18
С громовым шумом князь Московии пробил крышу Теремного дворца. Обломки балок и черепица разлетелись в темноту.
Он обнаружил, что пробудился ото сна, но попал в нечто еще более фантасмагорическое. Внизу раскинулся его горячо любимый город… однако Москва оказалась меньше и непригляднее, чем князь себе представлял. Вонючие дымы поднимались там и сям. Некоторые здания почти обрушились, а в них все равно жили. Тонкая пленка пыли обесцвечивала улицы и переулки. И окраины, и центр Москвы нуждались в покраске.
Но это был его город, и он любил его всем сердцем.
Князя поразило, что все градостроительные детали с пугающей точностью совпадали с картой, которая всегда была перед его мысленным взором. Все — дома, переулки, парки, скверы и тупики — имело физическое соответствие, и насколько безупречное, что князь напрочь позабыл о своей главной цели. Конечно, он сразу же понял, что фальшивый царь является слабым местом в планах Хортенко: если его убить, революция захлебнется мгновенно. А люди, потерявшие вождя и объединившиеся для свержения князя, мигом обратятся друг против друга. Кстати, способов убийства этого Ленина существовало предостаточно. Князь Московии подумал обо всех.
Но пронзительное открытие, что мир реален, подействовало на него как наркотик. Мысли о Хортенко, подземных владыках и противостоянии им, секунду назад казавшиеся ему столь важными, разлетелись, как галки.
Зачарованно улыбаясь, князь Московии неуклюже перебирался через свои дворцы, обрушивая стены и круша полы. Крохотные лошадки тревожно ржали на мостовой. Игрушечные солдатики бросали свои ружья и улепетывали. В усыпанном звездами небе висела ярко-оранжевая полная луна.
Какая ночь!
В каждой руке у него что-то извивалось. Не удостоив владык мимолетным взглядом, князь отшвырнул их прочь. Он поймал механических тварей, прежде чем встал на ноги. Теперь он услышал, как каждый из них ударился о камни, и догадался, что они уничтожены. Но его это уже не волновало. Подобные мелкие соображения были сметены волшебством момента.
Обнаженный князь зашагал по подъездной дорожке к Троицким воротам. По пути он наступил на фургон и раздавил пару солдат. Трое храбрых бойцов застрекотали автоматным огнем, отчего он ощутил покалывание в районе груди, будто по коже легонько провели чертополохом. Ощущение быстро пропало, а солдаты прекратили стрельбу, когда он нагнулся и шмякнул по ним ладонью.
Князь Московии радостно шагал через Александровский сад, не обращая внимания на горожан, в страхе разбегающихся врассыпную.
Колосс шел по городу, оставляя за собой полосу разрушений.
За спиной у Аркадия загрохотала карета. Сперва он не поднял глаз, а просто продолжал упорно тащиться вперед. Затем экипаж поравнялся с ним, и возница придержал поводья.
— Аркадий Иванович?
Аркадий обернулся. Он (в отличие от любого коренного москвича) не узнал знаменитую сине-белую карету Хортенко, и сердце у него подпрыгнуло от неожиданной удачи. Пассажирское отделение пустовало, поэтому он поднял взгляд на кучера и увидел того, кого никогда не хотел бы встречать в своей жизни.
Это был песьеголовый византийский посол! Отец Аркадия подобрал его в степи и привез к себе домой, тем самым приведя в действие все те ужасные вещи, которые случились с Аркадием. Ну, да, Довесок! Вот как его звали. Аркадий провел в обществе посла несколько месяцев. Не будь он так измотан, вспомнил бы имя в одну секунду.
Физиономия Довеска смягчилась, и в его глазах промелькнула еле заметная искорка веселья.
— Немало воды утекло, — заявил он. — Готов спорить, вам есть что рассказать.
— Да, я…
— Это не приглашение. — Довесок протянул лапу и помог Аркадию взобраться на облучок рядом с ним. А когда тот устроился, продолжил: — Итак, ваш пункт назначения и ваша цель, молодой человек. Если не трудно, как можно короче и по существу.
И Аркадий излил душу.
Когда он закончил, вид у Довеска сделался задумчивый.
— Хм-м, — произнес он. — Кое-что я уже знал. Но ваша история очень многое проясняет.
Аркадий вздохнул и робко спросил (надо отметить, что он поежился даже от звуков собственного голоса — ведь все, что он пытался сделать сегодня вечером, обернулось против него самого):
— А вы, сударь? Куда вы направляетесь?
