Глава 5
Вопрос на засыпку: До чего может довести любопытство?
Ответ: До умопомрачительной правды.
А вам не кажется это странным? Утром Кондрашов явно тяготился моим присутствием, через каждые три минуты смотрел на часы, а тут – алле-гоп! – и пригласил на ужин. Может, его совесть заела, может, родственница потребовала исполнения капризов, может, ему надоело слушать однообразное эхо в каминных залах и комнатах? Не знаю, не знаю… кто ж этих Акул поймет.
…А Дмитрия Сергеевича мне пришлось ждать до половины девятого.
В девять мы сели за стол, и я мужественно отказалась от бокала «Кьянти Классико» в пользу грейпфрутового сока – мне еще предстояло возвращаться домой на машине, и алкоголь не вписывался ни в планы, ни в кровь.
Кондрашов вел себя странно – на меня смотрел чаще, чем на часы, и затем сразу переводил взгляд на Германа. Его серые глаза уже не казались холодными, они стали другими – едкими, они безмолвно задавали жесткие вопросы и требовали немедленных ответов. Желание хлебнуть «Кьянти» с каждой минутой росло во мне в геометрической прогрессии.
Без сомнения, Дмитрий Сергеевич цепко изучал меня и явно делал какие-то выводы. Уверена, мысленно он перебирал бумажки, полученные от Бондаренко, и сопоставлял, анализировал, выделял, перечеркивал, обводил…
Отношение Ады Григорьевны, накрывавшей на стол, а затем приносившей горячие блюда, тоже претерпело изменения, что огорчало. На ее лице больше не появлялась пусть и короткая, но гостеприимная улыбка, она смотрела на меня искоса с таким каменным выражением лица, будто я здорово напортачила. Например, стащила один из ее любимых горшечных цветов (какую-нибудь бархатно-юбочную фуксию), засыпала пеплом недавно почищенный ковер или указала на несуществующую пыль на полках. И без того напряженная атмосфера дома потрескивала, точно дрова в пионерском костре, и только Герман сохранял абсолютное спокойствие и частично разряжал «задушевный» фон мерным постукиванием вилки о тарелку. Глядя на него, я думала о том, что человек не может так ужинать. Так можно только принимать пищу.
– Вы давно работаете дизайнером? – поинтересовался Дмитрий Сергеевич.
Видимо, забыл нужную строчку из моей трудовой книжки.
– Семь лет.
– Приличный срок… Наверное, вы хорошо рисуете?
– Неплохо.
Скромность украшает девушку. Я же могла сказать – отлично.
Дмитрий Сергеевич вновь покосился на Германа, и тот, отложив нож и вилку, подключился к беседе:
– Наташа, а как вы обычно проводите свободное время?
Честное слово, я сейчас умру от смеха.
Глядеть на двух мужчин, которые не знают, как ко мне подступиться, было презабавно. Наверное, Кондрашов уже тысячу раз пожалел о своем приглашении на ужин.
– Я хожу в музеи, театры, кинотеатры, – монотонно ответила я, развлекаясь, и резко сменила тему: – Дмитрий Сергеевич, пользуясь случаем, я бы хотела спросить…
– Да? – Он сфокусировал взгляд на моем лбу.
Не-а, ничего вы там не прочтете – бегущей строки на моем лбу нет.
– Когда вы планируете закончить ремонт левого крыла? Мне не мешало бы знать сроки…
– Месяца два достаточно?
– Да, вполне. Если нас что-то и задержит, то только мебель.
Видимо, разговор со мной наскучил Кондрашову, он сделал весьма скромный глоток вина, задумался на мгновение и совершенно невпопад (хотя для него деловые разговоры наверняка всегда кстати) произнес, обращаясь к Герману:
– Сегодня я принял решение расширить проект «Оникс». Отличная земля, озера, экологически чистый район и уже сейчас повышенный интерес со стороны покупателей – хороший шанс получить достойную прибыль. Я куплю соседний участок земли, а это еще плюс одно озеро, и разверну строительство…
Могу поспорить, я не успею досчитать до трех, как Герман вцепится в блокнот.
Один, два…
Герман придвинул лежащий на углу стола блокнот и раскрыл его.
Ну! Что я говорила!
– Природа рядом с Лесными Полянами действительно замечательная, – кивнул он, делая первую запись.
