Глава 6
Дарья Кузнецова и ее богатый внутренний мир
Нерушимая вера в доброе, светлое, чистое, вечное всегда жила в Дашиной душе. Разбуди ее ночью, спроси: «А ты веришь в Деда Мороза?» – и она без запинки, ни на секунду не задумавшись, ответит: «Конечно!» Да еще посмотрит цепко, пристально, мол, а почему интересуетесь, дорогой товарищ, может, сами не верите, а то я могу организовать вам стремительный полет прямо до остановки Северный Полюс…
«Блаженная растет», – сокрушалась бабуля и поджимала губы.
Даша тащила в дом каждую больную собаку, которая попадалась на пути, каждого брошенного котенка, каждую птицу с перебитым крылом. Каким-то непонятным образом лечила и пристраивала к друзьям, знакомым и незнакомым людям.
«Твоя животина у нас все сожрет и не подавится! – возмущалась бабуля, отнимая изжеванный тапок у очередной дворняги. – Три котлеты вчера без вести пропали, а в них свинины полкило!»
К пятнадцати годам Даша «угомонилась» – именно такой диагноз ей поставила соседка по лестничной площадке, Евдокия Егоровна Кумова. «Хоть кому-то переходный возраст на пользу», – шипела она, сметая с потертого коврика пылинки.
Но тишина была обманчивой… Душа пела, танцевала, хитрила – Даша из гадкого утенка превращалась в лебедя… Мир вокруг наполнялся красками, запахами, движениями и звуками. Мир становился гуще, красивее, даже прекраснее. И в этом мире совершенно не было зла – надежда, только надежда и свет! И волшебство. Обязательное. Постоянное. Доброе.
И вновь Даша тащила в дом собак, котят, хомяков… А однажды принесла снегиря. Она нашла его зимой под деревом – нога в сторону, крыло раскрыто веером… Дышит? Дышит!
«Я тебя спасу, – уверенно сказала она. – Это вообще не проблема». Холила его, лелеяла, а следующим декабрем выпустила на свободу. «Лети к Деду Морозу, передавай привет…»
Выпускать было жалко, но держать в клетке вольную птицу категорически нельзя.
С детства Даша знала, что у нее есть сестра, но взрослые не любили обсуждать эту тему и не баловали подробностями. Зато соседки подкидывали информацию – скупую, но с годами растущую как снежный ком. То Алевтину увезли, когда ей было два года, то три, то четыре, то она была тощей сероглазой блондинкой, то пухлым ребенком с черными волосами, то ее отец работал инженером, то кочевал вместе с цирком-шапито по стране, то снимался в кино. Даша перестала слушать сплетни и составила свой личный образ сестры, состоящий из минимального количества характеристик: Алевтина – хорошая, умная, заботливая. Все. Цвет волос уж точно не имеет значения.
Болезнь свалила бабулю неожиданно, врачи разводили руками и упирали на слово «старость», соседка закатывала глаза к потолку и с чувством называла Дашу «сиротиной абсолютной и круглой». Дни потемнели и, казалось, стали короче. А бабушка вдруг погрузилась в воспоминания: то фотографии попросит, то звонить кому-то начнет, то письма перебирает. И главной темой разговоров стали Аля и ее отец.
Даша уже мечтала увидеть сестру, хотела заглянуть в ее глаза, найти общее и противоположное… Всплывали подробности, факты, детали, сердце стучало то ровно, то торопливо… Их судьбы – такие разные, практически параллельные, неожиданно стали совпадать и переплетаться…
А потом Даша осталась одна.
Вернее не одна, а с надеждой в обнимку.
– Все ждешь? – насмешливо спросила соседка Евдокия Егоровна и сузила глазки. – Жди– жди, только она не напишет тебе, не позвонит и не приедет. На фига ты ей сдалась, босота необразованная!
– Мне нужно было за бабушкой ухаживать и работать, поэтому я никуда и не поступала, – просто, без тени расстройства или раздражения ответила Даша и легко добавила: – А Аля объявится, я уверена, может, еще письмо не дошло.
