Восемнадцать
В понедельник утром мы снова встретились со стажером Эди Рен. Она сидела в кабинете одна и читала новое сообщение Боба:
«Если сияние тысячи солнц вспыхнуло бы в небе, это было бы подобно блеску Всемогущего. #убейсвиней»
– Непримечательный тихий парень, – сказала она. – А посмотрите, сколько людей подписалось на его страницу.
Рен подключила свой ноутбук к рабочей станции, и на большом мониторе я увидел, что она вошла в систему ХОЛМС, главный полицейский компьютер.
В нем хранилось все, что имело отношение к операции «Толстяк», как мы окрестили ее после покушения на Гая Филипса: информация об уликах, показания свидетелей и заключения судмедэкспертов, фотографии с места преступления, отчеты о вскрытии. Каждый из этих элементов имел собственный номер, уровень доступа и степень приоритета.
Эди открыла страницу с Планом действий, где содержалось расписание нашей работы на день. Однако смотрела девушка в свой ноутбук.
– Сейчас напишу Бобу, как я его люблю, – сказала она. – Вряд ли он ответит, но если да, то я найду его IP-адрес за минуту.
Она отправила Мяснику признание.
– Вы хорошо разбираетесь во всех этих цифровых штуках, – заметил я.
Она пожала плечами с притворной скромностью:
– Не так чтобы хорошо, но достаточно.
– Как думаете, мы можем еще что-то предпринять, чтобы найти его?
– Боба или убийцу?
– Боба.
– Тут все говорят, что это одно и то же лицо. А вы так не считаете?
Я пожал плечами:
– Если бы Джек Потрошитель жил в наши дни, вел бы он Твиттер? А Бостонский маньяк? Стал бы он обновлять статусы в Фейсбуке? Мне так не кажется.
Эди рассмеялась:
– Ошибаетесь. Именно это они и стали бы делать. Да они просто обожали бы социальные сети! И Джек, и Йоркширский Потрошитель. Вся старая банда. Они бы взорвали цифровое сообщество. Дразнили бы полицию и гордо надували свою хилую грудь, наслаждаясь истерикой и ужасом. Интернет – самое место для социопатов. До тех пор, пока им удается избегать наказания.
– Значит, мы еще не исчерпали возможностей?
Она смахнула с лица прядку рыжих волос.
– Конечно, нет. Потому что мы его пока не поймали. Однако необязательно винить в этом детектива Гейна. И я говорю так не из вежливости. Боб прячется за множеством файерволлов и систем защиты от вторжений, которые в компьютерах работают как сигнализация против грабителей. Он использует луковую маршрутизацию, каждое сообщение шифруется и дешифруется много раз, проходя через бесчисленные серверы. Поэтому, чтобы вывести его на чистую воду, потребуется что-то похитрее любовного письма.
Рен встала и взяла книжку, похожую на толстый сборник упражнений, – журнал наших действий со списком задач и фамилиями тех, кому они поручены. Это была осязаемая версия Плана, который хранился в системе ХОЛМС. Мэллори до сих пор нравилось иметь под рукой бумажные версии всех документов.
– Вы завтра едете в Поттерс-Филд, – заметила Эди. – Покажете экспертам место, где на вас напали. Нужно взять показания у мальчиков, которые бежали с Гаем Филипсом. Кое с кем из них поговорить пока не удалось – они еще не пришли в себя после такого потрясения.
Кроме проверки заданий, Рен отвечала за все отчеты, вносила их в ХОЛМС, поддерживала целостность в цепочке улик и свидетельских показаний. Бумажный след тянулся от сцен преступления в Отдел серьезных инцидентов, а оттуда – в суд.
Работы с документами было невпроворот, и я видел, что Эди Рен она до смерти наскучила.
Я показал на монитор ноутбука:
– Говорят, каждый оставляет в Интернете след. Это правда?
– По-моему, сильно сказано. Однако у каждого там есть тень. Все мы ведем двойную жизнь – настоящую и виртуальную. Все. Лучшие умы моего поколения сейчас работают над тем, как продать вам то, что вы уже купили. Вот зачем существуют пометка страниц и трекинговые коды. Вот почему вам кажется, что реклама следует за вами повсюду и, словно по волшебству, знает, что вы – это вы. Эди рассмеялась. – В глубине своей пустой души Интернет не хочет, чтобы вы оставались анонимом, ведь иначе вам не смогут продать товар.
– Значит, у всех есть тень?
– Да.
– Хорошо. Тогда я хотел бы, чтобы вы мне кое-кого нашли.
– Мясника Боба? Потому что он вас избил, высмеял перед целым светом и мог убить, если бы захотел?
– Нет, не Боба. Вряд ли он связан с этими преступлениями. Но тот, кого я ищу, – возможно. Ему сейчас лет тридцать пять. Его зовут Эдвард Дункан.
Она отыскала ручку.
– Эдвард Дункан. Год рождения?
– Я мог бы предположить, но не хочу, чтобы вы сочли это непреложной истиной.
– Хорошо. Чем он занимается, ваш Дункан?
– Работает кистью.
– Красит стены?
– Нет. Пишет города.
– Внести задачу в План?
Я улыбнулся: скуку с Эди как ветром сдуло.
– Пусть будет внеплановой.
* * *
К вечеру похолодало. Я стоял на краю вспаханного поля и смотрел, как двенадцать офицеров Специального поискового отряда ползают на четвереньках, дюйм за дюймом осматривая землю. Бывает у полицейских и такая работа.