– «Оникс» станет первой крупномасштабной застройкой, – слова Кондрашова прозвучали утверждающе резко, тон напомнил печатный стук молотка, которым на аукционе обрывают дальнейшие предложения. Продано! – Время пришло, – добавил он уже спокойным, чуть шипящим голосом.
Я искренне посочувствовала всем преградам, всем конкурентам, всем форс-мажорным обстоятельствам, дерзнувшим в дальнейшем на столь непримиримое «время пришло». Жизнь несчастных наглецов, осмелившихся изменить решение Кондрашова, без сомнения, будет мучительна и коротка.
Подперев щеку кулаком, я залюбовалась Дмитрием Сергеевичем – сколько уверенности в себе, сколько сухости и жесткости в глазах, какие прямые линии собственного нерушимого Я, какие страсти по отношению к планам и перспективам. А мне-то казалось, что у этого человека вместо души большой жилистый урюк…
Но тут Кондрашов вспомнил обо мне (ах, откуда взялась эта надоедливая дизайнерша? ах да, я ее сам пригласил… и зачем я только это сделал?..) и нахмурился. Его недовольство объяснялось легко: кажется, он сболтнул лишнее при постороннем. Не дело – обсуждать вопросы Большого Бизнеса при маленьком анчоусе. Увы, Дмитрий Сергеевич, мне некому продать ваши страшные тайны. Увы.
А я бы с удовольствием.
И, конечно, за очень большие деньги.
– Еще вина? – вежливо предложил Кондрашов.
– Спасибо, у меня сок, – не менее вежливо напомнила я, указывая на высокий стакан с горьковатым грейпфрутовым соком.
Герман закрыл блокнот и отодвинул его на прежнее место. Я замерла, ожидая следующего светского вопроса, и он не задержался:
– Наташа, а как вы обычно отмечаете праздники? Скоро Новый год.
Ну уж с вами, мои дорогие, я его точно отмечать не буду! Ада Григорьевна готовит отлично, но я предпочитаю вдыхать аромат мандаринов, кушать оливье и селедку под шубой, сидя за своим столом. И не надейтесь, я не буду той сказочной Снегурочкой, которая положит под елочку подарки для вас. А то знаете… как встретишь Новый год, так его и проведешь, а я не готова к пожизненной пытке под емким названием «Дмитрий Сергеевич Кондрашов и Герман».
– Обычно с друзьями, – ответила я и на всякий случай уточнила: – С очень близкими друзьями.
Добравшись до десерта, я уже и сама поглядывала на часы. Ветер за окном выть не перестал, а мелькающие хлопья снега не сулили ничего хорошего. Я представила, как выхожу на улицу, как мороз жадно накидывается на мое сытое тельце, как вьюга рвет на голове волосы, как мерзнут и скручиваются в улитки пальцы ног…
– Погода отвратительная, – произнес Кондрашов ровным тоном. – Где вы живете?
– Улица Декабристов, – ответила я.
Он никак не мог назвать меня по имени, и я чувствовала: для него это серьезный барьер. Ему вообще было трудно со мной разговаривать, он точно вытягивал слова из болота и складывал их на берегу. И самым удивительным было именно то, что он это делал. Дмитрий Сергеевич, да не беспокойтесь вы, я сейчас уйду, займетесь своим важным бизнесом: пошуршите бумажками, поворочаете недвижимостью, подиктуете чего-нибудь Герману, обсудите неведомый мне «Оникс» и ляжете спать. Если вы имеете привычку спать по ночам.
– Я предлагаю вам остаться в моем доме. В левом крыле есть две спальни, можете занять любую. А завтра поедете в офис. – Он сказал это таким тоном, будто ответ и не предполагался, а затем, отправляя в чай ложку сахара, добавил: – Или утром вы собирались поработать здесь? Тем лучше.
Герман издал «кхм» и тоже посетовал на погоду:
– На дорогах сейчас небезопасно. Будет лучше, Наташа, если вы останетесь.
Ложку с кусочком бисквита я до рта не донесла, она повисла в воздухе, солидарно разделяя мое удивление. С чего подобное гостеприимство?
Забота?
Да о чем вы говорите! Этого не может быть, потому что не может быть! Порывы Дмитрия Сергеевича Кондрашова находятся в иной плоскости.
