Пытаюсь выйти в Интернет с компьютера Марселя. Невозможная задача — телефонная связь внутри квартиры Раймона практически антикварная. Но к счастью, у меня есть кабели, которыми снабдил меня Марсель. И наконец-то я в Сети.

В строке «Поиск» пишу: «Шопен», потом «Мария Валевская». Найденное полностью захватывает меня, я теряю ощущение реальности. Поразительно, несчастная пани Валевская всецело посвятила себя Наполеону. Думаю, что я не смогла бы любить кого-то столь же сильно. Да, у меня случались сентиментальные истории в Новом Орлеане, но можно сказать, что к своим тридцати годам я еще никогда по-настоящему не любила. Читая историю Валевской, я чувствовала себя ближе к ее сыну, чем к ней самой. Ведь и я выросла без отца, даже не знаю его имени. И тоже рано потеряла мать. Правда, Александр Валевский смог добиться многого, даже стал министром французского правительства. Мое же пребывание во Франции пока ни к чему хорошему не привело. И место, которое я могла бы занять в Париже, — пока только камера в тюрьме.

В моей жизни никогда не было авторитетного мужчины, к которому я могла бы обратиться. Возможно, именно это сделало меня неспособной надолго и глубоко привязываться к людям. Единственный любимый и родной мне человек — моя бабушка. Несколько лет назад я собиралась даже обратиться к психоаналитику, чтобы выявить корни проблемы. Но тогда бабушка нашла правильные слова: «Тебе это не нужно. Будь спокойной и никогда не позволяй никому вторгаться в твою интимную жизнь. Тем более завладевать и управлять ею. Ты сама можешь решать свои проблемы».

Из Интернета продолжаю узнавать все новые любопытные вещи. Например, отец Шопена был учителем Валевской и повлиял на ее воспитание. Фредерик родился позже и никогда не был знаком с ней, но какая-то невидимая связь соединяет их судьбы.

Перехожу к биографии Моррисона. Сначала более или менее известные факты, а дальше… три детали. За несколько месяцев до смерти солист «The Doors» жил в том же номере парижской гостиницы, в котором умер Оскар Уайльд, — в комнате номер шестнадцать гостиницы на улице Боз-Ар. Следующий факт напрочь ошеломляет меня: Моррисон был найден мертвым в ванной. Это было на улице… Ботрейи. На той самой улице, где расположен дом, в котором я сейчас нахожусь.

Раймон точно должен знать что-нибудь об этом. Нужно спросить его при первой же возможности.

Третья странность: дата смерти Моррисона в Париже — это день моего рождения. 3 июля 1971 года. Данный факт вообще выбивает меня из колеи, хотя я понимаю, что это просто совпадение. Будто петля затягивается, и я чувствую себя в западне. Чтобы освободиться, углубляюсь в Интернет, изучаю карту кладбища и расположение различных могил.

Моррисон — недалеко от главного входа, чуть справа; Оскар Уайльд — в противоположной стороне; а могила Шопена где-то посредине между ними. Не могу найти на схеме, где точно похоронена Валевская, она даже не упоминается в списках.

Прежде чем закончить поиски, решаю узнать, пишут ли что-нибудь о выставке, которая еще открыта в галерее «Золотой век». Но особенно хочу прочесть новое об «американке, совершившей убийство». Ввожу фамилию «Морсо» и вижу результат. Кровь стынет у меня в жилах.