– Дура! Ну, жди, жди своих алых парусов, до морщин у окна простоишь! – Евдокия Егоровна оттеснила Дашу от мусоропровода и громыхнула синим ведром. – Никому ты не нужна, понятно? Год еще пересиди как-нибудь, а потом мужа ищи – в этом твое спасение. Да не кобенься, позовут – иди.
– Вы, Евдокия Егоровна, – улыбнулась Даша, – мыслите, как первобытная женщина, которую мамонт не догнал… Ой, извините, – она вжала голову в плечи. – То есть любовь же на свете есть, счастье… Именно это я и хотела сказать.
– Дура! – повторно припечатала соседка, плюнула и вразвалочку устремилась к двери своей квартиры.
– А вы… не волшебница, – хитро улыбнулась Даша.
Евдокия Егоровна никогда бы не узнала о письме Глебу Сергеевичу Воробьеву, если бы не имела позорную привычку подслушивать и подглядывать. Стоило загреметь ключами, как она припадала к глазку или высовывала нос в дверную щелку. И Даша в один ненастный день попалась ей на пути с запечатанным конвертом в руках. И на вопрос: «Кому пишешь, горемыка?» честно и даже с гордостью ответила: «Отцу своей сестры!» У соседки от шока лицо побелело, а уши, наоборот, побагровели. До первого этажа она бежала следом, перепрыгивая через ступеньку, и сыпала вопросами, на которые получала ответы хоть и не подробные, но вдохновенные! Вот с тех пор и не могла Евдокия Егоровна найти покоя.
– И с работы тебя выгнали, непутевая! – напоследок махнув ведром, бросила соседка.
– Новую найду, – не сбиваясь с курса оптимизма, ответила Даша.
С работы ее действительно выгнали, но, несмотря на то что сбережений осталось мало, она не жалела об этом. Ничего страшного. В понедельник будут продавать газеты с новыми объявлениями, а значит, появится шанс устроиться лучше. И учеба никуда не денется, школу она закончила всего с тремя четверками, а остальные-то пятерки!
Последний год Даша работала на рынке в небольшом ярком магазинчике «Овощи-фрукты». Сначала отвечала за уборку, витрину и за эти самые овощи-фрукты, потом владелица, бойкая Раиса Максимовна, прикупила соседнее помещение и расширила бизнес. Даша пошла вверх по карьерной лестнице и стала помощником продавца, то есть уже не только летала по магазинчику и накладывала, что просили, но и взвешивала. Вот тут-то и пошла череда конфликтов. Молодое поколение выступало за честность, справедливость и мир во всем мире, а умудренные жизнью и опытом коллеги за кое-что другое… И три дня назад ранним зимним утром Даше всучили ее имущество, а именно кружку, и сказали: «Прощай, нам не по пути».
«Да, нам не по пути», – подумала она и зашагала обратно к дому.
И теперь она вдобавок к своим мечтам еще и безработная.
Но скоро Новый год, а значит, нужно ждать чуда!
* * *
– Я что, должен сам печатать письма и наливать кофе?! – рявкнул Воробьев в трубку. – Ко мне люди ходят! Нормальные люди! А у меня секретарши нет! Вы чем заняты? Вы отдел кадров или богадельня в дремучем лесу?! И вообще, я просил найти мне толковую помощницу – с мозгами и ногами… Тьфу! С мозгами и опытом работы! А вы ничего не можете! – Он бросил трубку и обматерил «каждую корову», которая переступает порог офиса, «приклеивается задом к стулу» и не желает выполнять свои обязанности. – А Натаха, зараза, не звонит…
Глеб Сергеевич отчаянно хлопнул ладонью по стопке бумаг и пригорюнился. Его пригласили на бесчисленное количество светских новогодних мероприятий, а ему не с кем пойти. Есть телефонный список давних подружек, есть список нынешних мимолетных увлечений, но никого звать с собой в рестораны не хочется.
