охранять вообще? На последний вопрос он ответил мгновенно и очень решительно: охранять надо, да еще как. Это очень опасные реликвии. Для всей матери-Церкви. Я не очень понял, почему, но на всякий случай кивнул. А вот первый вопрос заставил его задуматься. Он даже прикрыл глаза. А потом сказал: «После меня – мой внук». Я изумился. На вид ему было лет сорок, наверное, не больше, чем тебе сейчас, Артуро. У вас есть внук? Еще нет, но будет. Он ответил так уверенно, словно уже видел тебя каким-то мысленным взором. Теперь ты знаешь, как эти реликвии попали в вашу семью.

– Попали – как? – МакГрегор едва не выкрикнул эти слова.

– Но я ведь сказал, – итальянец удивленно пожал плечами. – Он надрезал края переплета этой книги, «Библе», и сунул все три документа внутрь, в кожаный переплет. Карту, правда, ему пришлось сложить вдвое. А вот куда он поместил реликвии, когда вернулся в Лондон, я не знаю.

Артур вскочил на ноги. Эли внезапно охрипшим голосом спросила его:

– Арти, это то, о чем я думаю?..

– Конечно, – он в возбуждении зашагал по небольшой комнатке. – Ха! «Библе»! Реликвии все время находились у меня под самым носом. Эли, нам нужно срочно, я имею в виду СРОЧНО звонить Джеймсу!

Эли привстала, но была в некоторой растерянности. Ей казалось, что уйти с такой поспешностью значило обидеть Джузеппе. Об этом она и сказала Артуру, по-английски. МакГрегор кивнул, и обратился к старику:

– Джузеппе, если не возражаешь, мы сейчас прервемся. Мне нужно срочно связаться с Лондоном. Но мы вернемся, обещаю.

– Когда-нибудь? – грустно спросил старый синьор Клементе. – Как colonello Мако-Грегоро?

– Нет. Не «когда-нибудь». Завтра. Если нет, то не позднее послезавтра. Обещаю.

Лицо старика осветила улыбка.

– Bene, Arturo. Если дед верил в тебя, почему должен не верить я? Но! – он снова поднял указующий перст. – Вы пойдете – побежите, полетите – не раньше, чем мы выпьем по стопочке граппы!

– Арти, – облегченно вздохнув, сказала Эли. – Ты ведь уже знаешь, что расстаться с итальянцем без стопочки граппы не получается. От пары минут нас не убудет.

Джузеппе нырнул в холодильник, откуда извлек бутылку, которая была едва начата. Потом, сняв с полки три стопки, – все из разных наборов – он поставил их на свой стол и наполнил почти до самых краев. Он поднял свою и провозгласил:

– За моих новых друзей! За прекрасную синьору! Salute!

Артур и Эли откликнулись слаженным дуэтом:

– Salute!

Все трое лихо опрокинули свои стопки. Резвый старичок метнулся было к холодильнику с криком «А закусить?», но Артур остановил его.

– Джузеппе, дорогой, нам вправду нужно бежать. Вопрос жизни и смерти, я не шучу. Но ведь я обещал тебе, что если не завтра…

– То послезавтра, – перебил его итальянец. – Помню. И буду ждать.