Пройдя насквозь небольшой парк имени Витторио Эмануэле, они вышли прямо к станции метро, носящей имя все того же монарха.
– Арти, – поинтересовалась Эли, – я понимаю, король был достойнейшей личностью, но разве в истории Италии не было других людей, чьими именами можно было бы называть улицы, площади, парки и проспекты?
– Как? – МакГрегор скорчил удивленную физиономию. – А Гарибальди?
– Ах, да, – сокрушенно вздохнула Эли. – Как я могла забыть?
Утешило ее лишь то, что ехать им предстояло без пересадок – и выходить уже на второй станции. На станции Сан Джованни они поднялись наверх, и Эли невольно поморщилась: коктейль из горячих солнечных лучей, бензиновых паров, запахов подогретой пищи, которые неслись отовсюду – из пиццерий, разбросанных там и сям вдоль улиц, и из киосков уличных торговцев.
Артур, дождавшись зеленого света, взял Эли за руку и решительно зашагал к монументу, на который она поначалу бросила лишь беглый взгляд, озабоченно разглядывая кишащую машинами площадь в поисках «главного собора», в который они, по словам Арти, и направлялись. Однако сейчас МакГрегор вел ее, чтобы не сказать «тащил», именно к монументу.
Монах в традиционном холщовом плаще с откинутым капюшоном, стоял, разведя руки в стороны и несколько вперед. По его левую руку виднелись еще две фигуры, на уровне ног стоявшего монаха.
– Вот, – торжествующе заявил Артур, положив ладонь на ступени пьедестала.
– Что «вот»? – недоумевающе спросила Эли. – А где же собор?
– Вот оно! – торжествующе воскликнул Артур. – Я стою у ног святого Франциска, и так же, как он, воздеваю руки и, как и он, держу на ладонях святой собор, не давая ему рухнуть под тяжестью грехов тех, кто восходил на его кафедру!
Эли мгновенно развернулась на сто восемьдесят градусов, крутнувшись на своих невысоких каблучках.
– Арти, – она говорила, не поворачиваясь, – но если они привязывали памятник святому Франциску к собору, разве не стоило разместить его… кгм, чуть-чуть поближе?
МакГрегор, вопреки торжественности момента, коротко хохотнул, признавая правоту спутницы. Действительно, между памятником и собором расстояние было нешуточным, метров под триста. Вдобавок ко всему, поток машин, стекавшихся с четырех улиц и сливавшихся в одну, бурлящую и несущуюся к Порта Сан Джованни – Воротам Сан Джованни – реку, словно разрезал пространство на два нестыкующихся мира: тот, где стоял святой Франциск, и тот, где возвышался величественный собор. Артур, вздохнув, опустил руки.
– А ты просто представь, дорогая, что перед тобой нет ни толп пешеходов, ни – главное – этих рыкающих и смердящих железок на колесах…
Простояв на переходе не одну минуту в ожидании зеленого света, они все-таки перебрались на другой берег, и теперь неспешно поднимались по наклонной пешеходной дороге, ведшей к центральным дверям собора.
Подойдя ближе, они увидели, что центральные двери закрыты, как закрыта и решетка, отделявшая врата от ступеней. Но были открыты двери по обе стороны от центральных врат. Открыты были и решетчатые барьеры.
Артур, однако, не спешил проходить внутрь. Эли с любопытством наблюдала, как он перемещался по площадке – по сути, верхней ступеньке лестницы – то влево, то вправо, стыкуя указательные и большие пальцы обеих рук и глядя через этот «видоискатель» в направлении, откуда они только что пришли. Он делал шаг, снова смотрел сквозь «рамочку», бормотал «нет, нет» – и делал новый шаг, повторяя всё те же таинственные шаманские действия.
– Мы что-то ищем? – не выдержав, спросила Эли.