– Птички-синички, но не Снегурочки! – прокомментировал свои сомнения Воробьев. – Да и надоели они хуже горькой редьки…
Нет праздничного настроения, и взять его неоткуда.
«А звонить Наташке я не стану, но если она все же сама… тогда да…»
Надежда еще оставалась, правда небольшая, и Глеб Сергеевич, цепляясь за соломинку, принялся мечтать. Значит, она ему звонит и говорит: «Лапусь, прости, я была неправа, жизнь без тебя невыносима! Давай я приеду прямо сейчас и заглажу свою вину… Лапусь, ты же знаешь, как я тебя люблю, и вчера я купила новое нижнее белье…» А он недовольно, ворчливо спросит: «А белье сексуальное? Или парашюты какие-нибудь?» А она: «Лапусь, ну конечно сексуальное, как ты можешь сомневаться?..» Тогда он поломается немного и скажет: «Ладно, приезжай, уж так и быть, прощаю тебя». Натаха примчится и они… наверстают упущенное.
Воробьев размяк, превратился в горячую вареную сгущенку и растекся по столу. Возможно, она еще позвонит… но тогда нужно подготовиться, чтоб уж наверняка… чтобы до Нового года ей уже никуда метаться не захотелось… А потом… а потом она будет у него как шелковая. Кто в доме хозяин?
– Куплю Наташке какую-нибудь фигню с брюликами, – решил Глеб Сергеевич, – и ей приятно, и мне спокойнее. Объявится – и подарю.
Молниеносно сорвавшись с места, он устремился в ЦУМ. Перекрестки, дома, светофоры мелькали, не задерживая внимания, – вперед, быстрее, быстрее. Точно от покупки зависел результат, точно Натаха уже сидела в приемной и ждала подарочка и его – воробьевского – мурлыканья.
Припарковаться удалось с трудом и пришлось топать метров сто до стеклянных дверей магазина, но расстояние Глеб Сергеевич преодолел быстро, потому что спешил и искренне считал, что его успокоение находится как раз на одной из бархатных подушечек ювелирного салона.
– Привет! – бросил он огромному, качественно сделанному Санта-Клаусу и свернул к зеркальным витринам. «Понаставили чужестранщины, – скривился Воробьев. – А где наши российские Деды Морозы? Где, я спрашиваю?!»
Подарок он выбирал придирчиво: нужно что-то дорогое, красивое и… подходящее! Белое золото, бриллианты. И не цветочки-василечки какие-нибудь, не ящерки и змейки, не скрипичные ключи и бабочки, а… зимнее, новогоднее. Снежинка подойдет, звездочка, сосулька… Будь она неладна! Где взять-то?
Он поднял голову в поисках консультанта и… примерз к полу. Левее, около серебристой витрины, украшенной тонюсенькими светящимися трубочками, стояла та самая незнакомка, которую он недавно подвез на улицу Образцова. В ее руках не было тюков и пакетов, шею обматывал только один шарф, а вязаную шапку она держала в руках. Воробьев автоматически посмотрел на ее ноги, но вместо валенок увидел стандартные сапоги без каблука. Неожиданно он почувствовал себя неловко и неуютно, будто эта дамочка-экскурсовод застукала его за постыдным занятием, будто покупка подарка сбежавшей Наталье в суде без лишних разговоров приравнялась бы к тяжкому преступлению со сроком лишения свободы от пяти до семи лет. Почему так?..
Бывшая пассажирка смотрела на украшения: спокойное выражение лица, губы сжаты, но глубокие глаза лучатся мягким голубым светом.
«Что она здесь забыла?» – рассердился Воробьев, прекрасно понимая: ни одна из этих побрякушек не по карману дамочке-экскурсоводу.
Она стояла на месте, не шевелясь, не тыкая пальцем в стекло – ее внимание было отдано чему-то одному, очень значимому, завораживающему.
