12

Кирилл проснулся полный оптимизма и нахмурился. Он никогда в жизни не испытывал оптимизма и поэтому, естественно, не доверял подобному ощущению. Сбросив джутовый мешок, служивший ему одеялом, он выбрался из-за сундука с шелком, который десять лет назад был засунут в сокровищницу одним контрабандистом. Здесь, в Нижнем Городе, шелк и сгнивал помаленьку, поскольку владелец сундука однажды встретился со своей роковой судьбой.

Странно, но ощущение благополучия усиливалось с каждой минутой. Внезапно Кирилл захотел петь.

Мальчишка в тревоге вскочил на ноги.

— Что-то стряслось, — пробормотал он и дважды треснул себя по физиономии.

Теплая, как солнечный свет, улыбка расцвела на его лице, сопровождаемая ошеломляющим ощущением, что мир пребывает в абсолютной гармонии. Это вселяло ужас.

— В воздухе носится какая-то стремная дрянь, — проворчал Кирилл со смесью страха и удивления. — Чтоб меня черти жрали, если я вру.

Он спал прямо в новом костюме — зеленый бархат с желтым кантом, — который купил на часть доходов от первой игры на доверии, поэтому ему оставалось только завязать шнурки и бежать.

Он схватил ботинки и, не трудясь надеть их, помчался вперед.

На бегу Кирилл чувствовал себя все счастливее и счастливее, пока против собственной воли не перешел на рысь, потом на шаг и, наконец, на прогулочный темп.

— Определенно, что-то есть в воздухе, — хихикнул он. — Ну и смешная же штука.

Мимо безжизненно тащился Бледнолицый. Но у этого типа была птичья голова! Кирилл громко рассмеялся. Повинуясь порыву, он последовал за печальной пародией на человека, перегнал его и преградил ему путь. Бедняга замер и смотрел на Кирилла, а тот корчился от смеха, а затем отступил в сторону и поклонился. Когда Бледнолицый попытался пройти мимо, мальчишка подставил ему подножку.

Тот полетел на землю самым потешным образом.

Встав на колени, Кирилл весело отвязал кожаную маску и стянул ее с несчастного. Клюв оказался наполнен травами и имел две затянутые марлей прорези для ноздрей. Хохоча, как безумный, Кирилл привязал ее к себе.

Закрепив маску, Кирилл отпрыгнул, чтобы посмотреть, как отреагирует его бледная жертва. Существо медленно поднялось. Странное озадаченное выражение появилось в глазах бедолаги. Мышцы его лица расслабились, и губы изогнулись в слабой улыбке. Бледнолицый неспешно прислонился к мраморной стене. Глаза его скосились к переносице. Через некоторое время у него отвисла челюсть и потекли слюни.

«Вот так штука», — удивился Кирилл и фыркнул. Но еще забавнее было то, что настроение у Кирилла медленно, но верно падало. Ради эксперимента он врезал по стене кулаком.

Воздух наполнился многоэтажным матом. Больно было до слез.

Он не смел снять маску, чтобы пососать ободранные костяшки. Но он почувствовал себя гораздо лучше от способности почувствовать себя немного хуже.

Теперь, когда к нему вернулась способность мыслить ясно, Кирилл не сомневался, что вдыхал споры грибницы, о которой заботились Бледнолицые. Не надо быть крутым генетиком, чтобы выращивать веселую пыль… хотя раздавать ее бесплатно — просто отличная задумка. А если грибы только начали рассеивать наркотическую дрянь, значит, Нижний Город как минимум на сутки превратится в дурдом. Ну, в таком случае Бледнолицые будут вольны делать все, что угодно.

Однако надо побыстрей вылезти на поверхность: на улице споры безвредно рассеются ветром, и Кирилл придет в себя.

Но есть одна загвоздка…

Никто ведь не раздаривает людям дурь по доброте душевной. Веселая пыль стоила дорого. Тот, кто закачивает ее в атмосферу, захочет вернуть вложения. Что для безденежных племен, обитавших под московскими улицами, означало рабство, смерть или даже нечто худшее. Ладно, черт с ними. Кирилл никому ничего не должен. Особенно своим так называемым друзьям. Они нанесли ему удар в спину и писались от смеха, когда козлы уволакивали его, орущего, в тюрьму, только для того, чтоб наложить свои грязные лапы на несколько жалких рублей, которые он же для них и заработал. Гады!

