ГЛАВА 9
Она подумала, что одно только сооружение объектов такого размера впечатляет. То, что это сооружение не уникальное, не какое-то сверхособенное, а всего лишь одно из подобного ряда, было довольно удивительно. То, что оно принадлежит не к самому крупному классу, совершенно поражало воображение. А поверить в то, что оно двигается — фантастически, неимоверно быстро в складках пространства, недоступных ее прежнему знанию и опыту, — было невозможно.
Она сидела, свесив ноги, на скале высотой в тысячу метров и наблюдала за игрой разных летательных аппаратов. Огромное разнообразие типоразмеров верхолетов не оставляло сомнений в уникальности каждого; самые маленькие были одноместными — ими управляли мужчины, женщины или дети — и все они жужжа носились наверху, внизу, перед ней и по обеим сторонам. Верхолеты покрупнее передвигались с величественным изяществом, пестрые, беспорядочно уставленные мачтами, с вымпелами, открытыми палубами и луковицеобразными сверкающими наростами, хотя в целом чем больше были размеры, тем сильнее их формы приближались к некоему пухлому единообразию. Они парили на неспешных ветерках, создаваемых внутренней метеорологией громадного корабля. Настоящие корабли, космические суда, обычно более скромные по форме, хотя и не по украшениям, двигались с еще большей степенностью, часто их сопровождали небольшие коренастые, словно высеченные из глыбы буксиры.
Каньон перед ней имел длину около пятнадцати километров, его ровные, будто срезанные лазером кромки были смягчены занавесом многоцветной ползучей, висячей, парящей растительности, свисавшим, словно цветастые ледопады, с вершин двух громадных пиков по обеим сторонам.
Отвесные стены были испещрены умопомрачительно сложной сетью очень ярко освещенных отверстий разных размеров, в некоторых из них исчезали, а из других появлялись различные воздушные или космические суда, и вся эта поразительная, замысловатая структура доков и ангаров, вделанная в каждую из колоссальных стен, являла собой лишь малую часть этого воистину гигантского судна.
Дно громадного каньона представляло собой плоскую, как стол, и поросшую травой полосу, по которой, извиваясь, журчали ручьи, спешащие в подернутую дымкой равнину за много километров отсюда. Наверху, за дымчатыми слоями бледных облаков, светила и излучала тепло одиночная, заменявшая солнце яркая желто-белая линия, описывавшая за день неторопливую петлю по небу. Линия исчезла в туманистой дали открывающегося перед ней вида. По корабельному времени наступил полдень, а потому солнечная линия стояла почти точно над головой.
Сзади, за невысокой стеной в парке на верхнем слое корабля прогуливались люди, оттуда доносилось журчание воды, на холмистой земле росли высокие деревья. Между деревьев здесь и там виднелись поднимавшиеся в воздух длинные вертикальные полосы светлой, почти прозрачной растительности, каждая в два-три раза превышала высоту самых высоких деревьев и венчалась овоидом размером с кроны деревьев внизу. Дюжины этих странных форм покачивались туда-сюда на ветерке, колебались, словно громадные морские водоросли.
Ледедже и Смыслия сидели спиной к стене необработанного камня на кромке естественного вида утеса темно-красного цвета.
Ледедже, глядя прямо вниз, различала в пяти или шести метрах под ними нити похожей на марлю сетки, которая удержала бы их, свались они с кромки утеса. Она подумала, что эта сетка по ее виду вроде бы не годилась для такого назначения, но уже готова была довериться Смыслии, которая предложила посидеть здесь.
В десяти метрах справа от нее со скального отрога спадал ручей. Его разделяющиеся белесые струи падали метров на пятьдесят, где их бесцеремонно подбирала половинка гигантского вроде бы стеклянного перевернутого конуса, воронка которого переходила в прозрачную трубку, протянувшуюся до самого основания долины. Она чуть ли не с облегчением видела, что по крайней мере часть функционального великолепия всесистемного корабля (как и многие на первый взгляд экзотические, необычные и сказочные штуки) проявлялась в виде водопроводной трубы.
Это был Бессистемный корабль — ВСК — Культуры «Здравомыслие среди безумия, разум среди глупости», тот самый корабль, с аватоидом которого, Смыслией, она общалась, когда впервые пробудилась в его почти бесконечном субстрате мыслящего материала.
Рядом с ней сидела другая версия Смыслии — небольшая, худощавая, подвижная, бронзовокожая и почти голая. Это воплощение корабля соответствующим образом называлось аватарой. Она привела сюда Ледедже, чтобы дать ей представление о размерах корабля, который представляла и которым в некотором роде была. Вскоре они собирались сесть на один из маленьких воздушных аппаратов, скользивших, жужжавших и трещавших вокруг; предположительно это делалось для того, чтобы та крохотная часть мозга Ледедже, которая еще не была сверх всякой меры ошарашена умопомрачительным масштабом этого корабля — лабиринт внутри, трехмерное невообразимое плетение снаружи, — могла присоединиться к остальным частям, у которых глаза лезли на лоб от удивления.
Ледедже оторвала взгляд от открывающейся перед ней перспективы и уставилась на свои руки.
Итак, она была «реконфигурирована», как это здесь называлось, ее душа, сама суть ее «я» обрела новый дом — это случилось всего какой-то час назад — в новом теле. Она с облегчением узнала, что ее свежее новое тело никому прежде не принадлежало (она сначала думала, что такие тела раньше принадлежали людям, совершившим страшные преступления и за это наказанным; их личности, предполагала она, удалялись из их мозгов, а тела, таким образом, оставались свободными для принятия нового разума).
Она рассматривала крохотные прозрачные волоски у себя на руке и поры на золотисто-коричневатой коже. По существу это было человеческое тело, но в первом приближении, хотя и убедительно, модифицированное в сичультианскую сторону. Внимательно разглядывая отдельные волоски и поры, она подумала, что зрение у нее стало лучше, по сравнению с тем, что было раньше. Она теперь видела все настолько детализировано, что голова у нее шла кругом. Она подозревала, что тут всегда остается вероятность обмана, и, может быть, она все еще находится в Виртуальной реальности, где подобного рода увеличение чуть ли не проще, чем уменьшение.
Она снова перевела взгляд на впечатляющий, простирающийся на многие километры вид перед ней. Конечно, в имитации может существовать даже это. Смоделировать такой корабль, вплоть до последний мелочи все же, наверно, легче, чем построить его на самом деле, и уж несомненно, что люди, способные построить такой корабль, могут управлять и сравнительно простыми цифровыми ресурсами, необходимыми для создания такой абсолютно достоверной имитации того, что она могла видеть, слышать, чувствовать и обонять перед собой.
Нет, все это вполне могло быть нереальным — да и как доказать противоположное? Такие вещи принимаешь на веру отчасти потому, что нет никакого смысла делать что-то иное. Если подделка ведет себя совершенно, как нечто настоящее, то зачем рассматривать ее как нечто иное? Посматривай на нее с сомнением, пока не получишь доказательств противоположного.
Пробуждение в этом реальном теле было сродни пробуждению в воображаемом теле в субстрате громадного корабля. Она испытала медленное, приятное обретение сознания, теплый морок того, что воспринималось как глубокий, удовлетворительный сон, медленно переходящий к ясности и резкости пробуждения, о котором свидетельствует знание о произошедшем кардинальном изменении.
«Перевоплощенная», — подумала она. Перевоплощение, как иронически сказала ей Смыслия, когда они разговаривали в Виртуале, это — всё. Разум, полностью отделенный от физического тела или хотя бы от его имитации, представляет собой странную, курьезно ограниченную и чуть ли не порочную вещь, а конкретная форма, которую обретает ваша физическая сущность, оказывает сильнейшее и в некотором роде определяющее влияние на вашу личность.
Она открыла глаза и обнаружила, что лежит в кровати, состоящей словно из снежинок, на ощупь они были, как перья, а вели себя, как необыкновенно послушные и дружески расположенные к тебе насекомые. Белый, как снег, но почти такой же теплый, как ее кожа, этот материал, казалось, не ограничен охватывающим его конвертом, но в то же время его составляющие, которые явно парили свободно, не попадали ей в глаза, нос и вообще не выходили за пределы пространства в несколько сантиметров вокруг кровати и ее облаченного в пижаму тела.
Кровать стояла в скромной, почти без мебели комнате площадью метров пятнадцать, с одним окном, выходящим на ярко освещенный балкон, где она увидела Смыслию, сидящую в одном из двух кресел. Аватара еще несколько минут предавалась созерцанию открывавшегося перед ней вида, потом повернулась к ней и улыбнулась.
— Добро пожаловать в землю живых! — сказала она, делая приглашающее движение рукой. — Одевайтесь. Мы позавтракаем, а потом отправимся на экскурсию.
И вот теперь они сидели на утесе, и Ледедже пыталась осознать, что она видит перед собой.
