Глава седьмая,
в которой полным-полно королевских гостей
Чармейн проворочалась всю ночь. Виной тому отчасти оказались «Воспоминания экзорциста», в которых автор настолько правдоподобно и подробно описывал свои злоключения и охоту на нечисть, что девочка очень скоро поверила, что призраки существуют на самом деле и, как правило, ничего хорошего ждать от них не приходится. Половину ночи Чармейн провела, с головой укрывшись одеялом и с сожалениями, что не знает, как зажигается свет.
Немалое беспокойство причинила и Бродяжка, которая то и дело залезала на подушку Чармейн.
Однако главная причина бессонной ночи крылась в переживаниях о грядущем дне. Невозможность определить время ещё больше подогревала растущую нервозность Чармейн. Девочка поминутно вскакивала с мыслью «Проспала!» и в панике пыталась определить, который теперь час. Окончательно Чармейн проснулась на рассвете под щебетание ранних птах. Она решила, что пора вставать, но неожиданно для себя вдруг снова заснула. Когда же девочка проснулась в следующий раз, комнату заливал дневной свет.
— Спасите! — завопила она, скидывая на пол одеяла и спящую среди них Бродяжку. Чармейн вихрем пронеслась к шкафу, куда ещё вчера повесила свой лучший наряд, и принялась одеваться. Девочка натянула изящную зелёную юбочку, и тут в голову ей пришла мысль.
— Двоюродный дедушка Уильям, — крикнула она, — как узнать, который час?
— Просто постучи по левому запястью, моя милая, — откликнулся мягкий голос, — и скажи: «Время».
Чармейн заметила, что голос двоюродного дедушки Уильяма стал слабее и отдалённее. Она очень надеялась, что виной тому иссякающие чары, а не самочувствие самого волшебника, где бы он сейчас ни был.
— Время, — сказала девочка, постукивая по левому запястью.
Она полагала, что какой-нибудь зачарованный голос сообщит ей время, или где-нибудь в комнате появятся часы. Жители Верхней Норландии поголовно были помешаны на часах. В доме Чармейн находилось семнадцать разных видов часов. Часы висели даже в ванной комнате, поэтому девочка крайне удивилась, когда не нашла в доме двоюродного дедушки Уильяма даже обычных часов с кукушкой. Но загадка решилась, когда в голове Чармейн вдруг из ниоткуда возникло знание, что сейчас восемь часов утра.
— Мне ещё час добираться до города, — с ужасом выдохнула она. Девочка пулей вылетела из спальни, на ходу застёгивая шикарную шелковую блузку.
Заскочив в ванную комнату, она первым делом глянула в усеянное каплями воды зеркало. Переживания и метания в её душе усилились — рыжая коса на плече смотрелась совершенно по-детски. «Он тут же поймёт, что я ещё школьница,» — пронеслось в голове Чармейн. Но время поджимало, и она поспешно покинула ванную комнату, затем вернулась, развернувшись на пороге влево. Девочку окружило тепло чистой кухни.
Около раковины скопились, теперь уже, пять мешков с бельём, но Чармейн слишком торопилась, чтобы переживать из-за них. Бродяжка поспешно трусила следом, жалобно поскуливая. Она ткнулась носом в ногу девочки, а затем подбежала к очагу, где уютно плясал огонёк. Чармейн постучала по каминной полке, собираясь попросить завтрак, и только тут сообразила, о чём её просит собачка: Бродяжка, снова став крохотной, не могла достаточно сильно стукнуть хвостом по основанию очага.
— Собачью еду, пожалуйста, — попросила девочка, прежде чем заказать завтрак себе.
Пока Чармейн расправлялась с завтраком, её не покидала сторонняя мысль, как же всё-таки приятно сидеть на прибранной кухне, без грязной посуды. «Видимо, Питер знает толк в уборке,» — подумала девочка, допивая последнюю чашечку кофе. Покончив с трапезой, она встала и постучала по запястью. Она тут же осознала, что уже без шести девять, и в панике побежала к двери.
— Толком не собралась, а уже час прошёл! — причитала она, врываясь в спальню и надевая великолепного покроя жакет. Возможно, именно из-за возни с жакетом Чармейн повернула не в ту сторону на пороге и очутилась в странной комнатушке с десятками труб, которые тянулись к с огромному баку, покрытому странной синеватой накипью.
— Да что же опять! — в сердцах выпалила девочка, снова проходя через дверь.
Чармейн снова оказалась на кухне.
— Так-то лучше, — бросила она, затем выскочила в гостиную и распахнула входную дверь. На пороге Чармейн чуть не сшибла небольшой кувшинчик молока, предназначавшийся, по-видимому, Ролло.
— Он его не заслужил! — выкрикнула она, захлопывая за собой дверь.
Девочка пробежала по садовой дорожке между оборванными кустами гортензии и вышла за ворота, которые закрылись за ней с громким «клац». Тут Чармейн решила поумерить пыл, потому что не могла же она бежать несколько миль до королевского дворца. Тем не менее, она припустила размашистым энергичным шагом.
Не успела Чармейн отойти далеко, как позади раздалось ещё одно «клац». Деовчка обернулась и увидела Бродяжку, старательно семенящую своими коротенькими лапками. Чармейн вздохнула и направилась навстречу. Увидев, что её заметили, собачка побежала в припрыжку, радостно потявкивая на ходу.