Через три секунды меня осенило – это элементарная вежливость, и принимать приглашение всерьез глупо.
– Нет, спасибо, я вынуждена отказаться от вашего предложения, – кажется, я начинаю разговаривать витиевато, – я поеду домой.
– Вас ждут? – сдержанно осведомился Дмитрий Сергеевич.
– Нет.
Кондрашов с Германом переглянулись. И мне показалось, что не они, а весь этот огромный дом – каждая чашка, каждая книжка, стул, цветочный горшок, сахарница, кресла, картины, диваны и прочие предметы обстановки вздохнули с облегчением – протяжно и судорожно. У меня даже уши заложило от этого вздоха! До костей пробрало.
Убийственная атмосфера, скажу я вам.
– Значит, нет причин рисковать жизнью, – подвел черту Дмитрий Сергеевич.
Будто наличие супруга и его жгучая ревность (допустим) могли бы оправдать мою безвременную гибель на скользкой, засыпанной снегом, замученной ветром дороге.
– Вам лучше остаться, – поддакнул Герман.
Я откинулась на спинку стула, обвела томным взглядом присутствующих и услышала легкий скрип за дверью. О, могу опять с вами поспорить, это Ада Григорьевна, прижав к груди кухонное полотенце или зеркальный поднос, ожидает моего ответа.
Куда я попала? И что произойдет, когда пробьет полночь? Бом-бом-бом…
– Спасибо, – повторно поблагодарила я, – пожалуй, мне действительно лучше остаться. Я смогу поближе познакомиться с домом, и… и ветер за окном мне совсем не нравится – зима началась слишком резко.
– Герман, позаботься о том, чтобы… чтобы Наташе было удобно, – распорядился Дмитрий Сергеевич, споткнувшись на моем имени.
– Конечно, – ответил тот и выдал короткую вежливую улыбку.
Вот теперь я смело могла выпить красного «Кьянти Классико».
* * *
Согласилась я по многим причинам:
а) любопытство,
б) еще раз любопытство,
в) и еще раз любопытство.
Засну я вряд ли, но килограмм разнообразных впечатлений гарантирован. Мне также гарантирована широкая кровать с воздушным матрасом, атласное постельное белье, желтый свет ночника и приятное пробуждение на рабочем месте. Вы часто просыпаетесь на своем рабочем месте? Завтра это произойдет со мной впервые. Рядом с подушкой нужно положить планшет и карандаш, чтобы с первым криком петуха (надеюсь, в радиусе пяти километров их нет) заняться делом.
Выпитое вино приятно растеклось по телу, и в голове зашумело, затарахтело и забулькало. В таком состоянии душа всегда рвется навстречу подвигам, но, увы, придется вести себя прилично.
Кондрашов, пожелав спокойной ночи, направился в кабинет, а Герман взялся проводить меня до спальни. Мысленно хихикая, я двигалась вперед, выбирая, какую же из двух комнат предпочесть… побольше или поменьше? Наверное, побольше, чего уж мелочиться, но, с другой стороны, это бросит тень на мою девичью скромность, которая погибла смертью храбрых свыше десяти лет назад.
Остановилась наша маленькая процессия около двери большой спальни.
– Спокойной ночи, – без эмоций дежурно произнес Герман.
– Спокойной ночи, – дежурно ответила я.
– Если что-нибудь понадобится…
– Не волнуйтесь, я помню, где туалет.
Вообще-то я помнила все четыре туалета, в которые заглядывала ранее.
– Я не об этом.
– Неважно, я справлюсь.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Оставшись одна, я раскинула руки в стороны и превратилась в учебно-тренировочный самолет «Як-7». Удачно приземлившись на роскошную кровать, запоздало подумав об одежде (а хочу ли я раздеваться? а не будут ли эти телодвижения лишними?), немного поерзала животом по гладкому покрывалу и закрыла глаза.
– На новом месте приснись, жених, невесте… – пробормотала я строчку из известного гадания, перевернулась на спину и улыбнулась.
Кто или что может присниться в доме Кондрашова? Настенные часы, напольные часы, настольные часы. Не много вариантов.