Был, однако, человек, который играл с ним честно. Он, в принципе, мог ограбить его, но не ограбил. А еще он научил Кирилла полезным навыкам и дал ему пару советов насчет того, как выбраться из нищеты и убожества. И, каким бы лукавым и ненадежным он ни был, именно Даргер указал Кириллу на черту, до которой ему можно доверять и за которой все ставки отменяются.

А сейчас он, несомненно, сидит как пень в библиотеке Ивана Грозного, уткнувшись носом в книгу, позабыв о мире вокруг и всех его дикостях и опасностях.

Хотя ему Кирилл тоже ничего не должен. Он заявил это Даргеру в лицо. В его проклятую рожу!

И все же…

Чувствуя себя полным идиотом, Кирилл развернулся прочь от ведущей на поверхность длинной лестницы и бросился обратно — к потерянной библиотеке.

Оранжевый свет настольной лампы освещал хрюкающего и дебильно хихикающего Даргера. У него на коленях лежал развернутый свиток, а голова тряслась от веселья по поводу написанного на пергаменте. Порой он останавливался, чтобы утереть выступившие от смеха слезы.

— Ты обязан это прочесть, — простонал он, когда Кирилл вполз в библиотеку. — Я имею в виду то, что Аристотель говорит о комедии. Обычно человек не объединяет философское величие с похабными остротами, но…

— Я не читаю по-гречески, — буркнул Кирилл. — Черт, я и по-русски-то едва читаю.

Он выхватил свиток из рук Даргера и грубо бросил на стол, накрыв им лампу и изрядно приглушив освещение.

— Надо выбираться отсюда. Надвигается по-настоящему пакостная дрянь.

Даргер скорчил рассудительно мудрую мину и старательно произнес:

— Финикийский виноторговец, вольноотпущенник и аристократ отправились в бордель. Когда они туда вошли, то обнаружили, что девочки уже разобраны, за исключением одного древнего уродливого евнуха. Финикиец сказал…

— Нет времени на анекдоты! Надо поскорей убираться отсюда! Я не прикалываюсь.

— Хорошо-хорошо, — продолжая хихикать, Даргер зашарил по столу. — Дай только прихвачу что-нибудь на дорожку.

— Вот! — Кирилл схватил ближайшую книгу и, распахнув пиджак Даргера, сунул ее во внутренний карман. — А теперь шевели ногами!

Хортенко едва не лопался от ярости. За все годы его служения Московии у него из-под ареста никогда не сбегал ни один узник. А сегодня в течение часа он потерял двоих. Что еще хуже, они знали вещи, о которых никому за пределами его собственной службы знать не полагалось. И хотя он разослал своих свободных агентов на поиски, оба беглеца ухитрились полностью исчезнуть с лица земли. Женщина такой ошеломительной красоты, от которой мужчины прирастали к месту… и пес, ходящий по-человечески, не должны быть способны на такое!

Трое подчиненных молча вытянулись перед Хортенко в струнку. Они сохраняли бесстрастность, но остро осознавали грозящую им опасность. Все они были «тертыми калачами» и понимали, что стоит любому из них выдать малейший признак страха — и шеф убьет слабака на месте.

Эта приятная мысль помогла Хортенко успокоиться и сосредоточиться. Он сделал глубокий вдох, укрепляя равновесие. Эмоция есть враг эффективного действия. Нужно восстановить свое обычное ледяное самообладание.

Однако что-то свербело на задворках сознания.

— Макс, Игорек, — произнес он, — что я забыл?

— Вы забыли большую часть математики, которую учили в школе, — ответил Максим, — законы смешанного и идеального газа, названия восемнадцати ярчайших звезд в порядке убывания видимой величины, а также имена малых пророков в Ветхом Завете и большинства крупных тоже… Кроме того, в вашей памяти нет ни намека на лермонтовский «Парус» и ахматовский «Реквием».

— Также в списке, — добавил Игорь, — двадцать два основных биохимических процесса в человеческом теле, пропорции золотого сечения и формула зеленых пигментов, имена друзей детства, местонахождение второй любимой перьевой ручки и огромное количество мелочей, не относящихся к данному делу.