Глеб Сергеевич подался вперед, но не увидел украшений на той витрине, тогда он бочком переместился левее и, сделав несколько шагов, спрятался за елочкой, которая если и могла кого-то прикрыть, то максимум похудевшего за месяцы зимы зайца или сбежавшую от тридцати охотников лису. «И не уходит же… – мысленно проворчал он, качая головой. – Такое мероприятие испортила!»
Но сам он отчего-то тоже не уходил, хотя на этаже располагалось еще два ювелирных салона.
– Вам помочь? – раздался сзади профессионально вежливый голос консультанта.
Воробьев от неожиданности вздрогнул, шагнул назад, вперед, налетел на елочку, потерял равновесие и замахал в воздухе руками.
– А-а-а! – заорал он, хватаясь за искусственные колючки. – А-а-а! – Девушка-консультант, проявив выдающиеся способности, достойные черепашек-ниндзя, Человека-паука, Мистера Фантастика и прочих героев-мутантов, в самый последний момент (до встречи с полом оставались считаные сантиметры), поймала Глеба Сергеевича и решительно поставила на ноги.
– Спасибо, – выдохнул он и встретил удивленный взгляд дамочки-экскурсовода.
Она подняла руку с шапкой, робко улыбнулась и осталась стоять на месте.
– Вам помочь? – повторно спросила консультант.
– Нет, нет, – протараторил Воробьев, суетливо устанавливая елочку. Закончив с этим наиважнейшим делом, принеся ничего не значащие извинения, он поплелся к своей незнакомке, бодрясь, проклиная неловкость. – Здрасте, – поежившись, сказал он и, возвращая душе прежнее уверенное состояние, расправил плечи и сунул руку в карман.
– Добрый день, – ответила она с улыбкой. – До чего же мир тесен, а впрочем, я всегда об этом знала. Иногда уедешь за тридевять земель и обязательно столкнешься там с близким человеком.
– Да, – согласился Глеб Сергеевич, не зная, что еще сказать. Развела банальную философию, делать ей больше нечего! Теперь и не отвяжется… – А вы здесь… зачем?.. – нелепо произнес он и осекся.
– Со знакомой встречалась… то есть собиралась встретиться… а у нее не получилось вырваться с работы… совещание… И я подумала, раз уж приехала к ЦУМу, то прогуляюсь… Давно здесь не была, – объяснила незнакомка и, точно стесняясь интереса к дорогим украшениям, сделала попытку отойти от витрины, но у Воробьева случился второй приступ любопытства (что она разглядывала?), и он не шелохнулся.
– И как вам ЦУМ? – с вызовом поинтересовался он.
– Красиво, – ответила она просто.
– А что вам понравилось здесь? – Он шагнул к витрине.
– Снегирь, – мягко произнесла незнакомка и указала на брошку-птичку. – Видите, какой замечательный? Прямо настоящий.
Глеб Сергеевич внимательно посмотрел на брошку и не нашел в ней ничего замечательного. Обычная побрякушка, кстати, стоит умеренно, но все же не для дамочки-экскурсовода. Серебро, что ли?
«Ну, конечно, серебро! На таких, как она, производят впечатление только подстаканники из скорого поезда «Москва – Петушки», янтарь, бирюза, малахит и бабушкины столовые приборы, почерневшие от скуки в бархатных чемоданах!»
– Нормальный снегирь, – проворчал он и специально поглядел на часы. Поболтали и хватит, ему теперь тащиться в другой ювелирный и искать Наталье подарок. «Ишь, погулять в ЦУМ она пришла! Весь день испортила!»
– Вы торопитесь? – спросила она.
– Да, – буркнул Воробьев, и в груди вдруг опять потеплело, как тогда, при первой встрече… Даже не потеплело – обожгло. И Глеб Сергеевич понял, что сейчас, отойдя в сторону, он лишится этого нездорового огня – и хорошо, и правильно! – Прощайте, – сказал он, запахивая дубленку, и бросил на незнакомку последний взгляд. Светлые волосы пушатся, будто их только что помыли, морщинки, грусть-тоска… «Интеллигенция! И мозги набекрень. Ага. И муж бросил! Наверное, читала ему на ночь журнал «Новый мир», а надо было делом заниматься, ха!» Появилась дурная мысль: спросить ее имя. Но зачем? – Прощайте, – повторил он, и решительно зашагал к выходу.