– Да, – ответил Артур, не отрываясь от видоискателя. И потом голосом, полным радости, повторил: Да, да, да! Искали! Нашли! Здесь, именно здесь!
Он сейчас стоял у подножия двух колонн, поддерживающих левый край портика, стоял и наводил свой «видоискатель» то на Эли, то снова в ту сторону, где воздымал руки самый, пожалуй, смиренный из всего сонма католических святых.
– Здесь, Эли. Это было именно здесь.
– Что было? – Она начинала всерьез злиться.
– Именно здесь сэр Артур, седьмой баронет МакГрегор, сделал тот таинственный снимок.
– Я догадываюсь, что речь идет о твоем дедушке. Но что же было на снимке? – недоумевающе спросила Эли. – И в чем его таинственность?
– О, в самом снимке ничего таинственного нет. Кстати, ты могла его видеть в моем кабинете – нет, видимо, скользнула взглядом и забыла. Иначе ты вспомнила бы монумент. Так вот, на фотографии именно он, памятник святому Франциску. А сам снимок сделан вот с этой самой точки.
– А таинственность? – напомнила она.
– Это воспоминания детства. Совсем-совсем раннего. Моя эйдетическая память не в состоянии идеально и до слова воспроизвести события такой давности. Но кое-что я все-таки помню. Было мне ровно три года. Дед подарил мне «Библию в изложении для детей». Я уже читал, пусть и медленно.
– Погоди, Арти, не та ли самая детская Библия, с которой не расстается Джеймс?
– Та самая. Так вот, он подарил мне в тот день моего рождения книгу – и фотографию, ту, что в моем кабинете. «Смотри, Большой Артур» – он часто звал меня так, называя себя «Старым Артуром» – сказал он, – «Эти две драгоценности – Книга Книг и образ святого Франциска – должны всегда оставаться вместе. И посмотри на фото. Ты видишь эти руки? Вот этим жестом святой ободрял и поддерживал меня в день самого важного в моей жизни решения». «Какого, Старый Артур?» – спросил я.
– Да, какого? – Эли сгорала от нетерпения.
– «Эту тайну знают лишь двое: я и тот, чье имя было в тот день начертано у меня над головой».
– В какой «тот» день?
– Думаю, в один из дней 1945-го. В который точно? Этого дед не говорил. Как и не приоткрыл завесу тайны – какое же решение он принял, стоя вот здесь, на ступенях собора Сан Джованни ин Латерано?
– И чье же имя было над его головой?
– Тебе трудно посмотреть самой? Правда, для этого надо отойти шагов хотя бы на десять.
Она спустилась со ступенек и, подойдя к каменным столбикам, преграждающим подъезд к храму, подняла глаза, читая надпись на портике.
– Christo Salvatori, – беззвучно, одними губами прошептала она. – А ты не пробовал увязать всё воедино? Фотографию – и Библию в кратком изложении?
– «Библию в изложении для детей».
– Это я и имела в виду.
– Тогда – в свои три года – я почему-то думал, что в Библии будет написано о святом Франциске. Я упорно читал ее строчка за строчкой, страница за страницей, пока не убедился, что ни слова о смиренном Братце в этой книге нет.
– Ладно, тогда, в нежном и сопливом возрасте, – настаивала Эли, уже поднявшаяся по ступеням и вставшая прямо напротив МакГрегора. – Но позднее, в юности, молодости, зрелости наконец! ты оставил нерешенным такой ребус?!
– Я даже не пытался его решать, Эли, – спокойно, но твердо возразил Артур. – Из уважения к памяти деда и к его стойкой вере в Того, чье имя ты только что прочитала на портике.
– Наверное, поэтому ты, бывая в Риме, никогда не приходил сюда.
Артур хмуро кивнул.
– Это было настолько очевидно?
– Арти, ты бы видел себя со стороны. Ты был точно ребенок, дорвавшийся до чего-то запретного, но очень-очень желанного…
Артур снова кивнул, но уже не хмуро, а, скорее, смущенно.
