Религия и народ (с. 257) Споры во имя Бога (с. 260) • О Символах веры и обращениях (с. 262) • Изгнание и возвращение (с. 265) • Освобождение и закон (с. 268) • Когда иудаизм стал иудаизмом (с. 272) • Шаббат и малые праздники (с. 273) • Песах и большие праздники (с. 275) • Ритуалы жизненных циклов (с. 277) • Реформизм, консерватизм, ортодоксальность (с. 278) • Реконструктивистский и гуманистический иудаизм (с. 281) • Сионизм и холокост (с. 283) • Феминистская теология (с. 283) • Каббала (с. 285) • Обновленческий иудаизм (с. 287)
Иудаизм начинается с предания и заканчивается им же. Если христианство – это в значительной мере учение, а ислам – ритуал, то иудаизм – повествование. Быть иудеем – значит рассказывать и пересказывать некую историю, ломая голову над ее ключевыми символами: такими персонажами, как Бог, народ Израиля, а также над внушающими беспокойство отношениями между первыми двумя.
В этом предании есть все, чего можно пожелать от качественного чтения. Есть секс, обман, любовь, убийство, прегрешение и трагедия библейских масштабов. В нем фигурируют известнейшие персонажи мировой литературы, не в последнюю очередь прелюбодей и убийца царь Давид и капризный, вспыльчивый Бог Еврейской Библии. Есть даже развитие действия: из сада в пустыню, а оттуда – в город. Иудейское повествование – история рабства и освобождения, заключенных, нарушенных и вновь заключенных заветов-договоров. Но в первую очередь это история народа, который сначала был изгнан, а затем снова призван домой, история изгнания и возвращения.
Еврейская Библия начинается с сотворения Богом мира за семь дней – шесть дней трудов и один день отдыха. Конфликт возникает вскоре после сотворения, когда в саду Едемском сходятся Адам, Ева, Бог и змей. В этом зачаточном обществе Бог вводит лишь один закон: не есть от дерева познания добра и зла. И конечно, Адам и Ева нарушают его и отправляются в изгнание за то, что поддались искушению. В христианской традиции это прегрешение заражает все человечество вирусом греха, исцелиться от которого помогает лишь казнь Иисуса на кресте. Так приводятся в действие две большие, образующие контрапункт темы иудейского повествования: первая – тема греха, наказания и изгнания, и вторая – тема завета, его нарушения и нового завета. Поскольку Бог справедлив, он наказывает людей за проступок, но так как он милосерден, то распространяет на них возможности и обязательства новых взаимоотношений.
Быть иудеем – значит рассказывать и пересказывать некую историю, ломая голову над ее ключевыми символами
Далее в этой саге действие сужается и усиливается, акцент смещается с взаимодействия Бога со всем человечеством на взаимодействие Бога с конкретным народом. В ходе самой, пожалуй, судьбоносной сделки в истории мировых религий Бог призывает Авраама и его потомков стать его, Божьим, народом и получить обещанную землю. Но ради этого им приходится долго странствовать – как и Моисею, который после того, как вывел израильтян из египетского рабства и плена, сорок лет водил их по пустыне совсем рядом с землей обетованной. Кульминация этой истории наступает на горе Синай, когда Бог посредством Моисея являет Тору и этим новым заветом предлагает новый путь домой, возвращение после изгнания.
Подобно дхарме в индийских религиях, Тора – удивительно широкий термин. Обычно его переводят как «закон», но в действительности он также означает «учение» или «наставление». Торой называют прежде всего Пятикнижие Моисеево: книги Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие. Кроме того, Торой называется вся Еврейская Библия, которую иудеи называют не «Ветхий Завет», а «ТаНаХ» – акроним названий трех ее частей: Тора (Пятикнижие Моисеево в узком смысле), Невиим («пророки», например, Исайя и Амос), и Кетувим (Хетувим, или «писания», в том числе Псалтирь, Притчи, Книга Иова, Песнь песней). В более широком смысле Тора – устный закон, традиция толкования, якобы явленная вместе с записанным законом Моисею на Синае и ныне содержащаяся в основополагающих текстах раввинской традиции: Мишне (около 200 года н. э.), Иерусалимском Талмуде (IV век н. э.) и Вавилонском Талмуде (V век н. э.). Изучение и толкование ТаНаХа и Талмуда также является Торой. И, согласно еврейской поговорке, «даже беседы евреев – тоже Тора»1.
В ходе самой, пожалуй, судьбоносной сделки в истории мировых религий Бог призывает Авраама и его потомков стать его, Божьим, народом и получить обещанную землю
Значит, эта религия памяти – и повествование, и закон. Евреи – народ, который помнит, кто он такой, рассказывая эти предания и следуя этому закону. Для них закон (галаха) и повествование (аггада) неразделимы, это две стороны одной медали. Антрополог Мэри Дуглас однажды назвала библейскую книгу Числа «бутербродом из закона и предания», но то же самое можно сказать и об иудаизме в целом2. В данном случае задача, стоящая перед человеком, – не достичь просветления за время жизни, не попасть в мокшу, а «смиренномудренно ходить пред Богом твоим» (Мих 6:8) и тем самым восстанавливать порядок в мире (тиккун олам)3. Искупление относится к этому миру, достигается не на небесах, а здесь, на земле. Причем достигается скорее действиями, чем верой. Исполняя 613 мицвот (множественное число от «мицва», заповедь), содержащихся в иудейских писаниях, мы привносим святость в наш несовершенный мир. В этом отношении иудаизм разительно отличается от христианства, в котором вера превыше всего. Если христиане всеми силами хранят верность вере, то иудеи стараются соблюдать заповеди.
Несколько лет назад я спросил одного ортодоксального раввина («учителя»), какой из двух элементов главенствует в иудаизме, что важнее – рассказывать предания или следовать закону? «Я дам вам еврейский ответ, – сказал он с сильным бруклинским акцентом. – Иметь одно без другого невозможно. Те, кто забывают закон, в конце концов забывают и предания».
Иудаизм – и наименьшая, и величайшая из мировых религий. Если принимать во внимание только цифры, из всех перечисленных религий она окажется самой малой. Во всем мире насчитывается всего 14 миллионов иудеев, немногим больше численности населения Мумбаи, Индия. Иудейское население Израиля, единственной страны, где иудеи составляют большинство, – всего 4,9 миллионов человек. Немногим больше иудеев – примерно 5,2 миллионов – живет в США, но ни в какой другой стране мира иудейское население не приближается по численности даже к миллиону. Большинство людей в мире ни разу в жизни не видели иудея.
Однако влияние этой маленькой религии значительно превосходит количество ее приверженцев. Она подняла монотеистическую революцию, преобразившую западный мир. Она дала нам глас пророка, продолжающий требовать справедливости для бедных и угнетенных (или кого-нибудь из них). Ее предания по-прежнему оживляют политический и литературный диалог во всем мире: Адам и Ева в саду, Ной и потоп, Давид и Голиаф. Ее грандиозное повествование о рабстве и свободе, изгнании и возвращении, – при всем уважении к христианским повествованиям о страстях Господних и индуистским о Раме и Сите, – возможно, величайший из когда-либо рассказанных сюжетов. Вдобавок иудаизм находится в центре самого досадного и взрывоопасного международного конфликта современности: столкновения иудеев, христиан и мусульман на Ближнем Востоке – по мнению некоторых консервативных христиан, знаменующего конец света.
В США иудеи играют видную роль в политике отчасти благодаря высокой явке избирателей-евреев, а также своему заметному присутствию в ключевых коллегиях таких штатов, как Нью-Йорк, Нью-Джерси и Флорида. Хотя в Белом доме президентов-иудеев пока что не бывало, иудеи занимают в Конгрессе США и в Верховном суде США количество мест, совершенно непропорциональное численности иудеев в составе населения. То же самое относится к высшим руководящим должностям в компаниях из списка Fortune 500.
Иудеи оставили неизгладимый отпечаток на массовой культуре Америки. Сэнди Коуфакс, вероятно, самый одаренный леворукий питчер в истории бейсбола, привлек внимание к иудаизму, отказавшись участвовать в матче команды Los Angeles Dodgers, открывающем мировую серию игр 1965 года, так как на этот же день приходился еврейский «Судный День» или «день искупления» – Йом-Киппур. Почти все крупные голливудские студии основаны евреями, как и NBC и CBS. Евреи отметились на Бродвее в мюзиклах (Джордж Гершвин, Ирвинг Берлин, Стивен Сондхайм) и пьесах (Артур Миллер, Дэвид Мэмет, Венди Вассерштайн). Иудаизм дал США целый ряд знаменитых литераторов – от поэта Аллена Гинзберга и автора песен Боба Дилана до прозаика Филипа Рота, самые известные здания – благодаря архитекторам Луису Кану, Фрэнку Гэри. Еще один еврей, Даниэль Либес-кинд, выиграл конкурс на генеральный план перестройки территории бывшего Всемирного Торгового Центра в Нижнем Манхэттене.
Большинство людей в мире ни разу в жизни не видели иудея. Однако влияние этой маленькой религии значительно превосходит количество ее приверженцев
В большей степени, чем любая другая форма американского искусства, комедия обрела нынешнюю форму благодаря исполнителям-евреям. Еврейский юмор, умение посмеяться над нелепостями жизни и лицемерием высокопоставленных и могущественных (в том числе самого Бога) имеют давние традиции. В США они попали через пункт приема иммигрантов, остров Эллис, в дальнейшем совершенствовались в водевилях, эстрадной комедии, на радио и телевидении. История американской комедии немыслима без братьев Маркс, «Трех бездельников», Милтона Берла, Джека Бенни, Мэла Брукса, Джорджа Бернса, Вуди Аллена, Ленни Брюса, Джерри Льюиса, Джоан Риверс, Джерри Сайнфелда, Сары Сильверман и Джона Стюарта. В сущности, почти по любым меркам евреи, составляющие менее 2 % населения США, дали подавляющее большинство американских артистов комического жанра.