Глаза уткнулись в потолок, а душа потребовала еще одного бокала «Кьянти». Эх, тоска зеленая, которую не мешало бы разбавить благородным вином или которую не мешало бы смазать небольшой вылазкой на второй этаж…
За вином я не пойду, если меня застукают за кражей початой бутылки алкоголя, то… м-м-м… Бондаренко сляжет с больным сердцем, а Глухова с Бережковым устроят радостные пляски прямо перед входом в «Ла-Пэкс», что наверняка приведет к дорожным пробкам, авариям и землетрясению. А вот прогулка на второй этаж особняка вполне невинное занятие. Я дизайнер и… э-э… имею некоторое право ознакомиться с обстановкой поближе… ну да, примерно так.
Мой взгляд переместился на дверь.
Какие тайны скрывает второй этаж? Какие?
Уж раз я здесь осталась, то должна провести время с пользой… а если наткнусь на Германа, то всегда смогу брякнуть какую-нибудь ерунду: хотелось воды, но, увы, заблудилась, проводите меня в кухню, пожалуйста…
Опустив ноги на пол, я немного задержалась (мысли, вертевшиеся вокруг персоны Кондрашова, и вопросы, связанные с его гостеприимством, настойчиво зачесались в области макушки). Странно все это, странно… и по общему фону напоминает западню. Полуфразы, полувзгляды, полужесты. Я же видела, Кондрашов не светился заботой и благородством, и Герман явно страдал перевозбуждением (то есть улыбка, приподнятые брови, два «кхм» и постоянное вкрадчивое «Наташа» – в его случае приравнивается к взрывоопасному перевозбуждению), так почему же меня сначала пригласили на ужин (и это после жалкого пятнадцатиминутного разговора утром), а затем оставили на ночь? Хороший вопрос…
Прошмыгнув за дверь, я устремилась к лестнице, находящейся в самом конце левого крыла. Лестниц на второй этаж, как я поняла, три: одна главная – в центре дома – и две по краям (шанс остаться незамеченной очень высок).
Перешагивая через ступеньку, давясь смехом, я оказалась на втором этаже и сразу отметила, что потолки здесь ниже и обстановка более мрачная (или строгая, кому как нравится). Я смутно представляю обитель графа Дракулы, но некоторые ассоциации пробежали холодком по спине. Коричневые с красными прожилками обои, болотные шторы и ковры, коричнево-черная мебель и редкая позолота, не облегчающая интерьер, а, наоборот, подчеркивающая отсутствие солнца на этих отдельно взятых квадратных метрах.
– Добрый вечер, Дмитрий Сергеевич, – прошептала я и осторожно шагнула на ковер.
Левое крыло второго этажа тоже попахивало одиночеством, но все же здесь присутствовали «следы человека». И эти невидимые следы вели к роскошной библиотеке и к комнате, предназначения которой я не поняла. Возможно, здесь, среди мебели из красного дерева и коричневых диванов, изредка проходят деловые совещания, переговоры или еще какая-нибудь помпезно-официальная мутотень, от которой у нормальных людей сводит зубы и голова тянется к подушке. Вдохнув воздух, пропитанный чернилами, соглашениями и сделками, я двинулась дальше. Кругом царила абсолютная тишина, и мое безнаказанное любопытство росло и крепло с каждой минутой.
Не обнаружив больше ничего интересного в левом крыле, миновав центральную лестницу, я заторопилась дальше, но тут же была вынуждена замедлить шаг и прислушаться. В этих комнатах жили. Вернее, в одной из них точно. Запах, самодовольные лица зеркал и большое количество различных часов говорили об этом.
Адреналин смешался с «Кьянти», сердце ухнуло, и я остановилась.
Меня застукают, обязательно застукают…
– Застукают, – прошептала я, глупо улыбаясь, и… пошла вперед.
Не встретив никаких преград, я преспокойно добралась до конца правого крыла и разочарованно стала спускаться по лестнице. Ну и где тайны? Где призраки или на худой конец гробы с вампирами? Где запертые двери, ключей от которых не существует, где коллекция холодного или огнестрельного оружия?
На первом этаже я уже чувствовала себя как дома, поэтому волнение улетучилось, а любопытство притупилось. Но, кажется, я слишком рано сдалась – до моих ушей долетел еле слышный скрип и громкий чеканный голос Кондрашова (слов не разобрать), затем хлопнула дверь и воцарилась тишина.