– До свидания, – тихо произнесла она.
Вернувшись в офис, Воробьев промаялся около часа, десять раз пожалел, что не узнал имя дамочки-экскурсовода (только для удобства мысленных диалогов, которые все продолжались и продолжались), дошел до наивысшей точки раздражения, и в этот момент раздался робкий стук в дверь…
– Можно? – в кабинет осторожно зашел Костик.
«Нет!» – чуть не рявкнул Глеб Сергеевич, но в последний момент взял себя в руки. Рано парню указывать направление полета из фирмы «Крона-Ка», рано. Пусть Алька уж точно его разлюбит до тошноты, а потом уж…
– Валяй, что тебе нужно?
– Я проанализировал работу отдела и пришел сообщить о минусах и плюсах, – четко, с достоинством ответил Костик.
«Мама дорогая, он мне теперь мозг вскипятит и душу замаринует… Топай отсюда, мальчик, я не в настроении!» – нервно подумал Воробьев, а вслух сказал:
– Ну и какие у нас там плюсы и минусы нарисовываются? А впрочем, у тебя же есть непосредственный начальник, Куравлев, лучше поделись с ним…
– Я уже поделился.
– Молодец! И он что?
– Похвалил.
– И я хвалю!
– Но дело не двигается с мертвой точки, – Костик поправил очки. – Вы же сами говорили, продажи падают…
«Это я образно, балбес! Кто ж им позволит упасть!»
– Ладно, излагай, – дал Воробьев добро и устало сцепил руки перед собой. Но ни одно слово бывшего жениха дочери не долетело до ушей. Глеб Сергеевич никак не мог отделаться от беспокойства и чувства потери…
«Конечно, потери! Сколько времени профукал даром и Наталье подарок не купил!»
Он никак не мог отвлечься – встреча в ЦУМе и этот нелепый снегирь не отпускали его.
* * *
Обнаружив отсутствие молока, масла и яиц, Даша глотнула на ходу остывшего чая, схватила из хрустальной вазочки печенье, торопливо натянула старенькую искусственную шубку, вязаную шапку и отправилась в магазин. Погода стояла чудесная: безветренный морозец, солнце, редкие снежинки, падающие плавно и мягко… Такую красоту обычно можно увидеть в старых советских фильмах или на картинах и редко в реальной жизни. Даша поймала снежинку на ладонь и тихо прошептала:
– Не тай, пожалуйста, не тай… – И тут же почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернувшись, она увидела приятного молодого мужчину в удлиненной серой куртке и девушку с яркими волосами в короткой дутой куртке. Они стояли около темно-синей иномарки и смотрели на нее.
Даша отвернулась и зашагала к проезжей части, но ноги двигались тяжело и медленно, точно к каждой привязали по гире, сердце неожиданно защемило, а в голове пролетели слова, которые не удалось поймать, но которые оставили теплый расплывчатый след.
Даша остановилась и развернулась.
Девушка…
Она смотрела на нее…
И мужчина теперь тоже смотрел.
Снежинки опускались на землю, сверкали, будто хотели что-то сказать…
«Она на кого-то похожа, – нахмурившись, подумала Даша. – Но на кого? На меня…»
* * *
В дороге Аля не показывала волнения, и, даже когда машина въехала во двор, на ее лице не отразилось беспокойство. Андрей молча припарковался неподалеку от подъезда и спросил:
– Мне с тобой пойти?
– Да.
– Какой этаж?
– Не знаю… Приблизительно пятый.
– Пошли.