Это непропорционально огромное влияние никоим образом не ограничено Соединенными Штатами. Четырнадцать из ста наиболее влиятельных личностей ХХ века по версии журнала Time – евреи, в том числе кинорежиссер Стивен Спилберг, автор дневника Анна Франк, «человек столетия» Альберт Эйнштейн. Еще успешнее евреи завоевывали Нобелевскую премию: на их долю пришлась почти четверть премий с тех пор, как в 1901 году они были вручены впервые. Всякому, кто надевает джинсы Levi’s, потягивает каппучино в кофейне Starbucks, проводит ночь в отеле Hyatt, включает компьютер Dell или ведет поиск в Гугле, следует благодарить предпринимателей-евреев.
Казалось бы, этого перечня заслуг хватит любой религии. Однако иудаизм также сумел подарить миру христианство и ислам. (Иисус соблюдал иудейские заповеди). Если сам иудаизм исповедуют лишь два человека из каждой тысячи, то порожденные им религии – каждый второй.
Иудаизм также выделяется из общего ряда тем, что это и религия, и народ. Слово «религия» происходит от relegere (вспоминать) и religare (связывать)4. Еврейский народ делает и то, и другое – поддерживает связь друг с другом и с Богом посредством преданий, закона и других способов сохранить память.
Если сам иудаизм исповедуют лишь два человека из каждой тысячи, то порожденные им религии – каждый второй
Порой можно услышать, что иудаизм – это этническая принадлежность в той же мере, что и религиозная, однако это не совсем так, поскольку иудеи происходят из самых разных этнических групп. Ашкеназы – евреи немецкого и восточноевропейского происхождения (на сегодняшний день – крупнейшая из групп), сефарды – евреи испанского и арабского происхождения, у эфиопских евреев африканские корни. Но подобно индуистам, евреи действуют как этнос, объединенные не столько общими убеждениями, сколько чувством принадлежности к одной группе. Эту сплоченность воспитывают соблюдение обрядов и праздники, ставящие евреев (иудеев) особняком, но даже те, кто не соблюдает их, все равно считаются евреями. Тот, кто называет себя евреем, может подразумевать, что он верит в Бога Израилева, пытается следовать его заповедям и изучает Тору. Кроме того, это может означать, что он происходит из еврейской семьи. Быть атеистом и одновременно мусульманином нельзя, однако довольно много евреев не верит в Бога.
Ввиду этого разнообразия особенностей не следует удивляться тому, что дать определение иудаизму непросто. Общеизвестно, что существует столько же еврейских мнений, сколько и евреев, но эта оценка занижена. Как гласит давняя поговорка, там, где сходятся два еврея, всегда найдется как минимум три мнения. Разумеется, абсолютно однозначных религий в мире не существует. Но даже на их фоне иудаизм выглядит невероятной какофонией. В большей мере, чем в какой-либо другой религии, приверженцы иудаизма следуют увещеванию Рильке «любить вопросы»5. Только в иудаизме религиозный учитель известен главным образом бесчисленными «почему?»6
Если вам доведется попасть в традиционную ешиву, еврейское учебное заведение, где изучают священные тексты, первым, на что вы обратите внимание, будет шум. Студенты занимаются парами в большом зале, зачастую неистово жестикулируют и не думают понижать голос. Они зачитывают вслух предания и закон и еще громче спорят о смысле прочитанного. Ешива – наглядное свидетельство тому, что в иудаизме ценится учение и что путь к учению – разногласия. И самое главное – она демонстрирует, что евреи всегда рады хорошему спору.
Когда ученики ешивы спорят со своими напарниками, они пытаются докопаться до истины. Как гласит хасидская поговорка, «если ты оказался правым, ты немногого добился, а если оказался неправым, то достиг многого – ты познал истину»7. Но ученики ешивы не обязательно полагают, что в их спорах истина находится на той или иной стороне, или даже где-то посередине. Именем Израиль был наделен тот, кто боролся с Богом (Быт 32:28), и на протяжении тысячелетий именно этим евреи и занимались. Вдобавок они боролись друг с другом (в том числе и покойные праведники), с характерными для их традиции противоречиями между преданием и законом, пророком и священником, изгнанием и возвращением, милосердием и справедливостью, движением и покоем.
Что требуется в иудаизме, так это не соглашаться, а участвовать. По словам нобелевского лауреата Эли Визеля, «если еврею не с кем браниться, он бранится с Богом, и мы называем это теологией, или сам с собой, и мы называем это психологией»8. Именно еврей Альберт Эйнштейн доказал посредством теории относительности, что даже результаты научных наблюдений зависят от точки зрения наблюдателя.
Другой еврей, американский философ Хорас Каллен, ввел в обиход выражение «культурный плюрализм», а вместе с ним – и метафору цивилизации как оркестра, в котором религиозные, языковые и художественные различия способствуют социальной гармонии, а не нарушают ее9. В том, что может показаться какофонией учебы в ешиве, евреи слышат симфонию.
Иудейские заповеди Божии записаны в двух главных писаниях, таких же многоголосых, как сама ешива. ТаНаХ – обширная антология всевозможных жанров, голосов, источников, охватывающих приблизительно тысячу лет. Он начинается не с одной, а с двух разных историй сотворения. Из ее двадцати четырех книг (две из которых – книги Руфь и Есфирь – названы женскими именами) мы узнаем о Боге и ангелах, царях и простолюдинах. Нам встречаются притчи, пророчества, стихи о любви, гимны, история богословия, литература мудрости, закон, апокалиптические видения.
Второй большой сборник сакральных текстов иудаизма, Талмуд, еще более разноплановый. Два с половиной миллиона слов этой масштабной мешанины различных линий аргументации не просто содержат противоречия, но и нагромождены вокруг них, и продираться к центру каждой страницы приходится в буквальном смысле слова в окружении конкурирующих толкований. «Переворачивай страницы, – наставляет один раввин, – листай их усердно, ибо в них – все»10. В одном из великих интеллектуальных поединков всех времен два раввина, Гиллель и Шаммай, расходятся в этой антологии споров по более чем трем сотням вопросов. За Гиллелем, которого называли образцовым иудеем, почти всегда оставалась победа, поэтому еврейский студенческий центр неподалеку от моего офиса назван «дом Гиллеля», а не «дом Шаммая»11. Но в Талмуд вошли не только толкования иудаизма по Гиллелю. В нем изложены и взгляды Шаммая. Следовательно, его слова – тоже священное писание. Или, как гласит отрывок Талмуда, завершающий рассказ о трехлетнем ожесточенном споре между школой Шаммая и школой Гиллеля, «слова и тех, и других – слова живого Бога, но закон соответствует мнению дома Гиллеля»12.
Большинство людей не выносит двусмысленности. Преследуя неопределенности и убегая от противоречий, мы щуримся, напрягаем зрение, пытаемся взять в фокус то, что видится размытым, как будто для этого достаточно нашей решимости. Евреи приучены не только терпимо относиться к двусмысленности, но и упиваться ею. Если, как писал
Оскар Уайльд, «воспитанный человек противоречит другим людям», в то время как «мудрый противоречит самому себе», то иудейские писания и есть воплощенная мудрость13.
Эта мудрость эхом повторяется в процедурах и методах работы Верховного суда США, который, подобно Талмуду, записывает особое мнение наряду с мнением большинства. Эта мудрость живет в тексте XVI века Шулхан арух (буквально «накрытый стол») – самом авторитетном галахическом собрании (еврейских «законов», или «правил») после Талмуда. Основной объем текста Шулхан арух написан евреем-сефардом с сефардской точки зрения, но комментарии, служащие «скатертью» (маппа) для «стола», накрытого сефардами, составил ашкеназский ученый. Раввинская традиция также прослеживается в жизни и наследии Зигмунда Фрейда, одного из великих еврейских мыслителей всех времен, который построил свой психоанализ на основе догадки, согласно которой люди спорят не только друг с другом, но и с голосами внутри них. Одна из задач психотерапии – обратить внимание на эти голоса и найти способ ужиться с двусмысленностями и противоречиями, которые они порождают.
Так почему же иудаизм, утверждающий, что существует один и только один Бог, снисходителен к такому множеству различных интерпретаций правильной (и праведной) жизни? Почему сегодня евреи разделены на ортодоксальных, консервативных, сторонников реформистского, реконструктивистского и гуманистического иудаизма? Почему уже во времена Иисуса различали столько разных иудеев – фарисеев, саддукеев, ессеев, зелотов? Почему на страницах Талмуда Абайе и Рава, два раввина и близких друга, так часто и так яростно спорят друг с другом? Почему иудаизм в большей степени, чем любая другая религия, олицетворяет то, что поэт Эдвард Эстлин Каммингс назвал «whying» («почемуканье»)?14
Начнем с того, что иудаизм – не миссионерская религия. Хотя бывали времена, когда иудеи пытались обращать в свою веру, иудаизм выжил главным образом благодаря наследованию, а не евангелизации. В сущности, раввины традиционно не приветствовали обращения, отвечая отказом потенциальным новообращенным трижды, прежде чем согласиться принять их. Следовательно, у иудеев никогда не возникало практических причин дать четкое определение своей идее для чужаков или же придерживаться этой идеи15.