Вперед! Я согласна на любую самую крохотную сенсацию, на любой всплеск океана, в котором обитает Акула, на любую ветку на берегу этого океана, да на что угодно! Я маленький сумасшедший анчоус, у меня свербит во всех жизненно важных органах, и я хочу хотя бы одну тайну, хотя бы одно оправдание моего присутствия в этом гулком особняке!
Сама не знаю, почему юркнула под лестницу – меня вело чутье охотника, желающего раздобыть достойный трофей, меня вело чутье ныряльщика на глубину, мечтающего о перламутровой жемчужине, меня вело само провидение…
Я увидела узкую металлическую дверь и распахнула ее. Тесный медицински белый коридор резко сворачивал, звал за собой, подбадривал, и я, ни секунды не размышляя, устремилась вперед. Здесь тоже оказалась лестница, наверняка ведущая на балкон одной из комнат второго этажа, но она не вызвала интереса. Я уже поняла, где нахожусь – пожарный выход или что-то вроде этого (и уверена, он не единственный, наверняка в левом крыле тоже имеется такой же тесный коридорчик).
Коридор оборвался монолитной дверью. Позабыв о страхе, я нажала на холодную металлическую ручку и дернула ее…
Передо мной появилась еще одна дверь – добротная, богатая, красивая… Дверь, отделяющая меня от чего-то очень интересного, дверь со старомодной узкой замочной скважиной, позволяющей увидеть и услышать слишком многое…
Выбрав подходящую позу, хорошенько отклячившись, позабыв об элементарном воспитании и порядочности, я заглянула в замочную скважину.
Теперь перед моим наглым взором оказался кабинет Кондрашова вместе с его хозяином и Германом. Дмитрий Сергеевич сидел в кресле около шкафа, напротив двери, закинув ногу на ногу, скрестив руки на груди. Видок у него был удовлетворенно-решительный.
Герман стоял левее – спиной ко мне, и я видела только часть его подтянутой фигуры.
– …такого крупномасштабного строительства еще не было… мы будем первыми. Лучшей земли, месторасположения и не нужно. Целый город различных домов… Я уже связался с администрацией… – долетел голос Кондрашова, и я прижала ухо к двери, чтобы ничего не пропустить. – …пока есть только одна загвоздка…
– Какая? – спросил Герман.
– Соседний участок в десять гектаров уже имеет собственника. А эти десять гектаров для меня очень важны… они попадают чуть ли не на середину проекта.
– Могут быть трудности с покупкой?
– Не думаю. Завтра в одиннадцать я начну переговоры. Попроси Аду Григорьевну приготовить поздний завтрак и накрыть стол в малой гостиной. Обязательны кофе и круассаны, все остальное на ее усмотрение.
Локоть Германа задергался, из чего можно было сделать только один вывод – он строчит указания в неизменный блокнот.
– Значит, завтра этот человек приедет сюда? – уточнил он.
– Да.
К чему ложная скромность?! Ну же, Герман, спроси имя, фамилию, адрес. Кто этот неизвестный? Хотя, кем бы он ни был, Кондрашова ничто не остановит… Он предложит любые деньги, любые условия, он не позволит перечеркнуть столь великий замысел! И страшно подумать, что ожидает несговорчивого собственника десяти гектаров земли.
Кажется, на моих губах застыла хищная улыбка.
– …«Оникс» – проект, который меня интересует сейчас больше всего, остальным пусть занимаются заместители.
Имя, имя!
– Что вам понадобится для встречи? – в голосе Германа появился оттенок заинтересованности.
– Ничего особенного, – резко ответил Кондрашов и добавил тише: – Только кофе и круассаны…
Я выпрямилась и прижалась спиной к стене. Ах, какой накал страстей! Вот она – многогранная кухня бизнеса: в кастрюлях кипят амбиции, на сковородках жарятся неугодные, и щекочет нос аромат специй (перетертые в пыль денежные знаки всех мастей)! Дмитрий Сергеевич, вы великолепны!
Вновь заглянула в замочную скважину я минуты через три, отдышавшись, получив первое адреналиновое удовольствие. Кондрашов теперь стоял у окна, Герман переместился к книжным полкам. На сцене произошли еще некоторые изменения, и я попыталась уловить какие. Пожалуй, в кабинете больше не присутствовала официальность, она ушла, тихо прикрыв за собой дверь, ее место заняла обманчивая невозмутимость.