Они вылезли из машины, сделали несколько шагов и остановились, вернее, первой остановилась Алька, а Андрей – автоматически следом. Она сунула руки в карманы куртки, посмотрела на окна пятого этажа, пытаясь угадать, какие могут оказаться теми самыми, затем опустила голову и поддала ногой треугольную ледышку. Та прокатилась вдоль тротуара и бесшумно врезалась в ком снега.
Нет, Алька не волновалась и не тянула специально время, наоборот, в душе царил штиль. Чувства, обычно пребывающие в бодром состоянии, неожиданно застыли, замерзли, зато мозг работал как отбойный молоток. Первая, столь нужная фраза так и не была придумана, начищена до блеска. «Привет, я твоя сестра!», «Здравствуй, ты Даша Кузнецова?», «Привет, это твое письмо?», «Меня зовут Алевтина Воробьева, а ты Даша?» – Все не то, или то, но говорить так не хочется. Если бы знать хотя бы, как она выглядит… Наверное, было бы проще, хотя вряд ли.
Из подъезда выскочила невысокая девчушка. Блаженно посмотрев на небо, с улыбкой оглядевшись вокруг, она выставила вперед руку (наверное, поймала снежинку) и что-то зашептала…
Алька напряглась. Вероятно, у нее началась паранойя, если в каждой незнакомке мерещится Даша. Конечно, сестра может быть такой: невысокой, с овальным личиком, с русой челкой, выбивающейся из-под шапки, с большими глазами и большим ртом… Вполне, почему нет? Но… Аля вспомнила, как совсем недавно сама ловила снежинку…
– Колдует, – раздался сзади голос Андрея. И в его голосе и словах была подсказка.
– Это она?..
Но ответа не последовало.
Вынув руки из карманов, Алька внимательно посмотрела на девчушку и… с удивлением обнаружила внешнее сходство. Да, волосы другого цвета, рост… Но… Необъяснимые, неуловимые по отдельности, невероятные черточки, капельки, крошки соединялись в единое целое и…
– Ты приехала!!! – Двор взорвался от звонкого счастливого голоса девчушки. – Я знала, что ты приедешь!!!
Она бросилась к ним, и шапка почти сразу слетела с головы – прямые русые волосы рассыпались по плечам, и снежинки, вдруг ускорив движение, потянулись следом за этим маленьким вихрем радости.
– Вопрос решился, – раздался ровный, но с оттенком улыбки голос Андрея.
Алька шагнула вперед и остановилась, и тут же девчушка практически влетела в нее, как луч солнца влетает в окно.
– Ты же Алевтина?
– Да.
– А я Даша! Даша Кузнецова! Это я написала письмо! – Она вцепилась в Альку и затрясла ее, разбрасывая во все стороны брызги искреннего восторга. – А она говорила, что я тебе не нужна, что ты мне не позвонишь и не приедешь! Но ей-то откуда знать, правда?!
То ли Даша слишком сильно кричала, то ли слишком сильно трясла, но только чувства Альки мгновенно разморозились. Никто и никогда не был ей так рад, много вариантов встречи она представила и разобрала, но все это меркло перед широко распахнутыми серо-голубыми глазами младшей сестры и ее оглушающими криками.
«Младшая сестра…» – мысленно произнесла Алька с изумлением. Нереальная девочка, написавшая письмо, приобрела контуры и очертания… Да что контуры! Что очертания! Она стояла совсем близко и млела от восторга.
– Это кто тут говорил, что я не позвоню и не приеду? – с вызовом спросила Алька.
– Соседка, она несчастная, у нее души нет. Я не обращаю на нее внимания, – протараторила Даша.
– Понятно…
– У меня масло и яйца закончились… и молоко! Но это ерунда. Есть печенье! Не пойду в магазин, не пойду, не пойду, не пойду…
– Если нужно, я могу сходить в магазин, – предложил Андрей, и девушки одновременно посмотрели на него.
– Хорошо, спасибо, – деловито ответила Алька. – Познакомься, это Андрей Зубарев.
– Очень приятно, – щедро улыбнулась Даша и подумала: «Наверное, он ее муж или жених, сразу же видно – любят они друг друга».