Формула, которую повторяют сегодня во время иудейских богослужений и которая столетиями жила на губах еврейских мучеников, начинается с ясного утверждения монотеизма: «Слушай (Шма), Израиль: Господь, Бог наш, Господь, един есть»
Иначе говоря, в иудаизме нет Символа веры. Отлучения от веры крайне редки, иудеи никогда не пытались искоренить ересь, проводя аналог Никейского собора или составляя аналог Никейского Символа веры16. Однако отчасти функции Символа веры выполняет Шма (Шема). Эта формула, которую повторяют сегодня во время иудейских богослужений и которая столетиями жила на губах еврейских мучеников, начинается с ясного утверждения монотеизма: «Слушай (Шма), Израиль: Господь, Бог наш, Господь, един есть». Но сразу после этого доктринального утверждения происходит переход в ритуальное измерение: «И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими. И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем.
И внушай их детям твоим и говори об них, сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась и вставая. И навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими. И напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих» (Втор 6:4–9). Так что даже Шма указывает за пределы доктрины, в сторону практики, подчеркивая склонность иудаизма ставить действия превыше веры, ортопраксию превыше ортодоксии.
Ортодоксия была, конечно, предметом одержимости ранних христиан, которые составляли Никейский Символ веры и добивались его принятия. А иудеи редко поддавались желанию дать определение ереси и искоренить ее. По сути дела, иудеи прекрасно уживались с нею и без изъявлений веры до тех пор, пока Маймонид (1135–1204) не представил свои Тринадцать принципов, однако его квазикредо оказалось противоречивым и не получило повсеместного признания17. В итоге иудаизм всегда был скорее практикой, чем верой. Чтобы стать иудеем, надо родиться евреем. Активное участие в жизни иудейского сообщества – посещение синагоги, искупление грехов в Йом-Киппур, почитание родителей и чтение каддиша по ним, когда они умрут.
Одна из причин, по которым определение ортодоксии и отвергание еретиков никогда не находилось в центре внимания иудеев, заключается в том, что евреи с давних пор привыкли воспринимать себя не просто как народ, а как народ под угрозой. У других религий имелись основатели, которые, по-новому взглянув на человеческую проблему и предложив новаторское решение, собирали вокруг себя сообщества. А в случае с иудаизмом само сообщество было отправной точкой. Целью этой традиции было не разрешение человеческой проблемы, а объединение людей. Иудеи воспринимают себя в собирательных понятиях, как «народ святой» (Исх 19:6), избранный Богом. И зачем же они были избраны? Не для того, чтобы верить во что-то, а чтобы делать что-то – восстанавливать мир (тиккун олам). Так что евреев объединяет скорее ритуально-этическая сторона, чем учение.
Но наиболее фундаментально евреев объединяет память. Эта память говорит о едином Боге, который олицетворен, однако его ни в коем случае не следует воспринимать как человека. В отличие от христианского Бога, принимающего человеческий облик, иудейский Бог пребывает над сотворенным им миром и вне этого мира, то есть он всецело и полностью трансцендентен (но при этом ему никогда не отказывают в имманентном и интимном аспекте). Как и мусульмане, иудеи делают акцент на кардинальном качественном различии между Богом и людьми. В отличие от христиан, они утверждают, что Бога не следует изображать в человеческом облике или поклоняться «идолам». Хотя кое-где в ТаНаХе о Боге сказано на удивление по-человечески – сказано, что у него есть руки и глаза, что он завернулся в молитвенную накидку и надел филактерии, – иудеи настаивают на том, что Бог непостижим и что описать его невозможно. Даже написание имени Бога представляет проблему для многих иудеев, которые пишут слово «Бог» как «Б-г», чтобы не проявить непочтительности, когда бумагу, на которой напечатано или написано это слово, выбросят. Традиция также неоднократно предостерегает от соблазна путать наши взгляды с мудростью Бога: «Мои мысли – не ваши мысли, ни ваши пути – пути Мои» (Ис 55:8).
Зная о том, какой акцент делается на народе, не следует удивляться тому, что проблема иудаизма относится скорее к обществу, чем к личности. Эта проблема – изгнание, отдаление от Бога и от места, где нам полагается быть. Решение – возвращение, и к Богу и в свой истинный дом. Методов совершения этого путешествия два: рассказывать предание и соблюдать закон – помнить и повиноваться18. Как однажды объяснил мне друг-еврей, мотивирующая трагедия христианства – смерть Иисуса. Если Иисус – мессия, кто же тогда будет править миром, почему земные правители сумели погубить его? А мотивирующая трагедия иудаизма – изгнание. Если Бог всемогущ, а мы – народ Божий, почему же тогда мы не на своей земле? Что нам делать вдали от нее?
Иудейский Бог – «Бог движения», и еврейский народ пребывает в вечном движении19. Но его эпическое путешествие из рая с садом в безлюдную пустыню, а затем в Новый Иерусалим еще не завершено, так как проблема изгнания носит хронический характер. В итоге еврейский народ живет с надеждой на место, куда он направляется, и сетует на места, оставленные позади. Кое-кто надеется и на мессию (буквально «помазанника», то есть царя), но пришествие этого мессии еще не состоялось. Не появились также мир и процветание, обещанные по его пришествии. Значит, задача еврейского народа – быть наготове, привести мир в порядок, «восстановить его» и положить конец изгнанию. А до тех пор, пока евреи не справились с этой задачей (или пока ее не выполнил за них мессия), они живут в подвешенном состоянии, между «почти» и «еще не».
Центр парадигматичного предания для этой схемы из изгнания и возвращения – разрушение первого Иерусалимского храма в 586 году до н. э. По ТаНаХу, после смерти Моисея, который так и не дошел до Земли Обетованной, Иисус Навин привел израильтян в Ханаан. Позднее царь Соломон возвел Иерусалимский храм, который служил сакральным центром израильской религии, протоиудейской традиции, из которой вырос иудаизм в том виде, в каком он известен нам сейчас. Израильская религия (также известная как библейский иудаизм) была священнической традицией с акцентом на жертвоприношениях. Тот факт, что пророков ТаНаХа окуривали во время пиршеств и жертвоприношений, отвлекая внимание от истинных деяний правосудия, свидетельствует лишь о том, насколько центральное место занимали храмовые обряды. Но в 586 году до н. э. вавилоняне разграбили Иерусалим и разрушили храм. Или, как выражается пророк, которого принято называть Вторым Исайей, или Второисайей, «города святыни Твоей сделались пустынею; пустынею стал Сион; Иерусалим опустошен. Дом освящения нашего и славы нашей, где отцы наши прославляли Тебя, сожжен огнем, и все драгоценности наши разграблены» (Ис 64:10–11).
Вавилоняне также разгромили Иуду, южное царство, у которого позднее иудаизм заимствовал свое название, и выслали многих израильтян в изгнание, в Вавилон (современный Ирак). Находясь в изгнании, эти беженцы были разлучены не только со своей обетованной родиной, но и с правителями, обрядами жертвоприношения, Богом, который, как считалось, пребывает в «святая святых» храма – внутреннем святилище, куда имел право входить только первосвященник, да и то лишь в Йом-Киппур. Опыт изгнания привел к появлению синагоги как места для молитвы и учебы, а также к широкому распространению таких «транспортабельных» практик, как обрезание, которое всегда оставалось с израильтянами, где бы они ни находились. Вдобавок эта трагедия помогла израильтянам понять, что завет Бога с ними не был безусловным. Да, они – народ, избранный Богом, и это означало, что он благословит их, если они пойдут по пути, указанному для них Богом. Но вместе с тем это означало, что за отклонения от этого пути Бог покарает свой народ.
После того, как самих вавилонян в 538 году до н. э. победил персидский царь Кир, иудеям (как теперь называли израильтян) позволили вернуться в Иерусалим и заново отстроить храм. Большинство не вернулось. Но вернувшиеся поведали предание. Они рассказали свою историю в Пятикнижии Моисеевом, которое было систематизировано в V веке до н. э. и прочитано Ездрой (по мнению некоторых, вторым Моисеем) во втором Иерусалимском храме, освященном в 515 году до н. э. История, рассказанная ими, была посвящена изгнанию и возвращению – схеме, которая теперь представляет собой, по словам специалиста по изучению иудаизма Джейкоба Нойснера, «структуру иудаизма в целом»20.
Этот мотив появляется уже в первых главах Бытия, когда три первых человека караются изгнанием: Адам и Ева – за съеденный запретный плод, а Каин – за убийство брата. Он возникает вновь в истории Авраама, который по указанию Бога отправился странствовать к западу от своего дома в месопотамском Уре, в сторону современной Палестины и, как объяснил Бог, «в землю, которую Я укажу тебе» (Быт 12:1). В очередной раз этот же мотив всплывает в истории Моисея, который выводит народ Божий из Египта через Чермное море, только чтобы еще сорок лет блуждать по Синайской пустыне. Ни Авраам, ни Моисей так и не дошли до земли обетованной.
В 70 году н. э. римляне разрушили Второй храм – весь, кроме западной стены, а иудеев вновь отправили в изгнание. Новый опыт изгнания породил литературу тоски и превратил иудейскую общину в «людей книги». Псалтирь дал выход этой тоске, напомнил о тех, кто при реках Вавилонских сидел и плакал о Сионе – о людях, которые вопрошали, как продолжают вопрошать нынешние иммигранты: «Как нам петь песнь Господню на земле чужой?» (Пс 136:4). Слезами залиты и те страницы Талмуда, где говорится о мессии. Иудеи, народ которых был рассеян от Египта до Вавилона, а великое царство Давида стало давним воспоминанием, стали надеяться на искупителя, который, возможно, прекратит их изгнание, соберет на родине еврейский народ и сделает эту родину земным раем.