— Так получается, что я совершенно свободен. Я долго беседовал с охранниками Пушкинского музея, которые, к сожалению, остались бдительны, трезвы и решительны на посту. Мне не удалось убедить их впустить меня, чтобы бросить один-единственный взгляд на груду троянского золота, являющуюся их главным сокровищем. Коли на то пошло, если бы не дипломатический иммунитет, подозреваю, что я бы уже морозил пятки в тюрьме. Я как раз обдумывал следующий шаг, когда увидел вас.
— Вы должны отвезти меня в Теремной дворец. — У Аркадия слезы навернулись на глаза. — Пожалуйста, сударь, прошу вас! Князя Московии надо предупредить об ужасном заговоре.
Довесок придержал лошадей и уставился через плечо куда-то вдаль — и поверх силуэтов городских крыш.
— Минуту назад я бы сказал вам, что ваша задача невозможна, ибо огромная толпа создала непроницаемую стену перед входом в Кремль. Однако теперь условия явно изменились.
Проследив за взглядом Довеска, Аркадий различил бледное пятно в ночном небе, которое медленно приобрело человеческие очертания. Обнаженный гигант находился в центре города, и верхняя часть его тела вздымалась над домами. Великан поворачивал голову в разные стороны и взирал на Москву большими влажными от слез глазами. Выражение лица у него было невинное, как у младенца.
Аркадий перекрестился.
— Видение! Знак от Господа всемогущего. — Затем юноша нахмурился. — Но что эта дьявольщина может означать?
— А то, что к тому времени, когда мы доберемся до Кремля, вход будет абсолютно свободен, — произнес Довесок, встряхивая вожжи и понукая коней. — Он протянул юноше платок и добавил, кивнув на саквояж с инструментами: — У ваших ног вы найдете бутылку минералки. Вам следует умыться — у вас ужасный вид.
Сперва на улице царило спокойствие. Лошади цокали по булыжникам мостовой, а возле Довеска покачивался саквояж с заранее собранными рабочими инструментами.
Но не проехали они и пяти кварталов, как им начали попадаться беженцы с Красной площади и Александровского сада. Первыми бежали молодые люди, за ними энергично женщины и мужчины постарше, а следом со всей доступной им скоростью катилась россыпь людей все возрастов и званий. Плотность народа, пытающегося спастись от гиганта, нарастала, пока Довеску не пришлось перевести коней на шаг из опасения кого-нибудь затоптать.
— Вы исключительно везучий человек, Аркадий. У меня ушли недели непрестанных усилий, чтобы устроить встречу с князем Московии, — сказал Довесок. — А тут появляетесь вы, и даже мои дипломатические навыки, наверное, не потребуются…
Кошмарная тварь с телом человека и птичьей головой с кожистым клювом внезапно выпрыгнула из толпы. Шагнув на приступочку кареты, она потянулась к Аркадию и Довеску. Одной рукой тварь держалась за дверцу, а второй направила на них устройство, очень похожее на… пистолет, увенчанный перевернутой банкой. Чудовище нажало на курок, и Аркадия с Довеском окутало облако черного дыма.
Когда клубы развеялись, химера по-прежнему цеплялась за карету. Не бросая поводьев, Довесок развернулся и со всей силы пнул урода обеими ногами. Монстр полетел на мостовую кувырком и исчез позади.
Довесок помахал ладонью у себя перед носом.
— Ну и ну! — воскликнул он. — Какое драматическое и бессмысленное событие! Вы в порядке, Аркадий?
Ответа не последовало, поэтому Довесок обеспокоено обернулся. Лицо Аркадия было искажено. Взгляд округлившихся глаз застыл, рот свело в кривом оскале. Но в нем присутствовал и глубоко запрятанный оттенок решимости.
— Князь Московии, — шептал юноша. — Князь Московии.
Баба Яга летела по городу с бутылкой в руке. Она не имела желания останавливаться и играть с она-забыла-кто-это-был, вручившим ей хмельной напиток. Сегодня она охотилась за крупной дичью.
Она спикировала вниз и влилась в поток охваченных паникой горожан. Теперь она проталкивалась сквозь сумятицу тел, забивших Воскресенские ворота, — одни пытались попасть внутрь, другие наружу. Баба Яга не особенно жаловала людей, и чем больше их было, тем менее терпимыми она их находила, но нынешний опыт взбудоражил ее. Они впечатывались в нее, толкались и царапались, когда она пробивалась вперед, двигаясь толпе наперерез. Их истерия сделала ее невидимой, а их страх наполнял ее темным злорадством.
