Сайлас пришел к Беллис три дня спустя после ее возвращения.

Она ждала его прихода, вечерами то и дело посматривая на дверь, но все же Сайласу удалось удивить ее.

Беллис ужинала с Каррианной. Она питала искреннюю приязнь к своей бывшей коллеге, находя ее умной и не лишенной чувства юмора. Но в то же время, улыбаясь через силу, Беллис понимала, что ее одиночество никуда не делось. «Разве это удивительно? — безжалостно обращалась она к самой себе. — Ты его выхаживаешь, ты его выкармливаешь, ты его творишь».

Она вспомнила, как обстояли дела в Нью-Кробюзоне, и вынуждена была признаться себе, что ничуть не лучше. Но здесь, по крайней мере, для одиночества имелись основания — оно было топливом для ее жизнедеятельности.

Каррианна хотела в подробностях узнать об острове анофелесов, о погоде, о поведении людей-комаров. В ее интересе слышалась какая-то печаль — хотя Каррианна смирилась с жизнью на Армаде, она уже много лет не ступала на твердую землю, и рассказы Беллис вызывали у нее ностальгию.

Беллис вдруг обнаружила, что ей трудно говорить о недавнем путешествии. Она вспоминала о нем как о чем-то далеком, как об однообразной череде дней, в которых скука и страх порой перемежались яркими эмоциями. О некоторых вещах она, конечно же, вообще не могла говорить. Ее рассказы об анофелесах, о самхерийских пиратах и более всего — о Круахе Ауме были преднамеренно уклончивыми.

Став свидетельницей стычки между Бруколаком и Утером Доулом, Беллис прониклась интересом к правителю Сухой осени. Каррианна ответила на ее вопросы о политической структуре этого квартала, об отряде подручных Бруколака, о кровеналоге.

— Вот тогда-то ты обычно и встречаешься с ним, — сказала Каррианна. Она пыталась говорить обыденным тоном, но Беллис услышала дрожь в ее голосе. — Не всегда. Часто это делают его подручные, но время от времени. Они делают тебе надрезы здесь, или здесь, или здесь. — Она показала себе на бедро, грудь и запястье. — Они смазывают это место антикоагулянтами и перекачивают кровь в колбу.

— И сколько они берут? — в ужасе спросила Беллис.

— Две пинты. Один только Бруколак пьет чистую кровь, остальные должны разбавлять. Говорят, чем больше они пьют, тем сильнее становятся. И хотя Бруколак тщательно отбирает своих подручных, кто-нибудь из них может возжелать власти… Если они пьют обычным способом — прямо из вены, то могут потерять контроль над собой, а убивать они не хотят. И потом, есть опасность заражения через слюну. Так что любой оставшийся в живых, из кого они пили напрямую, может превратиться в их конкурента.

Беллис простилась с Каррианной на границе Сухой осени («Только здесь я и чувствую себя в полной безопасности», — с улыбкой сказала Каррианна) и отправилась домой.

Она могла сесть в такси — ветер был слабый и аэронавты сверху предлагали свои услуги. Два дня назад, когда ее дневная смена с Аумом закончилась, ей без слов вручили пакет флагов и флеронов — гораздо больше, чем ее недельное жалованье в библиотеке.

«Ну вот, начала работать на Саргановы воды и получила прибавку», — с горечью подумала она.

Сознание ее тайной главенствующей роли во всех этих событиях, понимание того, что без нее Армада не была бы там, где она есть, не делала бы того, что делает, угнетало Беллис, хотя на каждом этапе она руководствовалась ясными и чистыми соображениями.

Беллис пошла домой пешком не ради экономии, а чтобы еще раз почувствовать Армаду. Проведя целый день в помещении среди разговоров, которых она не понимала, она чувствовала, что теряет связь с окружающим ее городом. «А хоть какой-то город лучше, чем никакой», — сказала она себе.

Она прошла по прохладным тихим улицам Шаддлера, попала в Саргановы воды через «Толпанди». На крышах, стройках, в заброшенных домиках и на мачтах мирно поругивались обезьяны; городские коты плотоядно поглядывали на нее, изредка она видела собак; постоянно мелькали крысы, встречались любители ночных прогулок; Беллис шла мимо курятников, спасательных лодок, проржавевших паровых катеров, переделанных в цветочные клумбы, домов, врезанных в орудийные палубы, голубей, воркующих в стволе двенадцатидюймовой пушки, под деревянными лачугами, встроенными в фор-марсы; она шла в свете газовых фонарей, флогистонных элементов и масляных ламп, сквозь темноту, окрашенную в различные цвета, протискивалась по узким коридорам влажного кирпича, покрывавшего суда Армады, как налет плесени. Наконец она вернулась в свои комнаты в трубах «Хромолита», где, дожидаясь ее, сидел Сайлас.

Увидев нечеткие очертания фигуры, сидящей в темноте, Беллис испугалась. Она шикнула на него и отвернулась, чтобы дать успокоиться сердцу.