Она снова перевела взгляд на свою руку. На ней были выбранные ею светло-фиолетовые брюки, с обтягивающей манжетой на голени, и легкая, но непрозрачная блузка с длинными рукавами того же цвета; рукава она закатала до локтей. Ей думалось, что в общем выглядит она довольно неплохо. Средний гуманоид Культуры (насколько она могла судить, увидев несколько сотен таковых за время прогулки; всякие диковинные, так сказать, экземпляры не в счет) ростом не превосходил хорошо питающегося сичультианца, вот только был плохо сложен: слишком короткие ноги, слишком длинная спина, и внешне они выглядели изможденными: животы и задницы слишком плоские, плечи и верхняя часть спины какие-то чуть не ломаные. Она подумала, что, наверно, кажется им горбатой, брюхатой и толстозадой; но это не имело значения: на ее собственный вкус она выглядела практически идеально. И она осталась красавицей, какой и была всегда прежде, какой ей всегда было суждено быть — с татушками, которые проникали в ее тело до костей и глубже — до клеточного уровня, или без них.
Она поняла, что у нее не больше ложной скромности, чем у Смыслии, чем у самого корабля.
Ледедже оторвала взгляд от своей руки.
— Думаю, я бы хотела иметь какие-нибудь татуировки, — сказала она Смыслии.
— Татуировки? — сказала аватара. — Нет проблем. Хотя мы можем предложить вам кое-что получше, чем несмываемые знаки на коже, если только вы не хотите именно этого.
— И какие, например?
— Посмотрите. — Смыслия махнула рукой, и перед ними над тысячеметровой пропастью появились гуманоиды Культуры с татуировками еще более удивительными, чем были у нее, по крайней мере на уровне кожи. Она видела татуировки, которые не только немного светились, а воистину сияли и могли отражать свет; двигающиеся татуировки, татуировки, излучавшие когерентный свет, татуировки, которые могли подниматься над поверхностью кожи и создавать реальные или голографические изображения, татуировки, которые были не просто произведением искусства, а нескончаемым представлением. — Подумайте, — сказала Смыслия.
Ледедже кивнула.
— Спасибо. Подумаю. — Она снова посмотрела вдаль. Сзади по тропинке за невысокой стеной прошла группка. Они говорили на языке Культуры, марейне, — Ледедже понимала его и могла на нем говорить, хотя и не без трудностей; для нее естественным был сичультианский формал, на котором они теперь и говорили со Смыслией. — Вы знаете, что мне нужно вернуться в Сичульт, — сказала она.
— Закончить одно дело, — сказала Смыслия, кивая.
— И когда я смогу отправиться?
— Как насчет завтра?
Она посмотрела на бронзовую кожу аватары. Та казалась фальшивой, словно была из металла — ненастоящие плоть и кости. Ледедже подумала, что это было сделано специально. Ее собственная кожа по тону напоминала кожу Смыслии, — издалека можно было подумать, что они ничем не отличаются, — но при внимательном взгляде ее кожа показалась бы естественной как сичультианцам, так и — она была в этом уверена — этой пестрой толпе людей странного вида.
— Это будет возможно?
— Завтра вы смогли бы отправиться в путь. Мы довольно далеко от Сичульта. Путешествие займет некоторое время.
— Сколько?
Смыслия пожала плечами.
— Тут много привходящих обстоятельств. Я думаю, много десятков дней. Но, надеюсь, что меньше ста. — Она сделала движение руками, которое, как догадалась Ледедже, означало сожаление или извинение. — Не могу доставить вас туда сама — пришлось бы сильно менять курс и расписание. Вообще-то в настоящий момент мы направляемся по касательной в сторону от пространства Энаблемента.
— Вот как. — Ледедже только теперь узнала об этом. — Тогда чем скорее я отправлюсь, тем лучше.
— Я передам запрос на корабли, узнаю, кто заинтересован, — сказала Смыслия. — Однако тут есть одно условие.
— Условие? — Она подумала, что в конечном счете какая-то плата все же взимается.
— Позвольте мне быть откровенной, Ледедже, — сказала Смыслия, и на ее лице мелькнула улыбка.
— Пожалуйста, — ответила она.
— Мы — я — почти уверены, что вы хотите вернуться в Сичульт, лелея в душе убийство.
Ледедже молчала, пока не поняла, что чем дольше она не отвечает, тем больше ее безмолвие похоже на согласие.
— Почему вы так думаете? — спросила она, пытаясь подражать ровному, дружескому обыденному тону Смыслии.
— Да ладно вам, Ледедже, — ворчливо проговорила аватара. — Я тут провела кое-какое расследование. Этот человек вас убил. — Она небрежно махнула рукой. — Может быть, не хладнокровно, но явно в условиях, когда вы были совершенно беззащитны. Вы были во власти этого человека еще до вашего рождения, он обратил вашу семью в рабство и оставил на вас пожизненные метки как на его собственности, разрисовал вас, как банкноту высокой номинальной стоимости, выпущенную специально для него. Вы были его рабыней, вы пытались бежать. Он преследовал вас, как зверя на охоте, поймал вас, а когда вы оказали ему сопротивление, — убил. Теперь вы освободились от него, освободились от меток, по которым он мог опознать в вас свою собственность, но вы еще и свободны вернуться туда, где живет он (возможно, считающий вас окончательно мертвой), ни о чем таком не подозревая. — Смыслия в этот момент посмотрела на Ледедже, повернув не голову, а плечи и верхнюю часть тела, так что младшая женщина не могла сделать вид, будто не замечает этого. Ледедже тоже повернулась, хотя и с меньшим изяществом, и Смыслия понизила и чуть-чуть замедлила свой голос. — Мое дитя, вы бы не были гуманоидом, пангуманоидом, сичультианкой или кем угодно, если бы не горели жаждой мести.
Ледедже слышала все до последнего слова, но не стала отвечать сразу же. «Есть и еще кое-что, — хотела сказать она. — Есть и кое-что еще, дело не в одной только мести…» — но она не могла это сказать. Она отвернулась, снова вперив взгляд вдаль.
— И каким же будет это условие? — спросила она.
Смыслия пожала плечами.
— У нас есть такие штуки — они называются шлеп-автономники.
— Да? — Она слышала что-то об автономниках; это были эквиваленты роботов, которыми пользовалась Культура, хотя они больше походили на чемоданы, чем на что-либо другое. Некоторые из малых аппаратов, плававших в туманной дымке перед ней, возможно, были автономниками. Но ей сразу же не понравилась эта разновидность со словечком «шлеп» в названии.
— Это такие штуки, которые не позволяют людям делать то, что им не стоит делать, — сказала ей Смыслия. — Они… просто вас сопровождают. — Она пожала плечами. — Это что-то вроде эскорта. Если он решит, что вы собираетесь совершить что-то противоправное, ну, например, ударить кого-то, или попытаться убить, или еще что-то, он вас остановит.
— Остановит?.. Как?
Смыслия рассмеялась.
— Ну, для начала, может, крикнет на вас. Но если вы не одумаетесь, то он физически встанет на вашем пути: отразит удар или оттолкнет в сторону ствол ружья — что угодно. В конечном счете у них есть разрешение вырубить вас, если нужно сделать так, чтобы вы лишились сознания. Никакой боли или ран, конечно, но…
— И кто это решает? Какой суд? — спросила Ледедже. Она вдруг почувствовала, как загорелись ее щеки, и только теперь осознала, что на ее новой, более светлой коже румянец будет вполне заметен.
— Этот суд — я, Ледедже, — тихо сказала Смыслия, чуть растянув губы в улыбке; Ледедже посмотрела на нее и отвернулась.
— Да? И на каком же основании?
Она слышала улыбку в голосе аватары.
— На том основании, что я — часть Культуры, и мои суждения по таким вопросам принимаются другими частями, конкретнее — другими Разумами Культуры. Непосредственно — потому что я могу. В конечном счете…
— Так, значит, даже в Культуре прав тот, у кого больше прав, — горько сказала Ледедже. Она принялась раскатывать рукава к запястьям — ей внезапно стало прохладно.
— Больше интеллектуальных прав, — мягко сказала Смыслия. — Но, как я собиралась сказать, в конечном счете мое право прикрепить к вам шлеп-автономника основывается на том, что любая наделенная сознанием и нравственно ответственная сущность, будь то машина или человек, сделала бы то же самое, если бы владела тем набором фактов, который известен мне. Однако часть моей нравственной обязанности перед вами состоит в том, чтобы указать, что вы можете придать ваш случай гласности. Существуют специализированные новостные службы, которые, безусловно, заинтересуются этим, и — при том, что вы существо относительно экзотическое и из краев, с которыми у нас почти не налажены контакты, — этим могут заинтересоваться общие новостные службы. Потом существуют специализированные правовые, процедурные, юридические, бихевористические, дипломатические… — Она пожала плечами. — И, возможно, даже философские группы по интересам, которые с удовольствием выслушают что-то в таком роде. Вы наверняка найдете кого-нибудь, кто будет готов представлять ваше дело.