Наш фотограф, что-то заметив, остановился посреди пашни. Я подошел и увидел отчетливый след ноги. Почва затвердела, однако в маленьком углублении чудом хватило влаги, чтобы там сохранился отпечаток ботинка.
С одной стороны следа фотограф положил желтый маркер под номером один, с другой – пластиковую линейку и начал расставлять лампы, штатив и переносную лесенку, весело напевая себе под нос, будто ему предстояло снимать чью-то свадьбу.
– Не ваш? – улыбнулся он, кивая на отпечаток.
– Вряд ли.
– Что ж, – ответил фотограф, настраивая высоту штатива. – Может, это была жена фермера, а может, и наш преступник. В нашем деле никогда не знаешь, где повезет.
Я согласился, что удача непредсказуема, и зашагал к лесополосе. Спина разболелась, протестуя против ходьбы по вспаханному полю.
Фургончик поискового отряда стоял за посадкой, рядом с ним сидела еще дюжина офицеров. Они попивали чай с шоколадками. Форма у них была вся в земле, по усталым, перепачканным лицам струйками стекал пот, оставляя грязные разводы.
Из лесополосы я вышел на регбийные поля. Вдалеке, на крыше главного здания школы, развевался флаг с крестом святого Георгия.
Ветер принес запах костра. Дымком тянуло со стороны маленького коттеджа. Обогнув его, я увидел старика, который разгружал тачку, полную сухих листьев, и бросал их в огонь.
– Здравствуйте, сэр, – сказал я, показав удостоверение.
Мужчина кивнул и продолжил свою работу.
В Хэндоне с первых дней учат: что бы вы ни делали, спросите имя и адрес.
– Могу я узнать, как вас зовут?
– Зачем? Я простой работяга, убираю спортивные поля.
В его странном акценте смешались Восточная Европа и наши западные графства. Я наблюдал, как старик опустошает тачку. С его руками было что-то не так.
Он обернулся, заметил, что я все еще жду.
– Меня зовут Лен Жуков.
– Откуда вы родом, Лен?
Он бросил на меня сердитый взгляд:
– Отсюда. А вы?
Пожалуй, акцент был русским.
– Я тоже отсюда.
– Значит, мы оба отсюда.
– Давно работаете здесь, Лен?
Он помолчал, считая в уме:
– Тридцать лет.
– Помните этих мальчиков?
Я показал фотографию семерых подростков. Жуков покачал головой. Маловато времени ушло у него на размышление.
– Ученики все время новые.
– Фотографию сделали в восемьдесят пятом. Тогда вы уже работали в школе. Вы точно их не помните? Посмотрите внимательней. Вы не видели этих близнецов? Братьев Кинг?
– Нет.
Знаете, что хуже всего в работе полицейского? Люди вам лгут. Лгут постоянно. Лгут, потому что боятся попасть в неприятности или что к старым неприятностям добавятся новые, но чаще всего – потому что хотят от вас отделаться.
А может, старик сказал правду? Все это было давно. Мальчики действительно приходили и уходили тысячами.
– Но уж с мистером Филипсом вы знакомы? Он школьный тренер. Вы же слышали, что его пытались убить.
Жуков посмотрел на меня, как на идиота:
– Все слышали.
Он подбросил еще листвы в костер, и тут я понял, что не так с его руками. Пальцы не разгибались: он брал палые листья, сжимая их между кулаков. Похоже, у него был застарелый артрит.
– Это случилось в лесу, – сказал старик. – Далеко отсюда.
Опустошив тачку, он отряхнул кулаком штаны, и мы пошли к входу в дом. В дверях стоял мужчина. Тот самый физиотерапевт, который занимался на поле с инвалидами. Сегодня он был без маски, и я увидел, что большая часть его лица покрыта шрамами от ожогов.
Я протянул терапевту руку.
– Сержант Том Монк, – представился он. – Служил в королевской пехоте.
На обожженном лице засияла белозубая улыбка. Он выглядел представителем какой-то ушедшей расы, и мне подумалось, что я вряд ли когда-нибудь привыкну к этим ужасным шрамам. Сержант щелкнул пятками ног, обутых в кроссовки, и старик впервые улыбнулся. Рядом с Монком он чувствовал себя спокойнее.
– Вы здесь на реабилитации? – спросил я.
– Приезжаю раз в неделю. Я все время в дороге. Работаю главным физиотерапевтом в Баррингтон-Корт. Ну, или помощником главного. Да, скорей всего так.
О Баррингтон-Корт я слышал. Там находился реабилитационный центр для тяжелораненых ветеранов. В основном тех, кто пострадал в Афганистане от самодельных взрывных устройств.
– По вторникам мистер Во разрешает нам пользоваться беговыми дорожками, – сказал Монк. – Не забавно ли? Беговые дорожки, а большинство из нас – безногие.
Я невольно взглянул на его линялые джинсы. Монк рассмеялся.
– Не, у меня все цело. Только поджарился немного.
Я слабо улыбнулся, глядя на его обгоревшее темное лицо.
– Как он? – спросил Монк, вдруг посерьезнев. – Я о мистере Филипсе.
– Знаете, Том, не могу вам сказать. – Я покачал головой.
Я ответил так неспроста. В этот миг по другую сторону поля опустилось и замерло на середине флагштока полотнище с крестом святого Георгия.
В кармане завибрировал телефон. Я вытащил его и увидел, что это констебль Грин, и он звонил мне уже пять раз.
Через поле к нам спешил Перегрин Во в развевающейся мантии. Но я уже и так знал: Гай Филипс умер.