Он разглядывал ее. Глаза у него были большие и спокойные.

— Как ты сюда попал? — спросила она.

Сайлас отмахнулся от этого вопроса, как от насекомого:

— Ты же знаешь, за твоим жильем все еще ведется наблюдение. Я не могу просто прийти и постучать тебе в дверь.

Беллис подошла к нему. Он оставался неподвижен, если не считать лица и глаз, следивших за ее приближением. Она подошла вплотную — вторглась в его пространство — и медленно нагнулась к нему, изучая его, словно некий редкий образец, представляющий интерес для науки. Она делала это нарочито — разглядывала его внимательно и навязчиво. Так смотрят, когда хотят напугать, сбить с толку.

Когда она наклонилась над Сайласом, словно ведя учет всех его черт, он встретился с ней взглядом и впервые за несколько недель улыбнулся ей — взволнованно и открыто. Она вспомнила, отчего она целовалась с ним, трахалась. Не только от одиночества или тоски, хотя прежде всего из-за них. Были и другие причины, теснее связанные с Сайласом. И хотя он теперь находился рядом, Беллис не испытывала ни малейшего желания прикоснуться к нему. Но даже если о чувстве, когда-то бросившем Беллис в его объятия, осталось лишь воспоминание, она не жалела о том, что случилось.

«Нам обоим это было нужно, — подумала она. — И оно помогло. Правда, помогло».

Она отвернулась, потрепав Сайласа по затылку. Он принял этот жест доброжелательно.

— И… — сказал он.

— Дело сделано, — ответила Беллис.

Он поднял брови:

— Все так просто?

— Далеко не так просто. С чего ты вдруг взял? Но дело сделано.

Он неторопливо кивнул, говоря бесцветным голосом, словно они обсуждали какой-то академический проект.

— И как тебе это удалось?

«Как это удалось нам? — молча подумала Беллис. — И удалось ли? У меня нет никаких свидетельств, никаких доказательств».

— Сама я никак не могла это сделать, — медленно начала она и тут же хлопнулась на стул, потрясенная вспышкой его гнева.

— Что-что? — воскликнул он. — Что за херню ты несешь? — Он вскочил на ноги. — Что ты там натворила, сука ты недоделанная?..

— А ну-ка сядь! — Теперь уже вскочила Беллис, наставив на него трясущийся от бешенства палец. — Как ты смеешь?!

— Беллис… что ты сделала? — Она смерила его гневным взглядом.

— Не знаю, — спокойно сказала она. — Как бы ты, интересно, пересек болото, кишащее шестифутовыми комарами. Не знаю, как бы ты справился с этим. Мы находились больше чем в миле от самхерийских кораблей… а корабли-то там были, в этом можешь не сомневаться. Не знаю, может, ты из расы кактов, или каких-нибудь долбаных струподелов, или еще какой, но в моих жилах течет кровь, и меня они убили бы.

Сайлас не говорил ни слова.

— И вот… — Беллис продолжала, теперь уже размеренным голосом, — я нашла человека, который мог добраться до кораблей, не подвергая себя опасности и не боясь быть обнаруженным. Кробюзонец, который был готов сделать это тайно, чтобы спасти свою первую родину от разорения.

— И ты все ему показала?

— Конечно. Ты думаешь, он пустился бы вплавь в блаженном неведении, положившись только на мои слова?

— Вплавь? Значит, это был Флорин Сак, да? Если бы ты хорошенько постаралась, — сказал Фенек напряженным голосом, — то и тогда не нашла бы никого другого, более преданного Саргановым водам.

— И тем не менее он сделал это, — сказала Беллис. — Но он и пальцем бы не шевельнул, если бы у него не было доказательств. Я показала ему письма. И да, ты прав, он предан Саргановым водам и не собирается возвращаться в Нью-Кробюзон. Но, черт побери, у него ведь там остались друзья. Об этом ты не подумал? Ты думаешь, ему приятна мысль о том, что гриндилоу могут уничтожить город? Дерьмо небесное!.. Он сделал это ради людей, которых оставил там. Ради своих воспоминаний. Неважно. Он взял коробку, печать, письма, и я сказала ему, что нужно делать. Это было его последнее «прости» любимому городку, черти бы его подрали. Его, а еще — мое и твое.

Сайлас неторопливо кивал, признавая, что у нее, видимо, не было выбора.

— Значит, ты все ему отдала? — сказал он.

— Да. Но все прошло как надо, без осложнений… Сайлас, мы в долгу перед Флорином Саком.

— А он знает, кто я такой? — нерешительно спросил Сайлас.

— Конечно нет. — Напряжение его спало, когда он услышал ее ответ. — Ты думаешь, я так уж глупа? Я помню, что они сделали с капитаном. Я не допущу, чтобы они тебя убили. — Голос ее звучал мягко, но без тепла. Это было подтверждение факта, но не близости.

Сайлас подумал несколько мгновений, и его сомнения, похоже, рассеялись.

— Да, видимо, выбора у тебя не оставалось, — сказал он.