– И ты пытаешься решить этот ребус сейчас. Что изменилось?
– Практически всё. Вся моя жизнь перевернулась вверх дном и раскололась надвое – на «до» и «после». И все чаще в этом водовороте событий всплывает Старый Артур, мой дорогой дед. И у меня такое чувство, что теперь, делая то, что я делаю, я не ступаю незванным наглецом в область закрытой от всех тайны – напротив, я уверен, что Старый Артур именно этого ждет от меня сейчас.
Они вошли внутрь. Прохлада и полумрак подействовали на Эли настолько расслабляюще, что она невольно ухватилась за рукав Артура, чтобы не упасть. Он озабоченно посмотрел на нее, потом довел до скамьи, ближайшей от входа, и бережно усадил.
– Тебе плохо?
– Нет, Арти, просто как-то внезапно… Развезло… Не волнуйся, я в полном порядке.
– Уверена?
– Абсолютно. Иди, делай то, что планировал. Я посижу.
Кивнув, Артур неторопливо пошел, несколько раз обернувшись на ходу. Эли помахала ему рукой, давая знать, что с ней всё окей, и принялась рассматривать огромный зал, вдоль стен которого стояли статуи святых работы мастеров эпохи Барокко. Бросив взгляд в сторону алтаря, она увидела, как оттуда появился седой человек в монашеском облачении. Артур подошел к нему, и они принялись о чем-то беседовать. Разговор, однако, был недолгим, от силы минуты две-три, после чего МакГрегор, откланявшись, направился к скамье, на которой сидела Эли. Он не прошел и трети пути, когда пожилой монах его окликнул. На этот раз Артур выслушал его молча, и несколько раз кивнул. Затем снова поклонился, и пожал собеседнику руку. После чего размашистым шагом подошел к Эли.
– У нас есть шанс.
– Выиграть в лотерею?
– Практически.
– Так что – или кого – ты ищешь? – поднявшись, спросила Эли.
– Я ищу любого человека, который мог бы здесь служить в 1945-м году. Нынешний смотритель храма, монах-доминиканец, пытался вспомнить всех, кто мог иметь отношение к храму – имена всех прелатов он знает наизусть. Но… Все они уже в мире ином.
– Но всё же? – приподняла брови мадемуазель Бернажу.
– Я собирался отчаливать, когда он снова окликнул меня.
– Я видела.
– И он спросил: мне нужны были только священнослужители, или…
– И ты сказал: кто угодно, верно?
– Виконтесса, вы видите меня насквозь. Именно так я и ответил. И тогда он сказал, что еще пару лет назад видел Джузеппе Клементе, человека весьма и весьма почтенных лет, но при этом вполне здорового телом и душою. Жив ли он сейчас, и если жив, то насколько здоров, этого мой собеседник не знал. Однако адресом со мной поделился. Дом отдохновения для служителей Ватикана, «саном не облеченных», на виа Сан Квинтино.
– А кто такой этот Клементе?
– Джузеппе Клементе служил в храме во время войны и еще пару лет после нее. Алтарщиком и уборщиком, в общем, подручным смотрителя. Дорогая, у нас не слишком много времени, но если мы отправимся в путь сейчас, то доберемся до нужного нам адреса еще засветло.
Эли нехотя поднялась со скамьи.
– Если твой Клементе еще жив.
– Естественно.
– Так может, такси? – с надеждой спросила «виконтесса».
– Пешком тут от силы пятнадцать-двадцать минут.
– У-у-у… – недовольно протянула мадемуазель Бернажу, но покорно побрела к выходу, стараясь не отставать от баронета.
Ухоженное здание, возраст которого был минимум пара-тройка веков, и на котором не было ни таблички, да и вообще ничего, что указывало бы на то, что здесь находится пансионат для стариков. Правда, герб Ватикана на стеклянной двери позволял догадаться, что этот дом находится в собственности папского государства.