— И… — продолжал Макс.

— Я подразумевал вовсе не то, что обычно забывают все, — резковато произнес Хортенко. — Нечто важное, что я должен был сделать или посмотреть.

Разумеется, такая фраза была чересчур размытой и расплывчатой для установки параметров работы карликов-савантов, поэтому они ничего не сказали.

Вильперевич — самый лихой и самый доверенный из его подчиненных — выбрал неподходящий момент, чтобы прочистить горло.

— Мы не получили обычного доклада от Пепсиколовой.

По скованности речи Хортенко определил, что агент явно взвинчен. Вот и хорошо. И, несмотря на тревогу, он осмелился заговорить. Еще лучше. Вместе два факта позволят ему уцелеть и пожить еще какое-то время, зато его соратники погибнут.

— Ее надо поймать?

— Пока нет. Я ожидал подобного поведения Пепсиколовой, — ответил Хортенко и продолжил, размышляя вслух: — Я велел возвести трибуны и помост для выступлений перед Троицкой башней и входом в Кремль. Я прочесал все участки Москвы и своих людей. Агентов, питающих особую слабость к радостям плоти, я перевел в другие отделы. Остальные находятся в состоянии полной боевой готовности. Я отправил лучшего убийцу разобраться с Лукойл-Газпромом. Я послал свои сожаления, которые, несомненно, были приняты с огромным облегчением, тем, у кого хватило политических амбиций пригласить меня на свои наркотические вечеринки. Я составил пару интересных списков. В первом — те, кого нужно уничтожить немедленно, сразу же после захвата власти над правительством. Во второй я включил тех, кого следует убить шесть, двенадцать и восемнадцать месяцев спустя, когда их полезность будет исчерпана. Я проконсультировался с князем Московии касательно…

Хортенко осекся.

— Черт, — выругался Хортенко. Он никогда не употреблял бранных слов, и этого хватило, чтоб ужаснуть тех, кто хорошо его знал. — Я забыл приказать вывести артиллерийские части из города. — Яростно соображая, он добавил: — Но, возможно, мы сумеем придумать что-то другое. Мы могли бы…

Внезапно в комнату ворвался сервиль-гонец. Он молниеносно вручил Вильперевичу лист бумаги. Тот взглянул на послание и побелел.

— Хозяин, — сказал он. — Мокрец мертв.

— А барон Лукойл-Газпром?

Недрогнувшим голосом агент ответил:

— Жив.

Коридор вел в более широкое пространство, поддерживаемый через равные промежутки железными колоннами, на которых рос светящийся мох. На этом призрачном фоне мельтешило какое-то движение. Кирилл ступил туда опасливо, таща за собой идиотски улыбающегося Даргера. Обычно Кирилл избегал шоссе как чересчур открытого места и имеющего мало готовых выходов. Но сегодня медлить было нельзя, поэтому Кирилл пошел самым прямым путем.

— Значит, вы считаете меня олухом, а, молодой человек? — Даргер обвел рукой темное пространство. — Но я не единственный, кто испытывает непривычное веселье.

Свет от лишайников был такой блеклый, что Кирилл изо всех сил напряг зрение. И о чем там твердит Даргер? В конце концов, мальчишка смог разглядеть местных обитателей. Призрачные толпы одетых в лохмотья людей прыгали, скакали, хромали, вертелись и танцевали (плясали, кстати, очень немногие). При этом все двигались в определенном направлении. И каждый сходил с ума от радости.

Из-за поворота шоссе хлынул свет. Следом появилась неровная шеренга Бледнолицых в птичьих масках. Они уверенно шагали по камням, тыча своими факелами, будто стрекалами. Их пленники, как стадо овец, послушно плелись впереди. Казалось, они не возражали против такого обращения. Огни отбрасывали кривляющиеся тени на стены, словно в каком-то нечестивом шабаше эпохи неолита. От жутковатого привета из сумрачного подсознания русской предыстории у Кирилла волоски на затылке встали дыбом.

Возле стены Кирилл заметил металлическую колонну. Затолкав за нее Даргера, мальчишка велел:

— Ждите здесь. Не шевелитесь. А я добуду для вас маску. Нам обоим будет проще улизнуть.