Оглянувшись за ворота, Баба Яга увидела голого великана, плавно перемещавшегося на фоне ночного неба. Его появление ни о чем ей не говорило. Она без труда могла проскользнуть мимо исполина и начать охоту у подъездного вала. Но боевой задор ненадолго покинул ее, поэтому она направилась прямо к западной стене Кремля, сунула бутылку политуры в карман куртки и полезла вверх. Она ползла по отвесной стене, словно громадный нетопырь, и вгрызалась в раствор между кирпичами своими костлявыми пальцами. Выбор подобного способа передвижения не имел никакой конкретной причины или цели, просто сейчас ей взбрело в голову поразмять мышцы.
Но даже для нее это оказался громадный подвиг. Когда Баба Яга наконец добралась до верхушки стены, она запыхалась от изнеможения, а по лицу ее градом катился пот.
Она промокала лоб банданой, когда мужской голос произнес:
— Одна из твоих тварей прибыла, демон.
— Не из моих, — ответил механический голос.
— Мне ее убить?
— Ты фанатик, и твои иллюзорные верования сделают ее смерть ничего не значащей для тебя. Удовольствие от ее гибели принадлежит мне.
Пока они говорили, Баба Яга вытащила пробку из бутылки и принялась заталкивать бандану поглубже в горлышко.
— Я ужас и Древняя Ночь, — прохрипела она. На ладони у нее волшебным образом появился спичечный коробок. — Я неназываемый страх. Я та, кого нельзя задобрить. Если ты думаешь, что можешь убить меня, — что ж, попробуй.
— Все возможно с Божьей помощью. — Первый из говоривших держал в руках автомат, но не поднял его к плечу.
Баба Яга опознала его по одежде. Он являлся странником, адептом Белого Христа. Несомненно, он — именно тот, кого она искала. Белый Христос не пугал Бабу Ягу, ее не мог устрашить ни Красный Один, ни Черный Ваал. Она была стара, старше людской памяти, древнее языка и огня. Она сгустилась из мрака, который пришел прежде богов. Когда первая жертва была возложена на первый алтарь, она была там, чтобы умыкнуть ее у того, кому она предназначалась. Когда первая человекообразная обезьяна была убита своим завистливым братом, она направляла руку убийцы.
Странник стоял и смотрел, но ничего не делал. Подлинная опасность исходила от механического существа, припавшего к земле у его ног. Оно бросилось на Ягу размытой серебряной полосой.
Баба Яга тотчас подожгла заткнутую в бутылку тряпку. Она успеет. Демону потребуется добрых три четверти секунды, чтобы добраться до нее.
А затем она увернулась от твари и разбила бутылку о механическую спину.
Подземного владыку охватило пламя.
Пылая, он вертелся и пытался укусить Ягу металлическими челюстями. Но она знала один хитрый трюк, стоивший двух других. Она сунула пальцы в огонь и, ухватив человеко-волка за лодыжки, опрокинула его.
Владыка мог бы упасть на спину, но, поскольку борьба происходила на самом краю укрепления, он с долгим электронным воем полетел вниз вдоль Кремлевской стены. Когда пылающий владыка ударился о камни Красной площади, визг оборвался. Он продолжал гореть, но уже не двигался.
Баба Яга посмотрела на человека в черном.
— Ты странник, — заявила она. — Вас было трое.
— Нас по-прежнему трое.
— Неужели? — усмехнулась Яга и достала из кармана сгусток плоти. Она бросила его к ногам Кощея. — Я вырвала это у одного, по имени Чернобог. — Она сунула руку в другой карман. — На него я наткнулась случайно, и его было нелегко убить! Настолько трудно, что я просто обязана была взять побольше. Прежде чем умереть, он сказал мне, где я могу найти Сварожича. — Второй кусок мяса с мокрым шлепком присоединился к первому. — С ним я тоже повеселилась. И он, в свою очередь, сообщил мне, где искать тебя.
— Лживая дрянь! — крикнул Кощей. — Сварожич сделал себе операцию на мозге, чтобы обеспечить ненарушение клятвы молчания.
Баба Яга расхохоталась.
— Ты не представляешь, сколько информации можно передать жестами при наличии соответствующей мотивации.
Кощей успел сделать один выстрел, прежде чем Яга вырвала у него автомат. Затем, не мешкая, она скинула Кощея со стены вслед за подземным владыкой. Он попытался врезать ей кулаком в живот, но она тотчас уклонилась и, поднырнув под противника, умудрилась выдернуть из-под Кощея его собственные ноги. Он грохнулся плашмя на спину.
