Книга: Русский дух в стране самураев. Жизнь в Японии от первого лица
Назад: Мелочи японской жизни
Дальше: Обида и стремления

あいうえお (АИУЭО)

Когда я поднялся на шестой этаж, в вестибюле школы находилось по меньшей мере пятьдесят студентов. Моя новая знакомая Ольга сидела за столом в конце помещения и пила клубничное молоко из бумажной упаковки. Увидев меня, она помахала мне рукой и отодвинула стоящий рядом стул, чтобы я мог сесть. От Ольги я узнал, что самое главное в начале изучения японского языка – как можно быстрее запомнить азбуки и полностью отказаться от использования латиницы. Сейчас я понимаю, что это был самый ценный и правильный совет, который я получил за все время занятий японским языком.
Прозвенел первый звонок, и приш ло время идти в свой класс. Я попрощался с Ольгой и зашел в ту же аудиторию, в которой писал пробный экзамен при распределении.
В классе, помимо меня, было еще 14 человек, все китайцы. Я занял место на третьем ряду у окна и стал ждать второго звонка. Китайские студенты говорили так громко и быстро, что было сложно на чем-то сконцентрироваться, и я просто уставился в окно.
По улице под предводительством учителя шла вереница детей в желтых панамках. У соседнего трехэтажного здания прямо на крыше был разбит сад, и стояло несколько скамеек. Осмотрев другие дома, я также заметил множество небольших садиков и даже пару теплиц. На застроенных улицах места немного, поэтому японцы озеленяют район, строя сады прямо на крышах домов.
Токио сильно отличался от Москвы и других городов России, в которых мне довелось побывать.
Казалось, японцев не заботит единый стиль оформления зданий и каждый строит кто во что горазд.
В каждом закутке стоял какой-нибудь дом, иногда совсем уж немыслимых форм, внешне совершенно непохожий на рядом стоящие постройки, а те, в свою очередь, также отличались от других. Но самое странное, что все эти здания каким-то непонятным образом гармонировали между собой, сплетаясь в уютные узкие улочки.
Прозвенел второй звонок, и в класс вошла молодая японка с кипой различных бумаг и учебников. Из всего, что она говорила, я понял только то, что ее зовут Миякава-сан. Она говорила исключительно на японском языке, причем я заметил, что почти все в классе ее понимали. Миякава-сан что-то писала на доске, рассказывала, некоторые ученики ей кивали и даже что-то отвечали.
Примерно через десять минут пришло время каждому по очереди представиться, как мы делали это на церемонии поступления. Китайцы начали вставать один за одним и называть свои имена, запомнить которые не представлялось возможным. Зато я смог выучить слово «Chuugoku», обозначающее «Китай». Его повторял каждый студент, пока наконец не подошла моя очередь. Я произнес тот же самый текст, что и на церемонии поступления, поклонился и сел обратно на стул. Затем преподаватель опять начала что-то говорить по-японски и стало как-то очень обидно, что я не понимаю ни слова. Я дал себе обещание выучить японский язык настолько быстро, насколько это вообще возможно и первой моей целью было овладеть азбукой до следующего занятия.

 

 

Прошло еще немного времени, и Миякавасан повела нас в вестибюль, где каждый смог получить свой комплект учебников. Основной учебник, тетради с заданиями для домашней и классной работы, справочник по иероглифам и целая папка с различными распечатками. Дополнительно каждому ученику выдали большой блокнот для ведения личного дневника. Решая организационные вопросы, учителя говорили только по-японски, а в непонятных ситуациях одна из работниц школы переводила на китайский язык, что совершенно мне не помогало. Я уже начал жалеть, что выбрал филиал, где учатся одни китайцы, но все изменилось, когда мы вернулись обратно в класс.
Миякава-сан начала первый урок по японскому языку и делала это так мастерски, что я начал понимать, о чем идет речь, и переводить слова, словно она говорила по-русски. Она использовала язык жестов, рисовала рисунки на маркерной доске, показывала картинки из учебников и доставала различные предметы из большой коробки со своего стола. Каким-то невероятным образом все эти действия складывались в одну картину и давали полное понимание происходящего. Сам того не замечая, я выучил первые пять слогов азбуки Хирагана и мог уже не только читать, но и записывать слова самостоятельно. Так одним из первых слов, изученных мной в языковой школе стало слово あおい (aoi), означающее «голубой» или же «синий». Но самое главное, что я смог на первом же уроке понять систему, по которой составляются слова и предложения в японском языке, что позволило мне уже самому заниматься по вечерам.
После первого урока в школе я пришел домой под большим впечатлением, словно передо мной открыли ворота в новый мир, и выучил за три часа обе азбуки. Уже на следующий день я смог читать тексты вровень со всем классом и переводить грамматические конструкции. Я начал использовать каждую свободную минуту на изучение японского языка. Рисовал стикеры с названиями предметов и клеил их на все подряд, слушал японскую музыку, смотрел японские сериалы и играл в детские игры, опять же на японском языке.
Это было похоже на машину времени, когда садишься заниматься утром, а потом вдруг неожиданно наступает ночь.
Я мог часами рисовать иероглифы, пока не начинала болеть кисть, причем это нисколько не надоедало.
Японская письменность состоит из трех основных составляющих: две слоговые азбуки хирагана и катакана, включающие в себя по сорок шесть знаков, а также иероглифы. В русском или английском языках слова составляются из букв, но в японском используются слоги. Например, слово «neko» переводится как «кот» и очевидно состоит из четырех букв. В японском языке для его записи будет использовано два слога, «nе» и «ко», причем у каждого слога есть свое написание, которое незнающие люди принимают за иероглифы. По-японски получится ねこ (ね – «пе»,– «ко»), если записывать азбукой хирагана. Но опять же это слово можно записать иероглифом 猫, который будет читается также – «neko».
Иногда записать азбукой намного быстрее и проще, ведь бывают очень сложные иероглифы, которые долго рисовать, да и просто можно забыть. Таким образом, можно понять, что хирагана используется для записи чтения иероглифа, но, помимо этого, такой азбукой записывается часть грамматики, связующие частицы и изменяемые части слова. Половина японских прилагательных изменяются так же, как и в русском языке. Образно говоря, корень слова вы можете написать иероглифом, а изменяемое окончание дописать азбукой.
Другая же азбука, катакана, используется для записи заимствованных слов. Все иностранные имена, термины, пришедшие из английского и других языков, записываются катаканой. Обе азбуки имеют одинаковое чтение слогов, но отличаются написанием. Помимо слогов, есть пять знаков каны «А», «И», «У», Э», «О», которые состоят только из гласной. Все слоги, кроме одного носового соната «н», заканчиваются на гласную букву, поэтому японский язык звучит очень мелодично. Но с другой стороны японцы при изучении иностранного языка вставляют гласные там, где они не нужны. Наш ушастый Чебурашка по-японски будет звучать как «Чебурисика». Кстати, некоторые слова японского языка пришли из русского. К примеру, «красная икра» по-японски будет просто «икура», с добавлением лишней гласной «у», чтобы получился слог.
Некоторые задаются вопросом: зачем использовать сложные для запоминания иероглифы, если можно все записать хираганой и катаканой, запомнив всего лишь две азбуки по 46 символов. Да, записать, конечно, можно, но смысл зачастую будет непонятен. Дело в том, что в японском языке очень много омонимов, и для того чтобы понять смысл слова, нужно написать его иероглифом.
Японский язык кажется очень сложным, но на самом деле он имеет свои четкие правила и закономерности, после осознания которых учить его становится очень интересно. Чем больше изучаешь иероглифов, тем легче они даются, ведь сложные иероглифы зачастую состоят из нескольких простых.

