19-й день
10 января

Я подвигал во рту стеклянную бусину.

Лучше выплюнуть.

Снова пошел снег, и я этому даже обрадовался. Мы с Чаком шли рано утром по Девятой авеню – хотели взглянуть на его пикап, проверить, сработает ли идея Винса. Всю боль и грязь, в которые превратился город, прикрыло чистым белым ковром.

Мы почти не разговаривали, погрузившись в свои мысли, слушая ритмичный хруст и поскрипывание свежего снега под ногами.

В сообщении, разосланном вчера вечером по сети, говорилось, что американцы не съедают примерно половину продуктов, купленных в магазине. Даже раньше я счел бы это напрасной тратой, а сейчас подобное поведение казалось невообразимым. Ковыляя по снегу, я вспоминал всю еду, которую раньше выбрасывал из холодильника через несколько дней.

Лорен знала, что я даю ей порции побольше, но не возражала.

Мне было стыдно за эти жалкие обеды, я чувствовал, что не могу обеспечить семью, однако Лорен всегда улыбалась и целовала меня так, словно я устроил им удивительный пир. Даже один чипс «Доритос» превратился в сокровище, и я, словно белка, сберегал для нее все, что мог.

«Все равно у меня несколько лишних килограммов, так почему бы и нет?» – думал я. Однако к голоду я оказался не готов и инстинктивно стал есть то, что хотел оставить для нее. Желудок начинал саботировать решения разума.

– Смотри сюда, – тихо сказал Чак, когда мы добрались до угла Четырнадцатой улицы.

Он указал на то, что когда-то называли гостиницей «Ганзеворт». В последний раз мы выбирались в центр две недели назад.

Город едва можно было узнать.

На углу Девятой авеню и Четырнадцатой улицы, прямо у магазина «Эппл», был городской парк. Раньше я часто заходил в него, чтобы выпить кофе и поглазеть на прохожих. Сейчас верхушки маленьких деревьев одиноко торчали из сугробов, а покрытые снегом светофоры находились на уровне головы, над грудами замерзшего мусора.

Клиновидное здание на углу Девятой авеню и Хадсон-стрит висело в пространстве, похожее на нос корабля, а мусор и снег рядом с его стенами напоминали воду, выходящую из темных глубин. Посреди «корабля» торчал обгоревший остов; над каждым разбитым окном – разводы копоти, почерневшие стены – свидетельство бушевавшего внутри пожара.

У входа в гостиницу – ничуть не пострадавший щит с рекламой дорогой водки. С него нам улыбались мужчина в смокинге и женщина в облегающем черном платье – инородные существа, которые смеются, глядя на руины, и пьют, радуясь нашим несчастьям.

Краем глаза я заметил какое-то движение – кто-то смотрел на нас из окна на втором этаже магазина «Эппл». За окнами виднелась комната, до потолка набитая мусором. Затем там появился еще один человек и тоже уставился на нас.

Я потянул Чака за руку.

– Пойдем уже.

Он кивнул, и мы двинулись дальше.

Мы путешествовали налегке, без вещей – у нас не было ничего, что могло показаться ценным. Никаких рюкзаков и свертков; одежда – самая ветхая, которую удалось найти. На виду было только оружие – мой пистолет в кожаной кобуре и винтовка на плече у Чака.

Оружие давало понять наблюдавшим за нами людям: мы не хотим, чтобы нас беспокоили. Я чувствовал себя, словно стрелок с Дикого Запада в ледяном поселении, где не действуют никакие законы.

С тех пор, как три дня назад на Пенсильванском вокзале обнаружили холеру и закрыли все центры помощи, упадок в холле нашего дома резко усилился.

Ежедневные походы за продуктами и водой создавали определенное расписание, распорядок дня; у большинства людей была причина встать и двигаться. Теперь же они неподвижно лежали на кроватях, диванах и креслах, полностью отрезанные от внешнего мира.

Но дело было не только в этом.

Еще несколько дней назад мы плыли по течению. Люди обходились тем, что удавалось найти, – остатками еды, чистой одежды, постельного белья и одеял. Однако все ресурсы подошли к концу – одежда, белье и одеяла стали грязными и завшивленными, а последние остатки продуктов в квартирах исчезли.

Что более важно, наш метод добычи питьевой воды из снега хорошо работал в первую неделю, неплохо – во вторую, а на третью дела уже были безнадежны. Бочки и контейнеры для воды, так же как и снег, стали грязными.

Первоначально мы посадили людей, вернувшихся с Пенсильванского вокзала, в карантин, однако после поимки банды Пола о правильном намерении забыли. К тому моменту мы – шестеро – держали на мушке почти тридцать человек, да и как определишь, есть у кого-то холера или нет. Все так или иначе чем-то болели, а у большинства начался понос от грязной воды.