— Нет, Бродяжка, — остановила её девочка. — Тебе нельзя со мной. Иди домой.
Она решительно ткнула пальцем в сторону домика двоюродного дедушки Уильяма и приказала: «Домой!».
Бродяжка села, прижала уши и жалостливо посмотрела на Чармейн.
— Нет, — тут же оборвала девочка и снова указала на дом. — Иди домой!
Собака припала к земле, прикинувшись белым сугробом, и робко завиляла хвостиком.
— Ох, прекрати! Я серьёзно! — сказала Чармейн. Похоже, Бродяжка твёрдо решила лежать на дороге и никуда не уходить, поэтому девочка подхватила её и вернулась к дому двоюродного дедушки Уильяма.
— Нельзя тебе со мной! — задыхаясь, объясняла она. — Я собираюсь на приём к королю. А собак на приём к королю никто никогда не пускает.
Чармейн открыла воротца и опустила собачку на садовую дорожку.
— Оставайся здесь. Место! — со всей суровостью приказала она и захлопнула железную калитку перед мордой собачки, глядящей на неё с укором. Чармейн развернулась и снова отправилась в путь. Она раздражённо постучала по запястью и произнесла: «Время». Однако заклинание не сработало, потому что она уже покинула дом двоюродного дедушки Уильяма. Всё, что девочка знала наверняка, — она теперь опаздывала ещё больше. Чармейн ускорила шаг.
«Клац,» — послышалось позади. Бродяжка снова со всех ног мчалась к девочке.
Чармейн застонала, резко развернулась, подхватила собачку и вернула её за ворота.
— Будь же послушной собакой! Место! — выпалила она и вернулась на дорогу.
Клацнуло ещё раз — и Бродяжка вновь торопливо трусила за Чармейн.
— Ты с ума меня сведёшь! — с отчаяньем выкрикнула девочка. В третий раз она подхватила собачку и посадила её на садовую дорожку.
— Сиди здесь! Вот здесь, глупая ты собачонка! — Чармейн захлопнула ворота и бросилась бежать.
Ворота клацнули, послышалось топанье коротеньких лапок.
Девочка вихрем развернулась и направилась навстречу Бродяжке.
— Чёртова собака! — чуть не плакала она. — Я из-за тебя совсем опоздаю!
На это раз Чармейн не вернула Бродяжку домой, а понесла с собой.
— Хорошо, ты победила, — раздражённо говорила она. — Мне придётся взять тебя, иначе я никогда не уйду. Но запомни, ты мне там не нужна! Понимаешь, Бродяжка? Я не хочу брать тебя с собой.
Бродяжка была довольна. Она изловчилась и со всей признательностью лизнула девочке щёку.
— Прекрати, — сказала Чармейн. — Мне противно. Ненавижу тебя. От тебя сплошные неприятности. Сиди спокойно, а то брошу.
Бродяжка поудобней устроилась в руках девочки и прямо-таки светилась от счастья Девочке оставалось лишь негодовать про себя и стараться не опоздать.
Прежде чем свернуть за скалистый выступ, возвышавшийся над дорогой, Чармейн собиралась внимательно осмотреть вершину: не подкарауливает ли её там лаббок, — однако она так торопилась в королевский дворец, что лаббоки и горные луга напрочь улетучились из её головы. Девочка обогнула скалы и с немалым удивлением обнаружила, что город маячит не где-то вдали, а расстилается буквально в нескольких шагах перед ней. «Видимо, пони тётушки Семпронии плелись куда медленней, чем казалось,» — подумала Чармейн, подходя к окраине города с уютными хижинками.
Дорога вела к реке и упиралась в мост, за которым начинались грязные улочки трущоб. Чармейн вспомнила отталкивающий вид бродяг и бедняков, живущих здесь, и решила поскорей проскочить мимо замызганных покосившихся лачуг. Но, несмотря на то, что люди вокруг и правда выглядели почти нищими, никто не обращал не девочку особого внимания, а если кто-то и глядел в её сторону, то непременно любовался Бродяжкой, с большим интересом рассматривающей всё вокруг.
— Какая очаровательная собачка, — улыбнулась встречная женщина, нёсшая на рынок зелёные стрелы лука.
— Разочаровательное чудовище, — буркнула Чармейн, а на лице женщины отобразилось удивление. Бродяжка недовольно заёрзала, категорически не соглашаясь с девочкой.
— Да-да, это про тебя, — настаивала Чармейн. — Ты хулиганка и шантажистка. Если я опоздаю во дворец, то в жизни тебя не прощу.
Улица тем временем становились шире, а дома по бокам — выше и ухоженней. Вскоре девочка вышла на рыночную площадь, где высокие башенные часы отзвонили десять утра. Чармейн подпрыгнула и заторопилась ещё больше, удивляясь, как же десятиминутная дорога до города обернулась получасовым походом. Когда до королевского дворца было уже рукой подать, девочка решила охладить свой пыл и сбавила шаг. Солнце преодолело горные вершины и наполнило город теплом и золотистым светом. Чармейн почувствовала, что медленно поджаривается. Она свернула к набережной, где от реки веяло прохладой, и не спеша пошла вдоль ряда книжных магазинов, которые она просто обожала. Встречные прохожие улыбались Бродяжке, то и дело повторяя:
— Что за милый пёсик! Прелестная собачка!
