– Ты не спросил, твой ребенок или нет?

Я перестал копать и медленно выдохнул.

– Спросил, да? – Чак рассмеялся. – А ты действительно сволочь.

Я опустил голову и потер лицо заснеженной перчаткой.

– Говорю в самом лучшем смысле этого слова, друг мой.

– Спасибо. – Я вздохнул и, покачав головой, снова стал копать.

Чак высунулся из-за двери.

– Не кори себя так уж сильно. Она тебя простит. Сегодня Рождество.

Я хмыкнул и принялся убирать оставшийся снег. Пэм замотала травмированную руку Чака, так что для уборки снега он не годился. Да уж, повезло мне.

– Перестань воображать себе всякое, – добавил Чак, – перестань видеть то, чего нет. Девочка тебя обожает.

– Угу, – промычал я без особой уверенности.

Снег еще шел, хотя и не так сильно, как вчера. Такого снежного Рождества в Нью-Йорке никогда не было. Все вокруг замело, и машины, припаркованные на Двадцать четвертой улице, превратились в небольшие холмики на толстом снежном ковре. Тихий и укутанный в белое одеяло Нью-Йорк казался сюрреалистическим и зловещим.

Ядерных «грибов» на горизонте мы не увидели и поэтому решили, что худшее еще не произошло. Чак, Тони и я прошли по сугробам пару кварталов к пристани Челси и попытались что-то разглядеть в снежной черноте над Гудзоном – может, истребитель, сражающийся с невидимым врагом… Однако за два часа ничего не произошло, только сугробы стали выше.

Как только отключилось электричество, Чак запустил генератор. Наш дом получал телесигнал и Интернет по оптоволоконному кабелю «Verizon», а он должен был работать в любом случае – если вам удалось запитать телевизор и блок кабельного телевидения. Мы попытались включить CNN; несколько часов шли помехи, а потом экран стал абсолютно черным. То же самое было и на других каналах.

Однако радиостанции еще работали и сообщали самые противоречивые версии. Кто-то утверждал, что неопознанные летающие объекты – вражеские беспилотники, другие говорили, что это ракеты, уже уничтожившие несколько городов.

После полуночи президент выступил с коротким обращением и сказал, что произошла кибератака. Ее масштабы уточняются, а о неопознанных летающих объектах информации по-прежнему нет, за исключением того, что ни один американский город не подвергся нападению. Электроснабжение во многих районах уже восстановлено – по крайней мере, так говорилось в заявлении. Правда, мы еще сидели без света.

– Ты уверен, что это необходимо? – спросил я. – Вчера электричества не было всего пару часов. Наверняка его снова включат уже днем.

Чаку пришла в голову мысль выкачать бензин из автомобилей, стоящих на улице. Все забирать не будем, убеждал он, да и вообще они в ближайшем будущем никуда не поедут. Нам нужно топливо для генератора. Бензин хранить в доме не разрешалось, а заправки, скорее всего, сейчас закрыты.

– Как говорил мой дедушка, запас карман не тянет, – сказал Чак.

Когда мы обсуждали этот план в доме, он казался весьма разумным, однако на улице мое отношение к нему изменилось.

Черный ход завалило снегом так, что само открывание двери превратилось в целое приключение. Я едва протиснулся наружу, а потом потратил двадцать минут, расчищая пространство перед дверью.

– Ну, пошли, – сказал я Чаку, отбросив последнюю лопату снега, и мы стали пробираться к ближайшей машине по сугробам, доходившим нам до пояса. Мне было жарко и неудобно, одежда колола кожу, а руки, ноги и лицо окоченели.

– Напомни, чтобы к следующей катастрофе я купил снегоступы, – рассмеялся Чак.

Убрав почти двухфутовый слой снега с первого автомобиля, мы обнаружили, что крышка бензобака заперта на замок, поэтому пошли к следующему. На этот раз нам повезло: выкопав за десять минут траншею, мы поставили канистру как можно ниже и вставили в бак резиновый шланг.

– Помню, покупаю его и думаю – на фига он мне сдался? – заметил Чак, стоя на коленях на снегу. – Теперь вот понял.

Я протянул ему конец трубки.

– Копал я, так что сосать тебе.

– Супер.

Чак наклонился, взял трубку в рот и начал сосать. Через каждые несколько вдохов, он останавливался, чтобы выдохнуть пары, при этом затыкая трубку большим пальцем. Наконец, бензин потек.

– С Рождеством! – пошутил я, когда он согнулся, кашляя и выплевывая бензин.