— Прояви каплю смелости, странник! Встань и сражайся. — Баба Яга три раза сильно наступила на лицо Кощея, и он принялся метаться, пытаясь избежать ее тяжелых ботинок. Наконец он поднялся и замер, пригнувшись, словно дикое животное. Кощей хрипло дышал, глаза его пылали двумя угольями в обрамлении черных как смоль волос.
— Патриарх Иаков боролся с ангелом, — произнес Кощей. — Видимо, моя судьба сразиться с тобой — и победить тебя.
— Сосчитай пальцы, странник. — Баба Яга раскрыла ладонь, где лежал свежеотсеченный мизинец.
Кощей пораженно уставился на свою кровоточащую кисть и с ревом бросился вперед.
Но Яга искусно увернулась, а потом обошла Кощея с другой стороны.
— Уже восемь! — прокаркала она.
Опустив голову, Кощей врезался в Бабу Ягу, осыпая ее ударами. Некоторые даже попадали в цель, но Яга опять взяла над врагом верх — прошмыгнула между ног Кощея и обрушила свои локти на его спину.
Он упал ничком.
— Шесть!
На сей раз Кощей поднялся медленнее. Он оглушено поднес к лицу трехпалые руки. Из четырех обрубков фонтанчиками била кровь.
— Сначала пальцы, потом каждое ухо, — произнесла Баба Яга нараспев, будто читала заклинание. — Нос, большие пальцы ног, затем самое дорогое.
У Кощея внутри что-то сломалось.
Он побежал.
Баба Яга погнала странника прочь. Она мчалась за ним мимо церквей и дворцов, пересекала площади и открытые пространства Кремля, время от времени повизгивая и покрикивая, чтобы он знал, что совсем недалеко. Вскоре они достигли южной стены. Кощея охватила слепая паника, и поэтому он самостоятельно загнал себя в ловушку. Яга преследовала его по лесистым склонам Тайницкого сада, пока он не налетел на преграду, и там уже некуда было бежать, только вперед, в Тайницкую башню.
Кощей не заметил слабых струек дыма, сочившихся из-под двери.
Кое-как орудуя покалеченной рукой, Кощей распахнул дверь и бросился внутрь.
Но открывшаяся створка обеспечила приток свежею кислорода к огню, тлевшему глубоко внизу. Обжигающие языки взмыли вверх, охватив странника целиком во мгновение ока. Крышу башни заволокло едким черным дымом.
Баба Яга не задержалась полюбоваться плодами своих трудов. Перемещаясь, как смерч, она пропала в ночи.
Зрелище завораживало и напоминало оперную постановку.
Но имелась и кода.
Уж в городе, свернув за угол, Баба Яга налетела на кого-то прямо под уличным фонарем. Раздался громкий женский визг. Но затем (что может показаться весьма странным) потенциальная жертва вцепилась в Бабу Ягу и пристально всмотрелась в ее лицо. Женщина недоуменно покачала головой, но продолжила изучать внешность чудовища.
— Аня? Это ты? — выдавила она спустя минуту или две. — А в университете решили, что ты умерла.
Позвоночник Бабы Яги будто током прошибло.
— Что?.. Как ты меня назвала?
— Аня, — повторила молодая женщина. Она выглядела безотчетно знакомой. Лицо у нее было крайне озабоченное. — Анна Александровна Пепсиколова. Ты даже не помнишь, кто ты?
И вдруг у Яги скрутило все внутренности. Она в замешательстве стиснула кулак и врезала назойливой юной персоне в живот. И с пронзительным воплем умчалась, ища, где бы спрятаться.
Когда баронесса Лукойл-Газпром немного оправилась от шока, она сообразила, что авансы Хортенко представляют собой замаскированную возможность. В новом правительстве он наверняка займет центральное место, второе после царя Ленина. Поэтому он являлся союзником, которого следовало обхаживать. А баронесса знала, как обхаживать мужчин.
Ходили, разумеется, нехорошие слухи о его сексуальных причудах… Но сплетни всегда окрашивают картину в более мрачные тона, чем простые факты. Так или иначе, но еще до того как муж потерял к ней интерес, баронесса порой потакала его грубости и успела приобрести определенный опыт. Сейчас она не предвидела никаких серьезных проблем.
Она изящно взяла пальцы Хортенко в свои и провела ими по щеке. Слишком мимолетно, чтобы ее жест могли заметить в толпе, она поцеловала костяшки пальцев Хортенко.
Она почувствовала его изумление.
Хорошо.