И Кирилл бросился на грязную землю ничком, притворившись мертвым. Трупы не были здесь в порядке вещей, и он постарался как можно лучше изобразить таковой.

К крайнему его раздражению, он услышал, что Даргер хихикает без остановки. Волна людей миновала Кирилла. Один даже ему на руку наступил, но мальчик ухитрился не вскрикнуть. Затем пришел черед шеренги Бледнолицых, и Кирилл поднялся на ноги. Крадучись, он побежал за процессией и, обхватив белесую тварь руками за корпус, повалил жертву наземь. Факел отлетел на кучу мусора, но занявшееся пламя не собиралось распространяться, поэтому Кирилл не стал его затаптывать.

Спустя несколько секунд он вернулся к Даргеру с маской.

Но когда он попытался надеть ее на наставника, тот ее оттолкнул.

Гул голосов у них за спиной постепенно нарастал. Приближалось второе стадо счастливых идиотов.

— Послушайте, сударь. Это же прикольно! — в отчаянии крикнул Кирилл и принялся размахивать фильтр-маской. — Почему бы вам ее не примерить?

Беспомощно хохоча, Даргер помотал головой.

— Ой, не будьте таким кретином, сударь. Она набита сушеными травами и цветами! Вот, сами понюхайте! Правда приятно пахнет?

— Нет, ты не понимаешь, — жизнерадостно возражал Даргер. — То, что ты предлагаешь, просто позаимствовано из плохой мелодрамы. Напяливаем анонимную маску и играем роль мелкой сошки? Чушь! Подобные уловки работают на сцене, молодой человек, и то лишь потому, что автор на стороне героя и по его приказу глупая уловка прокатывает. Если мы должны играть в твою новую игру, давай хотя бы соблюдать правила.

— Это не игра, идиот чертов!.. Сударь.

— С определенной точки зрения вся жизнь игра. Взгляни на себя! Разве ты тащишься бездумно, как Бледнолицые? Нет, боже ты мой, нет. Ты шагаешь целеустремленно, да и движения у тебя… гораздо более быстрые и четкие. Даже Бледнолицые, какими бы нелюбопытными маразматиками они ни были, сумели бы разгадать твою маскировку, не отвлекайся они на свою рутинную работу. А теперь представь, если я надену эту старую маску, что тогда? Вдвоем нас сразу засекут. И прощай наши шансы на бегство и спасение! Понимаешь?

Кирилл неохотно признал, что в речах Даргера имеется некий смысл. Он с отвращением швырнул маску.

— И что нам делать?

Возбужденные голоса и шорох шагов возвестили, что вторая волна пленников совсем близко. Вскоре их можно было разглядеть. Даргер прижал палец к носу и подмигнул.

— Иди позади меня, словно ты ведешь меня к этой их загадочной цели. И приволакивай, пожалуйста, ноги. Я, в свою очередь, спрячу тебя за взрывами смеха и приступами девчачьего хихиканья! Ты должен двигаться в том же направлении, что и остальные. О, чуть не забыл! Если мы направимся против потока, Бледнолицые заметят, что мы не вписываемся в их компанию. Поэтому, когда мы увидим путь к бегству, отклоняющийся от нашего пункта назначения, тогда мы им воспользуемся и уплывем в фосфоресцирующее море свободной воли, где и найдем собственную судьбу.

— Ладно, договорились, — буркнул Кирилл.

Даргер погрозил Кириллу пальцем.

— Моя идея гораздо лучше твоего собственного дурацкого плана. Ох, уж эти фантазеры! Следуй я твоим указаниям, в итоге мы бы неизбежно ворвались в логово сверхпреступника, чтобы похитить секретные сведения, совратить удобную сладострастницу, убить злодея и оставить это место пылать у нас за спиной!

Свет факелов постепенно озарял шоссе.

— Когда мы выберемся на поверхность, — мрачно пообещал Кирилл, — я тебя так отпинаю по заду, что ты больше никогда сидеть не сможешь.

Даргер только рассмеялся.

