Глава 12

Профессор жил недалеко от института. Еще при советской власти ему выделили однокомнатную квартиру в девятиэтажном панельном доме, каких строилось тысячи по всему Союзу. Василий Александрович остался в машине, а мы с Анфисой зашли в подъезд. Пропуская ее вперед, я дурашливо поклонился:

– Пожалуйста, мадемуазель!

– Кавалер, однако… – кокетливо ответствовала она, заходя в подъезд.

– Обычай пускать женщину вперед, зародился в первобытные времена, – заговорил во мне историк, – когда люди еще жили в пещерах. Мужчины пропускали женщин вперед в пещеру, чтобы убедится, что там нет опасности, не затаился хищный зверь или враг.

– Да? Тогда прошу вперед! – Анфиса указала на открывшуюся дверь лифта. – Времена меняются, и теперь вы – те, кого не жалко диким зверям на съедение предложить.

Я прошел вперед, получив нежный пинок в филейную часть моего тела.

– А любовью в лифте ты когда-нибудь занимался? – поинтересовалась Анфиса, когда дверь лифта закрылась, повисая у меня на шее и жадно хватая своими губами мои.

– Пока еще нет… – ответил я, на секунду оторвавшись от поцелуя.

Когда дверь лифта открылась, у нас еще не получилось оторваться друг от друга – настолько долгим и страстным он был…

– Может быть, вы освободите лифт? – услышал я знакомый голос.

На лестничной площадке стоял профессор и с интересом наблюдал, как сладко мы с Анфисой целуемся.

– Здрасьте… – смущенно произнес я, выходя из лифта.

Анфиса смутилась еще больше. Густо покраснела и еле слышно произнесла что-то непонятное. Вышла из лифта, опустив голову и не смотря на профессора.

Петр Андреевич, так его звали, посмотрел на нас спокойно и, не говоря ни слова, стал подниматься по лестнице к своей квартире. Так же – молча, не спеша – открыл дверь, искоса посматривая на нас. Летом он в квартире жил один, жена уезжала на дачу и все лето проводила, копаясь в огороде и насыщаясь свежим воздухом, великодушно давая возможность отдохнуть нервам профессора. Как говорил он сам, человек он был не бедный. Сын его достиг успехов в бизнесе и, насколько мне было известно, щедро делился своим состоянием с родными и близкими. Но профессор считал, что роскошная жизнь – это признак морального падения человека. Поэтому для жизни ему хватало только еды, чая и науки. А всякие излишества и современные, как он называл, прибамбасы типа ipod-ов и iphon-ов извращают молодежь и общество в целом, делая его беспомощным перед реалиями жизни. Сам он мобильным телефоном пользовался только по настоянию жены. И в квартире у него обстановка соответствовала его понятиям. Обшарпанные шкафы и книжные полки угрожали свалиться в любой момент. Линолеум, протертый почти до бетона, и обои – не определить, где есть, а где нет. Поэтому я хорошо понимал, почему его жена, как только появлялась возможность, надолго уезжает на дачу. Обстановка и интерьер профессорской квартиры создавали настолько неприятную атмосферу, что долго жить в ней обычному человеку не представлялось возможным. Но профессор категорически отказывался от излишеств, не понимая, что для его дома уже наступила пора обновления.

Петр Андреевич пригласил нас в кухню, усадил на стулья с предсмертно подгибающимися ножками перед таким же столом. Сам поставил чайник и, повернувшись к нам, спросил:

– Ну, рассказывайте! Что у вас приключилось?

– Вы уже знаете? – спросил я, глядя на него исподлобья.

Профессор был немолодым человеком, лет шестидесяти. Но внешнему виду и по динамике движений ему смело моно было бы дать лет восемьдесят, не меньше – высокий, сильно сутулый, с большим открытым продолговатым лицом, седыми волосами и старыми роговыми очками на длинном носу.

Петр Алексеевич приспустил свои очки, очень внимательно посмотрел на меня и ответил:

– Что-то знаю от Синицына, что-то от ФСБ, которые приходили ко мне утром. Теперь хотел бы от вас услышать.

Мы с Анфисой нервно переглянулись.

– К вам из ФСБ приходили? – спросил я.

– Да, – ответил профессор, – спрашивали про тебя. Как работаешь, с кем дружишь, в общем, характеристику твою и окружение хотели знать. Спрашивали, куда поехать мог…

– И что вы им сказали?.. – в волнении спросил я.

– А что я им могу сказать? Характеристику дал положительную, а про остальное… Я ведь, если бы даже и хотел, ничем полезным им помочь не смог бы. Я ведь про тебя почти ничего не знаю…

– Что они говорили?

– Сказали, что ты покушался на Гришу, в смысле – на Григория Леонидовича, отца Анфисы… и еще одного… как его… Кирилла…

– Понятно… – отозвался я.

– …и находишься в федеральном розыске, – он остановил на мне пристальный взгляд.

– И больше ничего? – спросил я.

– Этого мало? – удивился профессор.

– Я – в смысле: информации больше никакой не было? – поправился я.

– Не говорили, – Петр Андреевич разлил чай по чашкам (тоже не первой молодости) и продолжил: – Теперь вы со мной информацией поделитесь. Что произошло? Как получилось, что тебя ищут за покушение на убийство?

Я начал ему рассказывать про наши приключения и ситуацию, в которой мы оказались. Все – от начала до текущего дня. Умолчал только о Золотом цветке. И про Василия Александровича тоже я счел лучшим от него скрыть.

– А где вы обитаете сейчас? По улицам шляетесь?

– Нет, – вступила в разговор Анфиса. – Мы у водителя остановились, которого на трассе поймали, когда убежали. Очень хороший человек, он нам помог очень, мы без него пропали бы. На нас когда в лесу… – я пнул Анфису ногой под столом.