Охранник, румяный толстяк лет тридцати, оторвавшись от чтения газеты, поинтересовался куда они направляются.
– Джузеппе Клементе. Он проживает здесь?
Охранник оживился.
– Старина Зеппо! Конечно, проживает, а куда ж он денется – да и что с ним сделается?
– Так можно будет к нему пройти? – с оттенком нетерпения спросил Артур.
– Э… – Охранник бросил взгляд на часы. – Вообще-то в это время он обычно спит. Набирается сил перед вечерним променадом. Кофе, ликерчик, бабушки из окрестных кварталов… Хотя вы лучше поднимитесь на второй этаж, там дежурная медсестра скажет наверняка – отдыхает он или уже встал.
Артур кивком поблагодарил его и, взяв Эли под руку, начал подниматься по широкой мраморной лестнице. Охранник, забыв о газете, пялился на ножки мадемуазель Бернажу, потом, вздохнув, вернулся к чтению.
На втором этаже был просторный холл, в дальнем конце которого просматривался длинный коридор с дверями по обе стороны. Почти в центре холла, несколько ближе к входным стеклянным дверям, находился пост дежурной медсестры.
Артур, поздоровался вежливо, с полупоклоном, и поинтересовался, здесь ли Джузеппе Клементе.
– Да, он здесь, и даже уже проснулся, – отвечала медсестра, пожилая смуглая женщина – явно уроженка Южной Италии. – Но я должна известить его о цели вашего визита. Принять вас или нет – это решение самого синьора Клементе.
– Вполне резонно, – кивнул Артур.
– Как я должна о вас доложить? – поинтересовалась медсестра.
– Скажите ему, что с ним хотел бы встретиться Артур. Артур МакГрегор.
Медсестра удалилась в направлении коридора. Эли дернула Артура за рукав.
– Думаешь, твое имя ему что-нибудь скажет?
– Во всяком случае, я надеюсь на это.
Очень скоро медсестра снова появилась в коридоре, но уже не одна. За ней торопливо семенил древний, но очень живой старичок, ростом едва ли выше пяти футов. Голову его украшал венчик поредевших седых волос. Торопясь побыстрее попасть в холл, он обогнал медсестру и, почти подбежав к сестринскому посту, начал растеряно вертеть головой. Потом не прекращая обозревать холл, старичок дребезжащим голосом позвал:
– Артуро! Артуро…
Артур подошел к нему и, осторожно взяв за локоть, произнес:
– Это я, синьор Клементе.
– No, no. Артуро Мако-Грегоро…
– Si, si. Это я. Артур МакГрегор. Тот Артур МакГрегор, которого вы надеялись увидеть, был моим дедом. Но его уже лет тридцать с нами нет.
– Да, конечно, – расстроенно произнес Клементе, опускаясь на стул. – Конечно. Ведь ему и тогда было под сорок. Но скажу вам честно, я поверил, что сейчас увижу его.
– Я очень хорошо понимаю вас, синьор Клементе. Я бы сам с радостью повидался со Старым Артуром. Надеюсь, что встреча эта еще состоится.
– В свое время, – добавила Эли. – Торопиться не будем.
– Да, конечно, конечно, – пробормотал старик, потом встрепенулся и едва не подскочил со стула. – Что это со мной? Рассиживаюсь, как папа Римский. Прошу вас, прошу. – Он сделал приглашающий жест, указывая на коридор. – Артуро, прошу, прошу. А как зовут синьору?
– Синьора не говорит по-итальянски, – вмешался Артур. – Он спрашивает…
– Я поняла, – отрезала его спутница и, повернувшись к семенившему рядом с ней старичку, представилась: – Элеутерия Бернажу. Эли.
– Не «МакГрегор»?
– В свое время, – хохотнув, вставил Артур. – Торопиться не будем.
И Эли пребольно ущипнула его за филейную часть.