Охота с самого начала не заладилась. У Пепсиколовой остались две последние сигареты, а жажда была почти невыносимой. И она усиливалась с каждой секундой. Аня вытащила почти пустую пачку из кармана жакета и осторожно выудила оттуда наполненный табаком цилиндрик. Он уже изрядно помялся, но Пепсиколова вновь погладила его, не столько выпрямляя, сколько ради удовольствия от ощущения бумаги. Затем вдохнула терпкий аромат, смакуя призрак утешения. Наконец, не в силах сопротивляться, судорожно прикурила, оставив себе амортизатор в виде одной-единственной сигареты.

Она безуспешно искала свежую пачку уже несколько часов. Пару раз она натыкалась на товарищей по несчастью, отчаянно стремившихся к той же цели. Выяснив, что у них все кончилось, Аня отпускала их восвояси. За одной женщиной она даже принялась шпионить — так, на всякий случая. Но, увидев, что произошло с несчастной, когда та наконец добралась до Бледнолицых, Пепсиколова заключила, что, следуя ее примеру, ничего не добьешься.

Теперь она сидела на корточках в бетонной вентиляционной шахте, расположенной высоко над шоссе, и смотрела на толпы. Местных жителей гнали к цитадели подземных владык. Поток людей выглядел весьма внушительным, хотя на самом деле таковым не являлся. «Здесь наверняка сотни пленников, — прикинула Аня, — но явно не десятки тысяч». Жизнь в Нижнем Городе была тяжела и соответственно коротка. Кроме того, обитатели влачили существование на территории, равной Верхнему Городу, а это значило, что изрядная доля бедолаг избежит поимки — просто по чистому везению. По самым смелым оценкам Пепсиколовой, подземным владыкам не удалось бы собрать более двух тысяч. Максимум. Вряд ли их хватит, чтобы добиться серьезных результатов. Однако какую бы пакость ни затевали машины, это только для затравки.

Но Пепсиколовой было в общем-то все равно.

Она почти досмолила предпоследнюю сигарету. Потом проткнула окурок кончиком Святой Кириллы и поджарила на спичке, вдыхая каждую каплю волшебного дыма. После чего, не испытывая ломки, прошмыгнула обратно вверх по шахте. Затем протиснулась сквозь узкую щель между бетонными блоками и поднялась на ноги в неиспользуемом служебном туннеле. Было чрезвычайно странно, как люди внизу подпрыгивали и резвились, будто клоуны и хихикающие идиоты. А ведь их ждала исключительно неприятная обязанность. Но их удел ее не касался.

Единственное, что ее волновало, это найти еще курева.

Началось самое странное путешествие в жизни Кирилла. Бледнолицые гнали подземных жителей перед собой, словно скот, тыча в пленников пылающими факелами, когда те тормозили на шоссе. Тощие подземельцы, в свою очередь, беззаботно шалили и шутили. Когда кто-нибудь спотыкался и падал, один из Бледнолицых сильно топал по упавшему телу, ломая хребет, и вальяжно шел дальше.

Громкие взрывы смеха прокатывались по толпе, как ветер.

Кирилла затошнило, и он отвернулся. Он стремительно терял веру в план Даргера. Несмотря на заверения последнего, шанса улизнуть пока не представилось. Да и не похоже было, что удача им улыбнется. Они добрались до обвалившегося края шоссе, и их тотчас загнали через боковое отверстие в туннель поменьше, выложенный гладкими керамическими плитками. Теперь они оказались стиснуты плечом к плечу. Дважды они проходили мимо ветхих дверных проемов. В каждом застыл Бледнолицый охранник с горящим факелом наготове, чтобы предотвратить бегство пленников.

Даргер оглянулся и, заметив поникшую осанку Кирилла, улыбнулся. Он затем вообще начал петь!

Кирилл положил клюв своей маски Даргеру на плечо, чтобы тот его услышал:

— Прекрати, сумасшедший!

Даргер небрежно оттолкнул мальчишку. А потом, сменив мелодию на мотив детской песенки, затянул:

Внезапно туннель вывел их в зал. Отсюда расходились коридоры, а на стенах висели поблекшие таблички с надписями «Хирургия», «Рентген», «Регистратура», «Лаборатория», «Перевязочная» — все со стрелочками, указывающими в разные стороны. Некоторые слова и символы были Кириллу непонятны, но он быстро сообразил, куда их занесло.