Чак осторожно вставил трубку в канистру и отпустил большой палец. Из канистры донесся приятный звук текущей жидкости. Сработало.

– У тебя отлично получается сосать.

Чак вытер рот забинтованной рукой и улыбнулся.

– Кстати, поздравляю с беременностью.

Сидя на снегу, я внезапно вспомнил детство в Питтсбурге – то, как мы с братьями после метели строили на заднем дворе снежную крепость. Мать постоянно выходила на крыльцо на нас посмотреть. На самом деле, она следила за тем, чтобы шалопаи-братья не завалили меня – младшего – снегом.

Теперь у меня была своя семья, о которой я должен заботиться. Может, я сам и мог бы уйти в леса с рюкзаком и выжить там, но сейчас, когда у меня появились дети, ситуация коренным образом изменилась.

Я сделал глубокий вдох и посмотрел на падающий снег.

– Не, серьезно – поздравляю. Ты ведь хотел. – Чак положил мне руку на плечо.

Я посмотрел на канистру, вкопанную в снег. Она наполнилась примерно на треть.

– Но она не хотела.

– Ты о чем?

Насколько ему открыться? Держать все в себе не имело смысла.

– Лорен собиралась сделать аборт.

Чак убрал руку с моего плеча. Вокруг нас тихо падал снег. Мои щеки пылали от гнева и стыда.

– Это ее слова. Она сказала, что ждала окончания праздников.

– Какой срок?

– Недель десять. На вечеринке на День благодарения, когда приехали ее родители и папа предложил ей место в бостонской фирме, она уже знала.

Чак выпятил губы, но промолчал.

– Люк был случайностью. Отец Лорен надеялся, что она станет первой женщиной-сенатором от Массачусетса или что-нибудь в этом роде. На нее сильно давили, а я, похоже, ее не слушал.

– И еще один ребенок сейчас…

– Она хотела это скрыть, а после Нового года уехать в Бостон.

– Ты согласился на переезд в Бостон?

– Она намеревалась уехать; если бы я был против, подала бы на развод.

Слеза покатилась по моей щеке и замерзла на полпути. Чак отвернулся.

– Извини.

Я выпрямился и покачал головой.

– Ну, все это в прошлом. По крайней мере, на данный момент.

Канистра почти наполнилась.

– В следующем месяце ей будет тридцать, – сказал Чак. – Эта дата сильно сбивает людей с толку, у них меняются приоритеты.

– Очевидно, она уже решила, что для нее важно, а что – нет, – сердито ответил я. Вытаскивая трубку из канистры, я пролил бензин и намочил перчатку. Я выругался и стал завинчивать крышку канистры.

Чак накрыл мою ладонь своей.

– Полегче, Майк, успокойся. И самое главное, не дави на нее. Она ничего такого не сделала – только подумала. Наверняка у тебя было полно мыслей, которые не слишком бы понравились людям.

– Но чтобы планировать такое…

– Она сбита с толку – и ничего еще не сделала. Ей нужна твоя помощь. И Люку тоже.

Чак поднял канистру здоровой рукой, встал – и сразу завалился на бок.

– Мне тоже нужна твоя помощь, – добавил он.

Я забрал у него канистру, и мы побрели к дому.

– Как думаешь, почему вчера CNN не вышел в эфир?

– Наверное, неполадки в местных сетях, – предположил я. – Или генераторы перестали работать.

– Или его разбомбили, – пошутил Чак. – Я бы особенно не возражал.

– У больших баз данных есть аварийные генераторы с запасом топлива на сотню часов. Так ведь сказал Рори, да?

– По-моему, он говорил, что так заведено в «Нью-Йорк таймс». – Чак оглядел заснеженные улицы. – Вряд ли они смогут пополнить запасы в ближайшем будущем.

Когда мы добрались до дома, дверь уже замело. Если захотим выходить, нужно будет регулярно убирать снег. Тони сидел на своем посту в другом конце холла и помахал нам рукой.

С Девятой авеню донесся успокаивающий рык большого снегоочистителя – почти единственное доказательство того, что городские власти еще как-то действуют.

Утром многие радиостанции перестали работать. Те, которые остались в эфире, передавали дикие слухи – однако о происходящем они знали не больше нашего.

Все сходились в одном – второе отключение энергии произошло не только в Новой Англии, но и на остальной территории США, и что без электричества осталось сто миллионов человек. Радиоведущие могли информировать лишь о местных условиях. Мы понятия не имели о том, что происходит в мире – и существует ли он вообще.

Казалось, что Нью-Йорк отделился от остальной планеты и теперь беззвучно парит в сером снежном облаке.