— И кто бы его рассматривал? Вы?
— Суд просвещенного общественного мнения, — сказала Смыслия. — Это же Культура, детка. Это суд последней инстанции. Если бы я была уверена, что ошибаюсь, или даже если бы я думала, что права, но все остальные вроде придерживаются иного мнения, то я, хотя и неохотно, но отказалась бы от идеи шлеп-автономники. Будучи Разумом корабля, я больше буду прислушиваться к мнению других корабельных Разумов, потом Разумов вообще, потом искусственных интеллектов, людей, автономников и других, хотя, конечно, поскольку тут речь будет идти о правах человека, мне придется в большей мере прислушиваться к человеческому мнению. Все это довольно сложно воспринять, но существуют самые разнообразные широко известные прецеденты и наработанные, высокоуважаемые процессы.
Смыслия подалась вперед и посмотрела на Ледедже, пытаясь встретиться с ней взглядом, но Ледедже не хотела этого.
— Послушайте, Ледедже, я не хочу, чтобы вы думали, будто это сопряжено с какими-то сложностями; человеку вашего происхождения и с вашими представлениями о том, как работают суды и юридическая система, весь процесс покажется невероятно быстрым и неформальным, и вам не нужно будет оставаться на моем борту, дожидаясь решения; вы можете начать путь домой и узнать о решении в дороге. Я сказала, что процесс будет неформальным, но при этом очень тщательным, и вероятность вынесения несправедливого приговора будет гораздо меньше, чем если бы это дело рассматривалось у вас дома. Если вы хотите инициировать такой процесс — пожалуйста. В любое время. Это ваше право. Лично я думаю, что у вас нет ни малейшего шанса избавиться от шлеп-автономника, но в таких делах никогда нельзя быть уверенным, а тот факт, что вроде бы очевидные дела все время оспариваются, показывает, как работает система.
Ледедже задумалась.
— Насколько… тайным было мое возвращение к жизни до сего дня?
— Пока об этом знаем только вы и я, поскольку я не смогла найти «Не тронь меня, я считаю» — тот корабль, который, как мы полагаем, и внедрил вам в голову невральное кружево.
Ледедже, только сделав это, поняла, что притронулась рукой к затылку, когда Смыслия упомянула кружево. Она провела пальцами по очень, очень мягким волосам, покрывавшим ее голову, ощупывая контуры своего черепа.
Ей было предложено новое невральное кружево, с которым она могла проснуться в своем новом теле. Она отказалась, но так и не поняла, почему приняла такое решение. В любом случае его можно установить и потом, даже если на полное созревание кружева требуется какое-то время. В конечном счете, именно так оно и было с прежним кружевом.
— А что могло случиться с этим кораблем? — спросила она. Она вдруг вспомнила Химеранса, как десятью годами ранее он сидел в ее спальне в полутьме и тихо говорил с нею.
— Что с ним случилось? — Голос Смыслии прозвучал удивленно. — Ну, он, наверное, где-то на покое. Или бродит бесцельно по галактике, или упрямо преследует какую-то навязчивую цель. В любом случае ему нужно только перестать сообщать о себе, и он исчезает со всех экранов. Корабли делают это. В особенности старые корабли. — Она фыркнула. — В особенности старые корабли, которые были на активной службе во время Идиранской войны. Они склонны становиться Эксцентриками.
— Но кораблям не приписывают шлеп-автономников? — она постаралась произнести это как можно саркастичнее.
— Да нет, приписывают, если они становятся уж слишком странными. Или если они… имеют существенную массу — крупные корабли. — Смыслия подалась к ней и сказала: — Один раз корабль моего класса стал Эксцентриком. Или у него наблюдались внешние проявления. Можете себе представить? — сказала она с напускным ужасом, кивая в сторону каньона. — При таких размерах? Совсем съехал с шариков в кризисной ситуации и прогнал корабль, который был назначен ему в шлеп-автономники.
— И чем все это закончилось?
Смыслия пожала плечами.
— Не очень плохо. Хотя могло бы и немного получше. А могло и гораздо хуже.
Ледедже подумала еще немного.
— Тогда, пожалуй, я приму ваше суждение. — Она повернула голову и спокойно улыбнулась аватаре. — Я не считаю, что это необходимо, но… соглашаюсь. — На лице Смыслии появилось гримаса сожаления, на лбу — морщинки. — Но вы должны знать, — сказала Ледедже, изо всех сил стараясь контролировать свой голос, — что нет ни малейшей возможности совершить правосудие над человеком, который меня убил. Я уж не говорю о том, чтобы он понес наказание. Он обаятельный, он обладает огромным влиянием, но он — воплощение зла. Он абсолютный эгоист, занят только самим собой, а благодаря его положению — ему все сходит с рук. Все, что угодно. Он заслуживает смерти. Убийство Джойлера Вепперса было бы абсолютно нравственным поступком, даже если забыть о моих с ним личных счетах. Если я возвращаюсь домой с мыслью о смерти в душе, как вы об этом сказали, то вы принимаете абсолютно безнравственное решение, собираясь его защищать.
— Я понимаю, что вы чувствуете, Ледедже, — сказала аватара.
— Сомневаюсь.
— Что ж, я определенно понимаю силу того, что вы говорите, уж в это, по крайней мере, поверьте. Я не вправе выносить суждения с такого расстояния о человеке, который находится вне моей нравственной юрисдикции.
— Культура никогда не вмешивается в дела других обществ? — спросила Ледедже, пытаясь говорить презрительным тоном. Она не очень многое знала про Культуру, но эти разговоры на Сичульте помнила: что люди Культуры безнадежно изнежены, или что Культура населена неестественно агрессивными женщинами (история менялась в зависимости от того, какую сторону поносимого образа жизни Культуры сичультианская пресса и истеблишмент хотели изобразить шокирующей, развратной или омерзительной), они не пользовались деньгами, а правили ими гигантские корабли-роботы, которые вмешивались в жизни других цивилизаций. Как она ни сдерживалась, но слезы были готовы вот-вот брызнуть у нее из глаз.
— Да нет же, мы все время вмешиваемся, — признала аватара. — Но все это тщательно продумывается, регулируется в долгосрочном плане, и всегда должна быть стратегическая цель — благо тех людей, в дела которых мы вмешиваемся. — Смыслия на секунду отвернулась. — По крайней мере обычно. И я должна сказать, что иногда все планы рушатся и дела идут наперекосяк. — Она снова посмотрела на Ледедже. — Но это тем более говорит о том, что сейчас нельзя оставаться в стороне. В особенности, когда речь идет о такой важной персоне, столь знаменитой, пусть и печально знаменитой, но обладающей контролем над такой большой частью производственной сферы вашей цивили…
— Значит, его положение, его деньги защищают его даже здесь? — возразила Ледедже, теперь уже едва сдерживая слезы.
— Мне очень жаль, — сказала Смыслия. — Но таковы реалии ситуации. Не мы создаем ваши правила. Будучи инопланетянином, он, как и все остальные, имеет такие же права на то, чтобы я не участвовала в заговоре против его жизни, а поскольку он — средоточие влияния в вашем обществе, все, что случается с ним, имеет значение большее, чем случившееся со всеми остальными. Было бы безответственно не принимать это во внимание, даже если бы я разделяла ваше желание убить его.
— Убить… Да какие у меня шансы сделать это? Я ведь не профессиональный киллер, — сказала Ледедже, шмыгнув носом и отвернувшись. — Я бы и рада его убить, только у меня нет таких навыков. Единственное мое преимущество в том, что я знаю его дома и имения, людей, которые его окружают. — Она подняла руку, посмотрела на ладонь снаружи и изнутри. — И еще: выгляжу я совсем не так, как прежде, так что, может быть, у меня есть шанс подойти к нему поближе.
— Я думаю, у него хорошая система охраны, — сказала Смыслия. Она помолчала несколько мгновений и продолжила: — Да, вижу, как его охраняют. Ваши новостные службы, похоже, больше всего заняты этими клонами — зеями.
Ледедже хотела было сказать что-то о том, что настоящий телохранитель — это Джаскен, последняя линия обороны Вепперса, но потом передумала. Пусть лучше никто не знает, что она мыслит такими категориями. Она снова шмыгнула носом и утерлась рукой.
— Вам не обязательно возвращаться, Ледедже, — мягко сказала Смыслия. — Вы можете остаться здесь, начать новую жизнь в Культуре.
Ледедже тыльными сторонами ладоней отерла кожу вокруг глаз.
— Знаете, сколько себя помню, именно этого я и хотела, — сказала она, кинув искоса взгляд на Смыслию, которая озадаченно смотрела на нее. — Все эти годы, что я пыталась убежать, никто ни разу не спросил у меня, а куда я хочу бежать. — Она улыбнулась невеселой натянутой улыбкой аватаре, у которой теперь был откровенно удивленный вид. — Если бы у меня спросили, — продолжала Ледедже, — я бы сказала им: я бегу в Культуру, потому что, как я слышала, у них нет тирании денег и власти отдельных личностей, у них все равны, будь то мужчины или женщины, у них нет богатства и бедности, а потому один человек не может быть выше или ниже другого.