Они попали в заброшенную больницу, которой очень давно не пользовались.

Значит, они и вправду очутились в древнем защитном укреплении, выстроенном под землей, дабы обезопасить его обитателей от войн доутопической эпохи, с их взрывами и громадными машинами. Кирилл натыкался под Москвой и на более странные вещи и потому не слишком удивился. Хотя испытал укол сожаления, что не набрел на это место раньше: ведь тогда он мог бы здесь пошарить в поисках сокровищ, которые позже продал бы на толкучке.

Людской поток тем временем разделился на несколько ответвлений. Кирилл обнаружил, что его несет, как пробку в ручье, по коридору, вверх по лестнице и снова вниз. Давление постепенно снижалось, как раз по мере того как Бледнолицые выхватывали отдельных людей из толпы и ставили их в очереди перед открытыми дверями комнат — в прошлом палат для пациентов. В каждом помещении имелись гниющие каталки. Бледнолицые привязывали к ним своих блаженных пленников или без промедления приступали к операциям. «Без обезболивания», — решил Кирилл, услышав возгласы.

— К последней комнате в зале, — пропел Даргер, театральным жестом указывая на самую дальнюю дверь. Сквозь нее можно было разглядеть, как при свете единственной свечи чей-то, вроде бы женский, силуэт склонился над телом, которое одновременно билось, хихикало и задыхалось.

Не имея собственного плана, Кирилл толкал Даргера перед собой. К счастью, началась суета и хаос. Некоторые из пленников перегибались пополам от хохота, обессиленно валились на землю, и их приходилось поднимать на ноги. Другие цеплялись друг за друга, чтобы не упасть. Поэтому Даргер и Кирилл не привлекали к себе особого внимания. Когда они оказались внутри сумрачной комнатушки, Даргер хлопнул себя по колену, явно угорая над ему одному ведомой шуткой и, врезавшись в дверь, наполовину ее прикрыл. Выпрямившись, он качнулся назад, и створка захлопнулась.

Хирургиня их не заметила. С бесстрастной энергией она сверлила дырку в черепе мужчины, который со своей стороны издавал придушенные свистящие звуки — хотя от боли или от радости, наверное, даже он сам не мог бы сказать. Даргер вскинул брови и приложил палец к поджатым губам. Кирилл послушно стоял и наблюдал. За свою недолгую жизнь он успел повидать тяжелые картины. Однако сейчас его едва не стошнило.

Наконец, операция закончилась. Бледная хирургиня отвязала пациента. Она не стала надевать на него маску, подобную своей. На столе возле каталки была миска серебристо-серых шариков. Она взяла один и засунула бедняге в ухо.

Новый Бледнолицый встал. Выражение лица у него было вежливое, счастливое и совершенно безвольное. Он побрел к двери, замешкался, будто изумленный тем, что она закрыта, потом осторожно открыл ее и исчез. Кирилл пинком закрыл ее обратно, прежде чем заблудшие души снаружи выстроились перед ней в очередь.

Хирург взглянула на Даргера и жестом указала на каталку.

Теперь Даргер зашаркал вперед, улыбаясь так, словно он жаждал подвергнуться трепанации черепа. Когда ему жестом велели ложиться, он хихикнул и крепко обнял хирургиню, обездвижив ее.

— Быстро! Сними с нее маску! — скомандовал он.

Кирилл подчинился. Вскоре хирургиня погрузилась в полубессознательное состояние эйфории, доступное лишь Бледнолицым.

Даргер выпустил ее из объятий и изящным движением выудил из миски два шарика. Один он поднес к уху, и на мгновение с лица его слетело все веселье. Но очень быстро вернулось, и когда это произошло, он предложил второй шарик Кириллу.

Кирилл опасливо поднес штучку к уху. «Выйди из комнаты, — заговорил жестяной голос. — Поверни налево. Следуй за остальными к причалам „Пушкинской“».

Кирилл вздрогнул и уставился на другие шарики.

— Что за черт?!

— Это древняя форма магии или телепатии, называемая «радио», — пояснил Даргер и сунул шарик себе в ухо. — Ну? Давай же, не бойся! Тогда мы будем точно знать, куда таинственные силы, стоящие за всем этим хулиганством, гонят народ. — Он комически-преувеличенно подмигнул. — И тогда мы сможем двинуться в противоположную сторону.