Я намеренно умолчал про Василия Александровича, а ее – понесло на откровения. Профессор, конечно, не чужой человек, но очень наивный. Из него вытащить информацию для мастеров этого дела не составит труда. Поэтому нам необходимо быть крайне осторожными…Профессор еще что-то хотел спросить, но не решался, какая-то мысль его сильно донимала…

И все же он спросил нас, но явно не то, что хотел:

– Как я понимаю, вы ко мне приехали не просто навестить?

– Нет… Нам с Синицыным нужно поговорить… – ответила Анфиса. – Вы знаете, где он живет?

– С Синицыным? – оживился профессор. – Знаю. А зачем он вам?

Профессора абсолютно не беспокоило ни наше положение, ни случившееся. Он был увлечен одной мыслью. По его оживлению я догадался какой.

– Нам поговорить с ним нужно… Очень… – ответила Анфиса.

– Он – у вас? – вдруг спросил профессор, о том, что его, кажется, больше всего беспокоило.

– Что у нас? – я сделал вид, что не понял.

– То, зачем приходили те люди, стрелявшие в Гришу?

Мы с Анфисой переглянулись.

«Если он знает про Золотой цветок, то, может быть, в курсе и о том, куда его хотели отвезти», – подумал я. Но сделал вид, что не понимаю, о чем речь.

– Мы не знаем, зачем они приходили… Может быть, вы нам расскажете?

– Значит, он у них, – Петр Андреевич удрученно опустил голову и, казалось, даже заплакал. – А я надеялся, что еще есть шанс… Теперь все пропало, – совсем тихо сказал он, не поднимая головы.

Мне стало его откровенно жалко. Я посмотрел на Анфису. Она кивнула головой, в знак того, чтобы я рассказал профессору про Цветок. По реакции Петра Андреевича можно было судить, что он разделяет мнение археологов. Поэтому я решился.

– Он у нас, – сказал я.

– Что? – рассеянно спросил профессор, все еще пребывавший в глубоких и горьких размышлениях.

– Он у нас, – повторил я.

– Что – у вас? – не понял старик, подняв голову и посмотрев на меня.

– Цветок у нас, – сказал я еще раз.

Профессор, как ошпаренный, вскочил со своего стула и залепетал:

– Что же вы молчите? Поехали тогда… Поехали! Его необходимо увезти и спрятать! Где он?

– Он внизу, в машине, – ответил я.

– В машине?! – изумился профессор. – Вы его оставили в машине?!

– Да. Там нас ждут, – тихо сказала Анфиса.

Изумление профессора вселило в меня тревогу. А что если дед уехал? Мы так слепо ему доверились…

– Где машина? Пошли скорее! – засуетился Петр Андреевич.

– Возле подъезда, – ответил я, начиная поддаваться возникшей суете.

Мы спешно покинули квартиру. Возле лифта я посмотрел в окно. Дедовой машины не было, но я этого никому не сказал. Беспокойство мое возрастало.

«Он мог отъехать от подъезда… на пару минут куда-то…» – успокаивал я себя. Но в мозгу стучало: «Кинул! Уехал!».

Мы выскочили из подъезда. Машины не было. Я выбежал на дорогу, озираясь по сторонам. Нету! Уехал! Как же так? Как мы могли так слепо ему доверять?

– Уехал! Обманул! – запричитал профессор. – Как же вы так опростоволосились? Эх, Толя, Толя!

Он опустил голову, казалось – он заплакал.

В этот момент, неожиданно со всех сторон выскочили люди и набросились на меня. Сбили с ног, повалив на землю, лицом вниз, и стали выкручивать руки мне за спину. Анфиса закричала и набросилась на них. Один из нападавших попытался повалить на землю и ее, но она отчаянно отбивалась.

Внезапно один из нападавших расслабился и завалился на меня. Сначала я подумал, что у него техника задержания такая, но, когда перед моими глазами на земле появился второй нападавший, мелькнула мысль, что в бой вступил профессор. Я скинул с себя обмякшее тело и вскочил на ноги. Профессор стоял возле подъезда, прижав руки к груди и открыв рот. Анфиса отчаянно отбивалась от амбала, пытавшегося ее скрутить, рядом шла борцовская схватка одного из нападавших и Василия Александровича, который одной рукой держал руку нападавшего с пистолетом, а другую свою руку пытался вырвать из руки своего оппонента. Весовые категории были заметно неравны. В первую секунду я растерялся – в какую сторону рвануть, кому помочь? Определиться в этом мне помог подбородок громилы, напавшего на Анфису, вымелькнувший из-за его левого плеча. Недолго думая, в один прыжок я оказался за спиной амбала и резким боковым ударом приложил свой кулак к его подбородку. Голова громилы отлетела к правому плечу, и он повалился на землю так, как будто из него вдруг выпал скелет. Не теряя времени, я бросился на помощь Василию Александровичу. Рядом на асфальте валялся кирпич, похоже, что им были успокоены первые два нападавших. Я схватил его и двинул с размаху по голове здоровяка, схватившегося с нашим дедом. Раздался глухой стук, негромкий короткий стон, и здоровяк присоединился к трем своим друзьям, растянувшимся на асфальте.

– Бежим! – рявкнул Василий Александрович.

Профессор стоял все в той же позе, открыв рот. Я схватил его за руку и потащил за дом, за которым скрылся дед. Старик растерянно шлепал ногами за мной.

– Надо бежать! – крикнул я.

– Ага-ага… Да, бежим… – промямлил он, и шлепки его шагов ускорились.

Машина стояла за домом. Мы быстро загрузились и рванули с места, оставив четыре тела на асфальте.