Беллис лишь кивнула в ответ.

«Ах ты, неблагодарный сукин сын, — со злостью подумала она. — Тебя-то там не было…»

— И ты говоришь, что самхерийцы взяли посылку? Запечатали и согласились доставить? — На его лице появилась свирепая ухмылка. — Мы сделали это, — сказал он. — Сделали.

— Ну вот, это больше похоже на то, что я ожидала, — язвительно сказала Беллис. — Да, сделали. — Они долго смотрели в глаза друг другу. — Когда, по-твоему, они доберутся до Нью-Кробюзона?

— Не знаю, — сказал Сайлас. — Может, из этого ничего не получится. А может, получится, но мы ничего не узнаем. Мы спасем город, но никогда не узнаем об этом. Может, я всю оставшуюся жизнь проторчу на этом долбаном корыте, ломая голову над тем, как удрать отсюда. Но, черт побери, мы можем гордиться тем, что сделали, — лихорадочно сказал он. — Даже не имея от них ответа, даже не получая благодарности, мы можем довольствоваться тем, что спасли их. Разве нет?

«О да, — думала Беллис Хладовин, — мы можем гордиться. Вполне можем». Она почувствовала, как на нее нахлынула волна одиночества. Неужели теперь стало хуже, чем прежде? — спрашивала она себя. Неужели может быть хуже? Никогда не узнать? Пройти через столько опасностей и случайностей и отправить это послание на другой конец света, чтобы оно исчезло без следа? Никогда не узнать?

«Боги, — с тоской и отчаянием подумала она. — Неужели это все? Неужели это конец?»

— И что теперь будет? — спросил Сайлас. — Со мной и с тобой?

Беллис пожала плечами.

— А что ты хотел? — В голосе ее слышалась скорее усталость, чем презрение.

— Я понимаю, что все это непросто, — мягко сказал он. — Я знаю, все это оказалось сложнее, чем мы думали. Я от тебя ничего не жду. Но, Беллис… мы с тобой владеем тайной, между нами есть кое-что общее, и я не думаю, что мы были вместе только по этой причине. Я хочу, чтобы мы остались друзьями. Можешь ты себе позволить отказаться от меня? Не иметь никого, кто знает? Знает, что ты чувствуешь на самом деле? Знает, где ты хочешь быть?

Беллис не была уверена в Сайласе до конца, но дело обстояло так, как он сказал: они владели тайной, в которую больше не был посвящен никто. Может она себе позволить потерять его? Наверное, ее ждут долгие годы в этом городе (ее пробрала дрожь при этой мысли). Может она себе позволить не иметь никого, кому можно излить душу?

Сайлас поднялся, собираясь уходить, протянул ей руку открытой ладонью вверх и замер в ожидании.

— А где кробюзонская печать? — спросил он. Этого Беллис и опасалась.

— У меня ее нет, — сказала она. На этот раз он не рассердился, просто неторопливо сжал пальцы и вопросительно поднял глаза — что случилось?

— Это Флорин, — сказала она, готовая к новой вспышке с его стороны. — Он уронил его в море.

— Это же перстень, Беллис, — спокойно сказал Сайлас. — Его можно надеть на палец, и он никуда не денется. Он его не потерял. Он оставил его себе, боги знают зачем. Сувенир из дома? Чтобы потом можно было тебя шантажировать? Одни боги знают. — Он покачал головой и вздохнул. Ее привело в бешенство лицо Сайласа, на котором читалось: «Я тобой разочарован».

— Пожалуй, я пойду, Беллис, — сказал он. — Будь осторожна, не забывай, что за тобой наблюдают. Так что не удивляйся, если я буду приходить и уходить… необычными путями. Прошу прощения.

Он спустился по винтовой лестнице. Беллис слышала, как его подошвы грохочут по металлу: пустой изнутри стук, словно олово ударяет по олову. Она повернулась на этот странный звук, но Сайлас уже исчез. Беллис все еще слышала слабое постукивание его ботинок по ступеням вблизи нижнего этажа, но видеть его не видела. Он был невидим или уже ушел.

Глаза Беллис слегка расширились, но даже теперь, в его отсутствие, она отказывала ему в почтении.

«Он теперь приходит и уходит, как крыса или летучая мышь, — думала она. — Прячется от чужих глаз. Наверно, прошел курс магии. Поднаторел в маленьких шалостях».

Однако это все же вывело ее из равновесия и немного напугало. Его исчезновение наводило на мысль об исключительно тонком и сильном колдовстве. «Я и не знала за тобой таких способностей, Сайлас», — подумала она. Снова ей пришло в голову, что она его почти не знает. Их разговор был похож на утонченную игру. Несмотря на его слова, несмотря на то, что у них были общие тайны, Беллис чувствовала себя одинокой.

И она вовсе не думала, что Флорин Сак оставил у себя кробюзонскую печать, хотя и не могла сказать почему.

У Беллис было такое ощущение, будто она чего-то ждет.