— Но вот теперь вы здесь, — печальным голосом сказала Смыслия.
— Теперь я здесь, но Джойлера Вепперса по-прежнему боятся, потому что он богат и имеет власть. — Она глубоко вздохнула, сдерживая рыдания. — И я чувствую, что должна вернуться, потому что это мой дом, нравится вам это или нет, и я должна каким-то образом примириться с ним. — Она вопрошающим взором посмотрела на Смыслию. — А для этого мне нужно вернуться. Мне позволят вернуться?
— Позволят.
Ледедже кивнула и отвернулась.
Несколько мгновений они обе молчали, потом Смыслия сказала:
— Но в любом случае шлеп-автономники могут быть весьма полезными спутниками, услужливыми и послушными. А еще и телохранителями. Пока вы не надумаете убить или покалечить кого-нибудь. Я выберу вам хорошего.
— Я уверена, мы с ним поладим, — сказала Ледедже.
Она подумала: а насколько легко будет потерять шлеп-автономника? Или прикончить его.
Йайм Нсокий стояла в главной комнате своей квартиры — плечи прямые, ноги в обуви прижаты одна к другой, голова чуть откинута назад, руки сцеплены за спиной. Одета она была строго — высокие темно-серые сапожки, серые брюки, легкая блуза и простой серый жакет с высоким жестким воротником. В нагрудном кармане жакета у нее был наладонный терминал и резервный терминал в форме каплевидного наушника на мочке уха. Волосы аккуратно расчесаны.
— Госпожа Нсокий, приветствую вас.
— Добрый день.
— Вид у вас очень напряженный. Не присядете?
— Я предпочитаю стоять.
— Хорошо. — Перед ней за мгновение до этого появилась аватара экспедиционного корабля Контакта «Бодхисаттва, НАСП», явно телепортированная, о ее визите Йайм была извещена получасом ранее. У нее было время одеться и собраться. Аватара приняла форму старомодного автономника почти в метр длиной, полметра шириной и высотой в четверть метра. Аватара парила на уровне ее лица. — Насколько я понимаю, мы можем отбросить всякие формальности, — сказала аватара.
— Я бы предпочла именно это, — согласилась Йайм.
— Понятно. В таком случае, готовы ли вы?..
Йайм присела, подняла небольшой мягкий пакет, лежавший у ее ног, и снова выпрямилась.
— Полностью, — ответила она.
— Прекрасно.
Аватара и женщина исчезли в двух серебряных эллипсоидах, которые едва успели появиться, как тут же сжались до точек и пропали из виду со скоростью недостаточной, чтобы вызвать два слабых удара грома, но все же настолько быстро, что возник ветерок, который зашелестел листьями стоящих поблизости растений.
Прин пробудился после долгого и жуткого реального кошмара — сна о том времени, что он провел в Аду, — и обнаружил, что Чей, его истинная любовь смотрит на него, моргая, а он лежит на больничной кровати. Он лежал на боку, смотрел на нее, она тоже лежала на боку в метре от него и лицом к нему. Ее глаза медленно моргали.
Ему понадобилось какое-то время, чтобы понять, где он находится, кто это смотрит на него и даже кто он сам такой. Поначалу он смутно осознавал только, что находится в каком-то медицинском заведении, что испытывает теплые и особые чувства к женщине, лежащей рядом, и что он совершил нечто важное и ужасающее.
Ад. Он был в Аду. Они были в Аду — он и Чей. Они отправились туда, чтобы доказать, что это реальность, а не миф, и что это омерзительная, извращенная версия послежизни, место неизбывной жестокости, невообразимое в любом цивилизованном обществе.
Они хотели убедиться в этом и вернуться со свидетельством, сделать публичное заявление, как можно шире распространить эту информацию, обличив государство, правительство, политико-коммерческий истеблишмент и все заинтересованные стороны, которым нужно было, чтобы их Ад — все Ады — существовал и дальше.
И вот они вернулись в Реал, вернулись оба.
Он еще не мог толком говорить. Он лежал на кровати, находящейся в каком-то помещении, определенно похожем на больничную палату, из которой они в свое время и переместились в Ад. Чей лежала на кровати рядом с ним. Их личности перевели в электронную, или фотонную, или еще какую форму — технические детали его никогда не интересовали, — и они вдвоем отправились в Ад.
Он слышал слабое побикивание и видел разное медицинское оборудование и коммуникационную аппаратуру вокруг двух их кроватей.
— Прин! Ты вернулся! — сказал голос. Он узнал этот голос. Или, по меньшей мере, знал, что говорящий должен быть знаком ему. В поле его зрения появился мужчина.
Он узнал его. Иркун. Его звали Иркун, и он был медиком, а по совместительству специалистом по связи и волшебником, который руководил перемещением их личностей, их существ, из их тел по коммуникационным сетям туда, где находился действующий переход в Ад. И, конечно, назад. В этом-то и был весь смысл: они должны были вернуться, поэтому их отправили с наборами кодов, которые и позволяли им вернуться. В Аду коды были замаскированы под ошейники из колючей проволоки. Они позволяли их обладателю на короткое время принять обличье одного из наиболее сильных и облеченных властью демонов и давали один шанс вырваться из виртуального мира в Реал.
Он помнил мерцающий синевой дверной проем, мельницу и склон долины, уставленный какими-то рогатинами, на которые были насажены разлагающиеся тела.
Мерцающий синим светом проем и его отчаянный прыжок вместе с нею…
Кульбит, переворот в воздухе, чтобы проскочить первым, держа ее в конечностях сразу же за собой, если это возможно.
— Ты сделал это! — сказал Иркун, хлопая хоботами. Он был одет, как медик: белый жилет, хвост подобран и подколот, копыта в маленьких белых сапожках. — Ты вернулся! Ты сделал это! А Чей — она?..
Иркун повернулся и взглянул на Чей. Она все еще смотрела прямо перед собой. Прин, придя в себя, подумал, что она смотрит на него, но это, конечно, было не так. Она опять медленно моргнула — точно, как раньше.
— …сразу же за тобой? — спросил Иркун, его голос замер — он повернулся посмотреть на медицинскую и коммуникационную аппаратуру вокруг ее кровати. Он вытащил пульт дистанционного управления и принялся выстукивать что-то на нем, пальцы его хобота плясали по иконкам, буквам и цифрам. — Она?.. — произнес он и замолчал. Перестал манипулировать с пультом и ошеломленно посмотрел на Прина.
Иркун, Чей, кровать, на которой она лежала, — в плавучем доме в лагуне мелководного моря — все это стало покачиваться и растворяться по мере того, как слезы наполняли глаза Прина.
В этом, кроме Прина и Иркуна, участвовали еще трое. Они составляли команду, число членов которой было сведено до минимума, чтобы не утекла информация и не дознались сторонники Ада.
Они лежали на террасе перед лагуной, за которой виднелись дюны и море. На фоне лиловатого захода летали птицы, темные формы на длинных полосах и разрывах усеянного облаками неба. Ни других лодок, ни плавучих домов в лагуне больше видно не было. Тот, в котором находились они, имел достаточно невинный вид, хотя в нем имелось высокотехнологическое оборудование, а утопленный оптический кабель связывал их с ретранслятором в небольшом городке в нескольких километрах. Прин уже около половины дня как пришел в себя. Им нужно было решать, что делать дальше, в особенности что делать дальше с Чей.
— Если мы оставим ее в ступоре, то сможем реинтегрировать, когда она вернется, — сказал Биат. Он был у них специалистом по мыслеразумам.
— Даже при таком надломленном разуме? — спросил Прин.
— Конечно, — ответил Биат, словно это было некое достижение.
— Значит, мы берем абсолютно здоровый спящий разум, внедряем в него надломленный, и побеждает, пробуждается надломленный? — спросила Йолерре. Она была их главным программистом, умельцем, которая выдумала код на колючей проволоке, позволивший им бежать из Ада.
Биат пожал плечами.
— Перезапись — накладка нового на старое, — сказал он. — Обычная вещь.
— Если мы ее разбудим, то она будет такой же, какой была перед вашим погружением, — сказал Сульте. Он был координатором их миссии, их главным источником информации из правительства и еще одним специалистом по связи. — Но чем дольше она будет находиться в состоянии пробуждения и жить более или менее нормальной жизнью, тем труднее будет воссоединить две ее личности: ту, которая теперь лежит без сознания и не имеет опыта пребывания в Аду, и ту, что виртуально сейчас пребывает в сознании, — где бы она ни находилась, — которая такой опыт имеет. — Он посмотрел на Биата, который кивнул, выслушав его.