Примерно два тысячелетия после разрушения римлянами Второго храма тема изгнания и возвращения жила скорее в воображении, чем на земле. Основание в 1948 году государства Израиль, в Декларации независимости которого говорится о народе, «силой изгнанном со своей земли», но никогда не прекращавшем «молиться и надеяться на возвращение в нее», стало осуществлением этой истории на земле21. Впервые за много веков евреи получили возможность жить на территории своей родины и управлять ею. Как и во времена вавилонских завоеваний, по сей день некоторые евреи предпочитают оставаться в изгнании по примеру скорее Моисея-скитальца, нежели Давида-основа-теля, и даже всецело отвергают различие между родиной и диаспорой за ее пределами. Другие решают совершить алию, а именно – ступить на землю Израиля вместо того, чтобы просто хранить в сердце память о ней. Однако храм так и не был возведен заново. Несмотря на то, что ортодоксальные иудеи по три раза на дню молятся о его восстановлении, земля, на которой он некогда стоял, теперь занята Куполом Скалы – древнейшим в мире мусульманским сооружением. В итоге евреи остаются «народом книги», а не «народом храма».
Тема изгнания и возвращения оказывает значительное влияние на еврейское искусство и литературу. Однако его мотивы желания и осуществления, перемещения и примирения, разрушения и восстановления находят отражение не только в иудаизме, но и в диаспорах всего мира, повсюду, где иммигранты поют давние песни в новой земле. Тема изгнания и возвращения поднимается в еврейских семьях всякий раз во время отпусков и каникул, а также в тех случаях, когда затрагивается щекотливый вопрос межнациональных браков. («Неужели моя дочь-еврейка отправится в изгнание, выйдя замуж за протестанта?», «Вернутся ли обратно ее дети?»). Эта же тема наполняет нашу личную жизнь, помогает разобраться в наших собственных драмах сокрытого и явленного Бога, нашего отчуждения от него и возвращения к нему, как домой. После того, как шесть миллионов евреев погибло от рук Гитлера и Третьего рейха во время холокоста, многие еврейские мыслители задались вопросом: где был Бог, когда нацисты приводили в действие газовые камеры в Дахау и Освенциме – неужели и Бог отправился в изгнание? Но на протяжении всей своей истории евреи отказывались воспринимать ее события исключительно сквозь призму слезливости. Несмотря на то, что эта традиция наделила голосом тоску по тому, что было, и стремление к тому, что будет, вместе с тем она призывает радоваться жизни в настоящем: «Лехаим!» – «К жизни!»22
Если в настоящее время евреи живут между изгнанием и возвращением, то в той же мере их жизнь проходит между освобождением и законом. В книге Исход фараон уводит израильтян в египетское рабство и убивает их потомство мужского пола. Одного из этих сыновей, Моисея, спасает от общей участи дочь фараона. Став взрослым, Моисей решается потребовать у фараона: «Отпусти народ мой». Жестокосердный фараон отказывается, и тогда Бог насылает на Египет десять казней. В конце концов фараон смиряется и соглашается отпустить израильтян. Но сразу после их бегства он меняет решение и посылает в погоню войско. Моисею с израильтянами, оказавшимися на берегу Чермного моря, уже кажется, что они в ловушке. Но Бог заставляет воды расступиться, пропустить беглецов к свободе. А потом по велению Бога воды опять смыкаются и топят египтян.
Эта сага о рабстве и спасении принадлежит, конечно, евреям, но также и всему миру. В США не знают сюжета, сравнимого с этим по силе воздействия. Отцы-пилигримы видели себя новыми израильтянами, Европу – Египтом, а Новый Свет – пустыней, которая со временем станет землей обетованной. На протяжении жизни многих поколений чернокожие рабы, мормоны, борцы за гражданские права и феминистки воспринимали свой опыт сквозь призму этого повествования о свободе. Но не следует забывать, что в ходе этой истории освобождения Бог установил закон.
Завоеванная израильтянами свобода вовсе не была свободой делать все, что им вздумается: они получили свободу, чтобы стать слугами Бога
Повсюду в ТаНаХе Бог и люди заключают священные соглашения – заветы. Бог вступает во всеобщие заветы с человечеством в лице Адама и Ноя. Позднее он заключает отдельные заветы с израильтянами, от имени которых выступают Авраам и Моисей. В этих заветах Бог обещает благословение тем, кто исполняет его заповеди, и наказание тем, кто этого не делает. Завоеванная израильтянами свобода вовсе не была свободой делать все, что им вздумается: они получили свободу, чтобы стать слугами Бога. Следовательно, кульминация сюжета книги Исход произошла не на дальнем берегу Чермного моря, а на горе Синай. Моисей – и освободитель, и законодатель. Его имя вдохновляет революции, вместе с тем он стоит на здании Верховного суда США, как прародитель западной законодательной традиции. Праздник Шавуот (Пятидесятница), которым отмечают дарование Торы на Синае, наступает после Песаха (Пасхи). А когда мы переворачиваем последнюю страницу книги Исход, то видим, что за ней начинается книга Левит, вплоть до мельчайших подробностей повествующая о законах, касающихся жертвоприношений, телесных выделений, обрезания, искупления, идолопоклонства, татуировок, *censored*ции, шаббата, питания, мужского гомосексуализма (следует отметить, что лесбиянство нигде в Библии не упоминается). Как выразился мемуарист Шалом Аусландер, «за Книгой Свободы следует Книга Подчинения. За Книгой Возможностей – Книга «Делай что я велю»23.
Иудеи делят свои 613 мицвот на разрешительные заповеди («тебе должно») и запретительные заповеди («тебе не должно»). Но гораздо полезнее деление на ритуальные (между людьми и Богом) и этические заповеди (между конкретным человеком и другими людьми). Одна из характерных особенностей иудаизма – этичность его монотеизма. Бог не только всемогущ, но и всеблаг, вот почему евреи на протяжении всей истории сетовали на него, когда его жизнь и действия не соответствовали его же собственным этическим стандартам. Как мог произойти холокост, если Бог действительно и всемогущ, и благ? Почему с хорошими людьми случается плохое? Этика занимала в мире пророков центральное место, многие сторонники реформистского иудаизма усматривают сущность всей религии в золотом правиле этой этики. В ответ на просьбу коротко определить суть иудаизма, обобщить Тору в единственной фразе, пока ученик стоит на одной ноге (иначе говоря, в I веке составить об иудаизме нечто вроде аналога сообщения в Твиттере), Гиллель ответил: «Не делай другим того, чего не хотел бы от них для себя. В этом вся Тора, остальное – комментарии. Ступай заучивать»24.
«Не делай другим того, чего не хотел бы от них для себя. В этом вся Тора, остальное – комментарии»
Как свидетельствует кодекс Левита, галаха (это слово часто переводят как «закон», но в действительности оно обозначает «путь» или «способ» – дао иудаизма) относится не только к вопросам нравственности. В ней содержатся предписания, согласно которым нам надлежит скорбеть, питаться, соблюдать шаббат. В сущности из 613 мицвот большинство касается ритуальной, а не этической стороны жизни. К примеру, в Левите в первую очередь говорится о ритуальных, а не этических законах. Лишь в главе 19, в которой дважды повторено, что ближнего надо любить, как себя самого, речь заходит об этических законах, но и в этом случае упоминания о лжи и воровстве неразрывно связаны с предписаниями насчет бород и татуировок. Так что когда евреи говорят о соблюдении закона, они ссылаются не только на этический, но и на ритуальный аспект религии.
Из всех ритуальных заповедей законы иудаизма, относящиеся к питанию (кашрут), кажутся стороннему наблюдателю самыми странными. Почти у всех религиозных групп есть правила питания, благодаря которым их представители отличаются от всех прочих (халяль в исламе, вегетарианство для многих индуистов), но религиозные иудеи придерживаются особенно строгих правил, когда речь заходит о том, что им можно и что нельзя употреблять в пищу. Они едят только рыбу с плавниками и чешуей (значит, никаких угрей или сомов), им запрещены свинина и мясо хищных птиц. Поскольку мясное и молочное смешивать нельзя, у многих иудеев есть отдельные комплекты посуды и кухонной утвари. В теориях о происхождении этих запретов не наблюдается недостатка. Согласно некоторым, запреты исходили непосредственно из уст Бога. Согласно другим, кашрут был способом Бога позаботиться о здоровье своего народа, в том числе избавить его от паразитов, переносчиками которых являются свиньи. Антрополог Мэри Дуглас утверждает: иудеи не едят омаров и креветки потому, что эти существа, живущие в океане, но передвигающиеся ползком по дну, самим фактом своего существования рушат стройную, изложенную в книге Бытие теорию деления на животных суши, воды и воздуха. По мнению Дуглас, мужской гомосексуализм запрещен по той же причине – он является концептуальной аномалией25.
Иудейские законы могут показаться стороннему наблюдателю иррациональными, а рвение, с которым некоторые иудеи следуют им, – маниакальным и в то же время ханжеским. Например, нажимать кнопку вызова лифта в шаббат запрещено (так как кнопка приводит в действие электропереключатель, следовательно, ее нажатие считается работой), но в домах, где живут иудеи, есть «шаббатные лифты», которые автоматически останавливаются на каждом этаже. Гораздо шире известен другой пример – эрув. Иудейский закон запрещает в шаббат выносить вещи из дома. Значит, недопустимо отнести младенца в дом соседа или отвезти туда же прикованного к инвалидной коляске дедушку. Но чтобы и младенцы, и немощные старики могли порадоваться шаббату, иудеи творчески подошли к разрешению проблемы: «волшебный круг ношения», названный эрув и представляющий собой проволоку между соседними домами, создает символическую ограду, превращая бывшее общественное пространство в личное26. С 2007 года эрув охватывает большую часть Манхэттена. «Эрувитектор» следит, чтобы символическая ограда содержалась в порядке и регулярно выкладывает в интернет обновленные сообщения о ее состоянии.