— Князь Московии больше не правит! — восклицал Ленин. Его слова, ошеломляющие и возбуждающие одновременно, повергли людей в неистовство. Раздались громоподобные аплодисменты. Вождь пережидал овацию со стоическим терпением. — История покончила с ним. Теперь командует народ, и он выбрал меня, чтобы… Меня выбрали, чтобы… — внезапно забормотал Ленин, озадаченно вглядываясь в демонстрантов, и… замолчал.
Толпа забурлила и повела себя как-то странно. Неподвижное озеро восхищенных лиц превратилось в бурлящий поток. Люди стремительно разбегались, будто им угрожала смертельная опасность. Баронессе потребовалась секунда, чтобы сообразить, что их испугал не легендарный оратор, но что-то, находящееся позади и выше трибуны.
Она обернулась.
С момента, как баронесса Лукойл-Газпром приняла дозу «Распутина», прошло уже несколько часов. Снадобье по-прежнему делало ее гиперчувствительной ко всем духовным и эмоциональным флюидам, но угли наркотического костра подернулись пеплом. Поэтому при виде допотопного великана баронесса ощутила не радость или восхищение, а испуганное изумление. Гигант беспечно нависал над массовым митингом. Тело его было совершенно во всех отношениях. Но свет от бесчисленных факелов отражался от его громадного лица красноватым сиянием, отчего казалось, что он кривится и смотрит сердито. За людьми наблюдало явно не всемогущее, всезнающее и любящее божество.
Это был колосс с лицом идиота.
Баронесса вздрогнула. Перед ней будто подняли занавес, открывая высшую реальность, более обширную и пугающую, чем остров благоразумия, на котором она, не ведая того, прожила всю жизнь. И чудовище настигло ее: гигантская нога уже опускалась, чтобы сокрушить трибуну и всех, кто устроился на ней. Лукойл-Газпром поднялась со стула и оцепенела.
Царь Ленин необъяснимым образом упал на четвереньки и прыгнул вперед. Ступня обрушилась прямо на него, давя царя и круша в щепки трибуну.
Спустя миг она пропала.
Когда баронесса мало-помалу пришла в себя, то поняла, что лежит на спине. Стулья и обломки досок пригвождали ее к земле, а обрывки флагов опутывали как кокон. Однако ей удалось высвободиться. Она сразу же начала искать тело Ленина. Она шарила руками впотьмах, а в голове метались лихорадочные мысли. Может, он уцелел. Может, он еще будет править. С силой, вызванной остаточным действием «Распутина» или просто отчаянием, она вслепую отбрасывала деревянные балки, копаясь в мусоре в поисках обожаемого народного вождя.
Там и сям медленно перемещались фонари. Похоже, баронесса была не одинока в своем желании. Члены нового правительства наверняка сбежали. Разумеется, они ведь трусы и слабаки! Но слуги Хортенко тихо и профессионально работали — бледные тени, походившие не на людей, а на призраков. Так же поступали и члены Княжеской Гвардии. Когда человеко-медведи склонялись над обломками, то они почему-то напоминали баронессе серые горбатые сугробы.
— Есть! — крикнул кто-то. Донесся звук глухого удара. — Он здесь!
Лукойл-Газпром перебралась через кучи мусора, чтобы присоединиться к остальным.
— Поднимите царя, — велел Хортенко двоим подчиненным, и те послушались. — Вероятно, его еще можно починить.
Баронесса посмотрела на маленькое тело Ленина и удивилась. Что это Хортенко себе позволяет?
Когда подали невзрачный экипаж, Хортенко спросил:
— Что за колымага? Я послал вас за своей каретой!
Человек, к которому он обращался, пролепетал:
— Вы одолжили ее византийскому послу, хозяин. Поэтому мы реквизировали карету у одного из ваших соседей.
— Одолжил свою карету? Никогда ничего подобного не делал. Что ты мелешь?
— Это слова сервилей из вашего особняка. Посол де Плю Пресьё заявил им, что вы дали ему экипаж… покататься, и поэтому, конечно… Ну, кто бы посмел заявить подобное, не будь оно правдой?
Хортенко помрачнел.
— Я сам разберусь, когда время будет. В данный момент положите Ленина в карету. Баронесса, вы поедете с нами. А вы все будьте здесь и делайте что сможете для восстановления порядка.
Царя Ленина аккуратно уложили на заднее сиденье, положив его голову баронессе на колени. Благородная голова оказалась чересчур тяжела. Авдотья погладила Ленина по руке. Кожа была неприятно восковой и холодной, как у трупа.
— О, мой возлюбленный царь, — прошептала она и расплакалась.