— А поскольку последняя личность, возможно, сделает ее безумной, то, может, так оно и к лучшему, — сказал Биат.
— Это лечится, — сказал Иркун. — Есть специальные методы.
— А эти методы когда-нибудь применялись к тому, у кого в голове все ужасы Ада? — спросила Йолерре.
Иркун покачал головой и звучно всосал в себя воздух.
— Сколько у нас есть времени до того, когда реинтеграция станет невозможной? — спросил Прин.
— В худшем случае, возможно, несколько часов, — сказал Биат. — Не исключено, что несколько дней. Максимум неделя. Перезапись будет жесткой, она может… в лучшем случае впасть в кататоническое состояние. Единственный мягкий способ — это попытаться перенести ее воспоминания об Аде по частям. — Он покачал головой. — Очень возможно, что ее изначальная личность будет категорически отвергать эти воспоминания. При ночных кошмарах за ней нужно будет установить наблюдение.
— Ты и в самом деле не думаешь, что она вскоре придет в себя? — спросил Прина Иркун. Он держал перед собой дистанционный пульт, по которому контролировал состояние Чей в палате всего в нескольких метрах от них.
Прин покачал головой.
— Думаю, нет ни малейшего шанса, — сказал он. — Она забыла экстренный код, забыла, для чего он нужен, как его инициировать. Я уже говорил — она даже отрицала существование Реала. И эти ублюдки-демоны наверняка схватили ее через секунду после моего прорыва. Если она не последовала за мной через миг-другой, то не последует и… через несколько месяцев. — Он снова начал плакать. Другие, увидев это, обступили его, производя утешающие звуки, а те, кто был поближе, протягивали хоботы, чтобы погладить его.
Он оглядел их.
— Я думаю, мы должны ее разбудить, — сказал он.
— А что будет, если мы ее все же вернем? — спросила Йолерре.
— Мы можем найти для нее какую-нибудь форму существования в виртуальном мире, — сказал Сульте. — Факт остается фактом: работать с ней будет легче, если она находится там. Верно? — спросил он, кинув взгляд на Биата, который кивнул ему в ответ.
— Что — будем голосовать? — спросил Иркун.
— Думаю, это Прин должен решать, — сказал Сульте. Другие закивали, загудели, соглашаясь с ним.
— Она к тебе вернется, Прин, — сказала Йолерре, протянула хобот и легонько погладила его.
— Нет, — сказал он.
Когда они все же разбудили ее следующим утром, он уже ушел.
Он не хотел видеть ее. Он не хотел, приняв любовь той, которая никогда не побывала там, какой бы цельной, идеальной, психически здоровой она ни была, не хотел бросать ту, которую любил и которая все еще оставалась в Аду.
Конечно, эта Чей, которая никогда не видела Ада, будет обижена его поступком и не поймет, почему он так жесток с нею, но он-то видел, что такое настоящая боль и настоящая жестокость, и та личность, которой он стал теперь, никогда бы не смогла делать вид, что случившегося с ними двумя в Аду никогда не было, что оно не изменило его безвозвратно.
Комната, в которой проснулась Ледедже и увидела сидящую на балконе Смыслию, была отведена ей на все то время, что она пожелает оставаться на корабле. После путешествия на небольшом и почти бесшумном летательном аппарате (каждый внешний угол и внутренний коридор всесистемного корабля поражал воображение) Смыслия высадила Ледедже поблизости от ее комнаты, где один из километровой длины внутренних коридоров выходил на одну из небольших ступенчатых долин жилых ячеек, дала ей длинное серебристое, замысловатое кольцо — эта штука называлась терминалом, и с его помощью она могла разговаривать с кораблем — и оставила там: мол, дальше иди до дома сама и собирайся с мыслями. Аватара сказала, что стоит Ледедже ее вызвать, как она будет к ее услугам в качестве проводника, собеседника, кого угодно. А пока, сказала она, может быть, Ледедже хочет отдохнуть или просто побыть наедине с собой.
Кольцо плотно село на самый длинный палец Ледедже и провело ее по коридору до комнаты, давая голосовые указания. Одна стена ее комнаты превращалась в экран и позволяла получить явно неограниченный доступ к корабельному эквиваленту сичультианской датасферы. Она села и начала задавать вопросы.
— Добро пожаловать на борт, — сказала аватара автономника «Бодхисаттвы». — Позвольте ваш пакет.
Йайм кивнула. Аватара не стала забирать пакет — тот просто исчез из ее руки, лишь на пальцах осталось щекочущее ощущение. Она слегка покачнулась, чуть наклонилась, когда вес пакета неожиданно перестал оттягивать ее руку с одной стороны.
— Он будет в вашей каюте, — сказала аватара.
— Спасибо. — Йайм опустила глаза. Она стояла на пустоте. Пустота эта оказалась довольно основательной, но — стоило посмотреть — под ногами у нее вроде бы ничего не было, кроме звезд, закрученных в знакомые вихри или рассеянных прозрачным туманом. По бокам тоже были звезды. Над ней — безмерное темное ничто, потолок из полированного черного материала, отражающий звезды, горящие под ее ногами. Она подняла голову и увидела собственно призрачно-бледное отражение, смотревшее на нее.
Под ногами она узнала рисунок звезд, видимых с ее родной орбитали Диньол-хей. Хотя, если исходить из того, что она только-только — а время дома уже клонилось к вечеру — оставила свою квартиру, то если ее переместили на другую сторону орбитали, под тем местом, где она жила, то она должна была увидеть совсем другие звезды. Корабль явно находился на некотором расстоянии от ее дома. Она была довольна собой: быстро сообразила.
— Вам нужно время, чтобы освежиться, привыкнуть, сориентироваться или еще что-нибудь?.. — начал автономник.
— Нет, — ответила Йайм. Она стояла как и прежде, но теперь чуть расставив ноги. — Мы можем начать?
— Да. Прошу вашего полного внимания, — сказал «Бодхисаттва».
«Прошу вашего полного внимания». Она почувствовала себя немного оскорбленной. Но, имея дело с Покойней, с этим приходилось мириться. Покойня славилась своей внешней строгостью и безусловным аскетизмом. Если тебе не нравилась дисциплина, сопутствующая почти всему, связанному с Покойней, то тогда вообще не нужно было подписывать соглашение.
Ходили злопыхательские слухи, проверить которые вроде бы не было никакой возможности, что эти недавно ставшие известными специальные подразделения Контакта существуют только для того, чтобы предоставить суррогатную нишу занятости тем, кто отчаянно жаждет такой работы, но не может успешно пройти отбор и поступить непосредственно в Особые Обстоятельства.
Контакт был тем подразделением Культуры, которое в той или иной степени участвовало почти во всех взаимодействиях Культуры со всем и со всеми, кто не был Культурой, начиная от исследования недавно открытых звездных систем и кончая взаимоотношениями со всем спектром других цивилизаций на любых стадиях развития, начиная от тех, кто даже и представить себе не мог концепции всемирного правительства или функционирования космического лифта, до элегантно никчемных, но, тем не менее, потенциально весьма влиятельных Старейшин и еще более далеких от реальности Сублиматов там, где еще оставались остатки или следы таких экзотических существ.
Особые Обстоятельства фактически были шпионским подразделением Контакта.
Внутри такой организационной махины, как Контакт, всегда существовали специализированные подразделения. Особые Обстоятельства были всего лишь наиболее известными из них; ОО, как это ни странно, формально почти со дня своего возникновения существовали сами по себе. Главным образом это объяснялось тем, что иногда они делали такие жуткие вещи, к которым не хотели иметь никакого отношения люди, гордившиеся своей принадлежностью к Контакту.
Но со временем, в особенности за последние приблизительно полторы тысячи лет, Контакт трансформировался и подготовился к различным организационным и рационализаторским переменам, что и привело к созданию трех других специализированных подразделений, одним из которых была Служба Покойни.
Служба Покойни — Покойна, как её обычно называли, — имела дело с мертвыми. Количество мертвых в большой галактике с учетом всех тех, кто обитал во всевозможных Послежитиях, созданных за тысячелетия разными цивилизациями, многократно превосходило количество живых. К счастью — и слава богу, — мертвые обычно предпочитали компанию себе подобных и доставляли относительно мало беспокойств по сравнению с теми, для кого Реал все еще оставался объектом обитания и попыток исследования. Но количество мертвых было так велико, что время от времени с ними неизбежно возникали проблемы. Мертвецы, с которыми имела дело Покойня, в техническом смысле были мертвы, но иногда очень беспокойны.
По большей части эти вопросы касались законности, даже терминологии; в большинстве обществ основное различие между живым виртуальным лицом (возможно, просто временно, так сказать, виртуальным, ожидающим возвращения в новое тело в Реале) и мертвым виртуальным лицом состояло в том, что последнее не имело прав собственности и не могло владеть ничем за пределами их имитации. Вполне естественно, среди мертвых находились те, кто считал это разделение несправедливым. Такого рода недовольство могло привести к неприятностям, но Покойня поднаторела в улаживании последствий.