Кирилл неохотно последовал его примеру. «Выйди из комнаты, — повторил голос. — Поверни налево. Следуй за другими к…»

Стараясь не дергаться, Кирилл произнес:

— Скажи мне кое-что.

— Все что угодно, о любознательнейший из малолетних хулиганов! — пропел Даргер.

— Откуда ты знаешь, что делать? То есть как тебе это удается? Остальные счастливы, и им можно даже горло перерезать, а они и не заметят. Даже я стал таким на несколько минут. Без маски я бы превратился в идиота. Что делает тебя отличным от других?

— Понимаешь, — задумчиво произнес Даргер, — я страдаю депрессией. Я часто просыпаюсь утром, и жизнь кажется мне настолько безнадежной, что у меня не хватает силы воли, чтобы вылезти из постели. Поэтому волей-неволей я развил силу характера, чтобы противостоять беспощадному черному псу отчаяния и заниматься своим делом. По сравнению с этим кошмаром — игнорировать счастье Бледнолицых подобно увеселительной прогулке в парке. — И в доказательство своих слов Даргер принялся скакать по кругу, ритмично хлопая в ладоши.

— Прекрати! — крикнул Кирилл.

Это было все равно что идти по следу армии мстителей. Куда бы Пепсиколова ни приходила, она видела руины поселений, разоренных Бледнолицыми. Картонные лачуги была разорваны, их содержимое высыпано и растоптано. Если имелся костер, то жалкие пожитки сквоттеров наваливали сверху, и они сгорали дотла. В воздухе витала гарь, на земле дымились одеяла и мусор. Мелочность и бессмысленность вандализма по любым человеческим меркам говорили ей, что рабы выполняли приказ подземных владык.

Пепсиколова ковырялась в обугленных кучах одежды и ломала картонные коробки, но нигде не находила того, что искала.

Она мрачно тащилась по длинному узкому проходу, посасывая окурок последней сигареты. Неожиданно ее нога коснулась невидимой колючей проволоки, натянутой на высоте колена от стены до стены. Аня осторожно опустилась на колени, чтобы потрогать ее. Тугая. Подобная защитная мера означала, что она добралась до очередного поселения. Вероятно, поблизости прячется часовой.

Который, естественно, должен быть выведен из строя. Как ни крути, но Аня Пепсиколова еще пребывала в здравом уме — в отличие от местных веселых полудурков.

Она перешагнула проволоку.

Что-то налетело на нее из темноты. Блеснул нож. Имея за спиной колючую проволоку, отступить было некуда. Поэтому Аня шагнула вперед, перехватила запястье и предплечье нападающего и резко дернула вниз и вбок, одновременно отчаянно стараясь убраться с траектории оружия.

Металл лязгнул о бетон, выбив искры. Пепсиколова отпустила противника и пнула железку, чтобы та с грохотом откатилась подальше.

Затем Аня сомкнула обе руки на чужом горле и крепко сдавила.

Руки бешено молотили, драли ногтями ее лицо, пытались душить в ответ. Но, в конце концов, чужое тело обмякло. Пепсиколова положила его на землю.

Тяжело дыша, скорее от шока, нежели от усталости, она поискала оружие. Это оказался лом, заточенный с одной стороны. Ах ты, гаденыш. Аня выбросила его. Повернулась к задушенному часовому и зажгла спичку, чтобы разглядеть его. Теперь она видела, что ей попался хилый старик с руками, как зубочистки, и лицом, сморщенным, будто яблоко в январе. Безобидный, пока не поймает тебя врасплох. Пепсиколова нагнулась над вонючим, беззубым провалом рта и расслышала, что он дышит. Стало быть, жив еще.

Она не могла понять, что ей делать, но постепенно успокоилась.

В кармане рубашки у него обнаружилась пустая сигаретная пачка. В ближайшей луже плавала прохудившаяся водостойкая бумага — остатки пяти бесполезных окурков. Пепсиколова предпочла истолковать это как обнадеживающий знак, что она приближается к цели.