Может показаться, что в этих двух примерах речь идет о том, как люди обходят закон. Но подлинный способ обойти закон – просто игнорировать его. А в приведенных примерах к закону проявлено огромное уважение, хотя истолкован он весьма гибко. Даже иудеи, соблюдающие закон и пользующиеся «шаббатными лифтами», называют их юридической фикцией. Иудаизм остается иудаизмом: его приверженцы ведут споры о том, можно ли считать эти лифты действительно галахическими.
В мой прошлый приезд в Иерусалим меня водил по городу один друг-еврей. В двух случаях (в разные дни) я предлагал угостить его мороженым. И оба раза из-за запрета на смешение мясного и молочного моему другу приходилось вспоминать, когда он в прошлый раз ел мясо (правила его общины предписывают выждать три часа). Вся эта ситуация может показаться иррациональной, но друг счел мое предложение порожденным прямо-таки буддийской вдумчивостью, в свою очередь побудившей его задумываться о еде, вспоминать, что он ел ранее и когда именно. Но что еще важнее, предложение побудило его задуматься о Боге.
Все эти рассуждения о книгах Бытие, Исход и Левит могут создать впечатление, будто бы иудаизм – это просто Еврейская Библия. Подобные представления распространены среди христиан, которые часто отождествляют иудаизм с книгой, которую называют Ветхим Заветом. Подобно индуизму, корни которого уходят в Веды, корни иудаизма находятся в ТаНаХе. Однако ТаНаХ описывает религию священников и жертвоприношений, которая уже прекратила существование к тому моменту, как во II веке н. э. эти священные писания были систематизированы. Иудаизм в том виде, в котором мы знаем его сегодня, развился в промежуток между разрушением первого храма вавилонянами в 586 году до н. э. и разрушением Второго храма римлянами в 70 году н. э.
Разрушение первого храма стало для израильтян своего рода генеральной репетицией, показало им, как реагировать на разрушение Второго. После вавилонского пленения у иудеев появились синагоги как место для учебы и молитвы. Кроме того, начался сбор книг, в дальнейшем составивших ТаНаХ. Эти меры, направленные на создание более ориентированной на молитвы и «транспортабельной» религии, ускорились после разрушения Второго храма. Центр тяжести религии сместился с жертвоприношений на сакральные тексты в первые два столетия нашей эры; израильская религия священников, совершающих ритуалы в Иерусалимском храме, уступила место новой религии раввинов, читающих и толкующих тексты в синагогах. Так родился иудаизм в известном нам виде27.
Одним из собранных текстов был ТаНаХ, и по мере того, как раввины изучали и обсуждали его учения, становилось ясно, что служить всеобъемлющим руководством по иудейскому образу жизни он не может. В ТаНаХе почти ничего не говорится о браках и соглашениях. В нем не сказано, когда начинается и заканчивается шаббат, какая работа запрещена в это время. Поэтому раввины взяли на себя тяжкий труд ответить на все эти вопросы, и результатом их стараний стал современный иудаизм.
Современная иудейская жизнь носит раввинический характер. Образцы для подражания в ней – раввины. В центре внимания скорее книги, нежели жертвенники. Очищение от скверны производится не посредством жертвоприношений в храме, а с помощью слов и поступков. Эти поступки определяют не только религию, но и способ существования в мире – способ готовить пищу и потреблять ее, заниматься сексом, мыться, говорить и работать. Этот способ существования не ограничен каким-либо одним местом. Его может принять для себя каждый, а не только священники. В наши дни иудеи следуют не только письменной Торе ТаНаХа, но и устной Торе Талмуда. По сути дела, лишь некоторые из 613 мицвот, предписанных иудеям, фигурируют в самом ТаНаХе. Большинство заимствовано из Талмуда, который служит текстуальным сердцем иудаизма – «шедевром, которому нет равных в еврейской памяти», как писал Эли Визель28.
Рассуждать о современном иудаизме – значит рассуждать об «иудаизме двух Тор», составленных раввинами в первые два столетия новой эры, подвергшихся глубокому влиянию греков и преобразованных, зачастую кардинально, последующими поколениями иудеев29. Или, если выразиться иначе, Авраам и Моисей не были иудеями. А если и были, то потому, что таковыми их согласились считать, усилием воображения поместив их в рамки религии, родившейся спустя долгое время после их смерти.
Константой, объединяющей израильскую религию и раввинический иудаизм, является шаббат, или субботний день. Несмотря на то, что он отмечается каждую неделю – начиная с захода солнца в пятницу и до захода солнца в субботу, – это самый значительный праздник в традиции, опирающейся на фундамент сакрального времени. Шаббат – напоминание о заре времен, воспроизведение отдыха Бога на седьмой день после сотворения мира в первые шесть. Кроме того, это память об освобождении из рабства, о котором рассказано в книге Исход. Шаббат – единственный святой день, соблюдение которого предписано десятью заповедями (которые иудеи называют «десятью словами», поскольку существует 613 заповедей), он неоднократно обсуждается в Талмуде, который запрещает в этот день отдыха тридцать девять различных видов работы – от приготовления пищи и шитья до разжигания огня и его тушения.
Непосвященные зачастую воспринимают шаббат как запрет работать, но на самом деле в этот день запрещены акты творчества – подражание действиям Бога в первые шесть дней творения. Значит, каждый из тридцати девяти запрещенных видов деятельности – творчество в той или иной мере. Кроме того, непосвященным шаббат напоминает о том, чего делать «не должно» – о негативных заповедях, касающихся включения бытовой техники или вождения автомобиля. Но иудеи, соблюдающие закон, обычно относятся к шаббату позитивно, воспринимают его как присутствие в священном месте в определенное время. В шаббат жизнь замедляет ход. Семьи собираются за обеденным столом, зажигают свечи, произносят особые молитвы, пьют вино, лакомятся праздничной халой – хлебом в виде плетенки.
Шаббат – напоминание о заре времен, воспроизведение отдыха Бога на седьмой день после сотворения мира в первые шесть
Ханука – единственный еврейский праздник, известный многим европейцам и американцам, но в действительности это один из двух малых праздников иудаизма. Поскольку его отмечают примерно в то же время, что и Рождество, и празднование сопровождается обменом подарками, Хануку часто называют «еврейским Рождеством». На самом же деле этот праздник напоминает о том, как во II веке до н. э. Иерусалим был отвоеван восставшими Маккавеями, а также о последовавшем очищении и новом освящении храма.
Еще один малый еврейский праздник – Пурим. Это бурное торжество чем-то напоминает и Хэллоуин, и индуистский праздник Холи. Пурим – память о событиях, описанных в Книге Есфирь: как герой Мордехай срывает заговор злодея Амана, задумавшего истребить евреев.
В проповеди, которую я слышал однажды в день Пурима у Стены Плача в Иерусалиме, ортодоксальный раввин рассказывал, как он каждый день ездит в город через арабский сектор и приветствует людей, которых видит там, с радостью вместо паники. Затем он призвал слушателей пить вино и впивать Бога, пока они не перестанут отличать врагов от друзей, арабов от израильтян, проклятого Амана от благословенного Мордехая.
Вероятно, в большей мере, чем любая другая религия, иудаизм приводит мир в соответствие со временем. Три его праздника паломников (по традиции отмечаемых паломничеством в Иерусалим) увековечивают ключевые моменты еврейской истории: Песах (Пасха) – исход из Египта; Шавуот (Пятидесятница) – дарование израильтянам Торы на горе Синай; Суккот (праздник кущей) – бегство из Египта в пустыню. Еще два больших праздника – священные дни Нового года (Рош Ха-Шана) и Судный День (Йом-Киппур). Обычно эти праздники обсуждают с точки зрения истории и теологии, однако они отличаются и едой: на Рош Ха-Шана едят яблоки и мед, на Суккот – фаршированные овощи, на Хануку – пончики с желе или повидлом (суфганиот), на Песах – суп с клецками из мацы.
Из этих священных дней празднование Песаха практикуется особенно широко30. Каждую весну евреи собираются за столом, чтобы отметить этот праздник семьи и еды. Они едят. Пьют. Поют. Задают вопросы и пытаются ответить на них с помощью инсценировок. Они вспоминают, каким сладким было возвращение освобожденных израильтян из Египта. Вспоминают горечь рабства и жестокость фараона. Вспоминают десять казней, в том числе и последнюю, гибель первенцев во всех египетских семьях, когда израильтяне принесли в жертву ягнят и окропили кровью дверные косяки и перекладины в своих домах, чтобы явившийся ангел смерти (Господь) увидел кровь и мирно прошел мимо этих домов. Ритуальный седер – это исполнение заповеди «объяви в день тот сыну твоему, говоря: это ради того, что Господь сделал со мною, когда я вышел из Египта» (Исх 13:8). Значит, подобно самому иудаизму, седер – это повествование и действие, предание и закон.
Классическое угощение на седер – маца, пресный хлеб в виде больших тонких листов, хрустящих и ломких. Маца напоминает о поспешном бегстве из Египта, когда было некогда ждать, пока подойдет тесто. Поэтому во время восьми дней Песаха дрожжевые продукты в еврейских домах остаются под запретом. На стол, накрытый к седеру, также ставят марор – горькую зелень, напоминающую о горечи рабства, и харосет – смесь измельченных орехов и яблок, память о строительном растворе, который применяли рабы, трудившиеся по принуждению. Вино из четырех бокалов выпивают в ключевые моменты седера.