Девочка лишь фыркала и обращалась к Бродяжке:
— Вот ещё! Знали бы они тебя получше!
Когда они добрались до Королевской площади, часы начали отбивать половину одиннадцатого, и Чармейн радовалась про себя тому, что успела вовремя. Однако дорога до королевского дворца под оглушительный бой часов свели всю её радость на нет. Жар солнечных лучей перестал донимать девочку, внутри неё всё съёжилось в ледяной комок — она вдруг почувствовала себя крохотной, незначительной фигуркой на огромной пустынной площади. Невероятной глупостью было приходить сюда. Король выставит её вон, как только увидит. Ослепительный блеск золота дворцовых башен в конец запугал растерянную Чармейн. Тёплый шершавый язычок Бродяжки коснулся её щеки и немного приободрил. Девочка стала подниматься по лестнице, ведущей к высоким парадным дверям. Но едва она ступила на последнюю ступень, как ей тут же захотелось броситься обратно.
Чармей глубоко вздохнула и решила идти до конца, ведь разве не этого она добивалась и желала? «Хотя я сейчас и сама не понимаю, чего хочу, — заключила она про себя, а потом бодро добавила: — Да и каждый ребёнок знает, что золото на башнях — лишь чары, на самом деле никакие они не золотые!» Девочка приподняла позолоченный молоточек и уверенно постучала им в двери. Внезапно ослабевшие коленки подобной уверенностью не обладали, и Чармейн теперь оставалось только мечтать о возможности пойти на попятную. Она покрепче ухватила Бродяжку, чтобы хоть чуточку перестать дрожать.
Дверь услужливо открылась, и пред девочкой предстал древний старик. «Видимо, лакей, — подумала Чармейн. Её никак не покидало ощущение, что она и раньше где-то встречала этого старичка. — Верно я встречала его в городе, по пути в школу.»
— Эм, — произнесла девочка, — я Чармейн Бейкер. Король написал мне…
Она перехватила Бродяжку одной рукой, а второй принялась доставать из кармана письмо. Но прежде, чем Чармейн успела показать конверт и что-либо объяснить, старый лакей распахнул дверь, уступая ей дорогу.
— Прошу, входите, мисс Чаровница, — сказал он дрожащим голосом. — Его Величество ожидают Вас.
Чармейн вошла во дворец непослушными, ватными ногами. Её походка теперь ничем не отличалась от неспешного шага лакея. Годы сгорбили старика так, что его лицо находилось на одном уровне с мордочкой Бродяжки, сидящей на руках. Трясущейся рукой лакей остановил девочку и мягко попросил:
— Прошу, мисс, возьмите вашу собачку на поводок. Ей нельзя просто так разгуливать по дворцу.
— Надеюсь, я не сильно обеспокоила вас или кого-то, что привела её с собой, — неожиданно для себя залепетала Чармейн. — Не волнуйтесь, она послушная, она всюду следует за мной, вот увидите. Когда мы придём к королю, я возьму её на руки или могу…
— Тогда всё прекрасно, мисс, — успокоил её лакей, закрывая парадную дверь. — Его Высочество любит собак. Хотя его несколько раз кусали, когда он пытался подружиться с… Ох, мисс, дело тут вот в чём: у нашего рашпухтского повара есть пёс с прескверным характером. Говорят, он загрызает каждую собаку, осмелившуюся ступить на его территорию.
— Какой ужас, — слабо откликнулась Чармейн.
— Совершенно верно, — заметил старик. — Надеюсь, вы понимаете, о чём я.
Девочка крепко сжала Бродяжку, и та недовольно завертелась. Они шли по широкому каменному коридору, довольно прохладному и тёмному. Дворец оказался на удивление скромным: без замысловатых узоров и украшений на стенах или потолке, без пышности и роскоши, лишь два-три старых выцветших портрета в потёртых рамах. Всё остальное место на стенах усеивали бледные квадраты и прямоугольники снятых некогда картин. В любое другое время Чармейн непременно бы заинтересовалась, куда подевались почти все картины, и кто изображён на оставшихся, но дрожь и волнение притупили всё любопытство. Под огромными сводами девочка казалась себе всё крохотней и ничтожней, даже меньше чем Бродяжка.
Лакей остановился и слабой рукой толкнул могучую дубовую дверь.
— Ваше Величество, Чаровница Бейкер, — громко объявил он, — и её собака.
Он отошёл в сторону, пропуская девочку.
Чармейн вошла в залу. «Никакой дрожи, прекратить дрожать!» — приказала она себе, но сделать реверанс так и не решилась.
Девочка стояла посреди просторной библиотеки. Книжные полки тянулись и справа, и слева. Аромат старых книг, который она так обожала, каскадом обрушился на неё и первые секунды казался совершенно невыносимым. Впереди располагался широченный дубовый стол, усеянный кучами книг и стопам старых, пожелтевших бумаг, хотя порой попадались и белые, недавно положенные листы. По ту сторону стола, у небольшого железного камина уютно расположились три резных кресла: одно пустовало, а двух других разместились пожилые люди. Огромный седовласый мужчина с аккуратной снежно-белой бородой смотрел на Чармейн, — и как она только осмелилась поднять взгляд, — приветливо и по-доброму, его усталые обрамлённые морщинами голубые глаза улыбались. Девочка тут же поняла, что перед ней сам король.
