Хозяевам «Мидаса» нужны были монеты и кредит, которые доставляли кротовий жир и мясо. Им было все равно, какого крота поймает Напхи — того, этого или какого-то другого. Правда, они признавали, что определенные события, связанные с ее именем и увеличивающие ее известность, могут положительно сказаться на их прибылях.

Ведь капитанов, которые не просто всей душой стремились к одной-единственной добыче — мечте и немезиде одновременно, — но действительно добывали ее, было по пальцам пересчитать. Как все стреггейские мальчишки, Шэм бывал в Музее Завершения, где видел знаменитые флатографии мужчин и женщин, стоящих на громоздящихся до неба останках своих философий: Хаберстам на своем жуке; ап Могрейв на кроте; Птармеен на волнистом барсуке-мутанте; Нигил Брок, довольный, как сбежавший с уроков школьник, попирает ногой свой мертвый символ ничто.

Команде «Мидаса» дали три дня на то, чтобы превратить свой поезд из обычного среднего кротобоя в крепость на колесах, мчащуюся в погоню за философией. Молотки молотили, гаечные ключи закручивали гайки. Паровозная бригада испытывала локомотив на прямом и обратном ходу. Охотники точили гарпуны и запасались порохом. Все вместе латали щели в обшивке. «Мидас» сам себя не узнавал, до того хорошо он выглядел. Даже совсем новеньким, с иголочки, он не был так красив, как сейчас.

— Вы знаете, что поставлено на карту, — сказала Напхи. Вообще она была не любительница громких речей, но сейчас всякая фраза, которая срывалась у нее с языка, невольно выходила торжественной. Да и офицеры твердили ей, что команде это нужно. — Возможно, на этот раз мы долго не будем на твердой земле, — говорила она через громкую связь надтреснутым от несовершенства техники голосом. — Месяцы. Годы. Эта охота может завести нас далеко. Я к этому готова. Готовы ли вы идти за мной?

«О-о, вот это мастерский штрих», — подумал Шэм.

— Команды лучшей, чем вы, я для себя не желаю. Мы выходим на охоту во славу наших родных Стреггеев и во славу владельцев этого прекрасного поезда. — Тут все, кто был в курсе, позволили себе усмехнуться. — А также ради знания. Всякий, кто хочет, может идти сейчас со мной. И я этого не забуду. Сначала мы будем держать курс на юг, а оттуда — куда нас поведет знание. Леди и джентльмены дорог — дерзнем ли мы?

Команда дружно заорала в ответ. Хриплые голоса приветствовали наступление охоты и приближение конца неизвестности.

— За философию капитана! — Призыв был подхвачен на всех палубах всех вагонов, от первого до самого последнего.

«Даже так?» — подумал Шэм.

— Шэм, — обратился к нему доктор Фремло, когда команда вернулась к работе. — Начальник порта передал мне это. — Он протянул Шэму запечатанный конверт, на который тот глядел в оцепенении. Потом пробормотал: «спасибо» — не всякий член команды вообще передал бы ему письмо, а тем более благородно отказавшись прочесть его первым. «Сэму Саруупу», — было написано на нем. «Близко», — подумал он. Однако доктор, несмотря на благородство, оказался не вовсе лишен любопытства, и теперь, пристроившись за спиной Шэма, ждал, когда тот сломает печать.

— Что это? — спросил доктор Фремло, когда Шэм смял бумажку в руке и поджал губы.

— Ничего, — сказал он. — Спам. Мусор.

— Не знаю, что со мной такое, — говорил Шэм, — но я просто ничего не почувствовал. — Он пересказал Шроакам эпизод с краснобайством Напхи, особо отметив то, какое воодушевление оно вызвало в команде.

Кальдера пожала плечами.

— И я ничего не чувствую, — сказала она. — Но, может, тебе повезло.

— Повезло?

— Что ты не спешишь бросать в воздух шляпу. — Кальдера пересчитывала на кухонном столе какие-то маленькие штучки вроде булавок или болтиков. Деро набивал чемоданы консервами.

Шэм уже наловчился убегать с «Мидаса». Когда он опять возник у Шроаков на пороге, брат и сестра нисколько не удивились.

— Заходи, — сказала Кальдера. — Мы как раз уроки доделываем.