Относительно небольшая по количеству кораблей и персонала, Покойня могла прибегать к услугам всего включенного в каталог набора хотя и мертвых, но сохранившихся экспертов и экспертных систем, — не все из них по своему происхождению были пангуманоидными, — чтобы помочь им разобраться в этих вопросах; Покойня вызывала их из наполненного развлечениями отдыха или выводила из замороженного состояния, перед погружением в которое они оставляли завещания, которыми позволяли свое оживление, если того потребуют обстоятельства и они смогут быть полезны.
Покойня, которую кое-кто в ОО называл Стряпчеством, имела связи с Особыми Обстоятельствами, но рассматривала себя как более специализированное подразделение, чем более старое и крупное параллельное ведомство. Большинство гуманоидов в Покойне считали, что связи с ОО унизительные пользоваться ими можно лишь в самых крайних случаях. Они считали, что их служба более высокая, рафинированная, и это отражалось в их манерах, поведении, внешнем виде и даже одежде.
Корабли Покойни прибавляли к своему названию аббревиатуру НАСП — На активной службе Покойни — и обычно имели одноцветную окраску: либо ослепительно белоснежную, либо глянцево-черную. Они даже двигались бесшумно, так конфигурируя поля своих двигателей, чтобы производить минимум пертурбаций как в подгалактической энергетической решетке, так и в путанице реального трехмерного пространства. Обычные корабли Культуры конструировались из расчета максимальной эффективности или же из всегда популярных соображений: а посмотрим-ка, что мы сможем выжать из этого красавца.
И точно таким же образом от людей и других биологических оперативных сотрудников Покойни требовалось, чтобы они при исполнении служебных обязанностей были трезвомыслящими, серьезными и одевались соответствующим образом.
Именно к этому подразделению Контакта и принадлежала Йайм.
Вот уж в самом деле «Прошу вашего полного внимания». Ну да ладно. Йайм вместо ответа просто кивнула.
Вдруг она по пояс погрузилась в звезды. Автономник, далекие звезды у нее под ногами и их отражения — все это исчезло.
— Это скопление Рупрайн, рукав Один-один Ближний конец, — сказал обволакивающий ее со всех сторон голос корабля.
Рукав Один-один Ближний конец находился на расстоянии немногим менее трехсот световых лет от того места в пространстве, где располагалась орбиталь Диньол-хей, вращающаяся вокруг солнца Этчилбьет. В масштабе галактики это было просто рядом.
— Эти звезды, — сказал корабль, когда несколько десятков показанных солнц поменяли свой естественный цвет на зеленый, — очерчивают границы небольшой цивилизации, называемой Сичультианский Энаблемент, общество четвертого или пятого уровня, происходящее отсюда. — Одна из зеленых звезд ярко засветилась, потом ее сияние уменьшилось. — Система Квин, включающая планету Сичульт, на которой эволюционировали пангуманоиды сичультиане. Рядом с шаром звезд, окружающих Йайм, появилась пара пангуманоидов. «Необычные физические пропорции», — подумала Йайм. Два пола, оба, на ее взгляд, странноватого вида; впрочем, она, наверное, тоже показалась бы им странноватой, решила она. Пока она смотрела на них, цвет их кожи изменился с темного на светлый, потом опять на темный, в ходе этих изменений появлялись желтый, красный и оливковый оттенки. Затем вместо двух обнаженных существ появилось одно одетое. Высокое, мощного сложения, с длинными белыми волосами.
— Этого человека зовут Джойлер Вепперс, — сообщил корабль. — Он богатейший человек во всей цивилизации — намного оторвался от всех остальных. И еще он там самый влиятельный человек, хотя это и неофициально — следствие его богатства и связей, а не какого-то формального политического положения.
Изображения звездного скопления с подзелененными звездами и высокого беловолосого человека исчезли, вместо них появилось первое изображение звезд, составляющих Сичультианский Энаблемент, солнечная система Квин осталась самой яркой.
— Госпожа Нсокий, — сказал корабль, — вам известна текущая давняя конфликция касательно будущего Послежитий, известных как Ады?
— Да, — ответила Йайм.
Термин «конфликция» был технически корректен и обозначал формальные конфликты в Виртуальной реальности (он обозначал ситуацию, оказывавшую влияние на среды, находящиеся за границами самого виртуального сражения), но люди по большей части называли данный конкретный конфликт Война в небесах. Она продолжалась уже почти три десятилетия и пока безрезультатно. Йайм слышала недавно, что, похоже, война близится к завершению, но, с другой стороны, такие сообщения поступали почти каждые сто дней со времени ее начала, а потому Йайм, как и все остальные, не обратила на это сообщение никакого внимания. Большинство людей давно уже потеряли интерес к этой войне.
— Итак, — сказал корабль. — Господин Вепперс контролирует большую часть производственных мощностей Энтаблемента и — в особенности через одну из сфер своих интересов — имеет доступ вот к этому. — Привлекая ее внимание, загорелась еще одна звезда наружной границы Энаблемента. Изображение увеличилось с головокружительной скоростью, пока не появилась газовая планета-гигант с единственным кольцом. Между ее широкими серовато-коричневого цвета полярными зонами были видны семь горизонтальных полос, окрашенных в различные оттенки желтого, красного и коричневого.
— Это, — сказал корабль, когда все экваториальное кольцо планеты мигнуло зеленым, — искусственная планетарная туманность Цунгариального Диска планеты Ражир в системе Цунг. На диске имеется более трехсот миллионов отдельных обиталищ и — главным образом — мануфактур, обычно называемых фабрикариями. Диск был оставлен два миллиона лет назад некими мейюрнами, которые готовились к сублимации, и вскоре после их исчезновения был взят под галактический протекторат. Сошлись на том, что статус протектората необходим по причине беспорядочной и неконтролируемой войны, которая велась за весьма значительные оставленные там средства производства кораблей и оружия и продукции, на них изготовляемой. Мейюрны, оставив эти производственные мощности, повели себя, по меньшей мере, безответственно, возможно, бесшабашно и, вероятно, со злым умыслом. Цивилизации, участвовавшие в противостоянии, назывались Хрептазайл и Йелв.
Корабль не стал показывать изображения мейюрнов, хрептазайлов и йелвов. Йайм никогда о них не слышала, а это означало, что они либо уже много лет не существуют, либо просто не стоят внимания.
— Вскоре после Идиранской войны, — сказал «Бодхисаттва», — Культура стала последней в длинной череде доверенных Восьмиуровников, которым была поручена протекторатная опека Диска. Однако шестьсот лет назад мы, после разгрома Чела, уступили всеобъемлющий контроль за Диском — что практически можно назвать военными репарациями — Науптре Реликварии и их младшему партнеру ДжФКФ.
Йайм, безусловно, знала про Науптру Реликварию и ДжФКФ. Как и Культура, Реликвария была цивилизацией восьмого уровня, а технологически эти две цивилизации были равны. Являясь изначально видом гигантских шерстокожих скользящих сумчатых, они в последние тысячелетия проявляли себя почти исключительно через свои машины: кораблей-конструкторов размером с ВСК, кораблей меньшего, хотя и весьма внушительного размера, космосопроходческих судов еще меньших размеров и всевозможных, всего в несколько метров индивидуальных кораблей, которые можно было приравнять к автономникам, хотя стандартных моделей здесь не существовало. Каждая конструкция была единственной или почти единственной в своем роде. Их миниатюризация доходила до сантиметрового и миллиметрового масштабов, вплоть до стандартизированных наноботов.
Шерстокожие сумчатые все еще существовали, но они отошли на свои родные планеты и обиталища, где вели развесело-праздное эгоистическое существование, разрешив своим машинам представлять их в галактическом сообществе. По всеобщему признанию, Реликвария катилась вниз по скользкой дорожке (хотя, как это ни странно, все считали, что это движение направлено вверх) к сублимации, и ее отношения с Культурой были формальны — возможно, даже холодны, — а не дружественны, что объяснялось неколебимым отношением Реликварии к необходимости наказания их в искусственном Послежитии.
И, по существу, они открыто выступали за это. В отличие от Культуры, которая (хотя и твердо стояла в конфликте на стороне противников Ада) придерживалась политики невмешательства в виртуальную войну, в которой Науптра участвовала как ярый сторонник Ада.
Джесептианско-Фардесайлская Культурная Федерация была цивилизацией седьмого уровня. Ее представители, пангуманоиды, размером меньше, чем средние гуманоиды, и более хрупкие, с большими головами и крупными глазами обычно считались довольно красивыми. Они находились в странных отношениях с Культурой: с одной стороны, они провозглашали любовь к Культуре (даже имя свое они отчасти взяли в честь Культуры), а с другой — они, казалось, никак не могли удержаться от критики Культуры и даже действий против нее, словно так хотели быть полезными, что готовы были свести Культуру к немощности, при которой она искренно была бы благодарна им за помощь.