— Присядь, моя дорогая, — обратился к ней король, — а свою собачку посади на ковре у камина.
Бродяжка понимая важность встречи, старалась вести себя надлежащим образом. Она почтенно села на ковёр и вежливо завиляла хвостиком. Девочка присела на краешек пустующего кресла и задрожала всей душой.
— Позволь представить тебе мою дочь, принцессу Хильду, — мягко проговорил король
Принцесса Хильда оказалась пожилой дамой, сидящей во втором резном кресле. Если бы король не представил её как свою дочь, Чармейн бы непременно решила, что она его ровесница. Они различались лишь тем, что принцесса выглядела вдвое царственней. Высокая и величавая, как отец, со стального цвета сединой, одетая в твидовый костюм, такой простой и незатейливый, что Чармейн тут же отметила всю аристократичность её наряда. Единственным украшением принцессе служило большое кольцо на покрытой линиями вен руке.
— Что за милая собачка, — заметила принцесса Хильда прямым и решительным голосом. — Как её зовут?
— Бродяжка, Ваше Высочество, — заплетающимся языком произнесла Чармейн.
— Давно она у тебя? — спросила принцесса.
Девочка поняла, что принцесса пытается разговорить её, чтобы успокоить и облегчить общение, но вместо этого Чармейн ещё больше разволновалась и затрепетала.
— Нет… ну… то есть, — пролепетала она, — она на самом деле была бездомной. То есть… как бы… так двоюродный дедушка Уильям сказал. Она жила у него совсем недолго, потому что он даже не успел разобраться, что она… эм… су… то есть… ну что она девочка. Уильям Норланд. Волшебник.
— Неужели! — в один голос воскликнули король и принцесса, затем король продолжил: — Значит ты, моя дорогая, приходишься родственницей волшебнику Норланду?
— Нашему лучшему другу, — добавила принцесса.
— Я… ну… На самом деле он приходится двоюродным дедушкой моей тётушке Семпронии, — призналась Чармейн. Она почувствовала, что атмосфера в комнате сделалась дружелюбней.
— Не получала ли ты известий о самочувствии волшебника Норланда? — нетерпеливо спросил король.
— Боюсь, что нет, Ваше Величество, — покачала головой девочка. — Но, когда эльфы забирали его, он выглядел тяжело больным.
— Не стоит гадать, — сказала принцесса Хильда. — Бедный Уильям. Теперь же, мисс Бейкер…
— Нет, что вы, зовите меня Чармейн, — торопливо вставила девочка.
— Хорошо, — согласилась принцесса. — Теперь же, думаю, самое время приступить к делу, дитя, потому что в скором времени я буду вынуждена покинуть вас — первые гости вот-вот прибудут.
— Моя дочь уделит тебе примерно час, — добавил король, — чтобы разъяснить, чем мы, собственно, тут занимаемся, и что тебе придётся делать. Как мы поняли из письма, ты молода и неопытна, и решили, что тебе потребуются некоторые объяснения. — Король подарил девочке очаровательную улыбку и продолжил: — Мы очень благодарны тебе за предложенную помощь, моя дорогая. Никто прежде не предполагал, что нам может понадобиться помощь, и никогда присылал нам подобных писем.
Чармейн ощутила, как лицо начинает заливаться краской.
— Для меня большая честь, Ваше… — почти прошептала она.
— Пододвинь кресло к столу, — перебила её принцесса, — и приступим к работе.
Пока Чармейн передвигала тяжёлое кресло, король заметил очень вежливым тоном:
— Надеюсь, жар от огня тебя не побеспокоит. На дворе лето, но мы, старики, мёрзнем даже в эти тёплые дни.
Чармейн всё ещё немного дрожала и холодела от волнения, поэтому ответила:
— Всё в порядке, Ваше Величество.
— А Бродяжка, я смотрю, довольна, — король указал на блаженствующую собачку. Бродяжка опрокинулась на спину, задрав к верху все четыре лапы, и нежилась в тепле, пылающего огня. Выглядела она куда счастливей, чем Чармейн.
— Отец, работа, — сурово напомнила принцесса. Аристократическим жестом она одела очки, висевшие на шейной цепочке. Король нацепил пенсне, а Чармейн — свои собственные очки. Если бы девочка так не переживала, то непременно бы посмеялась синхронности их движений.
— Итак, — начала принцесса, — в нашей библиотеке хранятся книги, документы и пергаментные свитки. В свободное время мы с отцом составляем список имеющихся книг, — записываем название книги и автора, — присваиваем каждой собственный номер и пишем небольшие аннотации. Отец займётся книгами, а ты займёшься моим делом: будешь сортировать документы и свитки. Я недавно начала составлять каталог и, боюсь, пока не сильно преуспела. Вот он.
Принцесса открыла огромный ящик, в котором плотно друг к другу примыкали папки с бумагами, покрытые вязью изящного почерка.