— Прекратите! — рявкнул Хортенко. — Он еще не умер. Парализован, да. Но посмотрите ему в глаза.
Баронесса подчинилась. Веки были приоткрыты, и в них горел слабый свет, правда, тускнея. Губы Ленина зашевелились почти неразличимо.
— Полсотни нас вышло с Байконура, — произнес он еле слышно. — Теперь остался только я. А скоро и меня не будет. — Зрачки его сфокусировались на баронессе Лукойл-Газпром. — Вы…
Глубоко тронутая, она наклонилась ближе, чтобы услышать последние слова царя.
— Вы должны… — прохрипел Ленин.
— Да?
— Жрать дерьмо и умирать.
Когда Даргер и Кирилл полностью обогнули Кремль, Александровский сад почти опустел, и они смогли обычным прогулочным шагом приблизиться к насыпи у Троицких ворот. Бесконечно самоуверенный, Даргер шел впереди, а Кирилл тащился позади, досадливо бормоча.
— Это такая же дурь, как мочу пить, — ворчал он. — Мы лезем прямиком в самое пекло… а зачем? Чтобы заграбастать дюжину книжек! Ну, я понимаю, что если бы там хранились алмазы или что-нибудь… тогда ладно… Но книги?!
— Не сутулься, — невозмутимо отозвался Даргер. — Я знаю, ты чувствуешь себя уязвимым, но сейчас ты выглядишь подозрительно. Не отставай.
— Ага, ты умный и всякое такое, я усек. Но ты точно больной на голову. Интересно, как тебе вообще мозги в голову попали?
— Кирилл, спасение даже одной книги придаст моей жизни смысл, на который я никогда не рассчитывал. Плюс правильный коллекционер заплатит за нее целое состояние… а я надеюсь, что мы уйдем с охапкой.
— Слушай, еще не поздно повернуть.
— А вот и Тайницкий сад. Башню должно быть видно сразу за поворотом.
Тропа вильнула, и они свернули за угол как раз в ту секунду, когда сооружение охватило пламя.
— Боже правый! — вскричал Даргер. — Библиотека!
И рванулся к Тайницкой башне.
Однако не успел Даргер сделать и трех-четырех шагов, как кто-то подставил ему подножку, и он растянулся на земле. На мгновение все почернело, он попытался встать, но не смог. Пара костлявых коленок упиралась ему в спину, и Кирилл настойчиво бубнил в ухо:
— Возьмите себя в руки. Книжки пропали, да и хрен с ними.
— Но они… — возразил Даргер и почувствовал, как в глазах набухают слезы разочарования. — Ты понятия не имеешь, что мы утратили! Вообще не понимаешь.
— Верно, сударь. Но ты не спасешь ни единой страницы, если прыгнешь в проклятый огонь! Книги погибли, и все. От них не осталось даже, чем зад подтереть.
Даргер ощутил, как в его душе что-то умерло.
— Ты… ты прав, конечно. — Невероятным усилием воли он собрался и сказал: — Мир. Хватит. Слезь с меня.
Кирилл помог ему подняться.
— А что нам теперь делать? — спросил юный разбойник.
На плечо Даргеру плюхнулась мохнатая лапа.
— Ну вот я тя и пымал наконес!
— Боже! — Даргер не думал, что этот вечер может стать еще хуже. Однако он ошибался. — Сержант Войтек.
— Ты мало знашь про Княсскую Гвардию, — заметил человеко-медведь. — Ешли думаешь, шо десяток штаканов может вырубить одного из нас на целу ношь. — Речь у него была невнятная, но сила, похоже, никуда не делась.
— Вы замечательный человек, сержант, — произнес Даргер. — Признаюсь, если уж мне непременно суждено быть пойманным снова, то мне не стыдно сдаться вам в плен. Вы просто необыкновенный! Вы воин!
— Отштавить лесь. Никто на нее не купица. — Под мышкой сержант Войтек держал сложенную каталку. Не выпуская Даргера, он встряхнул ее и раскрыл. — А теперь я шнова тя привжу. Если бушь паинькой и не попытаесся сбежать, обещаю не откусывать те рожу. Но тока рыпнись — ставки сделаны. Честней не быват, а?
Даргер уселся на каталку, закинул ноги и лег на спину.
— Как вообще вам удалось…? Нет, не рассказывайте. Вы смогли частично преодолеть дремоту, прежде чем я покинул бар. Хотя вы не могли протрезветь настолько, чтобы остановить меня, но слышали мою беседу с юным Кириллом и поэтому знали, куда мы направляемся.