Упоминание Чела, подумала Йайм, было необязательным, но уместным. До появления этого пятна на репутации Культуры люди, казалось, вообще были не расположены обсуждать проблему Послежитий. А после Чела (по крайней мере некоторое время) они, казалось, не хотели говорить ни о чем другом.
— Компоненты Цунгариального Диска большую часть времени находились на консервации, — продолжал корабль, — были оставлены как своего рода памятник или мавзолей. Но за последние несколько десятилетий Сичульт расширил сферу своего влияния на эти пространства, а потому им был предоставлен ограниченный контроль низкого уровня над Диском и разрешено посредством корпорации Вепперса «Вепрайн» использовать некоторые из орбитальных мануфактур для строительства торговых и разведочных кораблей при условии, что работы будут проводиться под наблюдением Науптры Реликварии и ДжФКФ.
Вепперс и Сичульт давно хотели заполучить больший рабочий контроль над Диском и его производственными мощностями для вспоможения их коммерческой, военной и цивилизационной экспансии. Они сейчас как никогда близки к достижению этой цели благодаря изменению позиции — чтобы не сказать попустительству — ДжФКФ и Реликварии. Объясняется это тем, что ДжФКФ тоже жаждет заполучить по крайней мере часть производственных мощностей, — их среднесрочная цель поднять свой цивилизационный уровень, а контроль за расконсервированными средствами производства Диска в некоторой степени поможет им в этом — тогда как Науптра Реликвария, будучи сторонником Ада, хочет в краткосрочной, так же как и в долгосрочной, перспективе положить конец конфликции сторонников и противников этой концепции, — при том исходе, который они считают правильным, — а если они сами тем временем не сублимируют, то, по их же собственному признанию, собираются объединить все Послежития со своими собственными и других Сублиматов. Тот факт, что никто не считает это возможным, похоже, мало их беспокоит и в любом случае не относится к делу.
— Какая связь между тем, что Реликвария является сторонником Ада, и контролем за Диском? — спросила Йайм.
— Связь в том, что производственные и, возможно, вычислительные мощности Диска могут сыграть свою роль при переходе Конфликции в Реал.
— При переходе в Реал? — Йайм была потрясена. Конфликции — виртуальные войны — и были предназначены для того, чтобы не допустить войн в Реале.
— Конфликция сторонников и противников Ада, судя по всему, завершается, — сказал корабль, — победой сторонников Ада.
Это удар по Культуре, подумала Йайм. Хотя Культура и не вмешивалась в эту войну, мало кто сомневался, на чьей она стороне.
Как ни посмотри, все это было куда как не вовремя. В момент начала войны Культура находилась в одном из своих циклов, в ходе которого она придерживалась курса не разбрасываться влиянием. Слишком много других Игроков-восьмиуровневиков возражали против участия Культуры в Войне в небесах, потому что она не смогла бы это сделать, не демонстрируя своего высокомерия и даже воинственности.
Всегда существовало допущение, что сторонники Ада в конечном счете окажутся побежденной стороной, и их поражение неизбежно, независимо от того, кто ввяжется или не ввяжется в военные действия. Казалось, что чем больше Игроки и Старейшины думают об этом, тем очевиднее становится, что вся идея Послежитий, основанных на нескончаемых мучениях, и в самом деле варварская, чрезмерная и устаревшая, и предполагалось, что ход конфликции по поводу дальнейшего существования Адов будет следовать в русле этого медленного, но неуклонного сдвига общественного мнения. В тот момент подавляющему большинству казалось, что вмешательство Культуры, вероятно, сделает противоборство менее справедливым, а его исход предопределенным еще до начала военных действий.
Чтобы виртуальная война стала действенным инструментом, люди должны согласиться с ее исходом, а в особенности должна подчиниться проигравшая сторона, а не кричать о нечестной игре, не отзывать торжественных клятв, данных в Соглашении по ведению войны, заключенном еще до начала военных действий, и не продолжать жить так, будто ничего и не случилось. Согласно всеобщему мнению, вмешательство Культуры привело бы к тому, что сторонники Ада получили бы предлог для того, чтобы в случае поражения вести себя именно таким образом.
— Противники Ада, — продолжал корабль, — первыми попытались взломать процессинговые субстраты управления конфликтом противника. Противная сторона ответила тем же самым и в дополнение попыталась провести прямые хакерские атаки на некоторые из Адов, имея целью либо освободить мучеников, либо полностью уничтожить эту виртуальную среду.
Почти все хакерские атаки сторон потерпели неудачу, а успешные нанесли незначительный ущерб, и подавляющее большинство такого рода атак было выявлено теми, против кого они были направлены, что привело ко множеству претензий, рассматривавшихся судьями и арбитрами, однако решения ни по одному не было принято, что можно было считать успехом, хотя, возможно, такое положение дел долго и не продлится. Ожидаются широкомасштабные юридические и дипломатические прения, и стороны почти наверняка к ним готовятся.
Имеются пока не подтвержденные сообщения, что некоторые из секретных субстратов, в пределах которых функционируют несколько крупных Адов, расположены не там, где можно было бы ожидать, — главным образом в пределах сфер влияния их родительских цивилизаций, — а на Цунгариальном Диске или где-то еще в границах Сичультианского Энаблемента. Беспокойство вызывало то, что переход конфликта в Реал может затронуть Цунгариальный диск, в особенности законсервированное до последнего времени большинство фабрикарий и скрытых субстратов, которые тоже могут там находиться. Если так и обстоят дела, то вероятность полномасштабной войны в Реале представляется довольно высокой.
Таким образом, Сичультианский Энаблемент внезапно и неожиданно приобретает роль, которая значительно превышает его цивилизационный уровень. В своем нынешнем положении он может оказывать существенное и, возможно, решающее влияние на ситуацию чрезвычайной важности, исход которой может привести к серьезному конфликту в Реале с участием нескольких Игроков высокого уровня. Поскольку господин Вепперс имеет огромное влияние в Сичультианском Энаблементе, его слова и поступки приобретают первостепенную важность.
Йайм задумалась.
— И зачем нам — Покойне — втягиваться в это?
— Тут есть одно осложнение, — сказал ей корабль.
— Я так и думала.
— Даже не одно — а два.
— А вот это для меня неожиданность, — призналась Йайм.
— Первое связано с этой персоной. — Появилась фигура.
— Гм-мм, — мгновение спустя промычала Йайм. Фигура принадлежала к пангуманоидному виду; это была сичультианка, как догадалась Йайм по необычным пропорциям тела. Лысая и бритая, одетая в короткую блузку-безрукавку; ее черная, как ночь, кожа была сплошь исписана замысловатыми многоцветными абстрактными рисунками. Она улыбалась. Приглядевшись, Йайм увидела такие же метки на зубах и на белках ее глаз. У двух обнаженных фигур, что она видела прежде, ничего подобного не было. Но те были типизированные фигуры из учебника. Лицо же, которое она видела теперь, как и изображение Вепперса, было индивидуализировано.
— Сичультианка? — спросила она.
— Да.
— Эти метки выглядят как-то неестественно.
— Верно.
— Они… настоящие?
— Они были настоящими и пожизненными. Они находили продолжение внутри ее тела. Она была интаглиаткой — принадлежала группе, которая имеет татуировки на всем своем физическом существе. Эта практика начиналась как своего рода искусство, хотя позднее стало формой наказания, в особенности в делах, касающихся персональных долгов.
Йайм кивнула. Какие странности, подумала она.
— Ее зовут Ледедже И'брек, — сказал корабль.
— «Она была интаглиаткой», но «Ее зовут…», — заметила Йайм. Корабельные Разумы не допускают таких ошибок. Она подумала, что уже знает ответ.
— Госпожа И'брек умерла то ли пять, то ли десять дней назад в Убруатере, столице главной плавной планеты Сичультианского Энаблемента, — сказал корабль. — Вероятно, она была убита. Если так, то убийцей, возможно, был Джойлер Вепперс или кто-то, выполнявший его приказания, человек, состоящий у него на службе. Сичульт не владеет и даже, насколько мы знаем, не имеет ограниченного доступа к технологии передачи мыслеразума или «сохранения души». Однако мы имеем неподтвержденное сообщение, что личность госпожи И'брек каким-то образом была извлечена из ее тела в момент смерти и впоследствии реконфигурирована на борту ВСК «Здравомыслие среди безумия, разум среди глупости».
— Он находился поблизости?
— Ничуть. На расстоянии более трех тысяч световых лет от ближайшей части Сичультианского Энаблемента, и в тот момент никаких кораблей или других сущностей, представляющих этот корабль или связанных с ним, не находилось ближе, чем приблизительно за девятьсот лет. И ни этот корабль, ни какой-либо из его известных младших коллег никогда не имел никаких зарегистрированных контактов с Сичультианским Энаблементом.