«Все мы, все наши поколения должны испытывать такие чувства, будто бы мы сами бежали из Египта»
Для того чтобы участвовать в праздновании Песаха, не требуется демонстрировать религиозность. Незачем вообще верить в Бога. Или даже быть евреем. Последние несколько лет я бывал на седерах у друзей в пригородах Нью-Джерси. В молодости мне случалось присутствовать на эрзац-седерах – странных мероприятиях, которые проводили в церковных помещениях за несколько дней до Песаха или после него раввины и священники, открытые для межконфессионального диалога. Но нынешние седеры, на которые меня приглашают, – самые настоящие седеры, когда родные и друзья съезжаются отовсюду, готовят еду, откупоривают вино, собираются в первые два вечера пасхальной недели в чьем-нибудь небольшом доме за огромным столом, чтобы еще раз пересказать древнее предание. Каждый год патриарх семьи начинает рассказ со слов, что это не просто древняя история. Собираться на Песах – значит беречь традиции людей, которые на протяжении тысячелетий собирались, чтобы рассказать ту же историю на своем языке с его особенностями. Но если мы не считаем эту историю своей, значит, не стоит и рассказывать ее, говорит патриарх. «Все мы, все наши поколения должны испытывать такие чувства, будто бы мы сами бежали из Египта».
Кульминация пасхального торжества – чтение Агады (Хаггады; буквально «рассказ»), излагающей историю исхода израильтян из Египта. Некоторые ортодоксальные евреи утверждают, что существует одна официальная Агада. Другие признают тысячи различных версий, в том числе чрезвычайно популярную «Агаду Максвелл-Хауса», распространяемую этой компанией, производящей кофе, с 1934 года31. Во времена преподавания в университете штата Джорджия в Атланте я предлагал студентам прочитать феминистскую Агаду, и многих неприятно поразило то, как еврейские женщины исказили свою традицию. Но в данном случае это искажение и является традицией. На седерах в Нью-Джерси, которые я посещал, семья пользуется Агадой, которую написала их дочь, воспринявшая сюжет Исхода сквозь призму движения за гражданские права и сдобрившая свой текст изрядной дозой еврейского мистицизма.
Седер обычно начинается с оживленных разговоров и заканчивается продолжительным пением, в том числе и почти бесконечной песни «Дайену»: в ней упоминаются все чудеса, которые Бог совершил, чтобы вывести израильтян из Египта. Еще длиннее другая народная песня, «Хад Гадя» («Наш козленок»), слова которой напоминают детскую книжку, где лягушка убегает от кошки, которая убегает от собаки, которая убегает от свиньи, которая убегает от коровы (и так далее), только в песне козленка съедает кошка, которую кусает собака, которую бьют палкой, которую сжигает огонь, который тушит вода, которую выпивает вол, которого режет мясник, которого убивает ангел смерти, покончить с которым достается «святому и благому».
У иудеев есть также обряды инициации, связанные с рождением, взрослением, браком и смертью. По традиции первые два из них предназначались скорее для мужчин, чем для женщин: это брит-мила (брис), или обряд обрезания, и бар-мицва («сын заповеди»). В настоящее время многие евреи проводят церемонии имянаречения для новорожденных девочек, а также обряд бат-мицва («дочь заповеди») для дочерей, достигших двенадцатилетия.
К траурным обрядам иудеев относятся семидневное отсиживание шивы в доме, после чего следуют похороны, молитвы каддиш по умершему, и отмечание годовщины смерти – ярцайт. Еврейские представления о жизни после смерти обобщить непросто. В ТаНаХе не встречается упоминаний о ней. Патриархи живут долго, умирают своей смертью, их хоронят родственники (или, как в случае Моисея, сам Бог), и нигде не встречается упоминаний о вознаграждении на небесах. Под влиянием высказанных греками предположений о бессмертии души, а также в связи с появлением еврейской традиции мученичества (также под влиянием греческой трагедии) иудеи пришли к утверждению о
Почти все иудеи соглашаются с тем, что уделять основное внимание мы должны нынешней жизни
телесном воскресении – к учению, которое сыграло колоссальную роль в зарождении и развитии христианства, а позднее закрепилось в Тринадцати принципах Маймонида. Тем не менее иудейская мысль давно преуменьшила значение жизни после смерти. Если многие сторонники реформистского иудаизма отрицают воскресение во плоти, а многие ортодоксальные евреи отстаивают его, почти все иудеи соглашаются с тем, что уделять основное внимание мы должны нынешней жизни32. Даже среди ортодоксов о жизни после смерти говорят меньше, чем в большинстве мусульманских и христианских кругов. Одно из высказываний Мишны осыпает насмешками всевозможные теологические домыслы и заканчивается залпом в сторону догадок о загробной жизни. «Лучше было бы не рождаться тому, кто размышляет о четырех вещах: о том, что наверху, о том, что внизу, о том, что прежде и что потом»33.
Единственная разновидность иудаизма, официально признанная государством Израиль, – ортодоксальный иудаизм. В остальном иудаизм разделен на различные ветви и течения. Все они рассказывают еврейскую историю изгнания и возвращения, все чтят авторитет Торы. Разногласия между течениями возникают главным образом по вопросам толкования и соблюдения галахи. Следовательно, если христианские конфессии различаются преимущественно в вопросах веры и убеждений, то иудейские – чаще в вопросах ритуалов и этики.
В США присутствуют три основных иудейских движения: реформистское, консервативное и ортодоксальное. Среди американских евреев, принадлежащих к той или иной синагоге, 39 % относят себя к реформистскому иудаизму, 33 % – к консервативному и 21 % – к ортодоксальному. Но большинство американских евреев вообще не принадлежат ни к какой синагоге34. Проще всего объяснить различия между тремя перечисленными группами – сказать, что каждая сосредоточивает внимание на одном ключевом элементе иудаизма: реформисты – на этике, ортодоксальные евреи – на законе, консервативные – на традиции.
Реформистское течение зародилось в Европе XVIII века и продолжало процветать в США, где в настоящее время его представляют кампусы Колледжа иудейского союза и Иудейского религиозного института в Цинциннати, Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Евреи традиционно считали себя народом, стоящим особняком, однако реформистский импульс направлен на интеграцию и ассимиляцию. Пионеры реформистского течения стремились быть современными немцами или современными американцами, не переставая быть евреями. Поэтому вместо иврита они читали проповеди и молитвы на тех языках, которыми пользовались в повседневной жизни. Некоторые даже проводили субботние богослужения по воскресеньям, а не по субботам, и не соглашались делать обрезание своим сыновьям.
«Питтсбургская платформа» (1885), классический образец реформистского иудаизма, называет Еврейскую Библию «отражающей примитивные идеи того времени» и говорит об иудаизме как о «прогрессивной религии, неизменно стремящейся к соответствию с постулатами разума». Этот документ отвергает кашрут на том основании, что лишь нравственные законы Торы обязательны для исполнения. И поскольку приверженцы реформистского иудаизма стремились превратить в свою родину ту страну, где жили, в этом документе решительно отвергалась мысль о том, что евреи живут в изгнании и что их настоящий дом – в Сионе35. Сегодня реформисты более усердны в соблюдении ритуалов, и буквально все они благодарны сионизму, кульминацией которого стало образование государства Израиль. Однако они по-прежнему подчеркивают важность пророческой традиции иудаизма и его преданности делу социальной справедливости, уверенные, что их задача – привести мир в порядок своими силами, не дожидаясь, когда это сделает мессия. Реформисты активно выступают за гендерное равноправие, приветствуют появление женщин-раввинов, считают женщин частью миньяна (молитвенного кворума) и утверждают, что не только мальчики должны вступать в период зрелости, проходя обряд бар-мицвы, но и девочки нуждаются в подобном посвящении во взрослую жизнь – бат-мицве.
В отличие от реформистов, ортодоксальные иудеи называют себя защитниками Торы и традиций. Они стараются соблюдать все мицвот, в том числе кашрут. Они допускают существование только раввинов-мужчин и проводят богослужения на иврите. Если мужчины-реформисты редко носят ермолки или кипы (головные уборы), то ортодоксы не сделают с непокрытой головой и четырех шагов. Если у реформистов женщины и мужчины могут собираться в храмах все вместе, то в ортодоксальных синагогах (шуль) мужчины отделены от женщин.
Разделение присутствует и внутри группы ортодоксальных евреев. К примеру, ортодоксальные модернисты предельно щепетильны в соблюдении галахи, но в большей мере, чем другие ортодоксальные евреи, открыты современной жизни и современным идеям, в том числе гуманитарному светскому образованию. В США ортодоксальный модернизм представлен университетом Ешива в Нью-Йорке, где можно увидеть молодых людей в джинсах с традиционной бахромой цицит на них.
Хасидизм считается ультраортодоксальным течением, но когда он зарождался в 30-х годах XVIII века в штетлах Восточной Европы, его воспринимали как либеральный и даже революционный иудаизм, поскольку акцент в нем был сделан на сердце, а не на разуме. Вдохновителем этого течения стал Бааль Шем Тов (Бешт, 1698–1760), чтимый не столько за книжную ученость, сколько за искреннюю одухотворенность, приземленность притч, непоколебимое убеждение, что Бог находится рядом с каждым из нас, а не только рядом с учеными и мудрыми. Сегодня хасиды («религиозные») свидетельствуют о присутствии в иудаизме того, что индуисты называют бхакти-йогой – дисциплины преданности. Твердо веря в божественную имманентность, хасиды пытаются общаться с Богом всегда и повсюду, ощущая его присутствие в таких обыденных действиях, как сон или завязывание шнурков. Характеризуемые бескомпромиссным энтузиазмом – иудаизм как радость – их богослужения напоминают экстатические молитвы пятидесятников или религиозные танцы йоруба. Хасиды преклоняются перед новым образцом иудаизма – цадиком («праведником»), отличающимся скорее набожностью, нежели ученостью. Цадиков хасиды называют реббе и наделяют огромным авторитетом в общественной и личной жизни, почти как гуру в индуистской традиции. И все же отличительной особенностью этого течения является святая радость. «Бог жаждет сердца, – говорит Талмуд, – и хасид стремится исполнить заветное желание Бога»36.