— Фточку, — кивнул сержант Войтек, затягивая стропы. — Эй! Кстати, о твоем юном подельнике — де он?!
— Пока я отвлекал вас комплиментами, он весьма мудро ретировался. — Даргеру стало немного грустно при мысли, что он, вероятно, никогда не увидит парнишку. Но, по крайней мере, он отчасти утешался тем, что направил стопы мальчика на путь почтенного ремесла.
— Невелика беда. Тя, однако, надо законопатить понадежней. — Сержант Войтек подумал немножко и осклабился. — И у меня есть на примете одно место.
Он повез каталку через территорию Кремля. По пути Войтек лихо преодолел гору мусора, преградившую огромный пролом в стене Теремного дворца. (Даргер пожалел, что его распростертое положение мешает ему рассмотреть все в деталях и природа данной катастрофы останется для него тайной.)
Затем Войтек взвалил каталку на спину и зашагал по неровным ступеням. Он спустился в какой-то подвал, потом пролез в дверной проем и, наконец, поставил каталку на пол.
— Если не трудно, поведайте мне… куда мы направляемся?
— Туннель ведет в особняк Хортенко. Наверно, самое защищенное место в городе, терь, кда Кремль в таком сстоянии.
Даргер лихорадочно размышлял и спросил:
— А это разумно?
Войтек подозрительно прищурился.
— Ты чо?
— Вы заметили, что толпы рассеялись? Значит, революция провалилась.
— Ну… можбыть.
— Не может быть, а точно. Как сказал классик:
Дела людей, как волны океана,
Подвержены приливу и отливу.
Воспользуйся приливом — и успех
С улыбкою откликнется тебе;
С отливом же все плаванье твое
В тяжелую борьбу преобразится
С мелями и невзгодами.
Сержант Войтек некоторое время толкал каталку в полной тишине.
— Ты прав, — вдруг тихо согласился он протрезвевшим голосом.
— Могу подсказать, как из нее выбраться.
Сержант застыл как вкопанный.
— Можешь?
— Безусловно. Однако в обмен на мой совет ты должен пообещать освободить меня.
— Как насчет просто пообещать не убивать тебя?
— Не годится. Если ты бросишь меня здесь, меня обязательно найдет Хортенко, тогда ты достигнешь той же цели, а мне придется страдать.
Сержанту Войтеку понадобилась пара минут, чтобы обдумать все варианты. Приложив лапу к сердцу, он вымолвил:
— Клянусь своей честью члена Княжеской Гвардии. Доволен?
— Да. А сейчас приступим к делу. Во-первых, ты должен быстренько достать большое количество легко сбываемого богатства — золота, драгоценных камней и тому подобного добра. После этого мчись к каретнику — хоть из койки его вынь, если надо! Купи крепкую карету и шесть лучших лошадей, какие у него есть. Он сдерет с тебя втридорога, ну и пусть. На кону твоя жизнь. Удирай из Москвы немедленно, не дожидаясь утра, в Санкт-Петербург. В Питере ты сможешь взять билет на пароход в Европу, где остатки добычи позволят тебе жить в удобной анонимности.
Сержант Войтек фыркнул.
— А где парню вроде меня разжиться такими деньжищами?
— Уверен, ты справишься, — заявил Даргер. — Между прочим, Алмазный Фонд на краткий миг остался без охраны.
Удивленный свет начал разгораться в глазах сержанта.
— Ага, — пробормотал он. — Должно получиться.
— А теперь освободите меня, и мы расстанемся друзьями.
— Ха! Освободить скользкого ублюдка вроде тебя? Ни за что. — Сержант Войтек развернулся и направился по туннелю назад, оставив Даргера неподвижно привязанным к каталке.
— Ты дал мне слово Княжеского Гвардейца! — крикнул Даргер ему вслед.
— Баран! — бросил сержант через плечо. — Я перестал быть гвардейцем в ту секунду, когда решил дезертировать.
Попасть в одно из Кремлевских подразделений было огромной честью для солдата Московии, и удостаивались ее только лучшие. Но когда нагой гигант начал ломиться сквозь правительственные здания, сверхъестественный ужас катился перед ним, как огромная волна страха. Воины, которые не отступили бы ни на шаг перед любым противником и сражались бы до последнего вздоха, дрогнули и убежали. Те, кому вменялось в обязанность защищать самое сердце власти своей страны, пребывали в панике.
Довесок же направил сине-белую карету Хортенко вверх по подъездному валу Троицких ворот и припарковался возле Оружейной палаты.
