Часть седьмая
ВСЕ КНИГИ МИРА

Юлиану нравилось плавать на заре, когда солнце отражалось от моря, окрашивая его в розовый цвет. Он смотрел на город издалека и мог четко различить старую, византийскую часть, разрушенную Лицинием, и новую, еще строящуюся.

Огромный императорский дворец (который так неистово желал возвести дядя Юлиана Константин) и новый порт, в котором корабли греческих торговцев отдыхали, прежде чем отправиться к Трапезунду и заполнить трюмы драгоценными грузами с Востока. Статуя основателя города, развернутая к морю, — колосс, являющий Константина в образе Аполлона. Прекрасные сады, террасами спускающиеся к морю. И самое любимое место Юлиана в Константинополе — дворец Дафна, целый комплекс небольших изысканных помещений, предоставляемых императором высоким гостям.

Обычно Юлиан приезжал сюда верхом из Никомедии и плавал в этой сокрытой от посторонних глаз бухте Золотой Рог, в уголке моря, смотрящем на восток.

Восток… тайна и угроза. Оттуда персы с незапамятных времен грабили Византию и империю. Но оттуда доходили и сказочные легенды, а главное — учения мыслителей, которые Юлиан хотел узнать глубже. С детских лет им владела страсть к знаниям, позже — к книгам по философии, помогавшим понять смысл происходящего. Понять, например, почему его кузен Констанций, принявший христианство, убил своего отца и всю семью, оставив в живых только его, шестилетнего Юлиана, и его старшего брата Галла — очень больного, который, по слухам, должен был скоро умереть.

«Как совместить веру в Христа и убийство?» — спрашивал себя Юлиан. Он воспитывался в арианстве. Христос для него был не Богом, но подобен Богу. Так утверждал Арий, и Юлиан повторял эту догму всякий раз, когда размышлял о вере. Но он знал, что такая точка зрения могла быть смертельно опасной. Как, впрочем, и строго противоположная. Он помнил, что случилось с монахами — последователями учения Афанасия Александрийского, который утверждал, что Христос и Бог единосущны. Монахов убили их же братья-христиане. Старая Византия была разрушена братоубийственной войной между последователями Христа. Константинополь жил при постоянном терроре. Не к тому привело принятие религии, которая должна была основываться на любви.

Любви, которой Юлиан никогда не знал. Его мать Базилина умерла почти сразу после его рождения в 331 году. Отец всегда отсутствовал, будто сам искал смерти. Поэтому вся любовь Юлиана принадлежала местам, в которых он провел детство и юность, — дом в деревне бабушки, города, куда Юлиана перевозили, не спрашивая его согласия: Вифиния, Мацеллум, Пергам, Антиохия и, наконец, Афины. Афины — город, где он хотел бы поселиться навсегда. Но конечно, больше всего на свете он любил море — воду, в которой чувствовал себя как в родной стихии.

Вот и сейчас мощные гребки доставляли необъяснимую радость, освобождали дорогу мыслям. Юлиан плыл в ожидании, когда на востоке поднимется солнце, олицетворяющее его бога.

«Бог, который противопоставляет себя другим культам, не может творить любовь среди людей. Византийский Бог входит в конфликт с богами других народов. Но как решить, кто из них бог настоящий? И где, на чьей стороне истина?» Юлиан был убежден, что истина не может быть установлена раз и навсегда никаким отдельным богом. Он не мог забыть слов Максима, человека, посвятившего его в таинства мира: «Никого нельзя принуждением приобщить к истине. В тот самый момент, когда заставляешь кого-нибудь следовать твоему кредо, отрицаешь саму истину, которая может цвести только на свободе. Свободе искать Бога везде, где можно заметить Его присутствие». Везде.

Юлиан снова погрузился в воду и остался на глубине, затаив дыхание, как ребенок в утробе матери. В этот момент солнце взошло над полоской земли, смотревшей в сторону Черного моря. Юлиан всплыл и на миг замер, весь пронизанный солнцем. Император, обласканный богами.