– …я не уверен насчет нее.
– Что вас смущает?
– Она производит впечатление независимой и самостоятельной женщины.
– Это минус?
– Не знаю… – Кондрашов покачал головой и развернулся в сторону Германа. – Меня устраивает ее внешность… почти устраивает, образование, манеры, но я не уверен насчет характера.
– Пока вы ее мало знаете.
– Поэтому и говорю, что не уверен.
А дальше все интереснее и интереснее… они разговаривают о женщине! Надеюсь, это не дежурный разговор о соискательнице на горячую вакансию старшего менеджера по продажам, надеюсь, это разговор именно о женщине.
– Наташа производит очень благоприятное впечатление, а ее самостоятельность только плюс, – произнес Герман, и слова влетели в мое ухо шершавой пчелой.
Наташа.
Наташа.
Наташа…
Они разговаривают обо мне?
Возможно.
Почему бы и нет.
Я все-таки занимаюсь преображением левого крыла дома.
Но при чем здесь мой характер?
А самое главное – с какой стати они называют меня женщиной, а не девушкой? Мне всего-то тридцать лет!
– …она вызывает положительные эмоции, – поймала я хвост ответа Кондрашова.
Спасибо, родной.
– И есть некоторый плюс в том, что именно Наташа обустраивает левое крыло. Она сделает все по своему вкусу, а значит, ей будет комфортно у вас, – продолжил Герман пиар.
– Я тоже думал об этом… Уже давно я принял решение отдать жене левое крыло полностью, у каждого в семье должна быть своя территория, это, на мой взгляд, сокращает количество совершенно ненужных ссор.
– Вы пригласите Наташу на ужин и завтра?
– Скорее всего, да. Дня три мне хватит, чтобы определиться – подходит она или нет. Конечно, дальнейшие отношения могут многое изменить, но я должен понять: стоит форсировать события или лучше выбрать другую женщину.
Да, они разговаривают обо мне…
Кондрашов направился к столу и сел, теперь я могла видеть его только сбоку.
– Мне нужна жена, Герман, – устало произнес он и, кажется, вздохнул. – Я рассчитываю на твою помощь.
– Присмотритесь к Наташе повнимательней, не торопитесь с выводами.
– Пожалуй, я прислушаюсь к твоему совету, тем более что особого выбора, как я понимаю, пока нет.
Медленно выпрямившись, я уставилась на дверь, отделяющую меня от «жениха» и «свахи». Это ж до чего мир бизнеса крут! А! Жена с доставкой на дом… Развернувшись на пятках, я сомнамбулической походкой направилась к выходу из тесного коридора. Пожалуй, большего мне знать и не следует… Достаточно.
Через пару минут я уже мерила левое крыло гневными шагами. Вернее, сначала они были не гневными, а нервными, а уж потом вскипели мысли и чувства. Столько слов рвалось на свободу, столько «какого черта!» терзало душу, столько обиды бежало по венам, столько недоумения, злости, горечи скакало на языке… О, это вам не Листопадов со скромным броском вперед на жертву из-за угла – нет! Не тот уровень! Это Дмитрий Сергеевич Кондрашов – Акула! Гигантская Акула!
Еще через пару минут, упав в кресло, свесив руки с подлокотников, я почувствовала приближение приступа вялой апатии, а еще через минуту мстительная улыбка растянула губы. Мои дорогие, пришло время отбросить чувства и хладнокровно проанализировать ситуацию.
Справка
Что мы имеем?
Дмитрий Сергеевич Кондрашов, переутомившись однажды на работе, решил сочетаться законным браком с подходящей девушкой. Ах, извините, женщиной. Верный Санчо Панса (он же Герман) взялся ему помочь: прикинув, какими качествами должна обладать достойная кандидатура, он пошел в народ. Но не дошел, потому что по пути ему встретился вполне подходящий экземпляр в количестве одна штука, который был сразу же взят на заметку и помещен под лупу для дальнейшего изучения.
То есть я.
P.S. Спасибо за доверие.
Все сходится. Непонятное стало доступным. Вот почему Герман при первой встрече задавал личные вопросы, вот почему Кондрашов согласился поговорить со мной, вот почему я была приглашена на ужин (наверняка скрепя сердце – не очень-то она нравится, но жениться надо), вот почему я сейчас здесь. И реакция Ады Григорьевны понятна: сначала я была дизайнером-гостем, вызванным для улучшения дома, а затем я превратилась в особу, претендующую на место хозяйки. Большая разница!