«Уроки» заключались в том, что Деро и Кальдера сидели по разные стороны стола в библиотеке, среди россыпи раскрытых книг, планшеток ординаторов и распечаток. На полках вокруг костей и всяких диковин было не меньше, чем книг. Деро сортировал и раскладывал стопками учебные материалы согласно какому-то непонятному плану.

— А как учатся у вас на Стреггее? — спросила его Кальдера. — На что похожи ваши школы? — Она моргнула под пристальным взглядом Шэма. — Просто я никого твоего возраста здесь не знаю, а в других местах подавно, — сказала она. — Мне интересно. — Что это, она покраснела? Нет, кажется. Но явно слегка смутилась.

— Мы ведь были на Стреггее, — сказал Деро. — Правда?

— О, да, куда они нас только не таскали, — сказала Кальдера. — Но я ничего не помню. Поэтому сказать, что мы что-то знаем, я не могу.

Тогда Шэм рассказал ей немного о Стреггеях. При этом он краснел, в отличие от нее. И, пока Деро заканчивал укладывать чемоданы, он робко превращал вполне заурядные происшествия своего школьного детства в истории об экзотических землях.

Шэм говорил, Кальдера слушала, не поднимая глаз, а Деро вышел из комнаты. Шэм слышал, как открылась и снова закрылась дверь в комнату Биро. Он продолжал говорить, и через минуту-другую дверь снова открылась, и Деро вернулся. Его лицо было спокойно, а глаза мокры. Он встал между Шэмом и Кальдерой. Рассказ, наконец, прервался. Молодой человек со Стреггеев и дочь квази-сальважиров, наконец, отвернулись друг от друга.

— Моя очередь, — сказала Кальдера и выскользнула из комнаты.

— Для чего очередь? — спросил Шэм. Он не ждал, что Деро ответит, и Деро не ответил. Он просто стоял, выпятив губу, точно перед дракой, пока Кальдера не вернулась. Она принесла из комнаты папы Биро его флатографию, шарф и потрепанный складной ординатор с его стола.

Лицо у нее было таким же несчастным, как у брата, но, когда она заговорила, голос ее звучал буднично.

— Где твоя мышь? — спросила она.

— Охотится где-то. — Шэм задумчиво сложил пальцы домиком. — Я получил письмо, — сказал он. — В нем мне предлагали награду, если я расскажу про вас.

— Что ты ответил? — спросила Кальдера.

— А как ты думаешь? Я выбросил письмо. И пришел сюда окольными путями, как ты меня учила. Но, похоже, слухи о вас расходятся, как круги по воде. И о «Мидасе» тоже, я сам слышал.

Кальдера задумчиво прижала палец к губам.

— Да, о твоем поезде ходит немало слухов, — сказала она. — Рельсы и слухи. Как вы сюда попали, куда идете дальше, что нашли в пути.

— Я тут поспрашивал кое-кого о том, что им приходит в голову, когда они слышат про край света, — сказал Шэм, — Оказалось, ничего хорошего.

— А ты едешь с нами, Шэм ап Суурап? — спросил Деро.

— Ч-что? — выдавил Шэм.

— Не сейчас, Деро, — сказала Кальдера. — Что ты говорил насчет речей своего капитана, Шэм?

— Ну, что они это… На меня не действуют… вроде как. И вообще мне кажется, что хватит с меня кротобоев. — Шэм обвел глазами комнату, наполненную утилем, как и все остальные в этом доме.

— Есть люди, — продолжала Кальдера, — которые считают, что на каждого из нас возложена своя Задача, — они так и говорят, Задача, а не просто задача, — и что каждый узнает свою, стоит ему о ней услышать. Потому что для каждой задачи есть лишь один подходящий человек.

— Возможно, — задумчиво согласился Шэм.

— Лично я думаю, что это чушь, — заявила Кальдера. Деро хихикнул. Шэм моргнул.

— Значит, ни у кого из нас никакой задачи нет, — сказал он.

— Я так не говорила Разве я так сказала? Я сказала, что у тебя, может, и нет никакой задачи. А моя задача сейчас состоит в том, чтобы таскать барахло. — И она взялась за багаж. — Нет, Деро, твоя задача сейчас в том, чтобы остаться здесь и продолжать рассортировывать все это. А твоя, Шэм, — как ты думаешь?