 

Как печатать иероглифы

 

Учиться в языковой школе было интересно, но как я и предполагал, китайцы являлись проблемой. Во время уроков нас время от времени разделяли на пары или на группы для выполнения совместных заданий, и в классе начинался невероятный балаган. Китайцы вместо использования японского языка сразу начинали говорить по-китайски, кричать, смеяться и иногда ссориться между собой. Доходило до того, что они даже мне говорили что-то на своем языке.
Ситуация не менялась с ростом уровня японского языка и вряд ли в старших классах было иначе. Казалось, что на уроках я слышу китайскую речь чаще, чем японскую, не говоря уже о том, что дома еще ждали пять точно таких же сожителей.
Поговорив с Ольгой, я узнал, что она тоже уже сходит от этого с ума и хочет срочно что-то предпринять. Мы решили остаться после занятий в школе и подробно разобрать правила и устав школы Manabi. В одном из пунктов было написано, что в классе запрещается использование любых языков, кроме японского. Бинго! Это то, что нужно. Мы подошли с уставом в учительскую и объяснили ситуацию, в ответ получив обещания, что с китайскими студентами поговорят.
Действительно, на следующий же день в каждом классе была проведена небольшая лекция, где рассказали о важности использования исключительно японского языка, но, к сожалению, это не подействовало. Китайцы все также говорили на своем языке.
Мы с Ольгой опять подошли к администрации и предложили им ввести в школе систему штрафов. За использование китайского или любого другого языка во время занятий нужно было заплатить 100 йен. Удивительно, но система начала действовать. Китайцы поначалу нехотя платили деньги, возмущаясь тому, что им запрещают говорить на их родном языке, но со временем как-то привыкли, и система штрафов стала просто не нужна.
Чем больше я изучал японский язык и занимался в школе, тем лучше понимал систему японского образования. Практически на каждом занятии использовалось много распечаток из других учебников и методических пособий. Обычно в них надо было что-то вписать или ответить на вопросы, после чего лист сдавался на проверку учителю.
С одной стороны, такая система хороша – она позволяет получить знания из различных источников, но с другой стороны, учебники, которые мы приобрели при поступлении в школу, практически не использовались, из-за чего складывалось ощущение, что нет четкой программы занятий, и мы просто скачем от темы к теме. Телевизор же, который я заметил еще в первый день, вообще ни разу не использовался. Иногда на уроках мы занимались аудированием, во время которого нужно было ответить на вопросы или написать краткий пересказ услышанного. Если проводились какие-то тесты, то они обычно включали в себя темы, изученные за прошедшую неделю, не охватывая всего изученного материала. Образно говоря, можно было заучить иероглифы и слова за неделю, после чего без проблем получить на тесте максимальный балл.
Сначала я думал, что проблема именно в школе, но позже узнал, что в Японии такая система образования.
Упор идет на заучивание, а не на понимание материала, что, конечно, мне не очень понравилось.
Хоть школа оказалось не совсем такой, как я ожидал, я получал настоящее удовольствие от занятий, прописывания сотен иероглифов и изучения новых конструкций. С каждым днем я чувствовал, что продвигаюсь по ступенькам японского языка все выше и выше. Вот я уже могу выразить по-японски свои мысли, поговорить по телефону и даже заказать что-то в меню, хотя раньше для меня все это было за гранью понимания.
Назад: Мелочи японской жизни
Дальше: Обида и стремления