Но почему… Как? Как Кондрашов докатился до жизни такой? Неужели в его окружении нет положительной кандидатуры? Или жена, занимающаяся бизнесом, ему не нужна?
А главное – мне оказали великую честь! И я фигурирую на первой строчке рейтинга!
«Наташа, а как вы обычно проводите свободное время?»
А у меня теперь нет свободного времени, потому что я готовлюсь к свадьбе!
«Наташа, а как вы обычно отмечаете праздники? Скоро Новый год».
Это семейный праздник, и мы, конечно, отметим его вместе. Что вам положить под елочку?
«Где вы живете?»
Здесь! Здесь я живу!
Они сумасшедшие. Оба. Честное слово, сумасшедшие… Разве они не знают, что люди так не женятся? И что невест так не выбирают. Нельзя же ткнуть в человека пальцем, затем месяц его окучивать (а у Кондрашова срок от месяца до двух), а потом отправиться в загс. То есть можно, но это диагноз.
А крыло… Левое крыло дома… Вот это самое… Они хотели его изменить для родственницы… ага, для родственницы, которой пока нет… Они мялись, жались, становились похожими на буро-зеленых балтийских угрей и на изменчивых мадагаскарских хамелеонов, они прикидывали, вычисляли и наконец-то… и наконец-то решили дать мне шанс!
«Пожалуй, я прислушаюсь к твоему совету, тем более что особого выбора, как я понимаю, пока нет».
Только за одну эту фразу, Дмитрий Сергеевич, вас нужно бросить прямо у дверей загса. И я могу это сделать. Хотите проверить? Мы идем рука об руку, неспешно плывет очаровательная музыка, мелькают цветы и нездорово-радостные лица приглашенных, суетятся фотографы – остались считаные минуты до встречи с кольцами, и тут…. И тут я останавливаюсь, поворачиваюсь и говорю: «Ой, извини, я забыла выключить утюг», развожу руками, мол, ничего не поделаешь (милый, дорогой, единственный), и быстрым шагом чешу обратно, а каблуки – цок, цок, цок… Супер! И можно не оборачиваться – совершенно лишнее движение, которое уже ничего не добавит к торжеству справедливости. Дмитрий Сергеевич, вам нужна только я! Не тратьте время попусту на других представительниц женского пола! Со мной вам будет хорошо! Не сомневайтесь!
Они сумасшедшие.
Они сумасшедшие.
Они сумасшедшие.
Чокнутые.
Несмотря на явное перевозбуждение от услышанного, я все же решила поспать. Вновь превратившись в учебно-тренировочный «Як-7», я спилотировала на кровать. Но заснуть сразу, конечно, не удалось – смех перекатывался шерстяным клубком в животе и рвался наружу. Мысленно я разговаривала то с Германом, то с Кондрашовым и мысленно же крутила пальцем у виска. А через полчаса я задала себе запоздалый, но весьма актуальный вопрос: а что ты теперь будешь делать, Наташа? Я даже задала его два раза: а что ты теперь будешь делать, Наташа???
Ответа не было.
Он где-то потерялся.
Заблудился в бесконечных комнатах этого дома.
Или спрятался в укромном уголке.
Или он хитро подружился с шерстяным клубком смеха и баловался, щекоча мой живот.
Мне до дрожи хотелось понаблюдать за дальнейшими шахматными ходами Германа и Кондрашова, за ухаживаниями (интересно, что они подразумевают под этим?), за меняющейся картинкой брачных танцев. Мне до дрожи хотелось стать зрителем комедии «Раз особого выбора нет, я женюсь на ней». Скажите, разве вы пропустили бы такую многообещающую премьеру?
Все-таки права была Скарлетт О’Хара, когда говорила: «Я подумаю обо всем этом завтра…»
А знаете, что еще не дает мне покоя?
Проект «Оникс» и тот человек – владелец решающих десяти гектаров земли, который завтра приедет к Кондрашову и скажет ему либо «да», либо «нет».
«Что вам понадобится для встречи?»
«Ничего особенного, только кофе и круассаны…»
А вам не кажется, что этот человек – женщина?