Затем Довесок громко постучал в дверь тяжелым серебряным набалдашником трости.
Ответа не последовало, и он толчком распахнул ее.
— Сюда, — произнес он и переступил порог неохраняемого здания.
Аркадий шел за послом, неся саквояж с импровизированными инструментами грабителя. Иногда он бормотал: «Князь Московии», — как человек, старающийся удержать в памяти некую отчаянно важную мысль и задачу.
Оружейная палата с Доутопических времен являлась музеем Московитских, а прежде и Российских величайших сокровищ. Здесь было на что посмотреть. Но Довесок быстро миновал диковинные предметы роскоши. Его, казалось, не интересовали ни золоченые кареты, ни троны из резной слоновой кости. Он направлялся прямиком к Алмазному Фонду.
— Шевелитесь, молодой человек. И от вас может быть польза… как от мула, на худой конец.
— Князь Московии, — мямлил Аркадий. Его била крупная дрожь.
— Вы замерзли! И пальто у вас промокло. Вы что, в луже плескались? — Довесок снял с Аркадия пальто и заменил его парадным камзолом из толстого сукна, богато расшитого и стоившего целое состояние на любом базаре мира. — Вот теперь будет тепло, — сказал он и добавил: — Боже мой! Что за жуткая гримаса! Каждый раз, когда я смотрю на вас, вы меня пугаете. Держите. — С этими словами Довесок поддел тростью средневековый шлем с безмятежной лицевой маской из серебра и снял его со стены. Он нахлобучил его Аркадию на голову, старательно закрепив ремешки так, чтобы юноше было удобно. — Пожалуйста, постарайтесь не отставать. Времени у нас мало.
Они торопливо шагали по тусклым серым залам Оружейной палаты. Увы, им часто приходилось задерживаться перед витринами, чтобы Довесок мог вскрыть замок (он орудовал инструментами, взятыми из собственного карманного набора, которые планировал использовать в Пушкинском музее) и выбрать ту или иную вещицу. Конечно, проще было бы разбить стекло, но Довесок не хотел уподобляться вандалам.
Он быстро нагрузил Аркадия самым лучшим, что попадалось на глаза. Что может сравниться с императорской короной, усыпанной пятью тысячами бриллиантов и увенчанной красной шпинелью, — вторым по величине самородком этой породы, какой когда-либо находили в недрах? А что составит конкуренцию скипетру Екатерины Великой со знаменитым громаднейшим алмазом «Орлов»? Инкрустированные драгоценными камнями нагрудные доспехи тоже попали в лапы Довеска. В принципе, он не помнил, чтобы читал в путеводителях об этой реликвии, и хотя выглядели доспехи аляповато, Довеску они понравились. Не пропустил он множество других безделиц. Например, карманы камзола Аркадия были доверху набиты искусно сделанными золотыми и серебряными яйцами.
— Видишь?
— Князь Московии.
— Да-да, просто замечательно. Твое чувство долга достойно всяческих похвал. Но постарайся сосредоточиться на текущем моменте. Главное, чтобы у нас не возникло серьезных проблем. А сейчас продолжим нашу экскурсию.
И Довесок вручил Аркадию ворох дамасских сабель, платиновых кубков и кинжалов в ножнах. Сам же американец старался держать руки пустыми, а сознание ясным и острым. Однако, натыкаясь на камни без оправы, он тотчас опускал их в карман, пока не набралась изрядная горсть.
Груз, который тащил Аркадий, сделал бы их с Довеском невероятно богатыми. Неоправленные камни были лишь страховкой.
Музей ночью представлял собой жутковатое место, освещенное только биолюминесцентными колоннами. Случайные звуки, неизбежные во всех старых зданиях, легко обретали закономерность в нервном мозгу. Поэтому когда Довесок (далеко не трус) услышал нечто похожее на далекие шаги, он не придал им никакого значения.
Внезапно до него и Аркадия донесся звон. Похоже, где-то разбилось стекло.
Довесок замер. Кто-то еще пробрался в Оружейную палату с теми же намерениями, что и он, и только что разбил витрину.
Ладно… на двоих здесь богатства больше чем достаточно, чтобы вывезти все, потребовались бы недели свободного времени и целый товарный поезд. Но самый акт грабежа — а Довесок знал это по опыту — возбуждает жадность. Алчность делает людей жестокими и непредсказуемыми.
— Нам пора, Аркадий, — шепнул он. — Я хочу, чтобы ты следовал за мной как можно тише. Сумеешь?
Ответа не было.
— Аркадий? — повторил Довесок и оглянулся.
Но тот исчез.