— Как видишь, здесь указаны несколько основных разделов: «Семейные письма», «Хозяйственные счета», «Исторические заметки» и так далее. Твоя задача: просмотреть все бумаги на столе и решить, к какой категории они относятся. После чего дать краткое описание, а затем аккуратно положить документ в нужную папку. Всё ясно?
Чармейн разглядывала исписанный прелестным почерком каталог и очень боялась показаться глупой.
— А что мне делать, мэм, — всё же спросила она, — если документ нельзя отнести ни к одному из разделов?
— Замечательный вопрос, — откликнулась принцесса. — Мы как раз надеемся, что ты найдёшь много подобных записей, которые не подойдут ни под одну категорию. Как только тебе попадётся такой документ, и ты заметишь, что речь идёт о чём-то важном, обращайся к отцу. Если же в записях нет ничего особенного, откладывай их в папку «Разное-прочее». Вот твоя первая стопка бумаг. Я пока посижу рядом и посмотрю, как ты работаешь. Вот бумага, а тут — ручка и чернильница. Приступай.
Пододвинув девочке связку писем, перетянутую розовой лентой, принцесса погрузилась в кресло и стала наблюдать.
«Меня ещё никогда так не смущали!» — пронеслось в голове Чармейн. Она трясущимися руками развязала узелок и слегка рассыпала письма на столе.
— Каждое держи бережно с двух сторон, — заметила принцесса. — И смотри не порви.
«О, боже!» — только и мелькнуло в мыслях девочки. Она краем глаза посмотрела на короля, который аккуратно листал ломкие страницы фолианта в кожаном переплёте.
«А я-то надеялась, что книжками буду заниматься именно я,» — вздохнула про себя Чармейн. Затем она бережно развернула первое письмо с ветхими коричневыми листами.
«Моя бесценная, распрекрасная, чудеснейшая дорогушечка, — прочитала девочка. — Скучаю по тебе чудовищно и бесконечно…»
— Хм, — обратилась она к принцессе Хильде, — а есть папка для любовных писем?
— Конечно, есть, — отозвалась принцесса. — Вот она. Запиши дату и имя отправителя… Кстати, кто его написал?
— Так, — сказала Чармейн, заглядывая в конец письма. — Тут написано «Большой Долфи».
— Вот как! — хором отозвались принцесса и король и тут же рассмеялись. Смех короля звучал куда мягче и добродушней.
— Эта связка писем от моего отца моей матери, — пояснила принцесса Хильда. — Мама умерла много лет назад. Но не бери в голову. Занеси все данные в каталог.
Чармейн ещё раз взглянула на ветхие побуревшие листы и подумала, что прошло действительно много лет, может даже сотня. Она заметила, что король вовсе не смущён тем, что читают его переписку; ни он, ни принцесса не высказывали ни капли беспокойства на этот счёт. «Наверное, королевские семьи отличаются от обычных,» — подумала Чармейн, переходя к следующему письму.
«Любименький мой толстячок-мужичок,» — прочла она первые строки и осознала, что задание ей по плечу.
Прошло несколько минут, принцесса поднялась и аккуратно придвинула кресло к столу.
— Я вижу, ты неплохо справляешься, — сказала она. — Теперь же мне пора идти. Моя гостья пожалует с минуты на минуту. Отец, я бы всё же хотела переговорить с её мужем тоже.
— Исключено, — не отрываясь от своих записей, ответил король. — Мы не имеем права. Он королевский волшебник другой страны.
— Да, я знаю, — проговорила принцесса Хильда, — но ведь в Ингарии целых два королевских волшебника. А наш бедный Уильям смертельно болен.
— Жизнь — нелёгкая штука, моя дорогая, — откликнулся король, всё ещё скрипя пером. — К тому же, даже Уильям добился не больше нашего.
— Я тоже переживаю из-за этого, отец, — произнесла принцесса Хильда и покинула библиотеку. Дверь с щелчком захлопнулась за ней.
Чармейн погрузилась в ворох писем, делая вид, что ничего не слышала, слишком уж откровенным показался ей разговор. Следующая пачка оказалась настолько толстой и древней, что листы писем за несколько лет плотно слиплись; сухие и бурые, они походили на осиное гнездо, какие девочка частенько находила на чердаке у себя дома. Она принялась как можно осторожней разлеплять старые листы.
— Кхм, — подал голос король. Чармейн подняла голову и встретилась с улыбающимся поверх пенсне взглядом. — Я вижу ты очень благоразумная девочка. Как ты поняла из нашей беседы, мы, — и твой двоюродный дедушка Уильям в том числе, — ищем нечто очень важное. Разделы, обозначенные моей дочерью, намекнут тебе на то, где следует искать. Обрати внимание на слова «сокровищница», «золото» и «дар эльфов». Если тебе попадётся какое-то из них, моя дорогая, дай знать.
Мысль, что ей необходимо найти такие важные сведения, заставила пальцы Чармейн похолодеть и сделаться неуклюжими.
— Да, кончено, Ваше Величество, — быстро пробормотала девочка.