— Как таинственно.
— Есть, тем не менее, одно соединительное звено между этими внешне никак не связанными компонентами.
— Ага.
— Мы сейчас вернемся к этому. Тут важно указать, что госпожа И'брек, вероятно, находится на пути к Сичультианскому Энаблементу, она реконфигурирована в абсолютно новое тело — возможно, по форме сичультианское, хотя, насколько нам известно, мужского пола — и исполнена решимости совершить акт насилия, вероятно фатального свойства, над мистером Вепперсом в отместку за ее убийство.
— И что я должна делать? Остановить ее? Помочь ей?
— На данный момент просто найти ее и поддерживать с ней связь уже будет немалым достижением. Потом вы будете ожидать дальнейших распоряжений.
— Значит, она — наш предлог? — предположила Йайм.
— Что-что, госпожа Нсокий?
— Эта реконфигурированная девушка. Она — наш предлог для вмешательства в эту историю.
— Ее реконфигурация — одна из причин для вмешательства. Если мы будем называть это предлогом, то не думаю, что от этого будет много пользы. — В голосе корабля послышался холодок. — Кроме того, вся эта Конфликция связана с судьбой мертвых. А это уже целиком в сфере компетенции Покойни.
— А разве это больше не в сфере ОО? — предположила Йайм. — Да на мой взгляд, на всей этой истории просто печать Особых Обстоятельств. Разве нет?
Она ждала ответа, но такового не последовало. Тогда она продолжила:
— Похоже, тут придется взаимодействовать с другими Игроками нашего уровня с целью предотвратить полномасштабную войну с участием кораблей и всего прочего. Я даже и представить себе не могу другую ситуацию, более подходящую для ОО.
— Любопытное наблюдение.
— Так ОО в этом участвуют?
— Нам об этом не известно.
— Кого в данном контексте обозначает «мы»?
— Позвольте мне изменить последнее мое предложение: мне об этом не известно.
Это немного проясняло ситуацию. У Покойни была намеренно плоская организационная структура; теоретически это идеально проявлялось на уровне кораблей — все задействованные разумы имели одинаковую степень осведомленности и равный голос. На практике же существовали юридические/исполнительные, стратегические/тактические различия, некоторые Разумы и корабли осуществляли планирование, тогда как другие проводили эти планы в жизнь.
— Мы не должны информировать ОО?
— Я уверен, что этот вопрос рассматривается. Моя непосредственная задача ввести вас в курс дела и доставить на место. Ваша задача, госпожа Нсокий, выслушать меня и, если вы согласны, участвовать в исполнении этого задания.
— Ясно. — Йайм кивнула. Это уже было обращено напрямую к ней. — А второе осложнение?
Вернулась проекция коричневого, красного и желтого газового гиганта с его искусственным кольцом, изображение сичультианки исчезло.
— Приблизительно двести восемь тысяч лет назад часть законсервированной фабрикарии Цунгариального Диска претерпела инфекцию гоп-материи в виде вторжения остатков гегемонизирующего роя, который и обосновался в тех местах. По отношению к роильщикам были приняты должные меры, и их уничтожили совместными усилиями цивилизаций, ответственных за этот объем пространства. Предполагалось, что одновременно из компонентов Диска была вытеснена и инфекция гоп-материи. Однако с тех пор через нерегулярные промежутки времени наблюдались рецидивы. Поскольку Культура зарекомендовала себя как эффективный борец с этими спорадическими вспышками, ее небольшому специализированному подразделению было разрешено остаться там и после того, как Культура утратила Мандат на защиту Диска.
Йайм кивнула.
— Я знаю. Паразит-контроль.
— Специализированный контингент Культуры на Цунгариальном Диске является подразделением секции Рестория.
Рестория была частью Контакта, которой вменялась в обязанность борьба с прорывами гегемонизирующих роев, когда — то ли случайно, то ли по умыслу — целый ряд самоумножающихся сущностей вышел где-то из-под контроля и начал предпринимать попытки превратить всю массу галактической материи в копии самих себя. Эта проблема в галактике была старой, как сама жизнь, и предположительно роильщики таковой и были — еще одной вполне себе имеющей право на существование (хотя при этом слишком уж оголтелой) галактической жизнеформой.
Считалось, что даже самые изысканно утонченные, предупредительно чуткие и болезненно вежливые цивилизации представляли собой роильщиков, наделенных, однако, чувством меры. Равным образом те же самые утонченные цивилизации можно было рассматривать как некую меру, с помощью которой галактика поддерживает равновесие между грубостью и рафинированностью, между примитивностью и сложностью, а также обеспечивает как возможность появления и эволюции новой разумной жизни, так и наличия чего-то дикого, неисследованного и интересного, на что можно поглазеть, когда оно появится. Секция Рестория являлась в настоящее время специализированным вкладом Культуры в эту многовековую борьбу. Известная как Паразит-контроль, так и под своим официальным названием, Рестория состояла из специалистов по контролю над роильщиками, улучшению их свойств и — при необходимости — уничтожению.
Покойня и Рестория временами работали в тесном взаимодействии, и обе организации чувствовали, что делают это со взаимным уважением и на равных. Подход Рестории к поставленной задаче, а отсюда и общая дисциплина были менее скрупулезными, чем у Покойни, но ведь корабли, системы и люди в Паразит-контроле обычно на протяжении своих рабочих жизней носились от одной вспышки роильщиков к другой, а вовсе не общались с почтенными мертвецами, поэтому от них и следовало ожидать не благовоспитанности, а разгильдяйства.
— Миссия Рестории на Цунгариальном Диске поставлена в известность относительно того, что фабрикария может стать объектом игры, если конфликция выплеснется в Реал, и у них запрошена вся возможная помощь, если таковая может быть оказана без привлечения излишнего внешнего внимания к их миссии или Диску. С учетом того, что ситуация может развиваться очень быстро и стать критической, мы рады и счастливы предоставить имеющиеся под рукой средства, которые включают меня и вас, хотя и не ограничиваются этим. Обратилась ли Рестория с подобным запросом к Особым Обстоятельствам, нам не известно.
Следует отметить, что в течение последних десятилетий инфекционные вспышки гоп-материи на Диске шли на спад и имеется надежда, что так оно и будет продолжаться.
Гоп-материей называли разрозненные остатки роильщиков, после ликвидации (как ликвидируется любая насущная угроза) последних. Обычно они практически исчезали вскоре после самой вспышки и уничтожения. Если какие-то клочки и оставались, то, хотя их и нельзя было полностью игнорировать, опасаться их по-настоящему оснований не было. С другой стороны, подумала Йайм, проникновение их в систему нескольких сотен миллионов древних законсервированных мануфактур не могло не вызывать беспокойства. Да что там беспокойства — получив такую информацию, люди Рестории вскакивали посреди ночи, крича и обливаясь потом.
Изображение газового гиганта и его сверкающего искусственного диска медленно и безмолвно вращалось перед Йайм.
— Что это за возможная связь между компонентами, о которой вы говорили? — спросила она.
— Это возможная связь между ВСК «Здравомыслие среди безумия, разум среди глупости» и Сичультианским Энаблементом в форме этого корабля.
Окольцованный газовый гигант исчез, а на его месте появилась удлиненная, но мощная на вид форма Наступательного корабля ограниченного действия класса «Хулиган». Он был похож на длинный основательный болт с большим количеством отшлифованных шайб, гаек и более длинных муфт, навинченных на него.
— Это «Не тронь меня, я считаю», бывший НКОД, теперь находящийся в Отделении Культуры, — сообщил ей корабль. — Он был построен кораблем «Здравомыслие среди безумия, разум среди глупости» незадолго до Идиранской войны и считается, что время от времени выходит с ним на связь. Он сам себя объявил Странствующим Эксцентриком — бродячим, бездомным кораблем. Последний раз о нем было слышно с некоторой степенью достоверности восемь лет назад, когда он заявил, что собирается уйти на покой. Считается, что двумя годами ранее он был в Сичультианском Энаблементе, и таким образом и может являть собой упомянутую связь между Энаблементом и «Здравомыслием среди безумия, разумом среди глупости». Есть сведения о том, что он собирает изображения странных и экзотических существ или устройств и, возможно, пополнил свою коллекцию изображением Ледедже И'брек.
— Это, должно быть, вполне исчерпывающее изображение.
— Да.
— И на десять лет младше этой женщины в момент ее смерти. Она могла и не узнать, что была убита, если так оно и произошло.
— Возможно, ей просто сказали.
Йайм кивнула.
— Да, вполне возможно.
— Нам кажется, что мы с известной долей уверенности знаем, — сказал корабль, и Йайм услышала осторожную нотку в его голосе, — где находится «Не тронь меня, я считаю».
— Знаем?
— Он вполне может быть вместе с ВСК «Полное внутреннее отражение».
— И где же это?
— Это не известно. Это один из Забытых.
— Из каких?
— Ааа.