Убеждения и практики консервативных иудеев занимают промежуточное положение между реформистскими и ортодоксальными. Как и реформисты, консервативные иудеи открыты прогрессу современной мысли, в том числе и критике Библии. Но когда речь заходит о поклонении и законе, они занимают позицию, более близкую к позиции ортодоксальных евреев, чтят не только этические, но и ритуальные заповеди галахи, ведут богослужения на иврите. Женщины и гомосексуалисты могут проводить богослужения в синагогах консервативных иудеев, верующим позволено в шаббат приезжать в синагоги на машинах. Консервативные иудеи ведут свою историю от момента основания в 1886 году в Нью-Йорке Еврейской теологической семинарии, однако их течение набрало обороты лишь после того, как в 1902 году в США приехал, чтобы возглавить семинарию, преподаватель богословия из Кембриджского университета Соломон Шехтер (1847–1915).
Предмет многих еврейских шуток – различия между течениями иудаизма, причем шутки могут быть направлены на любую из этих групп. Например, в одной из них над ортодоксальными евреями потешаются за их незнание современной жизни, а над реформистами – за забвение еврейских традиций:
Один консервативный еврей из маленького городка купил новый «феррари». Он хотел, чтобы раввин произнес над машиной браха (благословение), но в городе было всего два раввина. И владелец машины отправился к ортодоксальному раввину: «Равви, ты не мог бы произнести браха над моим „феррари“?» Раввин спросил: «А что такое „феррари“?» Тогда владелец машины отправился к раввину-реформисту: «Равви, ты можешь произнести браха над моим „феррари“?» Раввин ответил: «А что такое „браха“?»
Еще два течения американского иудаизма – реконструктивистский и гуманистический иудаизм. Реконструктивистский иудаизм, основанный Мордехаем Капланом (1881–1983) из Нью-Йорка в первой половине ХХ века, нашел институциональное выражение после открытия Реконструктивистского раввинского колледжа в пригороде Филадельфии в 1968 году. Вслед за Капланом реконструктивисты отвергали представления о евреях как избранном народе и говорили о Боге только как о
выражении высших нравственно-этических идеалов человека. С их точки зрения, иудаизм – не сверхъестественная религия, а развивающаяся цивилизация. Сегодня реконструктивисты усердно адаптируют иудейскую цивилизацию к современной жизни. Поскольку реконструктивизм зародился в консервативном течении (Каплан более пятидесяти лет преподавал в Еврейской теологической семинарии), его приверженцам свойственны большая традиционность и стремление соблюдать закон, чем реформистам: так, реконструктивисты проводят богослужения на иврите и отмечают все еврейские праздники. Однако от трех основных течений иудаизма, присутствующих в США, реконструктивизм отличается тем, что рассматривает мицвот как народные обычаи, а не закон. Как и реформистский иудаизм, он стремится к равенству в вопросах гендера и сексуальной ориентации. Первая бат-мицва в Америке была проведена для дочери Каплана Юдифи в 1922 году. Неудивительно, что существуют и еврейские шутки о реконструктивистском иудаизме: на свадьбе ортодоксов беременна мать невесты, на свадьбе консервативных иудеев – беременный раввин, на свадьбе реформистов беременна невеста, а на свадьбе реконструкционистов беременны обе невесты.
Гуманистический иудаизм зародился в 1963 году, когда «раввин-атеист» Шервин Вайн (1928–2007) основал в пригороде Детройта Бирмингемский храм как дом свободомыслящих евреев37. Сегодня его прихожане прославляют еврейскую культуру и возможности личности, не призывая Бога, не молясь Богу и не читая откровений Божиих. Для них иудаизм – в первую и последнюю очередь этика, возможность «творить добро без Бога». Они отрицают обряд обрезания, как сексистский, предпочитая для мальчиков и девочек единообразные церемонии имянаречения. Эта группа поддерживает тесную связь с кибуцным течением Израиля, возникшим в начале ХХ века на светском и зачастую антирелигиозном фундаменте. Один из выразителей идей гуманистического иудаизма – священник Гарвардского университета Грег Эпштейн, ученик Вайна и автор книги «Добро без Бога» (Good Without God, 2009). Хотя группа представителей гуманистического иудаизма невелика – в Международной федерации секулярного гуманистического иудаизма насчитывается всего двадцать тысяч членов, – он выражает чувства гораздо большего количества людей. Согласно разнообразным исследованиям, многие евреи в США и в Израиле нерелигиозны, то есть не считают себя принадлежащими к какой-либо синагоге или не верят в Бога38.
Еще один еврейский импульс, сионизм (от горы Сион близ Иерусалима), идет вразрез с упомянутыми течениями. Когда в XIX веке национализм захватил Европу, некоторые евреи начали переосмысливать свое повествование об изгнании и возвращении в явно политических терминах. Веками евреи терпели гонения и унижения, начиная с египетского и вавилонского пленения, гибели от рук крестоносцев в Иерусалиме в 1099 году, изгнания из Испании в 1492 году и вплоть до антисемитских отповедей протестантского лидера Мартина Лютера в сочинении «О евреях и их лжи» (1543). XIX век принес ряд антиеврейских погромов в России и в других странах, создал для евреев политическую необходимость в обретении родины, обычно датируемую первым Всемирным сионистским конгрессом 1897 года. В обсуждениях затрагивался вопрос основания еврейского государства за пределами Ближнего Востока, в том числе в Аргентине или современной Уганде, но сторонники этой идеи наконец остановили выбор на библейской земле обетованной.
Видным деятелем раннего сионизма был Теодор Герцль (1860–1904), венский еврей, светская аргументация которого в пользу создания еврейского государства изложена с практической и политической точек зрения. Многие ортодоксальные евреи поначалу выступали против сионизма, утверждая, что создание еврейского государства – задача, предназначенная только для Бога и его мессии. Сторонники реформизма поддерживали их, поскольку хотели вести полноценную жизнь в тех странах, в которых находились, а не обособляться от сограждан. Холокост стал переломным моментом для сионизма. Пользуясь многовековым опытом христианского антисемитизма, в том числе утверждением, что евреи «убили Христа», Адольф Гитлер и нацисты уничтожили шесть миллионов евреев – примерно треть всего еврейского населения мира. Вскоре после того, как мир узнал об этих зверствах, в 1948 году образовалось государство Израиль.
Иудаизм породил и оживленную дискуссию о роли женщин в еврейском сообществе. Традиционно иудаизм был олицетворением патриархальной религии. Библейские заветы заключались с мужчинами и передавались посредством обрезания мужчин. Для миньяна (кворума), необходимого при некоторых видах религиозной деятельности, обычно собирали десять взрослых мужчин. Женщин отстраняли от исполнения обязанностей раввина и от соблюдения многих заповедей. Неудивительно, что еврейские мужчины испокон веков благодарили Бога за три дара: за то, что они не язычники, не рабы и не женщины.
Но ситуация меняется, по крайней мере, в неортодоксальных кругах. Женщины появились и среди раввинов, когда Регина Джонс из Восточного Берлина в 1935 году была посвящена в сан. В США реформисты впервые признали женщину раввином в 1972 году, а реконструктивисты и консервативные иудеи последовали их примеру в 1974 и 1985 годах соответственно. Постепенно поддаются даже ортодоксальные евреи. В современном Израиле ортодоксальные еврейки мало-помалу преодолевают мужскую монополию на надзор за сертификацией и процессом изготовления кошерных продуктов. И что еще важнее, женщины из числа ортодоксальных модернистов в настоящее время участвуют в углубленном изучении Торы, которое традиционно занимает центральное место в жизни иудеев.
Феминистские богословы постарались собрать примеры лидерства еврейских женщин: в список вошли Девора – судья, пророчица и военачальница из Книги Судей, адепт хасидизма Удиль, премьер-министр Израиля Голда Меир. Сторонники феминистской теологии говорят о Боге и в мужском, и в женском роде, обращаются к памяти не только Авраама, Исаака и Иакова, но и Сары, Ревекки, Рахили и Лии.
Еврейские мужчины испокон веков благодарили Бога за три дара: за то, что они не язычники, не рабы и не женщины
Однако никаких попыток отрицать патриархальную историю иудаизма не предпринимается. Термин «тексты ужаса» в настоящее время применяется для описания отрывков из иудейских, христианских и мусульманских писаний, в которых оправдывается насилие вслед за первоисточниками ТаНаХа, повествующими об убийствах женщин и насилии над ними39. Предпочтение, которое Талмуд отдает мужчинам перед женщинами, начинается с рождения. Или, как сказано в Талмуде, «счастлив тот, чьи дети сыновья, и горе тому, чьи дети дочери»40.
У каждой из мировых религий есть то, что удается ей хорошо, и то, что удается ей плохо. Сильная сторона буддизма – эмпирический аспект религии, слабая – этический аспект. С иудаизмом дело обстоит прямо противоположным образом. Ввиду сосредоточенности на обществе иудеи (за примечательным исключением хасидов) не занимались культивированием личной духовности с той же интенсивностью и вниманием, как буддисты. Сравнительно недавно многие иудеи, изголодавшиеся по духовному опыту, потянулись к разным формам буддийской медитации. «Иубу» (JuBu), как их называют, привлекает не только опыт, обещанный этой практикой созерцания, но и возможность приобщиться к традиции, не предусматривающей ревнивого бога. Та же потребность в духовности побуждает многих евреев припадать к эмпирическим ресурсам собственной религии, в том числе к мистической традиции Каббалы.