К счастью, пачка в её руках повествовала лишь о товарах и ценах, которые оказались необычайно низкими. «Десять фунтов восковых свечей по два пенса за штуку — двадцать пенсов, — читала про себя Чармейн, решив, что такие цены действительно могли существовать — двести лет назад. — Шесть унций лучшего шафрана — тридцать пенсов. Девять поленьев душистой яблони для аромата в Главной гостиной — четверть пенса.» И далее в том же духе. Следующую станицу заполняли записи вроде: «Четыре с половиной метра льняного материала — сорок четыре шиллинга.». Чармейн внесла пометки в каталог, переложила документ в папку «Хозяйственные счета» и принялась за следующую стопку бумаг.
— О! — воскликнула девочка. На листе было написано: «Волшебнику Мелькоту на зачарование тридцати квадратных метров черепицы под золотую крышу — двести гиней.»
— Что там, моя дорогая? — спросил король, закладывая пальцем страницу.
Чармейн зачитала ему древний счёт. Он рассмеялся и потряс головой.
— Так значит крыша и правда зачарована, — заметил король. — А я-то, признаться, надеялся, что она из настоящего золота, а ты?
— Я тоже. Но ведь выглядит-то она и впрямь как золотая, — утешающее произнесла девочка.
— Очень надёжное заклинание, надо сказать, двести лет прошло, а оно всё ещё держится, — кивнул король. — И дорогущее. Две сотни гиней — немалые деньги, даже по тем меркам. Что ж, я никогда всерьёз и не думал, поправить наше финансовое положение за счёт золотой крыши. Вот бы все встрепенулись, начни мы взбираться наверх и отдирать куски с золотом. Продолжай искать, моя дорогая.
Чармейн продолжила поиски, но ей попадались лишь расписки, что некто уплатил две гинеи за розовый сад, а ещё кто-то потратил десять гиней на переустройство сокровищницы… стоп, не кто-то там, а всё тот же волшебник Меликот, зачаровавший крышу!
— Думается мне, что Меликот был мастером своего дела, — признался король, когда Чармейн прочла ему запись, — парень, который умел подделывать дорогие металлы. В те времена, королевская сокровищница уже пустовала. Моя корона — тоже подделка, уже много лет. Может, сам Меликот создал её. Ты не проголодалась, моя дорогая? Не замёрзла? Мы не утруждаем себя ежедневными ланчами, — моя дочь не одобряет их, — однако я сам частенько в это время прошу слуг принести мне чего-нибудь перекусить. Почему бы тебе не встать и не размяться, пока я позову прислугу?
Чармейн поднялась с кресла и стала прохаживаться по библиотеке. Бродяжка тут же перестала валяться на спине и вопросительно наблюдала за девочкой. Старый король не спеша побрёл к двери, рядом с которой свисал длинный шнур от колокольчика.
«Он будто вот-вот рассыплется, — подумала Чармейн, взглянув на короля. — И очень уж высокий. Может, из-за роста он и кажется таким хрупким.»
Пока они ожидали слуг, девочка не упустила шанса пробежать глазами корешки книг на полках. Среди них царил полнейший хаос, из-за которого казалось, что в королевской библиотеке собраны книги обо всём на свете: книги о путешествиях ютились рядышком с учебниками по алгебре, а сборники стихов и поэм мирно уживались с талмудами по географии. Чармейн сняла с полки «Секреты вселенной» и только открыла, как в залу вошёл повар в высоком белом колпаке, в руках он аккуратно удерживал поднос.
Король в мгновение ока отскочил на другую сторону стола, — девочка искренне подивилась его проворности, — и взволнованно крикнул:
— Моя дорогая, скорей возьми свою собачку!
В ту же минуту в библиотеку прошествовал огромный пёс. Он присел у ног повара, словно рядом с хозяином чувствовал себя куда безопаснее, и глухо зарычал. Выглядела псина устрашающе: суровый взгляд, потрёпанные искусанные ушли, облезлый крысиный хвост. Чармейн не сомневалась, что это тот самый пёс, который грызёт всех встречных собак. Она немедля бросилась к Бродяжке, чтобы взять её на руки.
Однако Бродяжка, увернувшись от рук девочки, как ни в чём не бывало потрусила к повару и его собаке. Глухое рычание переросло в угрожающий рык, жёсткая шерсть на громадной спине пса встала дыбом. У Чармейн перехватило дух от зловещего вида животного, и она не решилась последовать за Бродяжкой. Та же бесстрашно просеменила навстречу ощетинившемуся псу, привстала на задние лапки и нагло ткнулась своим носиком в его нос. Пёс немного попятился и даже перестал рычать от удивления, затем заинтересованно приподнял одно лохматое ухо и очень осторожно ткнулся носом в мордочку новой знакомой. Бродяжка подпрыгнула, игриво тявкнула — и в следующую секунду обе собаки уже самозабвенно носились по всей библиотеке.
— Вы только посмотрите! — воскликнул король. — Теперь, думаю, можно вздохнуть спокойно. Что же случилось, Джамал? Почему ты пришёл вместо Сима?
Одноглазый Джамал подошёл к столу и с извиняющимся поклоном поставил поднос.
— Ваше Величество, принцесса взяла Сима с собой, чтобы встретить прибывшую гостью, — объяснил повар, — так что пришлось прийти мне. А мой пёс почти всегда следует за мной.
Он посмотрел на резвящихся собак и добавил:
— Кажется, я ещё никогда не видел его таким счастливым, — он поклонился Чармейн. — Мисс Чаровница, прошу, приводите свою беляночку сюда почаще.