Туалеты на пятом этаже вызывали уже не просто отвращение. Люди ходили из одной квартиры в другую в поисках места почище, и очень быстро каждая становилась такой же грязной, как и остальные.

А на втором этаже лежали девять трупов. Я чувствовал себя виноватым в гибели этих людей, мысль о них не давала мне покоя. Мы открыли окна, превратив квартиру-морг в мясохранилище. Я надеялся, что падальщики туда не заберутся – ни люди, ни животные.

Хотя правительственные радиостанции продолжали настаивать на том, что подача воды и электроэнергии скоро будет восстановлена, надежда быстро испарялась в холодном зимнем воздухе. Их пустые заклинания звучали как издевательство. «Электричество скоро будет, оставайтесь в теплом, безопасном месте!» – шутили мы друг с другом при встрече.

Хотя нам было не до шуток.

Мы дошли до парковки.

– Вот она, – радостно сказал Чак, указывая вверх, на свою машину.

Я впервые за много дней видел его таким возбужденным.

По Вестсайдскому шоссе из центра с грохотом проехала армейская колонна. Если раньше присутствие военных успокаивало, то теперь начинало злить.

По сети расходились слухи о том, что авиация доставляет припасы, однако я уже ни во что не верил.

Я поднял глаза на пикап Чака. Теперь такая высота – примерно пятьдесят футов – оказалась нам на пользу: с машин на нижних уровнях сняли аккумуляторы и вообще все мало-мальски полезное, а фургон еще выглядел целым.

– Думаешь, удастся подцепить к нему лебедку?

Перед машиной находилась платформа рекламного щита, прикрепленного к зданию.

– Твоя лебедка рассчитана на двадцать тысяч фунтов, так?

– У троса диаметром полдюйма предел прочности – двадцать пять тысяч фунтов. С моей малышки я снял все лишнее, чтобы улучшить расход топлива, – заметил Чак, считая в уме, – но все равно вместе с защитой днища она должна весить тысяч семь.

– Рискованное дело.

В нашей компании был только один инженер – я, и, по моим подсчетам, стаскивая машину с этажа, мы уменьшим размах колебаний, если будем подтягивать ее на лебедке.

– Значит, Винс согласился стать ковбоем на этом родео? – спросил Чак, качая головой, когда мы проходили под щитом.

Для успешного осуществления операции было бы лучше, если бы лебедкой управляли из машины. Мы могли бы запустить лебедку и оставить так, без водителя, однако возникал риск, что она сломается. Лично я бы не рискнул, однако Винс больше доверял моим расчетам, чем я сам.

– Согласился – в обмен на то, что мы доставим его к родителям, которые живут рядом с Манассасом. А мы все равно едем примерно в ту же сторону.

Не отрывая взгляда от машины, Чак стал составлять план.

– Сегодня снова пойдешь за продуктами, а я начну паковать все снаряжение, которое мы сможем унести.

Я вытащил смартфон. Мы до сих пор были в сети – даже здесь. Винс уже работал на новом ноутбуке, однако тысячи утраченных фотографий возместить было невозможно.

Я как раз начал писать Винсу, когда рядом с его именем появился значок входящего сообщения.

– Нам понадобится много воды, – продолжал Чак, – и…

– Завтра утром с обращением к народу выступит президент, – сказал я, читая с экрана телефона. – Обращение будут передавать по всем радиостанциям. Нам объяснят, что происходит.

Чак медленно выдохнул.

– Наконец-то.

Я убрал телефон.

– Если эта штука с пикапом не сработает, угоним что-нибудь с улицы. Нужно выбираться отсюда.

– Конечно, нужно, но самый верный вариант добраться до Шенандоа – поехать на моей малышке.

Над головами раздался низкий гул, и мы отошли от парковки, чтобы взглянуть на небо. Шум постепенно нарастал, и в конце концов перед нами возник военный самолет, летящий над верхушками зданий. Из грузового люка выпал большой поддон, над ним раскрылся парашют.

– Припасы сбрасывают! – закричал Чак и поспешил по снегу в сторону Девятой авеню.

За углом нас встретила сюрреалистическая картина – длинная череда ящиков, медленно спускающихся на парашютах. Вдали гудели десятки самолетов, разбрасывавших груз в разных частях города.

Я завороженно следил за ними.

– Не знаю, радоваться или бояться…

Один ящик рухнул рядом на снег недалеко от нас, и откуда ни возьмись к нему побежали десятки людей.

– Идем, – кивнул мне Чак, – посмотрим, чем там можно поживиться.

И побежал к толпе, размахивая винтовкой.

Покачав головой, я последовал за ним.