Деро цокнул языком и недовольно заворчал, когда Шэм пошел за Кальдерой мимо пирамид из перевязанных бечевками коробок, мимо сундуков, раздутых, словно плотно пообедавшие удавы, и дальше, в замусоренный сад. Там, у знаменитой арки из стиральных машин, она положила какой-то ключ в коробку из-под кофе, ту спрятала под полированный черепаший панцирь, а сверху поставила ведро.

— Я рада, что тебе оказалось так важно найти нас и рассказать нам обо всем, — сказала она. — А твои родители, что с ними случилось?

Шэм поднял на нее взгляд.

— Что? — сказал он. — А что? — Она смотрела на него, пока он не сдался. Шагая следом за ней через заваленный утилем сад в обратную сторону, он коротко изложил историю гибели отца и исчезновения матери. — Но обо мне заботятся Трууз и Воам, — закончил он.

— Я верю тебе, — ответила Кальдера.

— Они очень довольны, что я хожу на кротобое, — сказал он. — Не сижу дома, вижу мир.

— Не весь, — сказала она. — Знаешь, когда я только открывала тебе дверь, я уже знала, что ты нам скажешь. В смысле, насчет наших родителей. И оказалось, что до той минуты я сама не понимала, как сильно я их ждала. Мне очень жаль, что никто не нашел обломков поезда твоего отца. Или не повстречал твою мать. Не рассказал тебе о них. Не сделал для тебя того же, что ты сделал для нас.

Она улыбнулась ему. Стремительной и доброй улыбкой, которая почти сразу потухла. Кальдера придержала рукой колючку, давая ему пройти.

— Повидать мир — это хорошо, — сказала она. — Но надо ведь думать и о том, что будет после.

Тут Шэм внезапно осознал, что они вышли на берег, и вздрогнул. Почва в нескольких ярдах впереди становилась плоской, пыльной и заметно менее плодоносной, чем раньше, ее во всех направлениях пересекали пути. Вглубь путей уходил деревянный пирс, а в конце него стояла дрезина. Плоские зубы каменных плит загораживали садик и причал от любопытных глаз.

— У вас что, свой пляж? — Шэм не поверил своим глазам.

Кальдера шагнула на причал. Доски были совсем старые, и сквозь щели в них Шэм видел хлопья краски, осыпающиеся от их шагов на землю, взрытую многочисленными хищными млекопитающими.

— Там, вдали, — продолжала она, — так много интересного. Там есть люди, которые ходят под парусами на поездах, не менявшихся многие века. Наши родители бывали в их охотничьих угодьях и видели их самих. Они странствовали с ними, учились у них. Как путешествовать без мотора. Слушали их истории про рельсоморье, и про Рай, и про то, как попасть туда, и про слезы. Про все. Каждый знает хоть немного такого, чему следует поучиться.

— Не каждый, — сказал Шэм.

— Ну, хорошо, не каждый. Но почти каждый.

Облака на миг разошлись, и Шэм увидел желтизну верхнего неба. Услышал самолет.

— Ты думаешь, все богатства там? — спросил Шэм — Ты их ищешь?

Кальдера пожала плечами.

— Не знаю даже, верю я в это или нет, — сказала она. — Но мы не из-за них едем.

— Вы едете, чтобы исследовать, — сказал Шэм. — Вы хотите знать.

Она кивнула.

— Мы их ждали, — сказала она. — А ты вернул их нам, насколько это теперь возможно. Что еще нам оставалось делать, как не пойти туда, куда ушли они? И дело не только в долге. Клянусь. Помнишь, ты показывал мне снимок? Так вот, сейчас я тебе тоже кое-что покажу.

Кальдера вынула из кармана распечатку. Изъеденные эрозией скалы, приземистые холмы в кактусах и плюще, обители тощих наземных зверей. Кругом, куда ни глянь, рельсоморье. И лестница.

Лестница. Высокая, словно дом, она торчала из земли под углом в сорок пять градусов, а ее верхняя площадка висела в пустоте. Висячий утиль! Шэм не верил своим глазам.

— Это эскалатор, — сказала Кальдера. — Он там. — Она указала на рельсоморье. Под лестницей, на уровне площадки, скопилась куча сора и грязи. Лестница поднимала из недр земли и роняла под себя не утиль, а настоящий сор, отбросы, которым уже не было применения.