Повар свистнул своему псу, однако тот сделал вид, что не услышал. Джамал направился к выходу и на пороге свистнул ещё раз.
— Кушать! — крикнул он. — Кальмары заждались.
Обе собаки тут же понеслись к повару. Чармейн лишь удивлённо приподняла брови, наблюдая, как Бродяжка весело протрусила за новым другом и скрылись за дверью.
— Не беспокойся, — мягко сказал король, — они ведь подружились. Джамал чуть позже приведёт её обратно. Верный наш друг Джамал. Если бы не его пёс, то лучшего повара и желать не надо. Давай посмотрим, что он нам принёс.
На подносе обнаружились графин лимонада и накрытая салфеткой тарелка с какими-то хрустящими коричневыми пирожными.
— О! — улыбнулся король, убрав салфетку. — Попробуй, моя дорогая, пока не остыли.
Чармейн взяла штучку. Одного кусочка необыкновенного лакомства хватило, чтобы оценить мастерство Джамала: он оказался превосходным кулинаром, даже лучшим, чем её отец, а выпечку мистера Бейкера знал всякий, и всякий смело мог сказать, что его пирогам и тортам нет равных. Мягкие коричневые пирожные были полны орехов, а их горячий аромат просто сводил с ума. После одной штуки сильно захотелось пить, и лимонад пришёлся очень кстати. Девочка и король уговорили всю тарелку и осушили весь лимонад. Затем они вернулись к работе.
После происшествия с собаками и небольшого ланча, между королём и Чармейн установились тёплые дружеские отношения. Девочка перестала стесняться и спрашивала обо всём, что её интересовало.
— Ваше Величество, зачем им понадобилось так много розовых лепестков? — задавала вопрос Чармейн.
— В то время всем нравилось устилать пол обеденных зал розовыми лепестками, — охотно отвечал король. — По-моему, расточительная и бестолковая привычка. А вот, моя дорогая, послушай, что этот философ сказал о верблюдах, — и он зачитывал отрывок из книги, который смешил их обоих. Тот философ, очевидно, за всю жизнь не видел ни одного верблюда.
Через какое-то время дверь приотворилась и в залу протопала Бродяжка, счастливая и довольная собой. Следом за ней вошёл Джамал.
— Ваше Величество, принцесса велела передать, — произнёс он, — что леди прибыла и устроилась в комнатах. Сим сейчас подаёт чай в Переднюю гостиную.
— С оладьями? — поинтересовался король.
— И пирожками, — ответил Джамал и покинул библиотеку.
Король решительно захлопнул книгу и поднялся с кресла.
— Думаю, мне следует поприветствовать нашу гостью.
— Конечно, — отозвалась Чармейн, — а я тут как раз закончу со счетами. Я отдельной стопкой сложу те, которые потребуют вашего внимания.
— Нет-нет, моя дорогая, — запротестовал король, — ты пойдёшь со мной. Возьми с собой собачку, она поможет сгладить неловкость и скованность при знакомстве. Наша гостья — подруга моей дочери. Никогда не встречался с ней прежде.
Девочка снова разволновалась. Принцесса Хильда казалась ей слишком грозной и царственной особой для дружеских бесед её подруги, наверняка, ничем не лучше. Но как можно отказать королю, когда он уже распахнул дверь и уступил дорогу? Бродяжка беззаботно протрусила в коридор, и Чармейн не оставалось ничего другого, как последовать за ней.
Передняя гостиная оказалась просторной комнатой, уставленной выцветшими диванами с потёртыми подлокотниками и облупленными ножками. На стенах зияли бледные квадраты недавно снятых картин. Громадный прямоугольник нависал прямо над мраморным камином, где бодро и весело плясали огни. В гостиной, как и в библиотеке, было прохладно, хотя Чармейн леденела скорей от собственных переживаний.
Принцесса Хильда гордо восседала на диване у самого огня, а старый Сим подкатывал к ней большую тележку с чашками, заварочным чайником и разными угощениями. Взглянув на лакея, Чармейн тут же вспомнила, где она видала его прежде. Когда она выбиралась из зала конференций и очутилась в странном коридоре — там она увидела его впервые, он точно так же толкал тележку с посудой. «Вот так чудеса!» — подумала девочка. Сим, тем временем, подогревал на небольшой жаровне пышные оладья с маслом. Бродяжка тут же учуяла их и направилась прямиком к лакею. Чармейн едва успела схватить её и взять на руки. Собачка осталась недовольна таким обхождением и стала ёрзать и извиваться в крепких объятьях девочки.
— А вот и мой отец, король Верхней Норландии, — с достоинством объявила принцесса Хильда. Все встали.
— Отец, — сказала принцесса, — позволь представить тебе мою подругу, миссис Софи Пендрагон.
Король тяжело шагнул вперёд и распростёр объятья — комната тут же сделалась маленькой. До сего момента Чармейн толком не осознавала, насколько высок король. «Не ниже эльфов», — отметила про себя девочка.
— Миссис Пендрагон, — проговорил король, — очень рад с вами познакомиться. Друзья моей дочери — мои друзья.