Несколько лет назад одна моя знакомая-еврейка, которую я засыпал вопросами об иудаизме, поначалу терпеливо отвечала на них, но потом не выдержала и спросила: «Ты ведь знаешь, что я не иудейка?» Другого человека, который мог бы с большим правом называться иудеем, я не знал: ее мать еврейка, отец – раввин, брат живет в Израиле. Несколько лет эта моя знакомая изучала Тору. Она соблюдает заповеди и знает благословения. И олицетворяет все лучшее, что есть в иудейских традициях. Почему же она не считает себя иудейкой? Нет, на самом деле она этого не отрицает. Но объясняет, что ее опыт, связанный с тем, что принято называть Богом, гораздо шире и загадочнее, чем переданный термином «иудаизм».
Моя знакомая – мистик, хотя и к этой категории она отказывается причислять себя. Но она располагает связанным с Богом опытом, который большинство людей не может себе вообразить, и понимает еврейские традиции преимущественно в свете Каббалы. Ввиду трудностей и опасностей этого эзотерического пути по традиции изучением Каббалы ограничивались женатые мужчины зрелых лет, преуспевшие в изучении Торы. Каббала пользовалась значительным влиянием в Средние века и в начале современного периода, но сдала позиции с началом одержимой разумом эпохи Просвещения. С недавних пор Каббала находится в сфере внимания широкой публики (и высмеивается), поскольку такие знаменитости, как Мадонна, Дэвид Бекхэм, Эштон
Кутчер, Деми Мур, Линдсей Лохан и Бритни Спирс, ассоциируются с лос-анджелесским Центром изучения Каббалы Филипа Берга. Однако корни Каббалы уходят далеко за пределы этой поп-каббалистики. Их можно проследить до Испании XIII века и написанной на арамейском языке книги «Зогар» («Зоар», «Зохар»). Авторство этого пространного многотомного текста по традиции приписывают религиозному деятелю II века н. э. Шимону Бар Йохаи, хотя по мнению приверженцев, эта традиция восходит к Моисею, Синаю и даже к самому сотворению. Ученые-богословы утверждают, что «Зогар» вполне может быть написан человеком, который якобы всего лишь «нашел» его – Моше де Леоном (1250–1305) из Авилы, Испания.
Каббалистика представляет собой всевозможные эзотерические рассуждения и предположения, относящиеся не только к Богу, но и к цифрам, буквам, гласным и согласным. Прежде всего Бог обозначен как Эйн Соф, то есть бесконечный, не знающий пределов и непознаваемый. Однако Эйн Соф проявляется в десяти сефирот, или эманациях, – противники утверждают, что этот тезис слишком опасно подводит Каббалу к политеизму. Еще одна ключевая концепция Каббалы – Шехина, фемининный и имманентный аспект Бога, который, согласно каббалистам, дополняет и уравновешивает более маскулинный и трансцендентный аспект Бога, выраженный в ТаНаХе и Талмуде. Шехина фигурирует и в Талмуде, где сказано, что она отправляется в вавилонский плен вместе с иудейским народом. Но в Каббале она занимает центральное место.
Ввиду трудностей и опасностей этого эзотерического пути по традиции изучением Каббалы ограничивались женатые мужчины зрелых лет, преуспевшие в изучении Торы
Согласно каббалистической мысли, до сотворения все было едино, а с сотворением возникли множественность и разнообразие. Во время духовного подобия Большого взрыва все сущее разлетелось по космосу, но в каждой его частице содержалась искра божественного. Поэтому сотворение – разбитый сосуд, однако его можно починить. Наша задача – дать обратный ход этому первичному изгнанию многих от Единого, вернуть искры, содержащиеся в нас и во всем, что нас окружает, обратно изначальному целому.
Для этого требуется соблюдать заповеди, которые сближают иудейскую общину и приближают каждого к Богу. Однако мицвот действуют и на другом уровне, помогают вызвать Шехину из ее изгнания, вновь привлечь ее к союзу с более маскулинным аспектом божественного. Каббалисты называют этот союз брачным союзом Бога и народа Израиля, где Шехина выступает в роли народа Божия в изгнании, возвращающегося в свой истинный дом и одновременно восстанавливающего порядок в мире.
Иудаизм принято считать закрытой религией и сообществом, и действительно, существуют те, кто считает неотъемлемым аспектом иудейского образа жизни отделение от остального мира. Однако новое течение охотно впитывает всевозможные влияния извне, принимает их в иудейскую семью и дает им в ней новую жизнь. Опорой обновленческому иудаизму служат Каббала и хасидизм, однако он родился в контркультурной среде 60-х годов ХХ века, поэтому ему с самого начала были свойственны культурная и духовная неразборчивость и беспорядочность заимствований из феминизма и энвайронментализма, из дзэн-буддизма и тибетского буддизма. Одним из первых вдохновителей этого течения стал Залман Шахтер-Шаломи (г. р. 1924), уроженец Польши, ортодоксальный раввин, переживший холокост и одно время преподававший в буддийском Институте Наропы в Боулдере, Колорадо. Его путешествие в Индию и встреча с Далай-ламой описаны в книге Роджера Каменеца «Иудей в лотосе» (Rodger Kamenetz, The Jew in the Lotus, 1994). Одним из первых заметных отражений идеи движения стал «Иудейский каталог» (The Jewish Catalog, 1973) – «комплект для самостоятельной сборки», способствующий творческому созданию иудейской духовности по образцу «Каталога всей Земли» (The Whole Earth Catalog, 1968). Целью упомянутого человека и книги было вывести иудаизм из его ниши на простор, направить к более экспериментальной и олицетворенной духовности, охватывающей не только внешний мир в целом, но и другие религиозные традиции.
Вместо того, чтобы основывать новые синагоги и называть свои объединения новыми конфессиями, сторонники обновленческого иудаизма организуют «хавурот» (товарищества), небольшие общины равных,
собирающихся ради молитвы, изучения Торы и медитации. Иудеи с давних времен относились к учебе как к поклонению; в обновленческом иудаизме учеба также считается медитацией. Само слово «хавура» имеет дополнительное значение «друг», следовательно, имеются в виду объединения друзей, у которых есть немало общего с Религиозным обществом друзей, квакерами, в том числе неформальные богослужения, обычная одежда, дух равенства, несовместимый с какой бы то ни было иерархией.
С 1993 года сторонники обновленческого иудаизма объединены союзом иудейского возрождения – Alliance for Jewish Renewal, дух этого движения лучше всего отражен в таких книгах, как «Иудаизм с чувством» (Jewish with Feeling, 2005) Шахтера-Шаломи и «Обновленческий иудаизм» Майкла Лернера (Jewish Renewal, 1994). Во многих американских синагогах в настоящее время действуют хавурот, предоставляя под священной сенью синагоги место евреям, проявляющим интерес к йоге, суфизму или Каббале. Многие сторонники обновленческого иудаизма без пиетета отзываются о Шехине, считая, что мир обновит союз между иудаизмом и другими духовными традициями.
Почти все религии предоставляют человеку возможность убедить себя в собственной праведности, высказываться именем Бога и даже вести во имя его войну
С точки зрения критиков, обновленческий иудаизм – это «иудаизм нью-эйдж», иначе говоря, не иудаизм вообще. Точно так же, как гуманистический иудаизм чуть ли не впал в агностицизм и даже атеизм, обновленческому иудаизму недостает именно обновления. Разве не сам Бог сказал: «Я отделил вас от народов, чтобы вы были Мои» (Лев 20:26)? Если так, кто мы такие, чтобы переходить границы религий? Выразители этой критики забывают, насколько податливой была иудейская традиция на протяжении тысячелетий и насколько важна была эта податливость для ее выживания. Идея иудаизма в чистом виде так же расплывчата, как идея буддизма, который не меняется. К примеру, хасидизм всевозможными способами претендует на традиционность, тем не менее является плодом XVIII века, безусловно, более старым, чем протестантский фундаментализм, и все-таки современным изобретением. То же самое справедливо и для ортодоксального иудаизма, который появился в Германии XIX века как ответ реформистскому иудаизму. Иудейская традиция всегда представляла собой танец, а возможно, и схватку старого с новым. Именно благодаря этому компромиссу она по-прежнему жива.
Если иудаизм – традиция предания и закона, то угаснуть ей не дают беседы и споры, пытливость учеников (а в наше время – и учениц) ешивы. Как излагать предания? Как толковать закон? Как положить конец изгнанию? Почти все религии предоставляют человеку возможность убедить себя в собственной праведности, высказываться именем Бога и даже вести во имя его войну. Это «кощунство уверенности» так же часто встречается среди нерелигиозных людей, только на их стороне не Бог, а наука или пролетариат41. Разумеется, вышесказанное относится и к евреям – как религиозным, так и нерелигиозным. Тем не менее их традиция неоднократно предостерегает их от мыслей, не являющихся Божиими, напоминает Гиллелю, что в каких-то вопросах может быть прав Шаммай, а Шаммаю – что в чем-то может быть прав Гиллель. Потому что истинным знанием обладает лишь Бог, а мы, все прочие, вправе без опасений выяснять, как именно надо читать текст или соблюдать ту или иную заповедь – превращать учебу в отдых и воссоздание, а спор – в игру. Если религия без полемики мертва, возможно, иудаизм – самая живая из всех мировых религий.