И она настороженно двинулась дальше по проходу. Он упирался в верхушку ржавой металлической лестницы, которая вряд ли выдержала бы вес Пепсиколовой. Где-то мерцал свет. Пепсиколова внимательно присмотрелась и различила большое складское помещение, выдолбленное сотни лет назад в гранитной скале.

Кроме того, внизу, на расстоянии примерно двадцати футов от ее укрытия, разворачивалась неуместно уютная сцена. Десяток мужчин сидели кружком на ящиках и шатких деревянных стульях вокруг костерка. Полоса каменной стены у них за спиной была оклеена обоями в цветочек. Слева стояла распялка, увешанная свежевыстиранными штанами и рубахами. Справа лежала поленница, сколоченная из обломков древесины и ломаной мебели. Струйка голубого дыма исчезала в решетке на потолке.

Пепсиколова узнала поселение. Оно принадлежало Дрегам. Кстати, одного из них ей пришлось недавно убить, просто чтобы пройти через чужую территорию. Все они были мужчины (по опыту Пепсиколовой, с любой группой, неспособной привлечь женщину, даже самую завалящую, что-то капитально не так) и имели репутацию жутких психов. Но сейчас они выглядели довольно мирно. Они передавали по кругу кувшин с паленой водкой.

Затем случилось то, о чем она молила Бога: кто-то вытащил сигарету и прикурил. Он хорошенько затянулся и передал сигарету следом за кувшином.

У Пепсиколовой раздулись ноздри. Она вдохнула запах. Это было настоящее зелье!

Что еще лучше, она разглядела увесистую стопку белых пачек, аккуратно сложенных у оклеенной обоями скалы. Значит, у них есть лишний табак. Прекрасно — ведь она имела с Дрегами дело и раньше и всегда вселяла в них обоснованный страх перед своими способностями. Сейчас она могла с ними торговаться.

Удача ей улыбнулась.

Ну а в том, что Бледнолицые выбрали для нападения именно этот момент, была даже некая ирония.

Неожиданно раздался звон металлических труб, которыми стучали друг о друга. Похоже, часовой Дрегов поднял тревогу, ибо мужчины внизу тотчас повскакивали на ноги и взялись за оружие. Рослый Дрег вынул изо рта сигарету и кинул ее в огонь. Аня едва не расплакалась.

Звон резко оборвался. В поселение вбежала ватага Бледнолицых. Их было как минимум по восемь штук на одного сквоттера. Дреги, не будучи трусами, ринулись им навстречу.

Но драка Пепсиколову не интересовала. Она повидала достаточно разборок между бандами и знала, что сторона, имеющая численное преимущество (как Бледнолицые в данном случае), неизбежно победит. Однако она находила обнадеживающим тот факт, что Дреги вообще сражались. Дреги были наемниками, которые быстро усвоили, что врага можно обменять на сигареты, и проявляли безжалостность в поставке подобных пленников. Так они накопили целое состояние. Что в свою очередь и по крайней мере временно покупало им свободу.

«Ну и ну, — подумала Пепсиколова, — а табак вроде бы вреден для здоровья».

Поначалу преимущество было на стороне Дрегов. Они вооружились самодельными клинками и металлическими трубами. Кто-то размахивал чем-то вроде пистолета. Вспышка пороха, и Бледнолицый рухнул наземь.

Но и нападающие были не лыком шиты. Трое тащили устройство, напоминавшее перевернутый опрыскиватель: прозрачный баллон, у которого емкость размещалась наверху, а раструбы присоединены снизу. Внутри емкости содержался мелкий черный порошок. Если надавить на емкость, раструбы выпускали клуб сухого дыма.

Вероятно, это был новый наркотик. Или такая доза веселой пыли, что накрыло бы даже устойчивых к ней Дрегов. В любом случае те, кто вдохнул ее, теряли всякое желание драться. Через пару минут битва завершилась. Счастливо улыбающихся сквоттеров погнали прочь. Трое Бледнолицых были убиты. Их тела оставили там, где они упали.

Но, прежде чем уйти, Бледнолицые собрали пожитки Дрегов и швырнули их в очаг. Он вспыхнул, как пионерский костер, и жаркие языки жадно лизали почерневший потолок.

И в это адское пламя они швырнули сигареты.

Весь драгоценный дым с ревом уносило в вентиляцию.