Миссис Пендрагон покорила Чармейн с первого взгляда. Она оказалась совершенно не похожей на принцессу Хильду, начать с того, что была намного моложе её, совсем юная леди. Элегантное переливчато синее платье изумительно подчёркивало её огненно рыжие волосы и сине-зелёные глаза. «Красавица!» — очарованно и с толикой зависти подумала Чармейн. Миссис Пендрагон сделала небольшой реверанс, и они с королём пожали друг другу руки.
— Я прибыла в ваш дворец и сделаю всё, что в моих силах, Ваше Величество, — проговорила она. — Большего я пока обещать не могу.
— Замечательно, замечательно, — ответил король. — Прошу, присаживайтесь. Присаживайтесь все, и насладимся прекрасным чаем.
Все расселись, и завязалась вежливая учтивая беседа. Чармейн чувствовала себя не в своей тарелке, словно её пригласили сюда по ошибке. Она уселась на краешек самого дальнего диванчика и оттуда разглядывала собравшихся в гостиной людей. Нескольких человек она не знала и пыталась понять, кто они такие. Бродяжка перестала вырываться и теперь тихо и скромно сидела у девочки на коленях. Её глазки неотрывно следили за джентльменом, стоявшим подле оладьей с маслом. Он не привлекал к себе внимания и казался бесцветным, Чармейн тут же забыла его лицо и фигуру, едва её внимание переключилось на что-то другое. Девочке снова пришлось взглянуть на джентльмена у оладий, чтобы напомнить себе его внешность. Другой господин, который всё время сидел с закрытым ртом, даже когда говорил, был королевским канцлером. Казалось, он рассказывал миссис Пендрагон кучу разных секретов, а та кивала ему в ответ и лишь временами удивлённо вскидывала брови, будто канцлер поведал ей нечто ошеломляющее. Незнакомая леди, ровесница принцессы Хильды и, вероятно, её фрейлина, бесподобно умела поддержать беседу о погоде.
— Не удивлюсь, если к вечеру опять пойдёт дождь, — щебетала она.
Рядом с Чармейн вдруг очутился бесцветный джентльмен и предложил ей отведать оладья. Нос Бродяжки с жадностью потянулся к тарелке.
— Спасибо, — проговорила девочка, радуясь, что про неё не забыли.
— Возьмите ещё штучку, — посоветовал бесцветный джентльмен, — а то Его Величество съест все остальные, и ничего не останется.
Король как раз доедал два пирожка, сложив их вместе в один толстенный пирог, и с вожделением посматривал на оладьи. Своим аппетитом он вполне мог бы посостязаться с Бродяжкой.
Девочка поблагодарила джентльмена и взяла ещё одну оладью, щедро обмазанную маслом. Проворный нос Бродяжки немедленно приблизился к угощению и деликатно ткнулся в руку Чармейн.
— Хорошо-хорошо, — прошептала она, пытаясь разделись оладью и не капнуть маслом на диван. Масло потекло по пальцам, и тонкая струйка скользнула за рукав блузки. Чармейн кое-как выудила платок и принялась вытираться. Фрейлина тем временем, наконец, исчерпала тему о погоде и повернулась к миссис Пендрагон.
— Принцесса Хильда рассказывала, что у вас чудесный сынок, — произнесла она.
— Да. Морган, — кивнула миссис Пендрагон. Ей тоже не удавалось справиться с маслом, и она то и дело взволнованно вытирала пальцы своим платком.
— Сколько ему сейчас, Софи? — поинтересовалась принцесса. — Когда мы встретились, он был младенцем.
— Ох, почти уже два года, — ответила миссис Пендрагон, вовремя успев перехватить летящую на юбку каплю масла. — Я оставила его с…
Дверь в гостиную распахнулась, и в комнату вбежал пухленький малыш в перепачканном синем костюмчике. По щекам градом катились слёзы.
— Мама-мама-мама! — заверещал он, едва появившись на пороге. Но, как только он заметил миссис Пендрагон, его лицо озарила улыбка. Он бросился к ней, уткнулся носом в её юбки и обнял их.
— МАМА! — завопил он радостно.
Следом в комнату вплыло синее каплеобразное существо, на его лице, зиявшем в центре, отражалось сильное беспокойство. Существо испускало язычки пламени, от которого в гостиной делалось теплее. Синее пламя неожиданно вспыхнуло, и от его вида некоторые не на шутку перепугались. Следом вбежала чрезвычайно обеспокоенная горничная.
Последним в залу прошествовал маленький мальчик неземной красоты. Никогда Чармейн не доводилось видеть таких прелестных детей: белое ангельское личико с розовыми щёчками обрамляли бесчисленные золотистые локоны, в глазах плескалась морская синева и детская робость, точёный подбородок покоился на беленьком кружевном воротничке, а небесно голубой костюм с серебряными пуговицами изысканно подчёркивал грацию походки. Как только мальчик вошёл, его губы, — два розовых лепестка, — расплылись в застенчивой улыбке с очаровательным ямочками на щеках. Чармейн никак не могла понять, отчего миссис Пендрагон так свирепо глядит на этого ангела, такое ослепительное и бесподобное дитя. Да только посмотреть на эти длинные загнутые ресницы!
— …с мужем и огненным демоном, — мрачно закончила миссис Пендрагон. Лицо её всполыхнуло, а взгляд так и буравил прелестного белокурого мальчика.
