«БМВ» Пэдди Нортона запаркован на Уиклоу-стрит, рядом со зданием «Луи Копленда». Хозяин автомобиля сидит напрягшись, очумело пялится на мобильник. Не может отойти от шока: как, во имя всего святого, мог Ноэль Рафферти очутиться в баре сорок пять минут назад?

И что теперь прикажете делать?

Он мнется, кладет телефон на папки, лежащие рядом, лезет в карман, достает оттуда маленькую серебряную таблетницу. Открывает ее, выстукивает на ладонь две таблетки наролета. Подносит их ко рту, отправляет внутрь, проглатывает без запивки. Учитывая алкашку в крови, они сработают довольно быстро. И он успокоится.

На улице свежо, но он взмок. Вытирает тыльной стороной ладони верхнюю губу.

Ерзает по сиденью, пытается устроиться поудобнее — с его габаритами это не так-то просто. Но ничего: автомобиль дорогой, просторный — выдержит.

Он снова опускает взгляд на телефон.

Ноэль и так убил его своим неожиданным появлением в баре, а что случилось потом? Что это было? Вдруг побелел как мел, умчался: ни слова тебе, ни объяснения. Кто ему, интересно, позвонил? Неужели сдали?

Вряд ли.

Да и кто? Надо с Фитцем потолковать. Они, понятное дело, решили неделю-другую не выходить на связь, но теперь какая разница? Теперь обстоятельства изменились.

Он снова берется за телефон, находит номер, яростно нажимает «позвонить».

Пока он ждет, наролет потихоньку начинает действовать — пока еще скромно, непроявленно.

Еще немного, еще чуть-чуть.

Еще немного — и ему придется напоминать себе, что на самом деле он чертовски рассержен.

Даже так? На звонок отвечают:

— Салют!

— Что там?

Сначала молчание, потом:

— Черт возьми! Мы же решили…

— Что там?

Опять молчит, небось закатывает глаза. Потом говорит:

— Там все нормально. По плану.

— По какому, на хрен, плану? Я только что выпивал с ним в баре.

— О чем ты? Мне только что подтвердили.

Нортон молчит. Он медленно, тяжело, довольно громко дышит. Держит паузу.

— Дело сделано — час назад, даже меньше.

Нортон работает над собой, пытается сдерживаться.

Ему и хотелось бы по-другому, понагляднее, но невозможно: они же по телефону говорят. Придется объяснять по буквам.

— Слушай, я не знаю что, как и почему, — в итоге произносит он: наролет уже накрыл его тяжелым снежным одеялом. — Но знаю, что накладка вышла. Перепроверь информацию. Боже мой, только этого нам не хватало! Я перезвоню.

Кладет телефон, собирается заводить двигатель. Вдруг звонок — Вивальди, одно из «Времен года».

Он опять хватает трубку, надеется, что это Рэй Салливан. В Нью-Йорке на четыре часа раньше — Рэй вполне еще может быть в офисе.

Смотрит на экран.

Это не Рэй. Это Ноэль.

Нортон собирается с духом:

— А с тобою-то что стряслось?

— Слушай, Пэдди, извини. Я так… умчался. У нас несчастье в семье. Горе… настоящее горе.

— Господи, — замирает Нортон, — что стряслось?

— Моего племянника застрелили. В пабе. Насмерть.

Нортон закрывает глаза, восклицает:

— Ни хрена себе!

Потом громко выдыхает, сдувается, подобно шарику.

— Вот такая история, — продолжает Ноэль. — Я у сестры. Она, естественно, еле жива. В доме полиция. Кошмар.

— Ноэль, я искренне сожалею, — очень ровно произносит Нортон. — Твой племянник — это не…

— Да, сын Катерины, Ноэль. Пацан, конечно, по уши увяз в дерьме — нельзя сказать, что я удивлен. Но от этого не легче.

Нортон опять выдыхает. Ну и дела!

— Короче, я умчался, — продолжает Ноэль, — и забыл на барной стойке папку, мою папку…

— Да, — отвечает Нортон, — папка в порядке, я ее взял.

— Это хорошо: она мне понадобится. Уже сегодня. Мне там нужно кое-что проверить…

— Послушай…

— …Перед завтрашним разговором.

— Ноэль, ну хватит уже.

— Нет.

— И что, блин, прикажешь говорить Рэю Салливану?

— Я не знаю. Скажи ему правду.

— Ноэль, какого…

— Пэдди, прости, но так… так нельзя.

Нортон пялится в окно, на Уиклоу. На другой стороне улицы — несколько молодых девушек. Холод им нипочем: они в коротких легких платьицах. Километры плоти наружу: ноги, руки, спины — все обнажено, но не влечет, не привлекает. Девицы напоминают стайку странных животных, рыщущих в поисках еды и пристанища. Одна подотстала, пьяненько бредет по тротуару. Нортон задумывается о своей дочери, представляет ее в подобной ситуации. Его захлестывает волна настоящих — неподдельных и весьма мелодраматичных — эмоций. Наролет иногда проделывает такие трюки: выжимает из него слезу, пробивает на сантименты. И пусть: ему так нравится, он даже жаждет этого.

— Пэдди?

Нортон приходит в себя. Смотрит на торпеду, пытается сосредоточиться.

— Ладно, ладно, — произносит он. — Ноэль, не хочу больше спорить: дело твое. Давай встретимся — я отдам тебе папку.

— Я могу к тебе домой заскочить.

— Не надо. — Нортон медлит, закрывает глаза. — Я пока в городе. Давай где-нибудь на полпути пересечемся.

— Идет.

Они договариваются. На парковке за «Мораханом». Через сорок пять минут.

— До встречи.

— Ага.

Нортон застывает с трубкой в руке. Ему кажется, телефон весит целую тонну.

Видит Бог, он никогда не желал этого.

В девелопменте он уже более тридцати лет. За эти годы наваял бесчисленное множество гостиниц, жилых кварталов, офисных центров, парочку-другую торговых комплексов — и здесь, и в Великобритании. Он заработал приличную репутацию — себе, друзьям — и денег немало… И не позволит какому-то офигевшему сучонку, этому Ноэлю Рафферти, спустить все прямиком в унитаз…

Нортон качает головой.

…И уж точно не из-за такой лабуды…

Нортон неожиданно подносит руку к груди, морщится.

Он не шевелится, почти не дышит, считает секунды: пять, десять, пятнадцать. Это что еще за новости? Просто перехлест эмоций или действительно аритмия? Просто сигнал или предвестник чего-то серьезного — обширного инфаркта, например?

Кто знает.

Он ждет еще немножко; похоже, отпускает.

Бросает взгляд на часы, потом опять на мобильный. Набирает Фитца, снова ждет.

Бог свидетель, он никогда не желал этого. Никогда.

— Салют.

— Нужно увидеться.

— Зачем? Когда?

— Сейчас. В ближайшие двадцать минут.